Ох, черт. Конечно, я шутил, но, даже если бы не шутил, я не думал, что она запомнит это. Я не думал, что она поймает на слове. Я не думал, что она это вспомнит. Я не думал, что она захочет это вспомнить. Но это было до звонка Джен.
Тот звонок.
Все теперь изменилось. Я знал вызов. Я знал правду. И правда была в том, что, если я выполню вызов, я потеряю себя. Уже много раз призраки пугали меня, и адреналин бурлил так, что я хотел идти к ней. Я хотел прижаться к ее губам и обнять ее.
Но не мог.
Была Джен. И хотя порой я думал, что Джен не важна, это изменилось. Он была важна, как и мой не рожденный ребенок. Я сглотнул. Я много думал об этом за эти дни.
Это неуместно, вяло объяснил я. Знаю, звучало жалко. Я хотел сказать ей, что ничего не желал так сильно, как поцеловать ее. Но что будет хорошего?
Она старалась скрыть обиду. Старалась. Но я все видел по ее лицу. По тому, как она закусила губу. Как перестала покачиваться. Печаль в ее глазах.
Тогда говори правду.
Она хитро улыбнулась. Но натянуто. Так натянуто. Она была подавлена. Ее душа отвернулась от меня. Она предлагала себя, а я отказался.
Это было больно.
Если она собиралась закрыться, я хотел открыться.
Пусть будет правда, согласился я.
Она улыбнулась. Я знал, что грядет.
О чем был звонок?
Вот. Я знал это. Я знал, изза чего эта игра затевалась. Но не важно. Я был в долгу перед ней. Я мог хоть объяснить, почему не поцеловал ее и почему нам ничего не светит.
Я глубоко вдохнул.
Дженнифер беременна.
КОГДА ХОРОШИЕ СОБАКИ ДЕЛАЮТ ПЛОХОЕ
Я уже проснулся, когда ужасный вой донесся изза деревьев. Я не мог спать, когда Перри прижималась ко мне в спальном мешке, особенно, когда мои мысли разрывались между ней и Джен. Все оседало на места. Я никогда еще так не влипал в жизни. Я не мог винить никого, кроме себя. Джен была на таблетках, мы часто занимались сексом за эти три года. Таблетки не были магией. По логике хоть один мелкий мог пробраться сквозь барьер. Думаю, многие даже гордились бы таким достижением. Типа: «Моя сперма такая сильная, что пробила защиту таблеток» или както так. Но я был перепуган.
Если честно, было время, когда я не боялся иметь ребенка. Когда я был с Эбби, был полон глупой любви, я часто думал о семье. Ребенок, брак, все такое. Я хотел дать своей маленькой версии жизнь, какой у меня не было. Я хотел забыть с ними о прошлом. Было эгоистично так смотреть на детей, но это не удивительно в моей ситуации. В словаре рядом с «эгоистичным» должна быть моя картинка.
Я должен был обрадоваться, когда Джен сказала мне, что у нее будет ребенок, был я вовлечен или нет. Это ранило. Это было странно. Наши отношения всегда были простыми. Мы не ждали друг от друга много. Ничьи чувства не были задеты. У нас было понимание и секс. Любил ли я Джен? Нет. Никогда. И это к лучшему. Мне было лучше никого не любить.
Но теперь она собиралась рожать ребенка без меня, и я чувствовал себя отвергнутым. Словно я не был нужен. Словно я был донором спермы, и она ушла с частичкой меня, которую я хотел бы в других обстоятельствах. Так что мне придется остаться с Джен. Даже жениться на ней, если она захочет. Но я буду несчастен. Буду подавлен.
К счастью, жуткий вой разогнал мои мысли, помешал мне падать все ниже. Теперь я мог бояться другого.
Прокаженных.
Крик продолжался, приближался, а потом начал вырываться с хрипом, и от каждого воя холодела кровь. Казалось, обезьяна насилует кошку, звук был полон боли и ужаса.
Я был в ужасе, а Перри мирно спала. Но это я мог исправить. Я не собирался проходить через это один. Если я должен страдать, то и она должна. Да, рядом с «трусостью» в словаре тоже должна быть моя фотография.
Я опустил ладонь на ее плечо и затряс, чтобы разбудить.
Она посмотрела на меня сонными глазами.
Что? Что происходит? пробормотала она.
Леденящий душу крик сотряс палатку.
Что это было? воскликнула она, страх прогнал с ее лица остатки спокойного сна.
Не знаю, только началось. Думаю, это псих.
Она посмотрела на меня, как на психа. Я рассказал ей о психепрокаженном, жившем когдато в колонии.
