Ну так напои ее! Вот же баба-дура! в сердцах ругнулся сторож.
Мила стала меня поить и шептать:
Таня, нам нужно его отвлечь Но так, чтобы остальные ничего не заподозрили и не прибежали, пока мы не уйдем. Есть какие-то соображения?
У меня с соображениями было совсем туго, только одна идея притвориться, что мне плохо из-за беременности. Мила выслушала меня и заявила:
Нет, это никуда не годится. В таком случае он позовет всех на помощь Время не терпит Что ж, придется по старинке
Мила обернулась в сторону сторожа, зазывно улыбнулась и окинула его волооким взором:
Ну что ты бранишься, милый? Иди ко мне, и мы порадуем друг друга сидя рядом со мной у стены, Мила начала приподнимать юбку, оголяя ноги. Обалдевший от такого приема сторож как загипнотизированный наблюдал за движением ткани. Когда же юбка прошла колени и открыла все содержимое раздвинутых ног, он сглотнул и не выдержал:
Ну, девка Ты это серьезно?
Ну конечно, серьезно проворковала Мила Ты же понимаешь, там у костра те здоровяки меня сейчас портить начнут, а с тобой вряд ли поделятся. Так давай до того
Ну да, ну да Гаврилыч растерянно моргал и судорожно соображал, что же делать Но я же как бы на посту, вас стерегу.
А ты закрой дверь на засов, да и окно куда же мы денемся? Смотри я совсем безоружна! Мила задрала юбку выше пояса. А Таня вообще связана и к тому же не в себе
Да я сейчас!
Гаврилыч быстро закрыл дверь, повесив внушительный засов. В комнате стало темнее уже вечерело, а свет нам, конечно, никто принести не удосужился. Оставалось окно из него проникали лучи заходящего солнца и там, как сказала Мила сидел еще один охранник. Да еще между брусьями стен проходили тонюсенькие лучики солнца видимо, Николай с друзьями не заботился о герметичности дома.
Когда Гаврилыч засеменил к окну, краем глаза я увидела шевеление на полу в том месте, где сегодня днем сидела Мила. Часть пола медленно поднялась, открывая черную щель. Я испугалась, что Гаврилыч тоже это заметит но Мила не дремала:
Давай же, милый! Иди ко мне! и улеглась на пол. Сторож, закрыв и окно на засов обернулся к нам, готовый к подвигам и уже потянул руки к поясу штанов но тут из щели бесшумно вылетела стрела, пронзив ему кадык. Гаврилыч упал на колени, булькая и не понимая, что же произошло, но тут еще одна стрела точно в лоб положила конец его мучениям. Мила деловито села, опустила юбку и взяла меня за локоть:
Все, готов. Тихо и насовсем! Молодец, любимый! произнесла она в щель. И потом мне:
Идем быстрее!
Я с трудом встала. Посреди комнаты лицом вниз лежал Гаврилыч. Мила спокойно переступила через него и подошла к люку в полу.
Ефим, дай нож!
Потом вернулась через мертвеца обратно ко мне, перерезала скотч, совсем немного оцарапав руки и повела меня к люку. Возле двери уже слышались голоса:
Не понял, а че дверь закрыта? Я же сказал этому алконафту следить за телками и нас держать в поле зрения! Эй, Гаврилыч! Ты что там делаешь?! А ну открывай!
***
Мила пропихивала меня в люк его размеры позволяли одновременно пролезть только одному человеку. Внизу меня ждал Ефим:
Быстрее отползай, а то Милка не успеет уйти! Вон в ту сторону! он нашел нужные слова в нужный момент тревога за Милу вывела меня из сомнамбулического состояния и я активно поползла. Дом был на свайном фундаменте, от земли до пола сантиметров семьдесят, не больше и вот в этом промежутке мы сейчас и ползли. Над нами какое-то время были слышны сильные удары видимо, Сашка выбивал дверь, а тот самый тяжелый засов давал нам фору. Мы уже почти вылезли из-под домика, когда над нами все содрогнулось от грохота упавшей двери и воплей:
Где они! Твою мать, я на кого-то наступил! Танька, это ты? Я что тебя дверью заглушил, что ли?! Толян, дай свет! Это Гаврилыч! Где они?! Где девки?! Не могли же они исчезнуть из запертого дома! Танька! Выходи! Если сам найду убью! Сашка разошелся не на шутку.
