Линкольнширу вообще тогда крупно досталось. Надо думать, Скайворты обнаружили по возвращении вместо замка одни рожки да ножки, иначе зачем им понадобилось перестраивать его почти полностью. В результате получилось нечто странное, как химера. Один из фасадов сохранил большую часть черт тюдоровской готики, а все остальное было переделано в мрачноватом стиле раннего английского барокконе того, которое веселеньких цветов и с финтифлюшками, а серенького, уныло-аскетичного, целиком в прямых углах и линиях. Мне, как человеку с архитектурным образованием (почему-то я всегда стеснялась думать о себе как об архитекторе), было очень интересно, как это удалось совместить. Все-таки сделанные с разных ракурсов фотографии не передавали картину целиком.
========================================
- Мааам?
Я вздрогнула и открыла глаза. Кажется, и в самом деле задремала. И как он меня назвал? В аэропорту это звучало у него как «мэдэм». Разве сокращенно будет не «мэм»? Тут я вспомнила, как в каком-то фильме английская королева говорила, что к ней надо обращаться «мэм», а не «мам». Надо же, какие тонкости, без пол-литры не разберешься.
- Мам, сейчас будет заправка. Мы уже скоро приедем, но, может, вы все-таки хотите поесть?
Я покачала головой. Хочу, конечно, но не буду. Потерплю. А вот кое с чем другим потерпеть вряд ли удастся.
Пока Бобан заправлялся и расплачивался, я сходила в туалет, а потом спряталась за угол и воровато съела свой несчастный батончик. Жизнь сразу обрела краски, хотя солнце по-прежнему пряталось за тучами, а вокруг на многие мили по-прежнему простирались волнистые поля, расчерченные деревянными изгородями.
Как только мы отъехали от заправки, Бобан снова начал трещать, на этот раз по своей инициативе. Я воспринимала его речь как сплошной белый шум с редкими вкраплениями знакомых слов. Удалось вычленить только то, что скоро уже Стэмфорд, а там еще немногои замок. Все это можно было уложить в одно предложение. Потихоньку я начинала его люто ненавидеть. У меня всегда вызывают не самую белую зависть люди, которые свободно говорят на иностранных языках, тем более на нескольких. Ну, может, кроме Люськи.
Впрочем, с Люськой все не так просто. Не зря ведь говорят, что женщины могут дружить только тогда, когда у обеих чувство зависти уравновешивается чувством собственного превосходства. Да, я завидовала ее владению иностранными языками и тому, каким успехом она пользовалась у мужчин, которые моментально хотели на ней жениться. А онамоей фигуре, очень даже неплохой, волшебной способности жрать все что угодно, не толстея, и умению рисовать. А вот ее новому социальному статусу я нисколько не завидовала. Хотя бы уже потому, что никак не могла представить себя английской графиней и владелицей замка. На мой взгляд, это чистый кошмар.
В Стэмфорде мы очутились как-то внезапно. Вот только что ехали по шоссеи вдруг неширокая улочка, застроенная старинными двух-трехэтажными домиками. Как я поняла из пояснений Бобана, это был оплот местной цивилизациис торговым центром, библиотекой, несколькими старинными церквями, кинотеатром и даже небольшим музеем. Не говоря уже о множестве питейных заведений. Городок мне, на первый взгляд, понравился, и я подумала, что надо будет при случае добраться до него и рассмотреть повнимательнее. Но только без Бобана. Должен же здесь ходить какой-нибудь автобус.
Город закончился так же неожиданно, как и начался. Теперь мы катили по узенькой пустынной дороге, где с трудом разъехались бы две даже не очень большие машины. Впрочем, машин и не было, только один раз навстречу попался парень на велосипеде, который приветственно помахал Бобану. На горизонте промелькнул лес, с другой стороныдеревушка («Скайворт, мам»). Дорога плавно пошла в гору, и скоро мы оказались у каменной стены, увитой какой-то зеленой ползучкой. Еще минут пять ехали вдоль нее, пока не притормозили у высоких кованых ворот.
С громким лязганьем половинки ворот разъехались в стороны, и Бобан медленно подтащил машину к сторожке, из которой вышел седой грузный мужчина в такой же серо-зеленой тужурке, наброшенной на плечи поверх камуфлированной футболки. Они с шофером перебросились парой слов, потом привратник наклонился к окну и посмотрел на меня, приложив два пальца к отсутствующему головному убору. Я в ответ то ли кивнула, то ли втянула голову в плечи, как черепаха.
