Его зовут Роберт «такой-то», сказал я Жизель после семинара.
Отлично! Сейчас проверю мой список.
Жизель склонилась над длинной компьютерной распечаткой. Ее профиль был само совершенство, вроде тех, что используют в рекламах.
А вот есть один! Правда, этот парень исчез в апреле 1985-го, и ему тогда было шестьдесят восемь. Постойте! Вот еще один! И он исчез в августе! Ой, нет, ему тогда было только семь лет. Значит, сейчас ему двенадцать. Она с грустью посмотрела на меня. Это были единственные два Роберта.
Этого я и боялся.
Он должен где-то быть! взвыла она. Где же должны быть сведения о его существовании? Мы наверняка что-то упустили. Какую-то важную подсказку
Жизель вскочила на ноги и принялась расхаживать взад-вперед по моему кабинету. И тут на глаза ей попалась стоявшая у меня на столе фотография моей семьи. Жизель стала расспрашивать меня про мою жену: где мы познакомились и всякое такое прочее. Я рассказал о том, когда я познакомился с Карен, и немного о детях. Тогда она снова села и рассказала мне о себе то, чего прежде не рассказывала. Я не хочу вдаваться в подробности, но Жизель была близко знакома со многими знаменитыми журналистами и спортсменами. Однако суть была в том, что, несмотря на то, что у нее было множество друзей-мужчин, она так и не вышла замуж. Я не решился спросить ее почему, но она сама ответила на мой немой вопрос:
Потому что я идеалистка, во всем ищу совершенства, и вообще, у меня тьма недостатков. Взгляд ее унесся в далекое прошлое. И я ни разу не встретила человека, которому могла бы отдаться целиком и полностью.
Тут она повернулась ко мне. В порыве беспомощного эгоизма я с уверенностью подумал: сейчас она скажет «до сегодняшнего дня». Руки мои почему-то потянулись к галстуку.
И вот теперь я его теряю. Голос ее звучал жалобно. И ничего уж тут не поделаешь!
Она влюблена в прота!
Сраженный разочарованием, смешанным с облегчением, я, не задумываясь, выпалил глупость:
У меня есть сын, который вам может понравиться. Я имел в виду Фрэда; он только что получил роль в комедийном спектакле маленького театра в Ньюарке.
Лицо Жизель осветилось нежной улыбкой.
Пилот, который решил стать актером? Сколько лет ему на этой фотографии?
Девятнадцать.
Он симпатичный, правда?
Пожалуй. Я с любовью посмотрел на фотоснимок, стоявший у меня на столе.
Эта фотография напоминает мне мою собственную семью, сказала она. Мой отец так нами гордился. Мы все стали профессионалами в той или иной области. Роннихирург, Одридантист, Гарриветеринар. Одна я ни то ни се.
Я бы этого не сказал. Это вовсе не так. Вы одна из лучших журналисток в стране. Разве лучше быть второсортной в какой-то другой области?
Жизель улыбнулась и кивнула в знак согласия.
А вы на этой фотографии напоминаете мне моего отца.
Чем же это?
Даже не знаю. Он был таким милым. Добрым. Вам бы он понравился.
Скорее всего. А можно вас спросить: что с ним случилось?
Он покончил с собой.
Очень вам сочувствую.
Спасибо, сказала она и словно сквозь сон добавила:У него был рак. Он не захотел быть нам обузой.
Мы сидели у меня кабинете, каждый думал о своем, и вдруг я нечаянно взглянул на часы.
Боже мой! Мне надо бежать. Мы сегодня идем на спектакль с участием Фрэда. Он играет репортера. Хотите пойти вместе с нами?
Спасибо, не могу. Мне надо поработать. И поразмыслить.
Когда мы вошли в лифт, я напомнил Жизель, что меня несколько дней не будет в городе и что я вернусь только в середине следующей недели.