Мы уже вылезли из-под дома и остановились перед нами возвышался забор из заостренных кольев. Ефим повел нас правее, в этом месте через забор была перекинута веревка наверное, он оставил ее специально для нашего возвращения. Он подсадил Милу и она с трудом, но перелезла через частокол с его плеч. Юбка, конечно, затрудняла передвижение. Потом я со своим животом взгромоздилась Ефиму на плечи, он поднял меня, а Мила с другой стороны помогла мне спуститься. После чего Ефим перелез сам и стянул веревку на эту сторону забора было слышно, что Сашка сотоварищи уже вышли из домика и находятся с другой его стороны. Времени в обрез! Мы, стараясь не шуметь, побежали в лес. Мила в буквальном смысле тащила меня за руку, Ефим все оглядывался назад, держа наготове лук. И вот, наконец, мы ступили под полог леса в темноте нас отыскать было бы очень трудно. От ближайшего ствола отделился темный силуэт и вышел к нам я с радостью узнала Турку.
Ой, Турка! Как хорошо, что ты здесь! с облегчением выдохнул Ефим. Турка кивнул всем в знак приветствия и прижал палец к губам, требуя тишины.
Мы все укрылись за кустом было слышно, как к нам очень шумно кто-то ломится, светя фонарем. Турка показал знак ладонью мол, оставайтесь здесь а сам боком, бесшумно отступал в сторону. В лесу стояла практически полная темнота, наши глаза постепенно привыкали к ней. А вот идущие с фонарем, наверное, ничего не видели за пределами его луча. Я услышала возбужденный Сашкин голос:
Пошли! Не догоним сейчас не догоним никогда!
Да ну, Сань, глупо по темноте идти ради того, чтобы ты себе девку вернул.
Да не в девке дело, идиоты! Вы понимаете, у нас же заложников не осталось! Они же теперь нас перестреляют, как кроликов! Втихаря, из-за кустов или деревьев попробуй в них попади!
Они стояли и решали что же делать? Кто-то держал фонарь в опущенной руке, но рассеянный свет частично освещал бок стоящего. Откуда-то слева, куда ушел Турка вылетела стрела и вонзилась в этот освещенный бок, покачивая оперением. Раздался вопль боли, и на землю опустился тот самый лысеющий тип, который сторожил Милу. Его искаженное страданием лицо мелькнуло в свете фонаря и опустилось во тьму.
Вот видишь! Отходим! голос рябого Толяна.
Сашка со злобой палил в сторону, откуда прилетела стрела. На всякий случай Ефим пригнул нас обеих к земле и теперь они лежали пластом, а я на боку, уткнувшись лицом в траву.
Они же где-то здесь! Совсем близко! орал Сашка Что там с ним?
В кишки
Тогда забирать смысла нет. Уходим!
И они быстро отступали к домику Сашка, рябой здоровяк и лысый молчаливый мужик. Раненный тип был еще жив, он лежал на земле и стонал. Свет фонаря растаял в темноте и глаза опять постепенно привыкли к мраку. С тихим шорохом возле лежащего появился силуэт Турки чуть слышный скрип вынимаемого из ножен ножа, ужасный хрустящий звук и раненный затих.
Из-за забора я слышала, как Сашка с руганью гремит оружием в сумке я видела ее возле домика, когда они меня туда вели. Наконец он нашел автомат и принялся строчить по забору.
А-а-а! Не дамся! Огонь повыше, всем следить за забором! Ворота проверь!
Турка вроде бы шел к забору, но, услышав автоматную очередь остановился. Потом стал так же тихо пробираться к нам. Подойдя, в тусклом свете звезд он показал какие-то непонятные жесты двумя пальцами на Ефима и Милу, потом как будто треугольник нарисовал. Я ничего не понимала. Мила сообразила первой:
Наш дом?
Турка кивнул.
Ты хочешь сказать, чтобы мы шли в наш дом?
Еще один кивок. Теперь уже Ефим присоединился к разговору:
А ты останешься здесь?
Турка кивнул.
Мне остаться с тобой?
После недолгого колебания Турка энергично замотал головой и демонстративно ткнул в меня и Милу.
То есть, мне лучше пойти с девушками и охранять их?
Турка облегченно кивнул, довольный, что мы все поняли. Его явно затрудняло общение с нами, да еще и в почти полной темноте.
Хорошо, я отведу их в наш дом. Успехов тебе, береги себя!
