Черные волосы растеклись по простыне кляксой, полупрозрачные, крепко сомкнутые веки, нервно вздрагивали. И казалось, Магнолии снится кошмароттого и бегают под тонким покрывалом век глаза, дрожат искривленные губы, сжимаются кулаки.
Я чувствуюс Магнолией что-то не так, беспомощно выдохнула я в красивый профиль Макса.
Он отвернулся от окна, и вгляделся в мое лицосерые глаза потеплели, излучали участие.
Макс уставился в стену, почти не мигаязадумался.
Оставив полупустую чашку в покое, тонкие пальцы его крутили верхнюю пуговицу жилетки. Луна подмигнула из-за облаков, очертив белесой дымкой остроносый профиль балетного, смягченный волнами каштановых волос. Как по волшебству в ее неровном свете показались вены под тонкой кожей шеи, на изящных, но вместе с тем жилистых ладонях. Зачернела дырка, ровно по центру мочки. Лет двадцать минуло с тех пор, как Макс бросил носить серьгу, но дырка никак не зарастала, опровергая этим весь мой опыт.
Обождем до завтра, уже серьезно, без тени насмешки произнес балетный спустя недолгое время, и нога его закачалась. Там видно будет.
Я дернулась, нервно подалась вперед, неловко толкнула стол. Он подвинулся, и кофе закачалось в кружке, выплеснулось наружу.
Прозрачный пластик стола, с ракушками и водорослями внутри, окропила темная роса. Я как завороженная наблюдала за игрой света на черно-коричневых каплях. Сознание заволокла дымка дремы. Макс рядом, уверен, что до завтра ничего страшного с Магнолией не случится. От осознания его молчаливого покровительства, вся моя собранность рассеялась как дым.
Веки потяжелели. Не успела понять, что случилось, а уже клюнула носом.
В соседней комнате пустовала любимая кроватьогромная, трехместнаяя заплатила за нее целое состояние. А я так и проспала всю ночь в кресле, в скрюченной позе, вытянув под столом ноги.
***
Очнулась я ближе к утру. Прохлада просачивалась в закрытые окна, находила неведомые мне щели. Надо будет отремонтировать.
Макс сидел на том же местенеподвижный, но не спящий. Изящный профильхоть сейчас чекань на монетахсмягчился в розоватой рассветной дымке. Тонкие пальцы теребили пуговицу на жилетке.
Восход распускался у городской границы. С высоты моей квартиры было чудесно следить за тем, как тянутся в хмурое осеннее небо розовые лепестки лучей.
Проснулась? Макс обернулся, взгляд был теплым, участливым.
Ага. А чего ты домой не ушел? спросила я сквозь зевоту.
Кое-что меня заинтересовало. Задержался, копал, не всякий с первого раза вникал в объяснения Макса. Витая в собственных мыслях, он говорил комкано, невнятно, путано. Но я привыкла.
Вот, посмотри, балетный протянул мне монкс. Древние планшетники эволюционировали как динозавры в птиц.
Тонкий, как лист бумаги, экран светился лампой.
Макс провел над ним ладонью, вызывая последние просмотренные страницы.
У меня екнуло сердце, сжалось, неумолимо напоминая, что есть вещи, к которым даже после всего пережитого не привыкнуть. Хорошо, что не позавтракала, съязвила я мысленно. Но от этого стало лишь тошнотворней.
Глава 2. Еслена
Девушка лежала в центре комнаты, на полу. Сломанное тело ее походило на выброшенный из бутика манекен, едва прикрытый длинным, разодранным в нескольких местах коктейльным платьем. Испещренные кровоподтеками руки, спина, выгнутая там, где не должна гнуться, вместо половины лицакровавая каша.
Сломанная ключица острыми костяными пиками вышла наружу. Струйки бурой жидкости нитками расползлись по нежно-розовой ткани, спускаясь на пол.
Контраст невинного цвета платья, тонюсеньких бретелек на худеньких плечах, и тела, которое словно рвал дикий зверь, заставил меня сглотнуть. Мерзкий, колючий ком в горле не поддавался, застрял, глаза увлажнились. Я стиснула зубы и кулаки, сдерживая слезы. Девушка была намного моложе других жертвнеоперившийся птенчик, что наряжается в мамино платье, чтобы взрослые мужчины оценили расцвет ее женственности. От этой мысли мне стало еще хуже.
Девушка приглашающе раскинула ноги, согнула колени. Знакомая поза жертв наших чудовищ. До жути знакомая.
