Пятерка мертвецов медленно приближалась к ней. Машке даже стало немного скучно наблюдать за этими медлительными и неуклюжими чудовищами. Когда между ней и группой зомби осталось метров пять, Машка ухватилась руками за край забора, перебросила через него ногу, и вдруг почувствовала, что падает. Притом падает вместе с забором.
Каким-то чудом ее ступня угодила между перекладин, и когда она грохнулась на землю, всю ногу от кончиков пальцев до ушной раковины пронзила резкая боль. Машка вскрикнула, и попыталась выползти из-под придавившего ее забора. Тот, к счастью, был не слишком тяжелым, и она легко спихнула его, высвободив ногу. Еще не осознавая, как крепко она влипла в неприятности, девушка попыталась подняться на ноги. Но едва она попыталась перенести весь тела на левую ногу, как новая волна боли прокатилась по телу. Машка вскрикнула, и опять упала на землю.
Что-то случилось с ее ногой. Вывих или перелом, или еще что-то. В настоящий момент это не имело принципиального значения. Важно было иноетеперь она не могла идти.
Подняв взгляд, Машка с ужасом обнаружила, что все пять мертвецов, прежде казавшихся ей медлительными, как черепахи, уже почти настигли ее. И больше они не казались ей медлительными.
Пытаясь не поддаться панике, Машка выхватила пистолет, и стала стрелять. Делала все по заветам Цента. Когда речь заходила об убийствах и причинении увечий, изверг из девяностых был вполне компетентным экспертом в этих вопросах. И он советовал в подобной ситуации стрелять по ногам, стараясь перебить кости нижних конечностей, дабы превратить ходячего мертвеца в мертвеца ползающего.
Машка так и сделала. Несколько раз она выстрелила, ни разу не промазала, но перебить кости наступающим мертвецам так и не сумела. А затем пистолет заклинило.
Отбросив бесполезную железку, Машка встала на полный привод и поползла так быстро, как только могла. Травмированная лодыжка билась о землю, что всякий раз сопровождалось жуткой болью, но Машка, стиснув зубы, не останавливалась. Она точно зналаесли мертвецы доберутся до нее, то причинят несравнимо большую боль. А затем и смерть. А затем она сама станет тухлым бродячим покойником, и тогда уже точно никогда не встретит большую и чистую любовь.
Первый мертвец догнал ее, рухнул на колени и схватил Машку за ногу. Та вскрикнула, перекатилась на спину, и, отведя здоровую ногу, душевно оформила монстру пяткой по зубам. Того отбросило ударом, и он, потеряв равновесие, неуклюже повалился на землю. А следом за ним накатывались его протухшие дружки.
В этот момент Машка со всей ясностью осознала, что ей конец. От одного мертвеца она, возможно, отбилась бы. Возможно, отбилась бы и от двух. Но против пятерых у нее нет ни единого шанса. А ведь этим чудовищам достаточно всего лишь разок куснуть ее. Один укус, и вскоре она станет такой же, как они.
И вот, когда смерть уже казалась неминуемой, Машка услышала за своей спиной тяжелый грохот копыт. Черная тень внезапно упала на нее, и она увидела огромную лошадь, что пронеслась мимо, едва не затоптал ее копытами. Всадник наклонился в седле, в его руке блеснуло что-то длинное и металлическое, и один из мертвецов мгновенно лишился своей протухшей головы.
С другой стороны появился еще один всадник. Машка увидела меч в его руке, и вот уже второй мертвец оказался обезглавлен.
Всадники действовали стремительно и умело. В мановение ока они порубили мертвецам головы, затем руки, а после, спешившись, и ноги. Шайка зомби превратилась в кучу вяло шевелящейся мертвечины.
И только когда последний из сельских мертвецов пал на землю расчлененным, Машка с чистой совестью позволила себе потерять сознание.
5
И где ее черти носят? проворчал Цент, швырнув в костер ветку, которую до этого вертел в руках.
Владик, сидящий в сторонке, испуганно вздрогнул. Его красные от пролитых слез глаза со страхом смотрели на изверга из девяностых. Цент сидел у костра, огромный и бородатый, похожий на кошмарного монстра людоедской наружности.
Лагерь они разбили в трех километрах от злополучной деревни, рядом с небольшой жиденькой рощицей. Эта роща выглядела мирно и безопасно, но Владику она таковой не казалась. С ней у него отныне были связаны крайне мрачные воспоминания.
В этой роще Цент осуществил акт благородного возмездиятак он назвал то беззаконное и несправедливое истязание, коему подверг несчастного программиста. Внезапно выяснилось, что Владик виноват во всем. Вот просто вообще во всем. Вина его была настолько всеобъемлющей и многогранной, что программист всерьез обеспокоился за свою жизнь. Потому что такому эпическому злодею прямая дорога на тот свет.