Турка поднял ладонь в знак прощания. Мы тихо куда-то пошли. Как в темноте в лесу можно найти дорогу к их домику я не представляла. А вот Ефим, видимо да. Немного погодя Мила спросила его:
Интересно, а откуда Турка знает где наш дом?
Понятия не имею. Это же Турка
Глава 4
Мы очень долго шли по лесу, где-то поворачивали, где-то пролезали под поваленными деревьями. Я давно уже перестала ощущать ход времени и расстояния. Если на прогалинах и лужайках еще были хоть какие-то отблески света неба, то в самом лесу стояла непроглядная мгла. Мы шли гуськом, держась за руки Ефим, Мила и я. Ефим уверенно вел нас. Как он различал дорогу я даже не бралась и гадать. Далеко позади периодически были слышны автоматные очереди оставалось только надеяться, что Турка под них не полезет.
Наконец мы дошли до их домика в такой темноте я бы его и не заметила и прошла мимо. Мила завела меня в дом. Я до сих пор не могла отойти от общения с Сашкой и от дневных событий смерти Домки и, возможно, Олега. Жить не хотелось вовсе я просто шла за Милой, а она тащила меня за руку. Мы зашли, а Ефим остановился в дверях:
Милка, никакой печи или свеч! Они могут заметить дым из трубы или свет. Залезайте на печь и ложитесь, а я останусь снаружи чтобы они не застали нас врасплох До рассвета протянем, а там видно будет.
Хорошо, любимый звук долгого поцелуя.
Ох, Милка, ну и устроила ты сегодня тому бедолаге в избушке Хорошо, что он до тебя так и не добрался
Так для дела нужно было, ты же понимаешь еще поцелуи.
Хорошо, иди уже, не оставляй ее одну. Я подержу дверь, пока вы залезете на печь.
Все это время я стояла спиной к ним, уставившись в кромешную тьму домика. Скудный лунный свет из двери все же заходил сюда и я видела свою тень на печи. Мила подошла ко мне сзади и взяла за руку я даже вздрогнула от ее прикосновения.
Танюш, полезай на печь. Давай поспим, утро вечера мудренее.
Мила помогла мне залезть на скамейку, а оттуда на печку. Убедившись, что я залезла и улеглась, Мила тоже быстренько взобралась ко мне.
Все, девчата, доброй ночи! сказал от двери Ефим и закрыл ее.
В домике воцарилась кромешная мгла. И тишина. Пока мы шли по лесу были слышны наши шаги, дыхание и разговоры моих спутников, редкие крики ночных птиц, шелест крон вверху а теперь меня окутывала мертвая тишина. Я медленно, но верно погружалась в прострацию казалось, весь мир исчез, и я проваливаюсь в темную молчаливую пропасть.
Неожиданно сбоку я почувствовала какое-то движение что-то легонько подталкивало меня, и после нескольких неудачных попыток Мила нашла мою руку и взяла ее в свою. Так как зрение и слух сейчас вообще ничего не воспринимали, я вдруг очень ярко ощутила насколько ее рука теплая, сухая и гладкая. Она была как островок суши в мрачном темном океане, куда меня неотвратимо затягивало.
Танюш, давай поговорим Помнишь, как ты со мной тогда, у обрыва? Ты ведь тогда удержала меня Поговори со мной хоть о чем-нибудь, тебе нужно отвлечься Подумай о себе и о ребеночке внутри тебя
Мне абсолютно не хотелось ни о чем разговаривать в голове было звонко и пусто Казалось, что я и говорить-то теперь не умею. Но Мила не отступала:
Тань, пожалуйста, не молчи Это ты после того урода в избушке такая, да? Изнасилование страшная вещь, я знаю Мужчинам никогда этого не понять, они думают, что проблема только в том больно или нет А все намного серьезнее. Как говорил Учитель, во время этого процесса мужчина выступает как вампир и опустошает женщину, оскверняет ее. Акт любви и радости превращается в мрачное действо, лишающее э энергии и жизненной силы женщину Именно поэтому многие потом кончают с собой не от боли, не от позора, а от пустоты они не могут найти в себе сил жить дальше
Хм Интересно это что, старик на такие темы с Милой общался? Явно его обороты и энергия, о которой он все уши прожужжал. Мила же не умолкала, казалось она сама хотела выговориться:
Помнишь, ты меня тогда просила рассказать о себе? Да как-то у нас разговор не в ту сторону пошел Так вот, Тань, я тебе все сейчас и расскажу. Не знаю, понимаешь ли ты меня и вообще слышишь ли Но, я думаю хуже не будет, а мне тоже легче станет Так вот, с чего бы начать? Начну сначала
***
Мила все говорила ее низкий грудной голос, такой переживающий, такой доверчивый понемногу вытягивал меня из черной пустоты и мне уже не казалось, что я оглохла.