Может быть, мы к тому времени уже разгадаем загадку! Завтра мне должны прислать список всех боен!
Она вышла на втором этаже, а я остался в пустом лифте, ощущая тяжесть всего тела и глубокую грусть, с трудом находя объяснение и тому и другому.
БЕСЕДА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Я вернулся на работу только в следующую среду. Не успел я войти в свой кабинет, как на меня повеяло запахом соснызначит, здесь побывала Жизель. Поверх огромной стопки бумаг на моем столе лежала записка, аккуратно выведенная зелеными чернилами.
В 1985году в городе, где есть бойня, обнаружено только одно исчезновение. Это было в Южной Каролине. Пропала женщина. Эту неделю буду в библиотеке просматривать все газеты за тот год. До встречи.
Ваша Жизель.
Пока я читал эту записку, позвонил Чарли Флинн, тот самый астроном из Принстона, коллега моего зятя. Когда он вернулся из своего отпуска в Канаде, Стив рассказал ему о различии между его орбитой вращения КА-ПЭКСа вокруг его солнц и орбитой, начерченной протом. Флинн проявил к этому огромный интерес. Он сказал, что расчет этот сделал один из его аспирантов. Узнав о версии прота, он собственноручно проверил расчеты и обнаружил, что эта орбита была точь-в-точь как у протамаятникообразная, а вовсе не восьмеркой. И все звездные карты, начерченные протом, тоже оказались точными. Я думал, что ничто, связанное с протом, меня уже не удивит, но то, что сказал этот маститый ученый, потрясло меня не меньше, чем поразило его самого. А сказал он следующее:
«Зацикленные ученые», как правило, люди с гениальной памятью, правда? Тут же случай другой. Угадать эту орбиту или вычислить ее с помощью интуиции просто невозможно. Я знаю: то, что я сейчас скажу, покажется безумием, но добыть эту информацию он мог, только побывав на этой планете!
И это сказал человек, столь же нормальный, как мы с вами!
Можно мне поговорить с вашим пациентом? продолжал профессор. У меня к нему тысячи вопросов!
Разумеется, я отверг эту идеюпо нескольким причинам. Однако я предложил ему прислать мне список из пятидесяти самых важных для него вопросов и уверил его, что с радостью передам их проту.
Только поторопитесь, добавил я. Он заявил, что покидает нас семнадцатого августа.
А вы могли бы сделать так, чтобы он задержался?
Вряд ли.
А можете попробовать?
Я уже стараюсь изо всех сил, заверил я его.
* * *
Все утро ушло на собрания и на интервью с третьим кандидатом на пост директора. Боюсь, что я не уделил ему заслуженного внимания. Похоже, он был довольно способный человек; у него было несколько отличных публикаций. Его специализацией был синдром Туретта, и он сам страдал этим заболеванием в легкой формев основном это выражалось в нервных тиках, и еще время от времени он называл меня «куском дерьма». Но я его почти не слушал, так как был поглощен мыслями о том, каким образом я мог бы достучаться до Роберта. В конце концов, меня осенила одна идея, и я с непростительным энтузиазмом воскликнул: «Ага!» Решив, что это восклицание относилось к его рассказу, наш гость, обрадованный моей заинтересованностью, уже не мог остановиться. При этом лицо его еще больше дергалось, а ругательства сыпались как из ведра. Я же не обращал на него никакого внимания, полностью поглощенный одним вопросом: можно ли загипнотизировать первичную личность, когда ее второе «я» уже находится под гипнозом?
* * *
Так, готов ко всему, сказал прот, прикончив огромную миску с фруктовым салатом и высморкавшись в салфетку. Бросив салфетку в миску, он уставился в одну точку у меня за спиной. Зная, как он мгновенно впадает в транс, я решил его попридержать.
Я сейчас пока не буду вас гипнотизировать.
Говорил вам, это не сработает, отозвался прот со знакомой мне усмешкой.
