Простите меня, Ваше Превосходство, тихо сказала она, я была не права, выговаривая вам в письме про обязательства, и дойдя до оскорблений.
Наилий кивнул и нахмурился, не то подбирая слова, не то просто собираясь с силами.
Я тоже был не прав, слишком резко отреагировав. Извините за то, что произошло в гостинице. Напугал я вас, да?
Куна чуть язык не прикусила, проглотив вторую часть речи. Мысль сбилась окончательно и бесповоротно. Старшая не могла поверить, что генерал извинился перед ней, а он, не дождавшись ответа, продолжил.
Ничего бы с вами не случилось, я не принуждаю женщин к близости. Жаль, если вы так подумали. Хотя имели право, да
Видеть полководца и хозяина сектора обескураженным было очень странно. Что-то глубоко личное коснулось его в тот момент. Признавшись, он еще и вывел Куну на другую тему, закрыв неловкий вопрос.
Как здоровье вашей сестры?
Спасибо, уже намного лучше, выдохнула старшая, вспоминая что хотела сказать, но Наилий коротко ответил: «я рад» и снова вытянулся, подбираясь как для выступления перед войсками. Смотрел он куда-то за спину Куны, и она обернулась в тот момент, когда распахнулась дверь из кухни.
Ципрус с еще одним поваром вынесли два подноса, заставленных посудой. Аромат еды тянулся за ними шлейфом, наполняя огромный зал столовой пряно-овощным великолепием. Повара заучено и четко, будто сдавая норматив, поставили тарелки и выложили на салфетки приборы. У Куны немедленно и неприлично громко заурчал живот, а слюной можно было захлебнуться. Тушеное мясо золотилось подливом, овощи в специях были припорошены мелкорубленой зеленью. Рядом на плоской тарелке остывала только что выпеченная лепешка, щедро посыпанная кунжутом, а в бокал на высокой ножке повар налил ягодный морс рубинового оттенка.
Благодарю, кивнул Наилий и повара снова оставили их вдвоем, приятного аппетита, дарисса. Думаю, все разговоры подождут.
Куна наугад взяла одну из вилок и, наколов кусочек телятины, отправила его в рот. Мясо было по-настоящему восхитительным. Слов описать его не хватало, эпитеты не подбирались. Бездна с ней, с помпезностью ресторана, вычурностью сервировки и правилами этикета. Еду придумали для того, чтобы есть. Куна не замечала ничего вокруг и остановилась только, когда тарелка опустела. Хотелось заурчать как сытый довольный кот, а потом еще долго вылизывать подлив с посуды. Но нет, это слишком.
Голос Наилия вернул в реальность. Куна вдруг обнаружила рядом с собой и генерала и слегка взволнованного повара. Он ставил посуду на поднос, а сам внимательно смотрел на полководца.
Ципрус, ты что с телятиной сделал? Она невероятная.
Наилий не улыбался, но в интонациях и в том, как он провожал взглядом пустую тарелку, чувствовалось его отношение. Повар едва заметно выдохнул. Понравилось генералу.
Ничего особенного, Ваше Превосходство. Готовил к ужину, оставил телятину на слабом огне, чтобы дошла, а Совет все не кончался. Пока столовую закрыл, пока с делами управился, в общем хорошо так мясо в духовке полежало, попробовал, аж самому понравилось.
На этот раз генерал не выдержал. Уголки губ дрогнули и поползли вверх, а Куна поняла, почему Наилий никогда не улыбался. Ломалась броня, рушился тщательно выстроенный образ, время оборачивалось вспять. Сейчас перед ней сидел не грозный хозяин сектора, а обыкновенный мальчишка. Задорный, веснушчатый и слишком молодой для полководца. Она потянулась вперед, стараясь запомнить мгновение, впитать его и не покраснеть от смущения, но генерал провел пальцами по губам и стер улыбку.
Спасибо, Ципрус, очень вкусно.
Еще что-нибудь? спросил повар и обернулся к Куне. Может быть, десерт, дарисса?
Чувство переполнения в желудке ушло, стоило представить пышный бисквит со взбитыми сливками. Мужчины любят мясо, а юные девушки, полцикла ничего не видевшие кроме пшена, мечтают о другом. Наверное, это слишком явно отразилось на лице Куны, потому что генерал распорядился.
Пирожных дариссе, мне не надо.
Повар кивнул и снова ушел, а Куна, окрыленная ощущением тепла и уюта, сама не заметила, как вопрос сорвался с языка.
Вы не любите сладости?