Черт, выдохнула она.
Это не поможет. Теперь она проснулась, и мне было не так страшно. Это стоило снимать.
Мы должны снять это! я вывалился из спального мешка и направился к «Супер 8».
Нет! Ты не можешь туда идти, закричала она за моей спиной.
Я схватил ботинки. Я не мог это пропустить.
Могу и должен.
Нет! завизжала она не хуже прокаженных. Я опустил ботинки и посмотрел на нее. Она еще так не боялась за все время на острове. Она была перепугана, дрожала в спальном мешке, в паре секунд от панической атаки. Ты не можешь туда идти! продолжила она. Там то, что хочет тебя ранить.
Что?
О чем ты?
Она с мольбой посмотрела на меня.
Прошу, Декс, просто доверься мне.
Этого ответа мне было мало.
Я покачал головой.
Ни за что. Я не пропущу это. Оставайся здесь.
Я расстегнул палатку, порыв свежего воздуха ворвался внутрь, и Перри бросилась и схватила меня за руку, ногти впились в мою кожу.
Не бросай меня! взмолилась она, голос был полон страха и боли.
Я сдался, позволил ее рукам оттащить меня от выхода. Она была на грани слез. Я не мог оставить ее в таком состоянии.
Ты нужен мне, прошептала она.
Это чтото новое. И чтото незнакомое шевельнулось в моем сердце. Никто еще не нуждался в Дексе Форее.
Я нужен тебе? спросил я, горло сжалось.
Она притянула меня ближе, хватка стала крепче. Чтото происходило. Чтото, что заставило меня забыть о психе в лесу. Я едва слышал те крики. Я был околдовал глазами Перри, тем, как они сияли в темноте. Сгущался жар, он тянул нас друг к другу, как нить, пылал в нас.
Ты мне нужен, сказала она с такой решимостью, словно объявляла войну.
Я смотрел на ее губы, пока она говорила это.
Если она хотела войну, будет ей война.
Я улыбнулся.
Я потом отбросил предосторожности и сделал то, о чем мечтал.
Я бросился к ней, обхватил ее лицо руками, прижался губами к ее губам. Это было лучше, чем я думал, я ощущал ее, пробовал, мой язык набрасывался на нее, словно я пытался приручить ее. Если так продолжится, я съем ее заживо.
Я толкнул ее на спальный мешок и попытался поглотить как можно больше. Это не могло ждать, я спешил. Это был взрыв множества эмоций и упущенных возможностей. Этого я всегда хотел, изза этого ласкал себя каждую ночь. И теперь она была подо мной, ее нежные руки касались меня на поясе, притягивали к ней, словно ей было мало. Она сорвала мою футболку, провела ногтями по моей груди, как кошка. Я ответил поцелуем в ее шею, пробуя пот и все то, из чего она была сделана. Мне было плевать, заходим ли мы слишком далеко, я начал снимать ее трусики. Чертова одежда. Я хотел быть кожа к коже.
Я просунул руку под ее футболку, ощущая мурашки на ее коже от моего прикосновения. Ее соски были твердыми и просили сжать их и груди. Она была мечтой, облаком. Но этого было мало.
Она тоже хотела больше. Она сняла футболку через голову, и я увидел грудь Перри во всем ее великолепии. Жаль, что было так темно, я хотел бы увидеть больше, чем оттенки сливочной кожи и раскаленный силуэт. Ее взгляд был тяжелым от похоти, просил меня продолжать. О, я старался изо всех сил не кончить, еще не сняв трусы.
Я снова напал на ее шею и грудь, облизывал каждый ее дюйм, пробуя на вкус. Она стонала, и я с трудом сдерживался.
А потом ее ладони оказались на моих трусах. Я был бы счастлив снять их, но, когда ее крепкая хватка нашла мой член, ощутила, какой он твердый, я понял, что в беде. Я застонал от наслаждения. Громко. Я хотел больше, чем несколько секунд ее хватки. И у меня были планы. Очень влажные планы.
Я отпрянул от ее руки.
Я был у власти.
Я раздвинул ее мягкие ноги руками и склонился. Мне нужно было подготовить ее.
Я пощекотал пальцем кожу под ее коленом. А потом повернул голову и сделал так же языком, нежно водя им. Ее нога напряглась, Перри заскулила. Она наслаждалась этим, как я и надеялся. Ее ноги раздвинулись сильнее в приглашении.
Я принял его.
Я раздвинул ладонью половые губы, принялся тереть ее клитор. Она набухла, была влажной, и вход был бы скользким.