Я хочу сначала поговорить с вами о Роберте.
Улыбка тут же слетела с его губ.
Откуда вы узнали его имя?
Вы сами мне его сказали.
Под гипнозом?
Да.
Да, таких дураков поискать.
Что случилось с его женой и ребенком?
На лице у прота отразились растерянность и волнение.
Я не знаю.
Бросьте, уж это он вам сказал.
Ошибаетесь. С тех пор как я нашел его возле реки, он ни разу не упомянул их.
А где они сейчас?
Понятия не имею.
Одно из двух: или прот лгал, в чем я сильно сомневался, или он действительно не был в курсе того, что происходило с Робертом, когда его самого не было поблизости. Если последнее было верно, Роберт мог делать все, что угодно, в том числе пытаться покончить с собой, и прот ничего бы об этом не узнал. Теперь я был более чем когда-либо уверен, что должен достучаться до Роберта как можно скорее. Нельзя было терять ни минуты. Я поднялся и снял липкую ленту с пятна на стене. Прот немедленно вошел в глубокий транс.
Мы сейчас в настоящем времени. Прот? Вы это понимаете?
Да. Это не такая уж сложная концепция.
Хорошо. Роберт сейчас рядом с вами?
Да.
Пожалуйста, можно мне с ним поговорить?
Вы-то можете, но он скорее всего не станет говорить с вами.
Пожалуйста, уступите ему место.
Молчание. Роберт ссутулился и опустил голову.
Роберт!
Молчание.
Роберт, это доктор Брюэр. Пожалуйста, откройте глаза.
Роберт едва заметно пошевельнулся.
Роберт, я не просто пытаюсь помочь вам. Я знаю, что могу вам помочь. Пожалуйста, доверьтесь мне. Откройте глаза!
Его веки, задрожав, на мгновение приоткрылись и снова закрылись. А потом он заморгал, веки снова задрожали, и глаза его наконец целиком открылись. Взгляд его казался почти пустым. И все равно это было лучше, чем ничего.
Роберт! Вы меня слышите?
После паузы, показавшейся вечностью, последовал едва заметный кивок.
Хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы посмотрели на стену позади меня и сосредоточили свое внимание на обозначенном там пятне.
Его безжизненный взгляд, бесцельно вперившийся в край моего стола, чуть-чуть сместился вверх.
Немного выше. Посмотрите немного выше!
Медленно-медленно, дюйм за дюймом, взгляд его поднимался вверх. Полностью игнорируя мое присутствие, он сейчас смотрел на стену позади меня. Рот его приоткрылся.
Хорошо. Теперь слушайте внимательно. Я сейчас посчитаю от шести до десяти. Пока я буду считать, ваши веки станут тяжелыми, и вы начнете постепенно погружаться в сон. К тому времени как я досчитаю до десяти, вы уже будете в глубоком трансе. Но при этом вы сможете слышать и понимать все, что я скажу. И еще одноэто очень важно: когда я хлопну в ладоши, вы проснетесь. Понятно?
Едва заметный, но вполне определенный кивок.
Хорошо. Начнем. Шесть Я внимательно следил за тем, как опускались его веки. Десять. Роберт, вы меня слышите?
Молчание.
Роберт!
Что-то нечленораздельное.
Пожалуйста, говорите погромче.
Послышалось едва различимое «да», скорее напоминавшее бульканье. И все-таки он со мной начал общаться! В эту минуту я вдруг подумал: «А все-таки здорово, что я стал психиатром!»
Хорошо. Теперь слушайте внимательно. Мы будем путешествовать в прошлое. Представьте себе, что быстро перелистываете назад страницы календаря. 18 августа 1989 года, ровно год назад. А сейчас 1988 год, теперь 1987-й, а теперь 1986-й. А сейчас, Роберт, восьмое августа 1985 года, полдень. Где вы находитесь?