Моя любовь к ним началась и закончилась на карамели в интернате, генерал убрал с колен салфетку и откинулся на спинку стула, это единственное, что нам разрешали и варили мы её сами. Готовую разливали по формам, а потом начиналось самое интересное. Наставник помешен на совершенстве. Даже кубики и бруски домашней карамели должны быть строго определенного размера. Чуть сорвется нож, и он заставлял все переделывать.
Голос генерала убаюкивал. Чем дальше он погружался в воспоминания, тем сильнее. Куна тоже села удобнее и сложила руки на груди.
Мы шли в наряд по карамели как на испытание, продолжал Наилий. Соревновались, у кого раньше получится сдать партию без брака. Получалось почти всегда с первого или второго раза, но у нескольких кадетов коса на камень находила. То ли нервничали слишком сильно, то ли мелкая моторика никак не хотела срабатывать именно на карамель. Мы с Труром две недели ели один брак, дергались, переворачивали подносы. Я думал, она никогда мне не поддастся, но вдруг что-то щелкнуло внутри и пошло как надо. Трур с тех пор точен до филигранности, а я смотреть на сладкое не могу.
Нас так по математике гоняли на курсах, улыбнулась Куна, только вместо карамели были интегралы. Чем хуже получалось, тем все более заковыристые задания выдавала наставница. До тех пор пока в голове не щелкало и тогда все вставало на свои места. Помню, как прозрела и смеялась над планшетом, не веря, что могла не понимать этого раньше. Несуществующие боги, где была моя голова?
Наилий кивал и больше не хмурился. Ципрус принес корзинку с заварными пирожными, политыми шоколадной глазурью. Они пахли ванилью, а когда Куна раскусила тесто, на язык потек нежнейший крем.
Вы ведь хорошо учились, верно? задумчиво спросил генерал. Почему не пошли дальше, а устроились на работу?
Из-за сестры, пожала плечами Куна, удивляясь как легко об этом рассказывает, из-за себя и матери. Есть каждый день важнее призрачной мечты о кулинарной академии.
Вам нравится готовить?
Очень, снова улыбнулась Куна, из одного теста столько можно всего сделатьдух захватывает. И пирожные, и булочки, и пироги с мясом.
Ей на мгновение показалось, что у Налия заблестели глаза, но он быстро отвлек следующим вопросом.
А хотели бы учиться?
Она уже почти ответила, что да, но задумалась. Легко бросить работу сейчас, когда жалования матери хватает, а в холодильнике спрятаны таблетки для Аврелии на два цикла вперед, но что будет потом? Не придется ли бросать уже академию, чтобы вернуться в диспетчерскую? Упасть снова, не долетев до мечты. Зачем вообще нужны мечты, если реальность живет по другим законам? Аврелия каждый день упивается Наилием, а он сидит в столовой с ее старшей сестрой и рассказывает про карамель. У Вселенной своеобразное чувство юмора и богатая фантазия.
Я не хочу впустую надеяться, Ваше Превосходство, честно ответила Куна, никто не знает, что случится с ним завтра. Бывает, распланируешь всю жизнь, а потом споткнешься на какой-то мелочи и больше не можешь подняться. Судьба своенравна и бьет гораздо чаще, чем улыбается.
Наилий надолго замолчал, рассеянно глядя куда-то мимо Куны, а скорее всего внутрь себя. Генералов считали баловнями судьбы. Двенадцать на планету. Лучшие из лучших, сильнейшиеда, верно, но сколько на самом деле случайного было в их первом смертельном поединке и за всю дорогу до него? Взгляды, жесты, слова как указатели вели их шаг за шагом к намеченной цели. Мечтают все, сбываются мечты у единиц.
Куна доела пирожное и отодвинула тарелку, вытирая пальцы салфеткой. Наилий прикрыл глаза и все еще думал, а может быть заснул? Хмурые складки на переносице и возле упрямо сжатых губ разгладились. Усталость легла тенями под глазами, а скулы заострились. Куна не хотела будить, но боялась, что заснув крепче, он качнется и упадет. Могла позвать громко, но язык перестал слушаться. Она протянула руку, еще не зная стоит или нет, а потом выдохнула и коснулась холодных пальцев Наилия.
Искра не проскочила, как описывали влюбленные подруги, но что-то теплое разлилось под сердцем. Мать начала пугать мужчинами как только Куна подросла. Циничные мерзавцы, самовлюбленные эгоисты, убегающие от ответственности, как от огня. Глядя на Наилия отчаянно не хотелось в это верить. Не могут абсолютно все быть плохими. Кто-то дарит таблетки на два цикла вперед, а потом половину ночи выслушивает совершенно незнакомую цзы'дарийку. И плевать на генеральские погоны.
