Дмитрий БаскаковМаг и нимфа, или Неправильное фэнтезиСказка для служебного пользования
Предисловие
Наверняка все вы знаете Димеону. Не может быть, чтоб не знали, возможно, она просто представилась вам другим именем, или вы не успели спросить, или же постарались забыть поскорее, как забывают всё, что грозит сорвать шоры с глаз и раз и навсегда сломать привычный уклад вещей. Так забывают первые годы детствадля того лишь, чтобы не было мучительно больно потом помнить о том, на что вы никогда уже не будете больше способны. Так забывают вспышку весны, беззаботное лето, прожитый праздник, первое чувство, смелую песню Так забывают и Димеону.
По числу попыток отправить Димеону в забытьё я, пожалуй, мог бы дать фору многим из вас: к тому, чтобы выгнать её из памяти, я приложил, могу смело сказать, титанические усилия, но она всегда находила дорогу обратнопо отпущенным по рассеянности в вольный бег мыслям, сквозь окно электрички, мелькнув на мгновение между вагонами, дуновением ветра по волосам, сохранившейся чудом цветной фотографией, звонкой песней ручья, осколком ускользнувшего сновидения Не могу сказать, чтобы это было хоть сколько-нибудь неприятно, просто есть вещи, возвращенье к которым означает такой непомерный отрыв от той реальности, в которой все мы, в конце концов, оказываемся, что иной раз проще закрыть глаза, чем поверить, что ты ещё что-то можешь. К сожалению, для меня практически каждый раз оказывался иным.
В последнее время, однако, воспоминания минувших дней вдруг померкли, поблекли, словно бы лампочка в старом чулане наконец-то перегорела. Сначала меня это обрадовало, а затемиспугало: я вдруг осознал, что в том виде, в каком себя представляю, без этого клочка жизни просто не существуюостаётся лишь оболочка, а суть ускользает, будто я смотрю на себя самого через увеличительное стекло и никак не могу сфокусировать взгляд. Вернее всего, причиной тому явилось признание моего поражения в попытках забыть всю историю и, как результат, прекращенье бессмысленного самокопания. С другой стороны, виной тому может быть моё непомерно развитое воображение, заместившеея уверенмногие из имевших место в действительности событий фантазиями, упрощениями и абстракциями: я решительно не могу представить, чтобы я делал и говорил то, что делал и говорил, но память упрямо держится за своё. Наконец, может статься, что сама Димеона по какой-то причине утратила ко мне интерес: мир, в котором не ощущаешь её присутствия на каждом шагу, признаться, явился для меня местом новым и непривычным, а листки фотографий, внезапно исчезнувших со страниц моей памяти, вполне могут оказаться багажом, что она прихватила с собой. Так или иначе, но картинки, когда я к ним возвращаюсь, начинают теряться, тускнеть, покрываться прорехами. Пройдёт время, и вся наша встреча будет забытане знаю только, превращусь ли я тогда в механическое чудовище или в беззубого старика.
В свете вышеизложенного мне хотелось бы ещё раз прикоснуться к событиям тех дней, в по возможности искренней и простой форме изложив их на бумаге. Разумеется, я не тешу себя надеждой, будто этим мне удастся восполнить потери, приманить Димеону обратно или, упаси Господи, воздать кому-либо по заслугамвремя неумолимо, и, споря с ним, легко не заметить, как оно равнодушно пройдёт сквозь пальцы. Всё, что мне остаётся, это писать эти строки, потому что так надо. Кому и зачем? Не имею понятия. Вернее всего, что мне самому.
Надеюсь, что сейчас, дойдя до этой строки, многие уже поняли, о ком пойдёт речь. Если это действительно так, то задача моя значительно упрощается: историю, что я буду рассказывать, вы наверняка уже знаете, даже если пока сами в это ещё не поверили, хоть и, возможно, в ином контексте или под иным углом зрения. В таком случае, всё, что мне остаётся, это немного добавить красок, подсветив лишь ключевые места. Тем же, кто до сих пор не понял, о ком я хочу рассказать, и тем в особенности, кто готов поклясться, что ни с какой Димеоной он никогда не встречался, могу сказать лишь одно
Оглянитесь.
Может быть, как раз сейчас она стоит за вашей спиной?