Несколько минут он сидел неподвижно, а потом прошептал:
Я на работе.
Голос у него был усталый, но звучал совершенно внятно, хотя и несколько выше, чем у прота.
Что вы там делает?
Обедаю.
Что вы едите?
Бутерброд с мясом и солеными огурцами, бутерброд с ореховым маслом и вареньем, хрустящий картофель, банан, два сахарных печенья и кофе в термосе.
Откуда у вас этот обед?
Лежал в сумке.
Вам его собрала жена?
Да.
Так. А теперь двинемся впередна восемь дней и два часа. Шестнадцатое августа 1985 года, два часа дня. Где вы сейчас?
На работе.
Что вы делаете?
Глушу бычка.
Так. И что вы видите?
Он вертится во все стороны, шумит. Я ударяю его еще раз. Теперь он затих. Роберт тыльной стороной ладони стер со лба воображаемый пот.
А теперь бычок движется дальше по конвейеру, чтобы следующий на конвейере перерезал ему глотку, верно?
Да, но сначала его свяжут.
А что потом?
Потом появится еще один, а потом еще один, а потом еще
Хорошо. Теперь рабочий день кончился, и вы едете домой. Вы подъехали к дому, выходите из машины. Идете по дорожке
Глаза Роберта вдруг расширились.
Там кто-то есть!
Кто? Кто это?
Я не знаю. Роберт взволнован. Он выходит из моего дома. Я его никогда раньше не видел. Он возвращается назад в мой дом! Что-то случилось! Я бегу за ним, вбегаю вслед за ним в дом. Боже мой! Нет! Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т!
Комнату оглашают стенания, Роберт мотает головой из стороны в сторону, глаза его, подобные лунам, огромны. Тут он переводит взгляд на меня, и поведение его поразительно меняетсяполная метаморфоза. Он смотрит на меня так, словно хочет меня убить.
Роберт! кричу я, со всей силой хлопая в ладоши. Проснитесь! Проснитесь!
Глаза его, слава Богу, немедленно закрываются, и он теперь сидит передо мной в креслеобмякший, изможденный.
Роберт!
Молчание.
Роберт!
Ни звука.
Роберт, не волнуйтесь. Все позади. Все в порядке. Вы меня слышите?
Ни слова в ответ.
Роберт, я хочу поговорить с протом.
Молчание.
Пожалуйста, дайте мне поговорить с протом. Прот? Вы здесь, рядом?
Я почувствовал, как тревога моя нарастает сильнее и сильнее. Неужели я был слишком напорист? А что, если
Наконец он приподнял голову, заморгал и открыл глаза.
Вы все-таки это сделали.
Прот, это вы?
Никак не могли сдержаться, а? Только он начал доверять вам, а вы ему рази в солнечное сплетение.
Прот, я бы и рад не торопиться, но вы же собираетесь семнадцатого нас покинуть. У меня времени в обрез!
Я же говорил вам: у меня нет выбора. Если мы не улетим семнадцатого, мы никогда уже не сможем туда вернуться.
Вы и Роберт?
Да. Только
Только что?
Только теперь он исчез.
Исчез? Куда он исчез?
Я не знаю.
Поищите получше, прот. Он должен быть где-то рядом с вами.
Уже нет. Его здесь больше нет. Вы его спугнули.
Так, я сейчас начну считать в обратном порядке от пяти до одного. И вы постепенно начнете просыпаться. На счет «один» вы полностью проснетесь и будете себя хорошо чувствовать. Готовы? Пять один.
Привет.
Как вы себя чувствуете?
Кажется, я переел фруктов. У вас есть что-нибудь от высокой кислотности?
Бетти даст вам это попозже. Сейчас нам надо поговорить.
А чем еще мы тут занимались последние три месяца?
Где сейчас находится ваш друг Роберт?
Понятия не имею, тренер.
Но вы мне раньше говорили, что он в «надежном месте».