Крови вокруг почти не было. Нулячий белый паркет казался слишком чистым, слишком девственным для отвратительной картины.
Новая жертва. О ней опять писала «Фальстране» заштатная газетенка, что киоскеры брезгливо швыряют в папку для бесплатной прессы. Зато ее виртуальный портал гудит от комментариев, подвисает от лавины запросов.
Макс встал, сходил на кухню, и пока я читала заметку про искромсанную модель, принес мне чай, а себекофе.
Балетный гостил у меня не раз и чувствовал себя как дома.
Стряпать Макс обожал. Это успокаивало его, воодушевляло, но сам балетный клевал как птичка. Иной раз, на встрече «могучей четверки» в кафе, мы с Магнолией стыдились своего обжорства, пока Макс лениво пощипывал мини-сэндвич или сырную нарезку.
Мерное гудение кухонной техники оповестило меня, что балетный занялся любимым делом. Новости встревожили его всерьез.
Не мудрено! Раньше чудовище не уродовало жертвы. Пило кровь, разодрав шею, и бросало мертвое тело на месте преступления. Откуда эта ярость? Эта жестокость? Ни картра, ни эмкре не кромсали добычу. В груди расчетливых хищников не сердцакусочки льда. Нет в них места для безумной ярости, гнева и мести. Голод гнал эмкре и картра за жертвой, а сытость уводила прочь.
Тот, кто набросился на девушку, жаждал ее боли, стонов, мольбы о пощаде. Для картры и эмкре это все равно, что купить вкуснейшее вино и нечаянно расколоть бутылку по дороге домой. Увидеть лишь как впитывает земля настоянный годами напиток, поймать изысканный запах. И уйти, не солоно хлебавши. Сладкие гормоныпища чудовищсменились бы желчной горечью гормонов ужаса и страданий.
И значит, все наши выводы ложны.
Я встала, потянулась, разминая затекшие за ночь в кресле мышцы. Взяла халат и побрела в ванную.
Максу не впервой ночевать у меня, как и не впервой видеть меня голой. Я не в его вкусе. Балетному подавай хрупких до костлявости гуттаперчевых фей.
Женщины из плоти и крови, как мы с Магнолией, для него слишком тяжеловесны, грубо скроены.
Пока я занималась собой, Макс бродил из гостиной на кухню, колдуя над очередным кулинарным шедевром.
А когда я закончила, надев трикотажные брюки с кофтой, на столе для десяти персонтак гласил ценник в магазинедымились румяные тосты и сырные булочки. Чайник и кофейник напоминали о том, насколько не совпадают наши с балетным пристрастия к напиткам.
Смесь горьковатого аромата свежесваренного кофе с ментолово-ромашковым запахом чая перебивал запах чудесной выпечки.
Я присела к столу и захрустела тостами.
Макс взял поджаренный хлеб и, отщипнув пальцами кусочек, задумчиво произнес.
Нам надо собраться снова. Всем. Тебе, Магнолии и Зандре. Это не те чудовища, о которых мы думали. Это что-то гораздо страшнее. Опасней и свирепей. И оно явно себя не контролирует.
Что ты хочешь этим сказать? холод в желудке заставил меня прервать трапезу.
Я хочу сказать, красавица моя, наставительно выдал Макспривычно закинутая на колено нога его, начала раскачиваться. Что он убивает легко, если жертва не выводит из себя. А если выводиттеряет контроль.
Интересно, откуда такие выводы? голод поборол во мне и страх, и отвращение. Я снова захрустела идеально поджаренным тостом.
Первые жертвы, Макс отправил в рот крошечный ломтик хлеба. Почти не были растерзаны. Единичные раны, синяки от мощной хватки, ссадины не в счет. А эта сама видишь, его брови сошлись над переносицей, маятник ноги ускорился.
А может это кто-то другой? уточнила я, дожевывая тост, и берясь за следующий.
Исключено, Макс отверг мое предположение так, как отвергает учитель неверное решение задачки. Данные вскрытия показывают, что кусали их тем же способом. В слюне нападавшего те же вещества, ДНК совпадает.
И какое ДНК? признаться, я не дочитала до этого момента.
ДНК как ДНК, пожал плечами Макс. Ты прекрасно знаешь, что чудища мимикрируют под людей. Разницу в наших ДНК приборы пока не видят. Не изобрели еще люди таких устройств.
Это что? Совет? Без меня?