Глава первая,в которой Максим составляет отчёт и размышляет над тем, каким ему следует быть
В этом районе города я бывал редко, однако Калачёвая улица отыскалась сразу. Свернув на неё, я некоторое время брёл среди аккуратных каменных домиков из того замечательного времени, когда строить красиво и быстро уже научились, а экономить при этомещё нет. Уютные зелёные дворики были отделены от тротуара островерхими металлическими решётками с широкими арками без ворот. На подоконниках раскрытых навстречу утреннему солнцу окон стояли герани. Машин почти не было, людейи подавно, лишь на противоположной стороне улицы работал метлой усатый дворник в ветхозаветном картузе, да в окне первого этажа грустный мальчик ел абрикосы. Увидев меня, он сразу же перестал есть и замер, уставившись на меня испуганными глазами. Я ускорил шаг.
Пригороды здесь устроены так, что, проходя по ним, всегда словно оказываешься лет этак на сорок в прошлом. Ревущие тонированные иномарки, порой проносящиеся по этим узким улочкам, совершенно не вписываются в царящий повсюду неспешный ритм старогородской жизнипримерно так же выглядят сказочные туристы, собравшиеся на опушке вокруг магнитолы в момент появления из лесу деревенского хоровода. Стародавняя глушь этих тихих улочек словно заранее готовит путешественника к тому, что его ожидает нечто волшебное. Трудно сказать, почему так получилось, но отыскать лучшее место для границы со сказочным миром было бы трудно.
Я шёл, вдыхая ароматы утреннего города, навсегда застрявшего в глубоком прошлом: ароматы кефира по тридцать копеек, и пахнущих краской газет, и сигарет «Прима», слушал восторженное щебетание птиц и думал о вечном. Вечной была Сказка.
Доброе утро, Максим Андреевич.
Я вздрогнул.
Ах, это вы Доброе утро.
Извините, что Вас напугал. Надо мне научиться кашлять поделикатнее, как Вы считаете?
Какое-то время мы шли рядом молча.
Аполлон Артамонович, что не так с этой Вероникой? спросил я наконец.
Разве с Ней что-то не так? маг поднял брови.
Значит, всё так и вы всего-навсего решили со мной прогуляться? ядовито осведомился я.
Почему бы и нет? Аполлон Артамонович шагал медленно, явно наслаждаясь сияющим утром. Вы знаете, как это бодрит? Иной раз, посидев в кабинете Впрочем, Вы правы, я, и в самом деле, хотел бы перемолвиться с Вами, он поглядел на меня, прищурившись, и спросил: Максим Андреевич, как Вы считаете: в чём заключается наша с Вами работа?
«Начинается подумал я. И, что самое гадкое, не помню, чтоб я в последнее время так уж откровенно портачил. Прошлую неделю я вообще просидел на больничном, чёрт подери!»
Следить за туристами, начал я перечислять вслух. Подталкивать, если нужно, чтобы события развивались определённым образом. Следить за тем, что вообще происходит. Следить за Сказкой, я бы сказал
«Следить за Сказкой»? мой руководитель словно бы покатал эту фразу во рту и скривился. За нами бы кто проследил, право слово! Но я не об этом сейчас, а то Вы подумаете ещё, что я Вас ругаю, ну что Вы!.. В последнее время Вы были весьма осторожны, иначе бы я никогда Впрочем, всему своё время.
«Так, подумал я, он что-то затеял и теперь хочет, чтоб я гадал, что же именно. Не буду ни о чём гадатьнадоело!»
Но, так или иначе Да вот, полюбуйтесь!
Я обернулся туда, куда волшебник указывал тростью, и увидел объявление на столбе. «Куплю сруб, дом, избу, гараж в Сказке, вещала бумага. В любом состоянии. Дорого!»
И что? спросил я, пожимая плечами. Недвижимость есть недвижимость.
Что ж, здесь я с Вами согласен, кивнул Аполлон Артамонович. Но я думаю вот о чём: всего каких-нибудь пару лет назад этого просто не было. Не было стольких туристов Вы знаете, сколько компаний имеют сейчас представительства в Сказке? Я наводил справкиоказалось, уже более тысячи, и это если не считать трактиры, извозчиков, прялоквсех тех, кто сидит там с корнями.
Я слушал.
Этоэкспансия, друг мой, со вздохом продолжал маг. Людиа с ними и мирустремляются в Сказку, как мухой ужаленные. Но это бы ладно, Бог с ними! Я и Вы для того и работаем, чтоб в ней им всем нашлось место, и если сейчас в Сказке сотни волшебников, то скоро, попомните моё слово, пойдёт счёт на тысячи. Это уже иные масштабы, иные условия, а значити иные проблемы, с которыми нам с Вами неизбежно придётся столкнуться.