В том мире, где я жила, богатые черкески зачастую растили дочерей с определенной целью продать потом дочь в гарем османского султана. Тем более если дочки получались хорошенькими Девочки не сталкивались с тяжелой работой, чтобы сохранить нежной кожу на руках, приглашали учителей танцев, литературы, музыки и, конечно же османского языка, который девочка должна была знать в совершенстве. Честолюбивые матушки взращивали свое чадо, втайне мечтая, что однажды их дитя станет женой султана, ну а если даже и не станет то в гареме ей обеспечена сытая привольная жизнь. С самого раннего возраста девочек соответственно настраивали, что это и есть смысл их жизни стать женой или хотя бы наложницей великого султана
Помню, когда мне было всего десять лет, в наш дом пришел богато одетый иностранец, осматривал меня, щупая кожу, волосы и даже сказал моей матери раздеть меня. Она как ни в чем ни бывало сняла с меня одежду и несколько раз развернула голой перед этим чужим дядькой. Мне было ужасно стыдно, хотелось убежать и куда-нибудь спрятаться но куда бежать-то? Ведь здесь моя мама и значит, она делает, как лучше Мать бегло говорила по-османски, я же тогда только начинала учить этот язык и могла лишь уловить речь шла о ланях, о талии и луне
С тех пор моя жизнь изменилась если до того я просто бегала свободным ребенком, то после меня начали учить Учить многому, в том числе обольщению мужчин и четко обозначили, зачем и для кого А на мои робкие возражения «Мама, я не хочу к султану, я хочу жить с тобой» мать отвечала, что я еще мала и не понимаю своего счастья Так и проходило мое детство в уроках и занятиях У нас был хамам и чуть позже, когда я уже стала девушкой меня натирали маслами и благовониями и даже учили специальным упражнениям, развивающим мышцы э лона
Однажды я застала мать в печали и растерянности. Нужно сказать, что я очень любила ее у меня не было отца, не было братьев и сестер а мама была самой красивой, умной и всемогущей Ну, по крайней мере в нашем доме Так вот, я подошла к ней а мне было на ту пору шестнадцать лет и поинтересовалась, что же случилось. На что она мне с нескрываемой досадой ответила «Султан-то умер А у нас с агой уже все договорено было» Так как мне прожужжали все уши о том, что султан это смысл и цель моей жизни, мой нареченный и что для него я готовлюсь, то в моем воображении он, конечнобыл статным, молодым и красивым Я спросила маму «А как же его враги убили, да? Погиб на поле боя?» На что мать с кривой усмешкой ответила «Да нет, малышка от старости он скончался. От старости, похоти и обжорства» Я была просто в ужасе во-первых, как оказалось, меня готовили для старого похотливого обжоры, и кто моя мама! А во-вторых я вообще впервые видела, чтобы она так разговаривала. Моя мать всегда говорила как «курлычущая голубка» и меня так же учила что женщина не должна выказывать ни злости, ни раздражения.
Все это было самым первым потрясением в моей жизни. Вторым и тоже очень страшным была затронувшая нас война. В один прекрасный весенний день на улице послышались выстрелы, а потом в дом ворвались русские солдаты. Они убили всех мужчин из числа слуг и отлавливали, уводили или насиловали женщин. Мама и я спрятались в саду, но бежать было некуда через стену забора мы перелезть не могли и оказались пойманными в собственном доме. Солдаты рубили, жгли и пили, мочились в фонтан и продолжали насиловать всех попавших в поле зрения женщин. Одна из служанок повесилась на ближайшем к нам дереве. Мать сказала, что это самый страшный грех в глазах Аллаха и чтобы я и думать не смела. На второй день нас нашли. Солдаты содрали с моей матери ее дорогие одежды и, не снимая сапог, по очереди оприходовали ее. Я от ужаса не могла даже дышать и прижималась к земле под кустом в надежде, что меня не заметят или сочтут мертвой. Я, никогда не знавшая никакого горя или даже расстройства оказалась не готова к таким испытаниям и лишилась чувств