Я подпрыгнула от радости, заслышав низкий, с хрипотцой, до ужаса сексуальный женский голос. Помятая, слегка опухшая Магнолия уже сняла туфли и нацелилась на тарелку с выпечкой.
Жива и невредима! Слава богу! Мы с Магнолией давно обменялись дубликатами квартирных ключей, вызнали оружейные тайники друг друга.
Я рванула на кухню, за новой кружкой. А подруга, как ни в чем ни бывало, уселась в мое кресло, откусила булочку, запивая моим же чаем.
Когда я вернулась в гостиную, Магнолия и Макс обсуждали вчерашний вечер. Как всегда подруга бешено жестикулировала, бубнила с набитым ртом, привставала, чтобы взять слово, но смешной при этом не выглядела. Скорее забавной, как девочка-егоза, что умиляет своей непосредственностью. Даже по-хомячьи набитые щеки придавали Магнолии особого шарма.
Подруга не помнила ничего, с того момента, как ушла с каким-то красавчиком в ВИП-номер отеля. Красавчика не помнила тоже, что удивляло гораздо сильнее. Магнолия выбирала мужчин придирчиво, тщательно. Высокая брюнетка, с фигуркой «что надо» и грацией пантерытак окрестил ее наш четвертый индиго, метис Зандра, спутников на одну ночь находила играючи. Со скрипом, порой не без моей помощи, отваживала поклонников, которым этой самой ночи казалось мало. Впервые на моей памяти Магнолия затруднялась описать любовника, терялась в цвете волос, глаз и помнила лишь горячее, совершенное тело.
Мои опасения вернулись с новой силой. Но добавлять эту каплю дегтя в бочку меда беззаботного щебетания Макса с Магнолией я не стала. Не имело смысла. Эти двое слишком полагались на свою силу, на дар индиго, на энергетику, которой могли «сжечь» чужой мозг и электроприборневажно.
Их бесшабашность пугала меня. Особенно в свете утренних новостей. Я взяла себе стул, налила чай и продолжила завтрак, отрешенно ловя обрывки беседы.
Простите, вы потеряли зеркальце, на пороге гостиной, словно из-под земли вырос мой вчерашний «прыгун на голову». Золотые кудри в идеальном хаосезалюбуешься, ультрамариновые глаза смотрят не мигая. Снова в памяти всплыл камышовый котдикий, но заинтересованный взгляд зверя, что выбирает хозяйку.
Мятый шелк белой рубашки кричал о богатстве, черный шелк брюко незнании меры.
Гость прислонился к косяку двери, полоснул странным, задумчивым взглядом по Магнолиитак смотрят на бомжа за столом с олигархами. Следующий взгляд красавчика предназначался Максунетерпеливый, негодующий. Гость чуть ссутулился, и грудные мышцы, плечи налились силой. Посмотрел на менярезкость черт лица смягчилась, розоватый румянец проступил на персиковой коже. Он протянул навстречу руку, и на огромной, но вместе с тем изящной ладони блеснул кружок моего зеркальца. Надо же! И, правда, мое. Потеряла в потемках улицы, когда красавчик свалился с небес на голову.
Утрата зеркалаплохая примета, небрежно бросил Макс, удостаивая гостя неуважительным взглядом, и нога его бешено закачалась. Это он вчера на меня набросился, сообщил балетный, откусив кусочек тоста.
Я вгляделась в лицо красавчикане смущен, не расстроен. Гость расправил могучие плечи, показав, что они шире максовых вдвое, развел руки в стороны и обезоруживающе улыбнулся.
Я хотел отдать зеркальце, но не зналстоит ли доверять такой ценный предмет неведомо кому.
Макс резко повернул головуих взгляды с красавчиком пересеклись. Поднеси лист бумагирассыплется пеплом. Гость улыбнулся ширепонравилось, что задел Макса за живое.
Друзей у балетного не было, родственники давным-давно почили. Мы«могучая четверка» все, кто терпел его неуживчивый нрав, мирился со скверным характером, протягивал руку помощи.
Да ты вообще кто такой? возмутился Макс. Казалось, сейчас нога его слетит с коленатак она раскачалась. Пальцы балетного нервно отщипывали хлеб и сминали в шарики.
В отличие от Макса, Магнолия напоминала удава на охоте за кроликом. Не столько грациозно, сколько вызывающе откинулась на спинку стула, выпрямилась, выставив напоказ высокую грудь. Не прекращая смачно жевать, подруга откровенно, плотоядно оценивала достоинства фигуры гостя, будто его подали на десерт.
