Зеленоватое сияние осветило проход и залило часть галереи. В проходе выросла высокая фигура, и плавно двинулась вперед. Холодный и мертвенный свет разливался вокруг нее, темные одежды колыхались в неподвижном воздухе. Сердце Инвари готово было выскочить из грудитакой первобытный ужас источал серый силуэт. Он затаил дыхание, когда существо проследовало мимо, но оно вдруг остановилось, словно принюхиваясь. Поворачивалось то в одну, то в другую сторону и, наконец, уставилось прямо на Инвари. Сначала он не был уверен, увидело ли оно его, но сквозь тьму, сквозь зеленоватое сияние, этот взгляд достал его. Горящие нечеловеческие глаза глянули прямо в его, голубые, и ни мысли, ни Бога не было в них, лишь ярость и смерть. Впервые с тех пор, как он покинул Академию, явное целое невозможное зло стояло перед ним. Зло, которое должно было быть уничтожено, зло без опознавательных знаков, никем не классифицируемое, как это делалось в Академии, почему-то никем не обнаруженное и не истребленное. И инстинкт охотника выбросил Инвари из укрытия, заставив забыть о собственной беззащитности, об отсутствии Стали, о внимательности и осторожности, про которые твердил Учитель.
Фигура развернулась и скрылась в глубине коридора. Ее движения были молниеносныИнвари успел заметить лишь сияние, исчезающее за поворотом, и ринулся за ним. Оно больше не оглядывалось, словно знало, что Инвари не прекратит преследования. И действительно, здравый смысл юноши остался в галерее. Он бежал, как одержимый, по подземелью незнакомого замка, не замечая разветвлений, не считая поворотов, не чувствуя, что воздух стал гуще и прохладней.
Внезапно, земная твердь окончилась под ногами. Он рухнул в бездну под визгливый хохот. В падении он перегруппировался, и когда его швырнуло на камни, упал на здоровый бок. Но и этого было достаточно, чтобы потерять сознание.
Визгливый хохот затих вдали.
* * *
Инвари очнулся нескоро, и застонал, не столько от боли, сколько от досады на собственную глупость. Разве не предупреждал его Учитель, что «огонь должен гореть ровно, а не рваться на ветру?». Другими словами, что Подмастерье никогда не должен терять головы. А он бросился вперед, не подумав о последствиях! Непростительная ошибка!
Он осторожно ощупал камень под собой и пришел к неутешительным выводам: его чудом удерживал узкий выступ над какой-то ужасной бездной. Он лежал, прижавшись спиной к отвесной стене, которая нависала над ним, почти теряясь в вышине. Там едва различался серой дымкой край обрыва. Инвари боялся пошевелиться, чтобы не сорваться, и безнадежно смотрел вверх, пытаясь привести в порядок разбегающиеся из гудевшей головы мысли.
Вдруг наверху послышался шум, и над краем обрыва появилось светлое пятно.
Эй, окликнули его, чужестранец, ты здесь?
Здесь, громко отвечал Инвари. Кто ты?
Неважно. Я бросаю веревку. Не смотри вверхя не хочу, чтобы ты видел меня.
Я играю по твоим правилам, ибо у меня нет выхода! пробормотал юноша, ощупывая конец веревки, тотчас упавшей ему на лицо.
На ощупь она казалась крепкой, но он все еще колебался.
Что ты там копаешься? голос зазвучал раздраженно. Можешь оставаться там навсегда, если хочешь!
Нет! Инвари схватил веревку, и осторожно встал на ноги. Я лезу.
Не смотри вверх! напомнил голос.
Инвари повис над бездной
Через некоторое время он с трудом перевалил через край, и упал навзничь, тяжело дыша. Сильные руки поспешно оттащили его подальше от обрыва и, перевернув на бок, завязали глаза какой-то тряпкой.
Это еще зачем? удивился Инвари. В такой темноте руки не разглядишь.
Не ври. Ты разглядишь.
Почему ты так думаешь?
Я следил за тобойты слишком уверенно шел в кромешной темноте. А это возможно лишь в двух случаях: или ты знаешь подземелье замка как свое оружие, или ты видишь в темноте. Но я уверен, что раньше ты никогда здесь не был, значит
Я вижу в темноте! Прекрасная логика! И что ты собираешься делать со мной?
Вывести отсюда. Ты ведь этого хочешь?
А почему ты мне помогаешь?
А почему ты задаешь так много вопросов? съязвил голос. Я спас тебяэтого мало?
Извини. Инвари смутился.
Его взяли за шкирку и поставили на ноги.