Невольно вспомнилась «Ребекка». Хотя я и не была второй женой хозяина замка, а просто приехала в гости к хозяйке, чувствовала себя примерно так же, как «вторая миссис де Винтер» - смертельно испуганной и не уверенной в себе. Армия слугвот что пугало меня больше всего. На каждом шагупосторонние люди, которые, между прочим, будут заправлять мою постель и готовить мне завтрак. Напрасно я пыталась убедить себя, что все то же самое происходит и в гостинице. Нет, не то же самое. Совсем не то же.
От сторожки мы поехали по аллее, обсаженной похожими на клены деревьями. Бобан тут же сообщил, что осенью листья становятся ярко-красными, и это очень красиво. Наконец аллея вынырнула из парка к дому, к тому самому южному готическому фасаду. Зубчатые башенки и высокая арка действительно напоминали Хэмптон-корт, только не красный, а мышино-серый.
Конечно, это сооружение было чем угодно, но только не замком. Все то же архитектурное образование заставляло меня довольно болезненно реагировать на подобные несоответствия. Возможно, первый, деревянный, Скайхилл и был замком со всеми атрибутами оборонительного сооружения, но уж точно не этот. Где крепостные стены с бойницами, где ров и подъемный мост, где, в конце концов, башня-донжон, в которой можно пересидеть осаду? Дворец, особнякпожалуй. Впрочем, если хозяевам нравилось называть свое обиталище замком, в конце концов, это их дело.
Я подумала, что мы въедем во внутренний двор, но оказалось, что по странной прихоти архитектора вся эта красота скрывает служебный подъезд, а парадный вход находится сбоку.
- Остановите, пожалуйста, на минуту, - попросила я, когда мы поравнялись с аркой.
Выйдя из машины, я отошла на несколько шагов, чтобы рассмотреть все как следует. Внезапно мое внимание привлекло какое-то движение в одном из окон второго этажа. Темноволосая женщина в ярко-синем платье помахала мне рукой из-за стекла. Частый оконный переплет мешал рассмотреть ее, но я отчетливо видела, что она машет именно мне, а не кому-то еще. Я тоже махнула в ответ, женщина кивнула, обернулась в сторону комнаты и вдруг исчезлавидимо, кто-то позвал ее, и она быстро отошла.
Странно, Люська не говорила, что у нее будет гостить кто-то еще. Хотя чему удивляться, она не раз жаловалась, что какие-то незнакомые люди сваливаются, как снег на голову, даже не удосужившись предварительно позвонить. Очень-очень дальние родственники, например. Или не менее дальние знакомые («были поблизости, решили заехать навестить»). Но с чего бы этой девице (мне показалось, что женщина довольно молодая, ну, уж точно не старуха) вдруг мне махать?
Сев в машину, я хотела спросить Бобана, есть ли в доме другие гости, но тут мы свернули за угол, и я чуть не подавилась языком.
Контраст между южным и восточным фасадами на самом деле был таким резким, что меня аж передернуло. Представьте, что к Зимнему дворцу сбоку приставили, к примеру, сталинский жилой дом с колоннами. Неужели никому в голову не пришло, что это как минимум странно? Хотя на вкус и цвет, как говорится, все фломастеры разные. Скорее всего изначально именно тюдоровский фасад был главным, но за полтора столетия мода изменилась, и его решили убрать на задворки.
Джип остановился у высокого парадного крыльца. Я уже хотела выйти, но Бобан жестом остановил меня, выбрался из машины, неторопливо обошел ее и открыл мою дверцу. Подавая мне руку, он скорчил серьезную мину: мол, нельзя нарушать этикет. Я пожала плечами и вспомнила, что на заправке он тоже хотел мне помочь, но не успел. Бобан начал вытаскивать из багажника мои чемоданы, а я топталась у крыльца, сжимая в руках сумку, ноутбук и пакет с водкой, и не знала, что делать дальше.
Дверь распахнулась, на крыльцо с восторженным воплем выскочила Люська, а за ней с отчаянным лаем выкатились две толстые корги. Джип, как у королевы, собаки, как у королевы Впрочем, мохнатые сардельки с лисьими мордами были очень даже симпатичными. Люська за полтора года семейной жизни не похудела ни на грамм, скорее, еще поправилась. Впрочем, возможно, все дело было в одежде.