Полуулыбка мелькала на ее резко очерченных, маленьких губах.
Меня зовут Мейзамир, красавчик с небрежной грацией склонил голову в мою сторону. Я, к несчастью, налетел на вас. И вы потеряли зеркальце. Такое наверняка очень жаль терять.
Поборов недоверие, я приблизилась к гостюон не сводил с меня ультрамаринового взгляда, не моргнул, не шевельнулся. Отчего-то с каждым шагом смущение овладевало мной все сильнее. Сдерживая быстрые вдохи, я не взялавыхватила из ладони гостя бабушкин подарокскладное зеркальце-камею из высокопробного серебра. Зажав в руке любимую вещицу, поспешила отступить. А красавчик, словно ловя меня, зашагал следом.
Мы двигались, как танцорыглаза в глаза, мой шаг и вздох, его шаг и два выдоха. Когда я очнулась, прислонившись к стене, красавчик, как подросток однокашницу зажал меня в углу собственной гостиной. Я поразиласьнасколько ровной, до тошноты идеальной выглядела его кожа. Ни единого прыщика, неровности, шрама. Наверное, моя кожа рядом с ней кажется наждачкой. Лишь крошечная родинка спряталась под густой золотистой бровью гостя.
Полегче, слышишь, из-за моей спины ворчливо осадил красавчика Макс.
Ага, только и смогла поддакнуть я, но нахальный Мейзамир не слушал.
Наклонился, как и я, сдерживая рваное дыхание, ближе, еще ближе. Мои ноги ослабели, а ультрамариновые глаза заполнили весь мир.
Я рад, что дорогая твоему сердцу вещица не потерялась, выдохнул красавчик почти мне в губы, «на лету» переходя на ТЫ. Могу я рассчитывать на ответную благодарность?
Колени так и норовили подогнуться. Будто хотели, чтобы я рухнула в руки Мейзамира, и что-то подсказывалоон только этого и ждет. Странная химия между нами, давно забытая мной, будоражила сильнее густого кофейного запаха.
Эй, вы! Может нам уйти? сексуально хихикнула Магнолия.
Это привело меня в чувство, придало ногам силы. Но Мейзамир и не думал отодвигаться. Я уперлась ладонью ему в грудь, чувствуя, как бешено бьется под пальцами сердце, каменеют мускулы. Щеки красавчика зарделись горячечным румянцем, губы приоткрылисьалые, чувственные. Он втянул воздух, с нажимом выдохнул и с хрипотцой спросил:
Так могу я рассчитывать на ответную благодарность?
Я выскользнула из ловушки между мужским телом и стеной, и отступила к столу. Мейзамир двинулся следом, и я не нашла ничего лучше, чем положить руку на плечо Макса.
Красавчик остановился.
Как вы сюда вошли? потребовала я. За забор пускают только жителей дома, или они сами открывают магнитный замок. В квартиру я вас тоже не впускала.
Проще простого, пожал плечами Мейзамир, и странный, годами наработанный опыт мелькнул в его детальном объяснении. Попросил одну из местных одиноких дам впустить путника, забывчивого настолько, что не взял ключ у своей девушки А дверь в квартиру была не заперта.
И она поверила? я знала ответ еще до того, как красавчик открыл идеально очерченные губы. Одиноких бизнесвуман в моем доме как рыб в пруду. Не всякая юная прелестница, у чьих ног разбиваются сотни сердец, устоит перед небрежно-галантным обаянием Мейзамира. Куда уж увядающей даме, для которой мужское внимание, ласка, такой вот пронзительный взглядеженощная мечта в холоде безлюдной квартиры.
Без вопросов, ни тени бахвальства не промелькнуло в голосе красавчика, ни капли иронии. Он говорил не о том, в чем убеждался не раз, не о том, чем кичилось мужское самолюбиео том, что знал твердо, как дважды два.
Я вгляделась в лицо гостя. Макс и Магнолия наблюдали за нами с Мейзамиром как за кошками на мартовской крыше.
Балетный даже не качал, нервно дрыгал ногой, его взгляд исподлобья спалил бы уже весь наш небоскреб. Магнолия хищно улыбалась, попивая чай. Ее томный взгляд с поволокой скользил по красавчику, опускаясь так низко, как я бы себе никогда не позволила. Подругу это не смущало, веселиловздорные, игривые искорки притаились в уголках ее глаз. Губы приоткрылись и ямочка на подбородке стала заметней.