Сильно расшибся? Идти сможешь?
Попробую.
Инвари сделал шаг, и тут же, охнув, осел на землю.
Без лишних слов неведомый спаситель взвалил его на плечо и понес прочь. Он двигался легко, и Инвари невольно подивился его силе.
Через некоторое время его осторожно опустили на пол.
Ты вполне освоился с потайным ходом, монах, дальше поползешь сам, раздался шепот незнакомца. И, коли не сидится спокойно в гостях, уматывай отсюда поскорее и подальше! Смерть редко ошибается. Досчитай до тринадцати и сними повязку.
Инвари не успел и рта раскрыть, как подул холодный воздух и он почувствовал, что рядом никого нет. Он сорвал тряпку с лица, но успел увидеть лишь, как колыхнулась портьера в углу. Незнакомец доставил его в пустующий холл, уставленный доспехами, и даже засунул в потайной ход. Инвари понял, почему дальше ему придется двигаться самомув узком пространстве нести другого человека было невозможно. «Я не успел даже поблагодарить его!» с горечью подумал он и попытался встать на ноги. Похоже, количество сломанных ребер удвоилось.
Собрав последние силы, он вернулся в свои покои, и снова просканировал коридор. Солдаты стояли, словно деревянные, а шпик за гобеленом задремал. Раздевшись и туго перетянув грудь попавшимся под руку полотенцем, Инвари сбросил с кровати все подушки, и улегся на сразу ставшее жестким ложе. Он закрыл глаза и начал следить за собственным дыханием. Боль удалялась по мере его погружения в медитацию. Ему надо было восстановить силы. Он должен проснуться здоровым!
* * *
Никто не беспокоил его сон. Инвари открыл глаза равно в полночьдалеко, на башне Ратуши пробили часы. По комнате клубился лунный свет.
Он легко поднялся и развязал тугое полотенце. Тело больше не ныло, отеки на ушибах спали. Напоминали о себе только сломанные ребра. Впрочем, он чувствовал, что процесс сращивания уже начался. Для его успешного завершения придется оберегать бок от ударов какое-то время. Лунный свет, серебривший его кожу, медленно, но верно вливал свежие силы. Не надевая рубашку, Инвари распахнул окно и подставил лицо свежему ветру.
Как хороша была Ильрийская земля под звездным небом! По северному прозрачный осенний воздух позволял видеть далеко вокруг. Кое-где внизу еще подрагивали огоньки, но в целом город спал. Освещены были лишь городские стены, неровным кругом опоясавшие его. Прямо за ними расплылось огромное чернильное пятно, в котором не горел ни один огонекИльрийская Чаща. Пристально вглядываясь, Инвари видел за ней и смутную линию горизонта. Звездный свет был для него подобен солнечному, но прекраснее в тысячи раз. Поднебесьестрана полутени! И такая тоска по ней пронзила сердце подмастерья под этим сияющим куполом, что он, застонав, обхватил голову руками. Запрокинул лицо навстречу лунному свету, и зашептал одну и ту же фразу на языке, чуждом этому прекрасному миру: «Арго эн торрес. Но миа!» «Все пребывает в мире. И ты в мире и мир в тебе»шептал он певучие слова Поднебесья. «Все во мне! Я помню это И сумрачные леса, и легкие склоны Хрустальных гор и серебряные ручьи. Зверей и птиц, не знающих, что такое страх перед человеком. И родных мудрецов. И Учителя, которому знакомы и боль, и ненависть, и ярость. Он видел зло. Но он выше мира, где так много страдают и лгут! Таковы они всеМастера. Потеряв свой мир, они живут и умирают ради мира, приютившего их! Умирают? Уже долгое время никто из Мастеров не покидал Поднебесье навсегда»так думал он, и сердце его сжималось. Кто будет следующим? Кто уйдет туда? «Не надо бояться пути в один конец, говорил Учитель. Все пребывает в этом мире. Все движется. Этоблаго, этоаксиома». «Почему, ну почему мудрые должны уходить?» спрашивал Инвари, когда был еще мальчишкой, и мысль о том, что и Учитель уйдет когда-нибудь навсегда, приводила его в ужас. «Потому что они мудры»«Но почему тогда злые остаются?» «Потому что они злы. Мир существует, Инвари, он существует независимо от нас. Мы можем лишь поддержать равновесие и сделать его чуть-чуть лучше». Так говорил Учитель, и его белые глаза смотрели на Инвари с любовью и печалью. И где-то в глубине их таилось знание о собственной судьбе и о судьбах всех живущих. Знание неимоверно тяжелое, знание одинокого скорбного пути. Знание, делавшее Учителя Мастером.