Я монотонно кивал, ожидая, когда, наконец, мелькнут ключевые слова.
Но мало кто в наше время задумывается, словно бы угадав мои мысли, изменил тон волшебник, что по нарастающей идёт и обратный процессвторжение Сказки в реальность.
«Эк его сегодня хватило!» подумал я.
Чему Вы улыбаетесь? Да, два года назад мы готовы были предложить туристам Сказку, содержащую один лишь Русский сектор и всего несколько тысяч сценариев. Сегодня этого уже недостаточно, сегодня секторов уже пять, не считая недостроенного Японского, а нам с Вами приходится запутывать такие клубки, что не приведи Господь, чтобы что-то пошло вдруг не так, потому что иначе он посмотрел на меня и осёкся. Впрочем, неважно. Так вот, к чему я веду? К тому, что Сказка сегодня даёт иной образ действия, иной образ мышления, чувствования, иные переживания, наконец! Да, нам порой кажется, что всё здесь зависит от нас, что это мы изменяем Сказку, когда в ней оказываемся, и мы совсем забываем при этом, что Сказка сама давно уже начала менять нас самих Нас, да и весь окружающий мир заодно. Я не говорю о зеркалах и прочем квазимагическом мусоре, что скоро, наверное, начнёт вывозиться телегами, это не наши проблемы, и пусть этим и дальше занимаются те, кому следует. Нас с Вами больше волнуют люди: Сказка меняет их до того, как мыи ониуспеваем об этом задуматься, вот что меня гложет.
Аполлон Артамонович перевёл дух и вдруг прищурился.
Вам, кажется, неинтересно?
Мне интересно, сказал я равнодушно. Я только не понимаю, зачем вы сейчас в такой спешке мне обо всём этом рассказываете. Вы специально нашли меня до того, как я встречу Викто Веронику, ведь верно?
Ох, Максим Андреевич, маг вздохнул. Вы порой так прямолинейны, что мне решительно нечего Вам ответить Ладно, придётся идти напрямки. Вы, разумеется, знаете, что человек до посещения Сказки, человек в Сказке и человек после Сказкиэто три разные, кхм, кхм, сущности?
Я кивнул.
Ну, так вот. Вы обратили внимание, какой именно тип самовосприятия показал тест Вашей будущей спутницы?
«Амазонка», ответил я, не задумываясь. Но, Аполлон Артамонович, это же полная чушь! Вы сами должны были читать биографию: спокойная, тихая девочка, малообщительна, в школе пятёрки, и вдруг«амазонка»
Вы сомневаетесь в результатах?
Я только считаю, что это не вяжется с остальным. Я запросил приложение к досье, я нашёл даже видео в социальных сетях, хоть вы этого и не одобряете, но, Аполлон Артамонович, я клянусь: нет там никаких амазонок. Может, «шаманка», да, с этим не спорю, это встречается у таких девочек сплошь и рядом, но здесь явно тихоня, а вы мне толкуете То есть тесты.
Я замолчал, словно обиженный. Аполлон Артамонович собирался с мыслями.
Максим Андреевич, сказал он, наконец, как можно мягче. Вы слышали о нашемто есть не нашем, конечно, с Вами, а сказочномпоследнем проекте?
«Чёртова мельница»? спросил я наугад.
Что Вы, Максим Андреевич! Это старо, как былина, чародей засмеялся. Я Вам даже больше скажу: её уж построили и даже уже запустили, просто об этом пока что никто не знает.
Запустили?
Нет, я говорю о работе внешне не настолько масштабной, но намного более глубокой с точки зрения проблем, которые она раскрывает. Я имею в виду проект «Гатчина» Вам о чём-нибудь говорит такое название?
Я отрицательно покачал головой.
И не должно, губы мага сложились в самодовольнейшую улыбку. Дело в том, что на этом проекте Вы работали с Герасименко и, стало быть, в курсе, что такое «Эвридикины слёзки»? Ну, так вот: здесь мы сами готовим нечто подобное, но уже под полным контролем.
Я встал как вкопанный.
«Эвридикины слёзки»? Но это же
«Смерть», Вы хотели сказать? Да, отчасти; а Вы знаете мотивацию?
Я взглянул на него, словно на полоумного.
Мотивацию? Аполлон Артамонович, это же наркоманы
Да, сказал чародей.
А какая может быть мотивация у человека, сидящего на игле?