Я прижал свои губы к ее влажным половым губам и вошел языком. Она была идеальной. Как и на вкус, ее мускусный запах сделал мой член еще тверже, и он прижимался к моему животу. Он просил ее прикосновения, молил кончить, но я не мог этого позволить. Сейчас была ее очередь.
Я был нужен ей, и я собирался дать ей то, что требовалось.
Ее бедра поднимались к моему лицу. Мой язык доводил ее до точки. Я не хотел пока, чтобы она кончала. Я хотел увидеть всю ее, когда она сделает это.
Я прижался грудью к ее груди, наш пот смешивался. Два пальца проникли в ее влаге, она была голодна. Другой рукой я сжал ее мягкие волосы в кулак. Я чуть потянул за них, и ее глаза открылись от приятной боли. Я тянул и гладил, ладонями и пальцами. Я делал так снова и снова, пока сам чуть не кончил. Мне было больно сдерживаться, но я должен был.
Когда она кончила, этот миг был самым красивым, потрясающим, фантастическим в моей жизни. Она закричала от инстинкта. Я слышал, как наслаждение исходит от нее волнами, пока не замедлилось до скуления. Звучало почти с болью, но я знал лучше.
Я вытащил из нее пальцы и прижал к ее животу. Я хотел облизнуть их, но это могло вызвать у нее отвращение, а я не хотел портить момент.
Когда она пришла в себя, она повернула голову и посмотрела на меня. Я смотрел в ответ. Мы пересекли огромную баррикаду. Я был ужасно заведен, но нам нужно было на этом все оставить. Я дал ей то, что она хотела, и получил то, что хотел.
Она потянулась рукой к моему лицу и нежно погладила щеку. Ее взгляд говорил о многом. Я начал вспомнить о реальности, разум боролся с членом за власть.
Что произошло? Что я сделал с нами?
Перри уловила перемену, наверное, но она потянулась к моему члену, а я не позволил этого. Поверьте, я больше всего хотел наброситься на нее, ощутить, как она влажна, познать ее изнутри, чтобы она приняла меня так, как никто не мог. Я был тверд, как железо, и все будет потрачено, если я не окажусь в ней.
Прости, жалко сказал я. Я не могу.
Что не можешь? спросила она. Она не знала. Она не знала, как будет, если мы продолжим. Как далеко мы падем. У нас даже не было презерватива, она могла забеременеть. И потом аборт? Или еще одна версия Джен?
Нет. Так было не честно. Если забеременеет Перри, это будет совсем подругому. Но это было не в нашей реальности. Я не был с ней. Я был ее напарником. Я был с Джен, с ней я должен был провести остаток жизни.
Напряжение окутывало нас каждый раз, когда мы были вместе, и в этот раз я поддался. Это было ошибкой, хоть изза этой ошибки я не сожалел.
Я не хочу ранить тебя, сказал я. А так было бы.
Я знал по взгляду ее больших глаз, что уже сделал это.
Если посмотреть в словаре «самый большой гад на планете», там будет моя фотография.
ОНА МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ
Порой некоторые моменты в жизни можно предвидеть. Обычно, это касалось лжи. И результата. Ты врешь, скрываешь чтото от мира, но знаешь, что однажды правда всплывет. И потом будет не весело.
Будет гадко.
Напарница будет кричать на тебя. Она будет с трудом сдерживать слезы в глазах. Она будет выглядеть так, словно я ранил ее в живот, столкнул с обрыва. И все доверие ко мне вытечет невидимым потоком несдержанных обещаний.
Такой была Перри в миг, когда узнала, что анонимные комментарии оставляла Джен. Я не представлял, что это всплывет. Я знал, что я раню ее этим мечом. Я знал, что она разобьется внутри. Будет страдать.
Или разобьюсь я. Буду страдать от осознания того, каким гадом я был. У нас с Перри все время был шаг вперед и два назад. Казалось, мы обрели почву, и тут мне пришлось сказать правду.
Правда всегда вредила.
Она отвернулась от меня и процедила в гневе:
Почему ты не рассказал мне?
Еще и место для разговора не лучшее. В темном подвале психбольницы с призраками. Хотя, это даже уместно. Мы долго доводили друг друга до безумия.
Я потянулся к ней в темноте, моя ладонь легла на ее плечо.
Она развернулась, как зверь в клетке. В глазах мелькнула хищная ненависть.
Не трогай меня! закричала она, голос отражался эхом в сырой комнате.
Нет. Я не мог это слушать. Я не мог вынести это между нами. Мне нужно было коснуться ее, знать, что часть ее все еще моя.
Я инстинктивно схватил ее за запястья и крепко держал.