Странно, раньше она никогда не носила такое. Ее пышные бедра туго обтягивала юбка-трапеция с бантовыми складкамимышино-серая (совсем как Скайхилл), ворсистая, чуть ниже колена. Верх не менее туго облегала бледно-голубая трикотажная двойка: кофточка с воротником под горлышко и застегнутый на одну пуговицу скучный кардиган. Довершали картину плотные бежевые колготки и серые, на низком каблуке туфли с перепонкой. Я думала, что такие надевают только на занятия бальными танцами. Неужели Питер заставляет ее одеваться в стиле «антисекс»? Или это такая провинциальная аристократическая мода? А что, вполне монтируется с замком и окружающей средой. Я покосилась на свои скинни и тренч поверх свитеракак будто из другого мира. Ну, по крайней мере, из другой эпохи.
Люська обняла меня так, что кости затрещали, и потащила в дом. Бобан сзади нес мои чемоданы. Завершали процессию корги, которые путались у него под ногами и пытались на ходу обнюхать мое имущество. Как только Бобан поставил чемоданы на ковер в огромном холле, больше похожем на бальный зал, из бокового коридора появился тощий юноша в черных брюках и жилетке поверх белой рубашки. Он подхватил мой багаж и понес вверх по лестнице. Корги пошли было за ним, но Люська свирепо крикнула: «Брысь!», и собаки со всех ног бросились в коридор.
- Они понимают по-русски?удивилась я.
- Они понимают интонацию слова «брысь». Пошли пить чай. А девчонки пока разберут твои чемоданы. Потом покажу тебе комнаты.
Как по волшебству, из того же коридора появились две девушки лет двадцати, похожие, как близнецы, хорошенькие, одетые в одинаковые платья в черно-белую куриную лапку.
- Это Энни и Салли, горничные, - представила их Люська.
Девушки вежливо наклонили головы. Хм, а чего я, собственно, ждалареверанса?
- Слушай, не надо ничего разбирать!спохватилась я.Сама как-нибудь.
- Боишься, что они будут обсуждать фасон твоих трусов?фыркнула Люська.Ну, как хочешь.
Она что-то сказала горничным, те синхронно вскинули тонкие бровки, снова кивнули и исчезли в коридоре. Я посмотрела им вслед. Симпатичная униформа. Значит, там, в окне, точно была не прислуга.
Озираясь по сторонам, как в музее, я плелась за Люськой в «голубую гостиную». Да, внутри замок оказался гораздо шикарнее, чем снаружи!
- Успеешь все посмотреть, пошли скорее, - торопила она.
Мы прошли через две огромные комнаты непонятного назначения и оказались в третьей, по сравнению с ними, совсем крошечной. На ум сразу пришлобонбоньерка. Одна стена почти полностью представляла собой французское окно с выходом в сад. Голубые в белый цветочек шелковые обои, такие же диван и два кресла у круглого столика. Больше в комнате ничего не былоесли не считать белого буфета в углу, морского пейзажа над ним и полки с безделушками на другой стене.
- Кухня в честь твоего приезда сегодня расстаралась, - кивнула Люська на буфет, уставленный тарелками и блюдами с всевозможными лакомствами.Обычно у нас к чаю поскромнее.
- А Питер где?спросила я.
- В конторе с управляющим. К обеду подойдет.
Она налила в чашки заварку и добавила кипятка из термопота (как, а где же серебряный чайник на спиртовке?!). Я подошла к буфету, положила на тарелку кусок яблочного пирога и бутерброд, то есть, прошу прощения, сэндвич с какой-то сложной начинкой. Устроившись в кресле напротив Люськи, попробовала пирог (какая вкуснотища, а вилочка-то какая!), отпила глоток чаю и спросила:
- У тебя еще кто-то гостит? Какая-то женщина махала мне из окна. В синем платье. Она не будет с нами пить чай?
- Женщина?удивилась Люська.Из какого окна? С парадной стороны?
- Нет, с той, где арка. Я попросила Бобана остановиться, вышла, чтобы посмотреть, и увидела ее. Среднее окно на втором этаже. Слева от башни.
Люська вытянула шею вперед и посмотрела на меня, как на чудо-юдо.
- Светик, тебя, может, укачало по дороге? Или померещилось? Во-первых, у нас нет никаких левых баб в синих платьях. Но я бы, может, еще подумала, что кто-то из слуг контрабандой привел гостей. Или что какая-нибудь сумасшедшая туристка отбилась от стада, такое уже бывало. Тем более, сегодня как раз открытый день. Но на том фасаде по обе стороны от башен только по два окна
==============================================
Двумя годами раньше
Люська позвонила мне в половине первого ночи и выпалила на одном дыхании:
- Светка-я-выхожу-замуж-он-чудо-и-уезжаю-к-нему-в-Англию!