Ваше Превосходство, прошептала Куна, поздно уже, мне нужно идти.
Наилий вздрогнул, втянув носом воздух, и открыл глаза.
Да, конечно, я довезу вас до дома, назовите адрес.
Этого не хотелось бы совсем. Куна в самом страшном кошмаре не могла представить, какую истерику закатит Аврелия, если военный внедорожник с генералом приедет к их бараку не за ней. А мать схватится за сердце, и будет причитать, что старшая дочь не могла так сильно её разочаровать. Не имела права. Путаться с мужчиной, да еще с кем. Генеральская подстилка и не докажешь ничего.
Я лучше пешком, здесь недалеко.
А я буду остаток ночи волноваться дошли вы или нет? холодно спросил генерал. Есть наемная гражданская машина, по ночам по городу только они ходят, если не ошибаюсь.
Такси, кивнула Куна, да все верно, я вызову, не переживайте.
Денег, правда, на него не хватит, взяла с собой только мелочь на автобус. Так что все-таки пешком, заодно придумает по дороге, что ответить матери на вопрос где она шлялась всю ночь.
Подождите, остановил Наилий и достал из карманов брюк планшет и гарнитуру. На такси он её все-таки сам посадил, а в салоне протянул водителю пластиковую карту. И все смущенные возражения Куны пропустил мимо ушей. Цзы'дариец за рулем удивленно крутил в пальцах странную черную карту без надписей, а потом все же решился вставить её в терминал оплаты. Наилий коротко кивнул на прощание, захлопнул дверь и нырнул в темноту парковки прочь от яркого пятна фонаря над такси.
Это был обескураженно прошептал водитель.
Он самый, тихо ответила Куна.
Глава 9Звонок
Куна уходила утром, сказав, что навестит подругу, а вернулась посреди ночи. Зря надеялась, что мать, не дождавшись, ляжет спать. Свет на кухне горел, и заходить в барак не хотелось. От страха тошнило до отрыжки пустотой, и кружилась голова. Таксиста Куна попросила высадить её у речного вокзала и оттуда шла пешком. Соврать, что вызывали на работу? Так дневная смена давно закончилась и ложь слишком легко проверить. Засиделась допоздна у подруги? Какой? Её телефон! Мать вцепится мертвой хваткой и не отстанет, пока не услышит правду, а как на неё отреагируетодним несуществующим богам известно.
Куна осторожно открыла дверь, умоляя проклятую, чтобы не скрипела. Дверь не подвела, но половицы в коридоре громко хрустнули. Мать вихрем метнулась с кухни и замерла в коридоре, спиной закрывая лампу, отчего её силуэт казался выкрашенным самой черной краской.
Вернулась? Я уже хотела тебя в розыск объявлять.
Голос тоже не сулил ничего хорошего. Такой злобы Куна давно не слышала. В последний раз, когда оценок в табеле не хватило для поощрительной выплаты от курсов за хорошую успеваемость.
Задержалась, прости пролепетала дочь, но мать оборвала гневным окриком.
Где ты была?
Так она точно Аврелию разбудит, и младшая сполна насладится болью и унижением сестры. Почему, Вселенная, за каждый светлый момент нужно так жестоко расплачиваться? Будто она убила кого-то, а не ужинала с генералом.
Гуляла допоздна по городу, выпалила Куна и попыталась проскочить в комнату, но мать перегородила проход.
С кем?
Одна, мама.
Врешь, змеей зашипела она и схватила дочь за шиворот как в детстве, когда волокла домой заигравшуюся на улице. Куна снова чувствовала себя маленькой, жалкой и бесконечно виноватой.
С мужиком ты была, шептала мать в самое ухо, а вернулась поздно, потому что долбилась с ним на кровати в общежитии или дешевой гостинице, потаскуха. Не вороти от меня бесстыжую морду, забеременеть одного раза хватает, разродишься, а мне потом еще один рот кормить. Будто тебя мало! Сколько раз тебе дуре говорила не спутайся с кем попало. Кто он, отвечай!
Куна всхлипнула и дернулась, но мать держала крепко. К горлу подступила тяжесть от недавно съеденной еды, а в глазах словно до сих пор «горели зайчики» слишком ярких ламп в столовой. После слов о беременности стало понятно, как можно было долбиться на кровати, и от стыда Куна вспыхнула. И мужчина был и номер в гостинице, только без заявки на нилота Наилий никогда бы даже не посмотрел в её сторону. Невзрачная дарисса в толпе. Знала бы мать, как ошибается, но она твердо верила в то, что вообразила.