В этот раз Цент не стал изобретать новых методов истязания. Воспользовался старой доброй поркой, хорошо зарекомендовавшей себя карой, проверенной временем и миллионами пострадавших от нее задов. Злодей Владик без суда и следствия был привязан к березке, затем рука палача стащила с него штаны, оголив воспитательную область, а потом страдалец увидел его. Ремень. И это был всем ремням ремень. Широкий, толстый, длинный, из качественной кожи.
Не надо! всхлипывая, взмолился Владик, вообразив себе те незабываемые ощущения, коими мог одарить его этот кошмарный ремень. Я больше не буду! Никогда!
И я больше не буду, ответил ему Цент. Никогда. Никогда больше не буду сечь тебя, гада, воспитательным образом. Это твоя последняя порка.
Владик робко обрадовался. Неужели Цент обещает не подвергать его впредь физическим карам? О, это было бы чудесно. По правде говоря, Цент не так уж часто распускал руки, а если не брать в расчет дружеских подзатыльников и стимулирующих пинков, то настоящих, полноценных взбучек набралось бы всего штуки три. Но и эти три не показались Владику пустяком.
Да, вновь заговорил Цент, это твой последний шанс на исправление. Больше никаких наказаний. Если, а точнеекогда, когда ты вновь опечалишь меня своим скверным поведением, то я возьмусь не за ремень, а за топор.
Рано Владик обрадовался. Цент вовсе не собирался объявлять мораторий на порку. Он просто решил перейти на новый уровень садизма, не бить безответного страдальца, а сразу убить. Ну, не сразу, нет. Медленно и вдумчиво, расчленяя тело жертвы маленькими кусочками.
Вот какое дело, Владик, сказал Цент, расставляя ноги и занося руку с ремнем. В следующий раз, совершив очередную преступную тупость, не обижайся. Мы с тобой сыграем в ролевую игру «Мясная лавка». Я буду мясником, а ты нет. Тебе достанется другая роль. А теперь изволь-ка получить заслуженную награду.
И толстый кожаный ремень с грохотом обрушился на ягодицы страдальца. Владик закричал, ударяясь лбом о твердый ствол березы.
Вот и первый пошел, радостно произнес Цент. Ничего, не падай духом. Не успеешь опомниться, как получишь все, что причитается.
А сколько ударов мне полагается? глотая слезы, спросил Владик.
Шесть, ответил Цент.
Программист едва не рассмеялся от радости. Всего-то шесть. Это он переживет.
Да, шесть, повторил Цент. Шесть часов славной поркивот что тебе причитается. А если будешь отвлекать меня глупыми вопросами, накину дополнительное время.
Шесть часов! У Владика глаза поползли на лоб. Нет, этого он точно не переживет. Он не переживет и один час. Ведь он изведал всего лишь один удар этим страшным ремнем, а уже такое чувство, будто зад, подобно золотому яичку из сказки, разбился вдребезги.
Эх! выдохнул Цент, и ремень повторно обрушился на ягодицы Владика. Вот тебе, паразит, за все хорошее. Долго я терпел, долго сдерживался. Думал, в тебе совесть однажды проснется. А потом меня как осенилода ведь у тебя, гада, ее и вовсе нет.
Владик кричал и плакал, дергаясь рядом с молодой березкой, к которой он был достаточно прочно привязан. Он так и не смог взять в толк, за какие злодеяния подвергается столь чудовищной каре. За собой Владик не помнил никаких преступлений. Да и Центу он ничего плохого не делалон ведь не самоубийца, чтобы нарочно злить этого кровожадного душегуба. А что касалось операции по спасению грузовика с консервами. Так ведь там он все сделал как надо. Мертвецов увел? Увел. Центу путь к грузовику расчистил? Расчистил. Ну, да, привел он зомби обратно в деревню, но ведь на этот счет у него никаких инструкций не было. Цент ему этого не запрещал. Да и что ему еще, горемычному, было делать? Погибать? Ведь в чистом поле он от зомби бы не убежал.
Он все это мог бы объяснить, мог бы оправдать каждый свой поступок, но Цент даже не пытался выслушать его. Сразу привязал к дереву, достал из машины этот кошмарный ремень, и устроил ночное истязание.
Порка, к счастью для Владика, продлилась не шесть часов, и даже не час. Уже через пятнадцать минут Цент устал от этого однообразного и утомительного занятия, и объявил, что на сегодня сеанс окончен, а остальную причитающуюся дозу Владик получит в другой раз. Он отвязал рыдающего программиста, и приказал тому заняться костром, а сам, глянув на часы, недовольно спросил:
Так, я не понял, а где Машка?