Может быть, уверяю Вас, может быть! маг неспешно двинулся дальше, и мне ничего не осталось, кроме как пойти вслед за ним. Мир куда многограннее и намного разнообразнее, чем нам порой кажется Впрочем, я имел в виду нечто иное. Вы представляете себе, что может побудить Управление заняться разработкой чего-то подобного?
Нет, сказал я, стараясь этим коротким словом сказать как можно больше о том, что я обо всём этом думаю.
Попробуйте угадать.
«Пиротехнику» мы прикрыли, начал я строить логическую цепочку, в глубине души удивляясь способности шефа даже самое простое задание одним своим появлением превратить едва ли не в экзамен. Наркоманов мы, кого нашли, вылечили. Тем не менее потенциальный клиент остаётся. Стало быть, если Управление решит заработать на этом
Ответ верный, сказал волшебник.
Я поперхнулся.
То есть какверный?! Вы хотите сказать
Максим Андреевич, проникновенный тон чудотворца заставил меня замолчать. В своём ответе на мой вопрос о том, чем мы занимаемся, Вы забыли упомянуть про образовательный аспект нашей работы Про образовательный и научно-исследовательский. Позвольте напомнить Вам, что исследователи, скажем, от медицины зачастую разводят штаммы бактерий не просто опасных, а смертельно опасных. А Вы знаете, для чего? Для того, чтоб узнать, как они развиваются, для того, чтоб понять, что нам делать, если что-нибудь выйдет из-под контроля Вам ясно?
Что? спросил я.
Аполлон Артамонович пожевал губами, вид у него вдруг сделался очень печальный.
Про бактерии мне ясно, поспешно сказал я. Про «Гатчину», в общем, тоже. Мне неясно, какое это всё отношение имеет к тому, чем мне предстоит заниматься, когда мы с вами дойдём до «вокзала».
Со мной? Нет, увольте, волшебник остановился. Я Вас оставлю сейчас, Вы не против?
Я молча развёл руками.
Что касается Вас Думайте. Думайте и учитесь. Пока Вам есть о чём думать. И пока есть у кого учиться. И пока есть чему Учитесь. И думайте. Хорошо?
Я стоял и старался не показать, насколько разочарован тем, что мне в очередной раз отказали в ответе.
И, Максим Андреевич «Амазонка», Вы помните? «Амазонка»!
Я вздохнул и, кивнув на прощание шефу, двинулся дальше. Вокруг по-прежнему было утро, но оно уже не казалось мне таким безмятежным, как прежде.
Маг покинул меня, когда мы уже почти подходили к цели. Вздохнув и погрузившись в печальные мысли о том, что вокруг что-то опять происходит, а я снова не понимаю, что именно, я свернул на Третью Наушкинскую и зашагал к «вокзалу» номер тридцать четыре. Утренний город плыл мне навстречу, играя в лучах восходящего солнца.
Разумеется, Аполлон Артамонович не был совсем уж неправ, говоря, что Сказка меняет нас более, чем мы ожидаем, и здесь я готов подписаться под каждым словом, однако раздувать вокруг этого щёки было, пожалуй, слегка рановато. В конце-то концов, мы ведь не будим древних чудовищ, не насылаем проклятия и не испытываем на прочность ни мир, ни людей, так что все те небольшие проблемы, что мы порою имеем, вполне вписываются в категорию мелких проколов, без которых ни одно хорошее дело существовать не способно. Меня, скорее, беспокоило то, как всё это было связано с одуванчиком-амазонкой, с которой я должен был встретиться через пару минут, и что в этом совершенно обычном с виду задании было скрыто такого, ради чего Аполлон Артамонович решился пожертвовать завтраком и о чём говорить прямо он явно стеснялся.
Я миновал несколько дворов, разрезанных наискось туго натянутыми бельевыми верёвками, едва не спугнул стаю голубей, под забранным белым тюлем окном ожидавших свой завтрак, обошёл овражек, заросший лебедой и заваленный осколками патефонных пластинок, прошёл ещё около сотни шагов по пыльным булыжникам и, наконец, оказался на нужном «вокзале».
На синем дорожном знаке, укреплённом на фонарном столбе, была изображена телега с запряжённой в неё лошадью, а ниже пристроилось слово «Сказка». На краю скамейки под знаком сидела девушка в неяркой одежде и смотрела прямо перед собой. Я присел рядом. Соседка медленно повернула голову в мою сторону, скользнула по мне равнодушным взглядом и вновь отвернулась.