- А-а-а-а - растерянно протянула я в ответ.
С Люськой мы дружили лет двадцать, класса так с третьего. Или с четвертоготочно не помню. Все это время я совмещала должности дежурной жилетки и отвешивателя волшебного пинка для приведения ее в чувство. Если я всегда предпочитала держать свои горести при себе и редко вдавалась в подробности личной жизни, то Люська привыкла вываливать на меня весь свой внутренний мир в мельчайших деталях. Обычно она прибегала (или звонила) в слезах и соплях, я выслушивала ее бесконечный драматический монолог и поначалу бормотала что-то участливое. От этого Люська раскисала окончательно, и тогда я начинала метать громы и молнии. Построенная в колонну по четыре, она, как ни странно, успокаивалась, и мы вместе начинали ломать голову, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.
Главной Люськиной бедой всегда было то, что она толстая. Подумаешь, беда, скажете вы, число толстых на планете растет с угрожающей скоростью, и далеко не все они считают свое состояние несчастьем. В том-то и дело! Человек либо доволен своей внешностью независимо от наличия или отсутствия лишних килограммов, либо недоволен, опять же независимо от веса. Люська была как раз из тех, кто недоволен.
Однажды - ценой страшных лишений! - ей удалось сбросить целых пятнадцать кило, влезть в вожделенный сорок шестой размер и даже пойти на свидание в моей парижской кофточке. Кавалер отвешивал ей банальные комплименты, и целых полчаса Люська была счастлива. А потом ей показалось, что он с интересом смотрит на тощую официантку, и она натрескалась пирожных. С горя.
«Я толстая неудачница! - рыдала она, роняя на парижскую кофточку черные капли слез пополам с тушью.Ты бы видела ее! Рядом с ней я буду выглядеть коровой, даже если похудею еще на пятнадцать кило».
«А зачем тебе как-то выглядеть рядом с ней?пыталась достучаться до нее я.Если ты не пойдешь больше в этот ресторан, вы больше никогда не встретитесь. Подумай лучше о том, что ты теперь выглядишь газелью рядом, к примеру, с Фимкой». Фимка, Наташка Ефимова, - наша с Люськой общая знакомая, которая, родив третьего ребенка, подросла до пятьдесят второго размера и нисколечко этим не огорчалась. Или, по крайней мере, тщательно это скрывала.
Но убедить Люську мне не удалось. «Посмотри!вопила она, тыкая пальцем в различные места своего организма.Вот, посмотри. Это целлюлит. А это складки. А это просто жииир!»
Не прошло и трех месяцев, как Люська вернулась на исходные позиции, поскольку утешение своим разочарованиям всегда искала в одном и том жев еде.
Похудеть Люська мечтала лет с тринадцати и примерно с того же временивыйти замуж. И не просто замуж, а обязательно за иностранца. Космополитизм, похоже, был их семейной чертой. Люськина старшая сестра уехала в Голландию, тетя жила в Швеции, а двоюродный брат вообще кочевал по миру, нигде подолгу не задерживаясь.
Несмотря на свои габариты (а может, и благодаря им), Люська нравилась мужчинам и никогда не была в числе тех, кто подпирает на танцах стенку. Ее огромные серые глаза, ямочки на щеках, невероятная улыбка и русая коса толщиной в руку притягивали взгляды, как магнит. К тому же после окончания университета она работала гидом, что резко повышало ее шансы найти иностранного жениха. Причем не просто гидом, а разряда вип. Безупречное знание трех языков, а также каждого камешка в Петербурге обеспечивало ей самых выгодных клиентов. Большинство мужчин мгновенно попадали под Люськино обаяние и сразу же задумывались о чем-то очень серьезном.
Но она сама себе все портила. Ей просто никак не удавалось поверить в то странное обстоятельство, что если уж мужчине захотелось раздеть женщину, ее лишние килограммы и складки на животе вряд ли его испугают. Напрасно я убеждала Люську, что по ней плачут все психиатры мира и что ни в коем случае не стоит на первом же свидании спрашивать кавалера, не слишком ли ее полнит это платье. Она не верила, грызла себя, подозревала ни в чем не повинных мужиков в каких-то мифических корыстях, а потом поражалась, что они вдруг переставали звонить и писать.