Он там и был, а теперь он исчез.
Но вы могли с ним связаться, если бы захотели.
Может, да, а может, нет.
Ладно. Давайте еще раз поговорим о следующем: когда вы прилетели на Землю пять лет назад, Роберт пытался утопиться. Помните?
Как я могу такое забыть?
Но вы не знаете, почему он хотел это сделать?
Я думаю, потому что больше не хотел жить.
Вы хотите сказать, что понятия не имеете, из-за чего он был так сильно огорчен? Был в таком отчаянии?
По-моему, мы уже это проходили.
Я думаю, он кого-то убил.
Роберт? Не-е. Он может иногда вспылить, но
Я не думаю, что он намеревался кого-то убивать. Я думаю, что он застал кого-то у себя дома. Кого-то, кто сделал что-то дурное его жене и дочери. Он ведь, прот, всего-навсего человек. Он действовал не размышляя.
Этому я не удивлюсь.
Прот, послушайте меня. Вы помогли Хауи вылечить Эрни от его фобии. Я хочу вас попросить сделать кое-что для меня. Я хочу попросить вас вылечить Роберта. Давайте назовем это «заданием». Я даю вам задание вылечить Роберта. Вы возьметесь за такое задание?
Простите, но я не могу.
Какого черта? Почему?
Эрни хотел поправиться. А Роберт не хочет. Он хочет одного: чтобы его оставили в покое. Он теперь даже со мной не хочет разговаривать.
Вы помогли многим пациентам второго отделения. Я уверен, что если вы постараетесь, вы сможете помочь и Роберту. Пожалуйста, попробуйте.
Все, что пожелаете, сэр. Но на многое не рассчитывайте.
Хорошо. На сегодня, я думаю, достаточно. Нам обоим нужно время обо всем этом поразмыслить. Но мне хотелось бы назначить в воскресенье дополнительную встречу. Это мой единственный свободный день. Вы не против прийти со мной побеседовать в воскресенье?
А как же ваше обещание жене?
Какое обещание?
Что вы ни при каких обстоятельствах не будете работать в воскресенье. Если, конечно, не считать того, что вы хитрите и приносите работу домой.
Как вы об этом узнали?
Все об этом знают.
Хоть вас это и не касается, но она на две недели едет в Адирондаке вместе с Фишкой.
В таком случае я буду счастлив принять ваше милостивое предложение.
Благодарю вас.
Не стоит благодарности. Ну, теперь все?
Пока что все.
Пращевайте-е-е.
Я выключил магнитофон и плюхнулся в кресло, наверное, ничуть не менее обессиленный, чем Роберт. Я был очень недоволен этой беседой. Я поторопился, поступил рискованно и все испортил, возможно, непоправимо. Психиатр должен твердо знать: лечение психически больного человека подобно пению в опересо стороны кажется, что это проще простого, а на самом деле это тьма работы и коротких путей нет.
А с другой стороны, я, вероятно, не проявил достаточной настойчивости. Наверное, я должен был вынудить его рассказать мне в точности, что он увидел в тот августовский вечер, когда пришел домой с работы. Я теперь знал, что он натолкнулся на что-то ужасное, и даже догадывался, на что именно. Но моему пациенту это не помогло ни на йоту, а может, даже наоборот, все испортило. Более того, я пропустил исключительную возможностьузнать его фамилию! Неожиданно должность директора, свободного от ответственности за пациентов, показалась мне необычайно заманчивой.
Перед самым выходным Бетти объявила мне, что бросает свои попытки стать матерью, а я в ответ посочувствовал ей в том, что они не увенчались успехом. На что она ответила, что сочувствовать вовсе не стоит, так как на земном шаре уже более пяти миллиардов людей и, возможно, больше и не требуется. Даю голову на отсечение, она беседовала с протом.