Прости, сказал я, глядя в ее глазах. Я чтото искал в них.
Пусти меня! заревела она. Я коечто понял. Она собиралась ударить меня. Я хорошо знал этот взгляд.
Я был придурком.
Хорошо, ударь меня! завопил я, раздражение росло. Но сначала выслушай.
Она и не собиралась.
Ты лжец!
Так и было. Я сжал ее запястья крепче и притянул ее к себе, мне нужно было, чтобы она выслушала меня, увидела меня, услышала меня. Она сдалась, черные волосы висели вокруг ее лица. Но она позволила удерживать ее. Позволила говорить.
Поставь себя на мое место, Перри, прошу, попросил я. Онамоя девушка, тымоя напарница. Что мне было делать? Кого защищать?
Она закрыла глаза, закрылась от меня. Она словно сдавалась. Я не хотел, чтобы огонь угасал в ней, я хотел только шанс объяснить.
Я вздохнул и отпустил ее руки. Вряд ли объяснение помогло бы.
Она медленно отошла, не взглянув на меня. Перри была побеждена, после всей силы, что я видел в ней раньше, было больно понимать, что это с ней сделал я.
Детка, позвал я ее, голос обрывался в холодном воздухе.
Не смей меня так называть! взорвалась она. Не смей. Особенно после того, что ты только что сказал.
Она страдала. Сильнее, чем я думал.
Почему? Было чтото еще?
Я осторожно шагнул к ней.
Почему тебя это так ранит?
Она издала злобный смешок. Я не видел ее лица, но знал, что веселья на нем нет.
Еще не хватало этому меня ранить.
Хотела, чтобы я рассказал тебе? осторожно спросил я.
А ты как думаешь?
Думала, я должен был рассказать тебе? и я снова копал, искал то, что удовлетворит меня. Я знал, что я хотел услышать.
А она?
Думаю, призналась она, я бы тебе рассказала
Почему? спросил я. И шагнул к ней.
Она медленно повернула ко мне голову, может, предупреждала не подходить ближе.
Потому что ее голос оборвался. Я видел силуэт ее горла, она сглотнула. Ты
Что? Что я?
Перри, мой голос дрогнул.
Она смотрела на пол. В тенях я видел, как она хмурится. Она спорила мысленно с собой. Я не знал, выиграет ли та сторона, победы которой я хотел.
Что? страх исходил от нее волнами.
Она знала, что я спрошу. А я должен был спросить это.
После всех этих месяцев вместе, ночей в одной кровати, в палатке, мои мысли почти все время были о ней. Мы почти умерли, все время спасали друг друга, толкали и ранили друг друга. Мне нужно было знать, что она на самом деле чувствовала.
Если она скажет «да», я сдамся. И расскажу все, что скрывал. Все, с чем боролся каждый день. Я расскажу ей правду.
Больше никакой лжи.
Ты меня любишь?
Вот. Вопрос вылетел. Я не говорил о себе, но должно быть понятно, что я спрашивал не просто так. Я хотел, чтобы она сказала «да». Мне нужно было, чтобы она сказала, что любит меня.
Тогда будет не так страшно падать.
Ее глаза расширились от вопроса. Она этого не ожидала. Или хорошо играла. В этом она стала лучше.
Что, прости? выдавила она.
Я подошел к ней на пару шагов, на нее упала моя тень.
Ты меня любишь?
Прошу, скажи «да».
Скажи «да», Перри.
Тишина. Плохо. Мне нужно было знать.
Перри, сказал я тревожнее. Ты меня любишь?
Она глубоко и резко вдохнула. Она взяла себя в руки и посмотрела в глаза. Я смотрел на нее. В ее глазах не было мягкости. Взгляд был тяжелым, блестящим. Как лезвие.
Нет, просто сказала она. Не люблю.
Я ошибался. Все вышло не так.
Не я вонзил в нее меч. Я только дал ей меч.
И она вонзила его в меня.
СЕРЕБРЯНЫЙ МОЛОТОК МАКСВЕЛЛА
Порой вещи внезапно заканчиваются; в одну минуту есть, а в другую пропадает. Порой они крошатся медленно, как любимые боксеры. Ты носишь их каждый день, потому что они прекрасно облегают тело, становясь почти второй кожей. Ты даже не стираешь их часто, хоть и есть запах, потому что боишься, что стиральная машинка встряхнет их, порвет нити. Но все равно им приходит конец. Трусы рассыпаются. Рывок в порыве страсти, или просто снимаешь их ибац. Ничего не осталось. Ты голый. И заднице холодно.