Инвари внезапно почувствовал, что должен выбраться из дворца. Толща каменных стен давила на него. Замок казался ему клеткой или, еще хуже, западней. Даже воспоминания о доме не приносили покоя!
Он торопливо оделся, подобрал кинжал, валявшийся под кроватью, и вышел из комнаты через потайной люк, решив еще раз попытаться найти какой-либо выход из дворца. Миновал холл, дошел до подземной галереи, где остановился, прислушиваясь. Яростного Нечто, что пыталось накануне убить его, он не ощущал. Однако через правый боковой коридор слышны были шаги. Инвари бесшумно двинулся туда и скрылся в одном из боковых коридоров. Мимо проковылял немой слуга, неся чадящий факел. Он не таилсяего шаркающие шаги далеко разносились в пустотах подземелья. Инвари крадучись двинулся за ним. В неверном свете огня ему показалось, что немой двигается не так неуклюже, как днем. Хотя, похоже было, что он торопится.
Слуга, сам того не зная, вывел Инвари во внутренний двор замка, а оттуда, через неприметную калитку, открывающуюся поворотом факельного кольца в стене, к хозяйственным постройкам, среди которых Инвари потерял его из виду. Но теперь Инвари запомнил каждый поворот, и без труда смог бы вернуться обратно. Сейчас же он двинулся в город.
«Истинный характер города, как и человека, виден на его спящем лице», думал он, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Он запретил себе думать о том, кого накануне он встретил в подземелье. Пока.
Он ловко пробирался вдоль стен домов, обходя кучи мусора и подозрительно шевелящиеся тени. Рука его твердо сжимала рукоять кинжала, и не поздоровилось бы тому, кто решился встать у него на пути.
Инвари безошибочно выбрался из паутины центральных переулков и углубился в темные бедные районы. Огнями здесь освещались лишь редкие трактирные вывески, да места стоянки сторожевых патрулей. Окна домов были старательно занавешены изнутри и, как Инвари не старался, ему не удавалось заглянуть в них.
Двух-трех этажные дома, лавки и богатые подворья давно остались позади, когда он впервые услышал лязгающие шаги стражников. Он бесшумно перескочил ограду бедного домика, больше напоминавшего сельский, нежели городской, и затаился. Отряд прошел мимо. Инвари собрался продолжить путь, как вдруг, через неплотно прикрытую створку окна, до него донесся тихий смех. Он застыл, словно громом пораженныйэто был первый смех, который он слышал вне дворца. Он подкрался к окну и заглянул внутрь.
Смеялась немолодая женщина. Поблекшая и усталая, со следами тяжелой болезни на лице, она, нежно смеясь и гортанно напевая, мыла в большом корыте девочку лет семи с чудесными белокурыми волосами. Инвари невольно залюбовался облаком белокурых локонов, спадающих на худенькие плечи ребенка. Мать, напевая, целовала дитя и перебирала ее тяжелые пряди, не сводя с них восхищенных глаз. Как вдруг печаль легла на ее лицо, тревога тенью обвела запавшие глаза. Она торопливо отошла куда-то, а когда вернулась, ее руки были черныона несла золу и ее высыпала на чудесные волосы дочери. Инвари чуть не вскрикнул от удивления. Так она посыпала волосы дочери пеплом, пока они не стали грязно-серыми. Тогда она собрала их и спрятала под платок, повязав его на ильрийский манертак, чтобы ни одна прядь не выбивалась. Умыла серьезное чумазое личико девочки и, завернув в простыню, унесла прочь. На миг Инвари показалось, что в глазах обоих явственно промелькнул страх.
Потрясенный, он долго не мог сдвинуться с места. Дикий обычай, только что увиденный им, не давал ему покоя. Свет в домике давно погас, а он все вглядывался с затаенной грустью в сразу помертвевшие окна.
У него никогда не было матери.
Постояв еще немного, он двинулся дальше. Он слушал ночные звуки, вдыхал ночные запахи и ощущал двойную жизнь города.
Надвинув капюшон так, что и глаз не было видно, Инвари вошел в первый попавшийся трактир. Народу в нем почти не было. Сев в самом углу и спросив кружку пива и ужин, он принялся наблюдать за посетителями. Две потаскушки у стойки, несколько засидевшихся пьянчуг по углам. Облезлая местная кошка, как только Инвари сел за стол, прыгнула ему на колени и заурчала. Он, улыбнувшись, погладил ее.
Могу я присесть, господин? услышал он хриплый голос и, подняв глаза, увидел старика, ранее уныло сидевшего в углу.