Мы шли по коридору, и вдруг Бетти, ничего не объясняя, попросила меня пойти повидать Марию. Я посмотрел на часы: через пять минут мне надо было уже отправляться на благотворительный обед в «Плаза». Заметив мое замешательство, Бетти похлопала меня по руке и сказала: «Вы не пожалеете».
Я нашел Марию в комнате отдыха, где она беседовала с Эрни и Расселом. Она пребывала в совершенно несвойственном ей радостном состоянии, и я решил, что это было ее новое «я». Но оказалось, что это была сама Мария! И хотя ответ напрашивался сам собой, я не удержался и спросил ее, как она себя чувствует.
Доктор Брюэр, никогда в жизни я не была так счастлива. И все меня в этом поддерживают. Я точно это знаю.
Поддерживают в чем? Что случилось?
Я решила пойти в монахини! Здорово?
Я вдруг почувствовал, что расплываюсь в широченной улыбке. Такая простая идеякак же я сам до нее не додумался? Может, именно потому, что она была так проста. Наверное, у нас, психиатров, есть склонность все усложнять. Как бы там ни было, Мария была просто вне себя от радости.
Что же тебя натолкнуло на эту мысль? спросил я, чувствуя, что и мое настроение тоже поднялось.
Эрни объяснил мне, как важно было простить моего отца и братьев. И сразу все переменилось.
Я поздравил Эрни с такой замечательной идеей.
Это не моя идея, ответил Эрни. Это идея прота.
Рассел, похоже, был растерян и не знал, что и думать.
Этот человек изгоняет наших демонов силой Вельзевула, принца дьяволов, пробормотал он неуверенно и поплелся прочь.
Я ухожу туда, конечно, только на время, сказала Мария, провожая его взглядом.
Почему только на время?
Когда прот вернется, он возьмет меня с собой!
БЕСЕДА ПЯТНАДЦАТАЯ
В воскресенье поздним утром Карен вместе Ромашкой отбыли в Адирондакс. У Ромашки настроение было замечательное, точно как у Марии два дня назад, она прекрасно знала, куда они держат путь. Я пообещал к ним присоединиться через неделю-другую.
Фишка, по горло утопший в своей работе спасателя, поразмыслив, решил, что проводить время со своими старомодными «предками» ему вовсе ни к чему, и переехал к своему приятелю, родители которого только что уехали в отпуск. Оставшись один в доме, я решил, что лучше мне на время переселиться в гостевой номер при больнице.
В тот день я чуть не опоздал на встречу с протом. День был безумно жаркий, кондиционеры не работали, и я весь обливался потом, тогда как проту эта жара, казалось, была нипочемон просто взял и разделся до трусов. «Ну прямо как дома», прощебетал он. Я включил свой маленький вентилятор, который держал на пожарный случай, и мы занялись делом.
К сожалению, из-за неполадок в магнитофоне, которые я обнаружил только в самом конце, не могу представить содержание этого интервью дословно. Перед вами лишь краткое описание нашей беседы, основанное на моих попутных потных заметках.
Пока прот уничтожал неимоверное количество черешен и нектаринов, я подложил ему список вопросов, посланных мне по факсу Чарли Флинном. Я уже успел внимательно прочитать все пятьдесят тщательно подобранных вопросов, но, поскольку они носили чисто научный характер, меня в то время не слишком интересовали его ответы (если они вообще у него были). На один из них я и сам мог ответить: путешествие со светом осуществляется с помощью зеркал. Прот же при виде их слегка улыбнулся и заткнул лист за резинку трусов, рядом со своим неизменным блокнотом.