Кто он! крикнула она громко и Аврелия заворочалась в комнате, скрипя кроватью.
Никто, брякнула Куна, не было никого, я одна бродила. Задумалась и ушла далеко. Заблудилась, а денег ни на автобус, ни на такси не было, только сейчас дошла. Отпусти, я устала, ноги болят.
Устала. Ноги болят, свирепо повторила мать и снова встряхнула дочь, а больше ничего не болит? Я попрошу Грацию, она проверит невинная ты или нет.
Зачем, мама? задрожала Куна, пробуя отбиться. Какой толк в невинности? Зачем её нести, как знамя всю жизнь?
После второго рывка удалось освободиться, и старшая дочь, запнувшись об обувь в тесном коридоре, с грохотом упала на пол.
Да что там! сонно проворчала Аврелия. Хватит орать, дайте поспать!
Мать молчала, пока Куна неуклюже поднималась на ноги, отряхивая грязь с форменной юбки и пиджака. Болело отбитое бедро, но обида жгла сильнее. Как только не трепали языками подруги матери тех, кто посмел встречаться с мужчиной: потаскухи, шлюхи, гулящие и потерявшие всякий стыд женщины. Теперь и Куна среди них, стоило прийти домой поздно. Мать через день повторяла, что ни одна умная, воспитанная, приличная дарисса из хорошей семьи никогда не свяжет себя отношениями. Невинность можно потерять и хирургически перед искусственным оплодотворением, если уж так сильно хочется детей. Но близостьсплошная грязь и ужас, а мужчинынасильники, грубые животные, закоренелые эгоисты и безответственные мерзавцы. Все без разбора. Лучше умереть, чем отдаться добровольно.
Я же о тебе забочусь, уже не так агрессивно сказала мать, пойми, все мужики хорошие, когда ухаживают и говорят красивые слова, но все кончается, стоит дойти до постели. Он штаны наденет и уйдет, а ты потом одна будешь тянуть ребенка. Как проклятая каждый день кормить, мыть, одевать, следить, чтобы ничего не случилось. Больше никогда и ничего для себявсе ради ребенка. Пока маленький одного не оставишь, с ним никуда не пойдешь, а если заболеет? Ни спишь, не ешь, только с ним на руках по дому скачешь и с ума сходишь. Не повторяй моих ошибок, дочка. Живи для себя, пожалуйста. Не стоят несколько мгновений удовольствия обузы на всю жизнь.
Мы с Аврелией для тебя обуза, да? тихо спросила Куна. О больной младшей мать бы так никогда не сказала, но старшая это слышала регулярно. Жалеешь, что дважды поддалась, а теперь уже ничего не вернуть? Что ж ты выкидыш себе не устроила? Я знаю, можно, если таскать тяжести или сидеть полночи в тазу с кипятком. Что ж ты родила, мама, если знала, как сильно мы будем мешать?
Мать поджала губы и сузила глаза. В полумраке коридора в сонной тишине середины ночи тревожно гудели старые часы, и надсадно стучало сердце Куны. Обуза. Бесполезная, никчемная и мешающая жить. Почему никто не спросил, хотела ли Куна жить? Почему не дали выбрать, у кого родиться?
Врезать бы тебе по морде, прошептала мать, разворачиваясь в сторону кухни, чтобы за языком следила. Забеременеешьне приходи потом ко мне со слезами: «Мама, он меня бросил, что теперь делать?». Сама решай свои проблемы, не маленькая уже. Вещи соберешь и отвалишь из дома к мужику своему, пусть содержит тебя и приплод. Поняла, меня?
Конечно, мама, именно так я и сделаю, можешь не сомневаться, выдохнула Куна и ушла в спальню.
***
Четвертая смена подряд уже была лишней. Куна чувствовала это по тяжести во всем теле и дремоте, грозящей перерасти в сонное забытье. Аврелия лежа в кровати обсуждала с Домной наряды дарисс с прошлого осеннего бала. Беззаботно щебетала в гарнитуру, перескакивая с темы на тему, а Куна слов не могла запомнить. Они текли опавшими листьями по быстрому ручейку, и все время ускользали из сознания. Что-то про розовый и персиковый, а дальше мысль вязла в фасонах платьев. Осенний бал у генерала транслировался в прямом эфире на каждую телевизионную панель в секторе. Лучшие воины, их прекрасные женщины, величественная музыка и блеск огней. Настолько недосягаемо совершенно, что напоминало сказку. Единственное мероприятие, которое Куна смотрела, сидя на кухне с матерью и сестрой.