Он молча кивнул на стул напротив себя, продолжая гладить кошку.
Чужеземец?
Инвари снова кивнул.
Молчун? Ну-ну Может, угостишь старика? Я рассажу тебе что-нибудь, а ты помолчишь. Можешь и не слушать, я не обижусь.
Инвари почесывал кошку за ухом и молчал. Попрошайка выжидающе смотрел на него.
Ну! протянул он, не выдержав. Одну кружечку. Я могу и уйти.
Нет, произнес Инвари, делая знак трактирщику. Останься. Расскажи мне про ваш чудесный город.
Старик оживился.
Вот только горло промочу и расскажу!
Он схватил принесенную трактирщиком кружку и ловко вылил в глотку.
Вот бы еще одну, а?
Принеси нам кувшин, приказал Инвари трактирщику.
Широкая душа! захихикал старик. Мало говоришь, а дельно. Что рассказать тебе, чужеземец?
Что хочешь. Вот, хотя бы, хорош был прежний король? И что с ним сталось?
Арлон-то? пробормотал старик, вытирая губы после следующей кружки. Человек хороший был, а король? Не мне то судить. Но люди при нем не голодали, и пива было вдоволь. Дешевого, заметь! И сын подстать ему рос. Как пятнадцать лет парню исполнилосьстал вылитый отец, хотя и раньше был похож. Статен, темноволос, а глаза светлые. Это у него в матьСеверную королеву Рэа. Наши-то все темноволосые, да черноглазые, светленькие всегда были редкостью, а сейчас, - он внезапно замолк и подлил в кружку еще. Так вот, я и говорю, красавец отрок! продолжил он, как ни в чем не бывало.
Инвари делая вид, что не заметил заминки, скармливал кошке половину ужина.
А как в седле держался, говорил старик, ровно отец! Они оба охоту любили, страсть! Арлон редко выезжал, делами был занят. Соседи-то наши ближайшиехиванцы, расслабляться не позволяют и по сей день! Стервятники, слыхал, небось? Вот! А Рэй так и пропадал в лесах день и ночь. Отец все сердился, мол, царствовать не учится совсем
Старик взлохматил редкие волосы и вдруг погрустнел.
Вот и пропал мальчишка! И где сгинул, про то никому не ведомо. Уже десять лет как нет его. Наверное, и впрямь погибель свою нашел.
Как звать тебя? поинтересовался Инвари, видя, что тот замолчал, расстроено заглядывая в быстро пустеющий кувшин.
Бен Иели к твоим услугам, старик церемонно поклонился.
А откуда знаешь так хорошо королевское семейство?
Я, старик гордо выпрямился, бывший королевский виночерпий. Я самому Арлону прислуживал. Рэй из моих рук свой первый бокал принял!
Инвари услышал осторожное покашливание и поднял глаза. Трактирщик услужливо наклонился к нему и зашептал на ухо:
Напрасно, господин, вы купили старому чурбану пива. Он как выпьет, сразу начинает хвастать. Сейчас еще и королеву приплетет, и герцога нашего. Такого наслушаетесь!
Пусть говорит, лениво процедил Инвари, кладя в руку трактирщика монету. Все равно в вашем городе по ночам заняться нечем.
Тот сочувственно закивал.
Это точно. Вот раньше. Эх!
Махнул рукой и ушел к стойке.
Бен Иели, королевский виночерпий, между тем, изрядно добавил себе пива. Нос его покраснел, глаза посоловели. Он терпеливо дождался пока трактирщик уйдет, и наклонился к Инвари, обдавая его хмельным запахом.
Я знаю, что тебе этот толстый лис напел. Но ты, чужеземец, мне верь! Я правду говорю, только ее слушать никто не хочет. Ты человек хороший, щедрый, да и у нас долго не задержишься, верно?
Инвари кивнул.
Ну, вот тебе и скажу. Нечисто в нашем королевстве с тех пор, как Рэасветлая память! умерла. В одночасье захворала, в муках слегла, и скоро уже бездыханной лежала в своей опочивальне. Арлон как раз на охоте тешился, но вернулся, словно сердце подсказало, чуть не успел. Словно обезумел от горя, руки наложить на себя вздумал, да Витольд к нему сына привел. А тому всего шесть лет. Тащит за собой отцовский меч, задыхается от такой тяжести. «Отец, говорит, кто вас обидел? Я его вызову на поединок!». Арлон рухнул перед ним на колени, прижал к себе Бен смахнул слезы, обильно катившиеся по морщинистым щекам.