Не успел я ему это предложить, как прот уже нашел пятно на стене и мгновенно погрузился в глубокий транс. Я не стал терять ни минуты и, отпустив прота, попросил вызвать на разговор Роберта. Мой собеседник тут же сник. Он весь как-то съежился и стал медленно сползать с кресла, под конец чуть с него не свалившись, и в такой позе оставался до конца нашей беседы. Но о чем бы я ни заводил речьо смерти его отца, отношениях с друзьями (хулиганом и его жертвой), работе на бойне, местонахождении его жены и дочери, ничто не вызывало в нем ни малейшего отклика. Я осторожно заговорил о поливалках на лужайке, но и эта тема не тронула его ни на йоту. Казалось, Роберт заранее подготовился к противоборству, и что бы я теперь ни сказал, ничто не могло его вывести из этого состояния кататонии. Я испробовал все известные мне профессиональные маневры и любительские трюки, не побрезговав даже выдумкой фактов, которые мне якобы рассказал прот, а в конце даже обозвал его бесстыдным трусом. И все совершенно без толку.
Однако, когда я завел речь о его семье и друзьях, мне кое-что пришло на ум. Я снова вызвал прота и, когда тот вернулся, почувствовал большое облегчение. Я спросил его, согласится ли Роберт поговорить, если не со мной, то хотя бы с кем-нибудь другим. После минутного молчания прот ответил:
Скорее всего он согласится поговорить со своей матерью.
Я стал умолять его помочь мне ее разыскать. Сказать мне, как ее зовут, где она живет. И снова, после недолгого молчания, прот сказал:
Ее зовут беатриса. Это все, что я могу вам сказать.
Перед тем как разбудить его, я решил попробовать еще один выстрел вслепую.
Какая связь между поливалками для газона и тем, что случилось с Робертом семнадцатого августа 1985 года?
Вопрос этот вызвал у него искреннее недоумение (точно такое же, как и у незагипнотизированного прота), и в то же время не видно было ни малейших следов паники, которую тогда, Четвертого июля, вызвали включенные моей женой на заднем дворе поливалки. В полном отчаянии я разбудил прота, вызвал наших преданных охранников и очень неохотно отправил его назад во второе отделение.
На следующий день Жизель доложила мне, что почти всю прошлую неделю она вместе со своим другом провела в Исследовательской библиотеке в поиске и чтении статей, опубликованных летом 1985-го в маленьких городках (в тех, что имели скотобойни), но пока безуспешно, правда, еще предстоит просмотреть две большие коробки с микрофильмами. Я рассказал ей о том немногом, что успел разузнать. Жизель усомнилась, что имя матери Роберта сильно им поможет, но тут ей пришла в голову идея.
А что, если нам просмотреть дела за 1963 год, когда умер его отец? Вдруг нам попадется некролог человека, чью жену звали Беатриса, а шестилетнего сынаРоберт Черт! Почему я до этого раньше не додумалась?
Что ж, согласился я. Сейчас стоит пробовать все, что угодно.
За выходные дни Чак собрал все эссе на тему «Почему я хочу отправиться на КА-ПЭКС». И такое эссе написал не только почти каждый из пациентов, но и кое-кто из вспомогательного медицинского персонала, включая Дженсена и Ковальского. Случилось, что как раз на это время выпала моя очередная беседа с Бэсс, и во время нее я спросил Бэсс, почему она не участвовала в конкурсе.
Вы знаете, доктор, почему, ответила она.
Мне хочется, чтобы вы сами мне это сказали.
Им не нужна такая, как я.
Почему?
Я недостойна туда лететь.
Почему вы так думаете?
Я слишком много ем.
Послушайте, Бэсс, здесь все едят гораздо больше, чем вы.
Я вообще не заслуживаю того, чтобы есть.
Есть должны все.
Мне неприятно есть, когда существует столько людей, которым вообще нечего есть. Каждый раз, когда я начинаю есть, я вижу множество голодных лиц, заглядывающих в окно и наблюдающих за тем, как я ем, в надежде, что хоть что-нибудь упадет на пол, а когда что-то падает, они не могут проникнуть сюда и подобрать это. Им остается одно: ждать, когда понесут на помойку объедки. Я не могу видеть эти голодные лица и есть.
Бэсс, за окном никого нет.
О, они все там! Вы просто их не видите.
Вы не можете помочь им тем, что сами не едите.
Я не заслуживаю того, чтобы есть.
По этому кругу мы с Бэсс вращались уже не раз. Лечение не очень-то помогало ей воспринимать реальность. В периоды депрессии ее с трудом удавалось поддерживать электрошоковой терапией и хлозарилом, а в последнее время еще и присутствием Красотки. И когда я сказал ей, что Бетти собирается принести из приюта для животных еще с полдюжины котят, Бэсс слегка оживилась. Но пока мы не добьемся серьезных успехов в лечении параноидальной шизофрении и депрессии, Бэсс мало чем можно помочь. Мне стало даже немного жаль, что она не хочет лететь на КА-ПЭКС.
Кстати говоря, котенок совершенно прижился у Эда. Единственной проблемой стало то, что в психопатическом отделении теперь каждый хотел иметь животное. Один даже требовал, чтобы ему привели лошадь!
Во вторник, четырнадцатого августа, прот собрал всех в комнате отдыха. Предполагали, что он собирается произнести прощальную речь и объявить результат организованного Чаком конкурса эссе. Собрались все пациенты первого и второго отделений, некоторые из третьего и четвертого, включая Эда с Красоткой и Чокнутого, и весь медицинский персонал, включая санитаров, а прот вдруг исчез. Но тут же снова появилсясо скрипкой! Он протянул ее Хауи и попросил:
Сыграй что-нибудь.
Хауи замер.
Я не помню, как играть, сказал он. Я уже все забыл.
Ты вспомнишь, заверил его прот.
Хауи, не отрываясь, смотрел на скрипку. Наконец он пристроил ее под подбородком, провел по ней смычком, тут же потянулся за канифолью, предусмотрительно приготовленной для него протом, и вдруг зазвучал этюд Фрица Крейслера. Хауи несколько раз прерывал игру, но ни разу не начал играть сначала и не пытался исполнить этюд совершенно. А потом, почти без паузы, со счастливой улыбкой на губах, разразился сонатой Моцарта. Исполнял он ее не самым лучшим образом, но как только в полной тишине смолк ее последний звук, комнату сотряс гром аплодисментов. За всю карьеру Хауи это выступление было самое потрясающее.
Целый день после этой сцены все пациенты, за редким исключением, были в прекрасном настроении. И вели себя самым примерным образом, чтобы, не дай Бог, не упустить шанс абсолютно бесплатного путешествия в рай. Но прот не произнес никаких речей и не объявил, кого он берет с собой. Он явно не терял надежду уговорить Роберта.
Как это ни странно, но никто из пациентов, похоже, не был особенно расстроен. Все знали, что до отбытия остается еще несколько дней, и ничуть не сомневались, что к тому времени выбор будет сделан.
БЕСЕДА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Несмотря на то, что проту предстояло долгое и, очевидно, нелегкое путешествие, он выглядел, как всегда, раскованно. Он вошел ко мне в кабинет и стал оглядываться в поисках корзины с фруктами. А я в это время включил магнитофон и удостоверился, что он работает как следует.
Фрукты принесут в конце беседы, если вы не возражаете.
О, что вы! Это замечательно.
Садись, садитесь.
Покорнейше благодарю, сэр.
Как подвигается ваш доклад?
К отъезду я его закончу.
Можно мне будет взглянуть на него до вашего отъезда?
Когда я его закончу. Хотя сомневаюсь, что вам он будет интересен.
Поверьте, мне хотелось бы его увидеть как можно скорее. А как насчет вопросов доктора Флинна?
В дне всего двадцать четыре часа, джино, даже для КАПЭКСиан.
Вы по-прежнему собираетесь вернуться на вашу родную планету семнадцатого?
Я обязан.
Но остается всего тридцать восемь часов.
Вы сегодня в хорошей форме, доктор.