Девушка до сих пор не вернулась, хотя должна была объявиться уже давным-давно. Задание ей досталось легкое, и Цент даже мысли не допускал, что с той могло стрястись какое-то несчастье. Машка, это ведь не Владик. За четыре прошедших месяца она поднабралась ума, благо учитель ей достался толковый, и теперь ее можно было смело отпускать гулять после заката.
Так, во всяком случае, Центу казалось до сегодняшнего дня.
Где можно лазать столько времени? возмутился он. Небось, и ужин прогуляет. Явится в полночь, начнет шуршать пакетами, разогревать еду, меня разбудит. Дождется, егоза. И ей перепадет на орехи. Мой ремень приверженец равноправия полов. Одинаково хорошо гуляет и по попам мальчиков, и по попам девочек.
Тут он обратил свое внимание на Владика, и проворчал:
Эй, симулянт. Хватит притворяться умирающим. То, что тебе перепало, это даже не порка, это оздоровительный массаж ягодичных образований.
Но Владик придерживался иного мнения. Он чувствовал себя спидраннером, который за пятнадцать минут прошел на харде все круги ада. Дрожащей рукой Владик осторожно пощупал то место, которое прежде являлось мягким, а теперь превратилось в больное, дабы убедиться, что пятая точка до сих пор на месте. Потому что в какой-то момент порки ему показалось, что она взорвалась, разлетевшись на осколки.
Затем состоялся ужин. Цент ел разогретую на костре тушенку, закусывая оную сухариками, а вот Владику, в этот вечер, досталось нетипичное блюдо. Вместо положенной пайки Цент выдал ему две головки лука, и предложил угощаться.
Это все? спросил Владик, глядя на лук со смесью удивления и отвращения. Он никогда не являлся любителем этого овоща. И уж точно никогда не употреблял лук в голом виде, даже без хлеба.
Экий ты, однако, живоглот, возмутился Цент. Ладно, я сегодня добрый. Держи. Трескай на здоровье.
И он добавил к двум головкам лука третью.
Не это Владик имел в виду, совсем не это. Его не устраивало не количество пищи, а ее качество.
А можно мне сухариков? осторожно спросил Владик.
Приканчивая вторую банку тушенки, Цент отрицательно мотнул головой.
От сухариков тебе лучше воздержаться, дружище, ответил он, не прерывая ужина. В них ведь канцерогены. А это, поверь мне, вредная штука.
Мне бы чуть-чуть, взмолился Владик.
Там чуть-чуть, тут чуть-чуть. А канцерогены-то в организме накапливаются. Так недолго здоровье подорвать. Не успеешь опомниться, как уже инвалид.
Тогда можно мне тушенку?
Да что это за напасть такая? возмутился Цент, и Владик в страхе шарахнулся от него. Ты что же, в могилу себя решил загнать? Да это тушенка. Господи, в ней же сплошная химия. Я удивляюсь, как мы от этой тушенки еще в темноте не светимся. Владик, друг, гони ты прочь из своей головы мысли о нездоровой пище. Тушенка и сухарики, это верная дорога на кладбище. А ты ведь туда не хочешь?
Нет, пискнул Владик. На кладбище он не хотел.
Тогда прекрати отравлять свой подростковый организм всякой гадостью. Тебе требуется здоровое питание, понимаешь? Пища, содержащая в себе всю гамму витаминов и микроэлементов. К счастью, на свете существует такая еда. Самая полезная еда. И это лук.
Лук? удивился Владик. Он, конечно, слышал, что лук полезен, но что-то сомневался, что тот является самой полезной пищей на свете. И уж точно он не является самой вкусной пищей.
Да, лук, подтвердил Цент. С сегодняшнего дня я объявляю войну за твое здоровье. И первым шагом к победе станет твой переход на здоровую пищу. А теперь перестань капризничать, и ешь лук. Сам увидишь, какое благотворное влияние он окажет на твое самочувствие.
Делать нечегопришлось давиться луком. Как там насчет полезности, того Владик не знал, но вкусовые рецепторы ничуть не обрадовались его новому рациону. Третья головка далась особенно тяжело. Владик чувствовал, что сейчас лук полезет из него обратно. Ему было противно и тошно питаться этим. Из глаз потоками лились слезы, изо рта капала горькая луковая слюна.
Он осилил свою порцию. Съел все. И почувствовал себя отвратительно. Надеялся, что хотя бы чаем перебьет мерзкий привкус во рту, но Цент не дал ему чая. Сказал, что чай вреден, после чего сам выхлебал три кружки, закусывая его чудовищно вредными шоколадными конфетами.
С отбитым задом и луковой отрыжкой, Владик отошел ко сну. Машка так и не вернулась, и он немного беспокоился за девушку. Немного, потому что в основном он беспокоился за себя. Очень надеялся, что завтра Цент забудет о том, что решил приобщать его к здоровому образу жизни, и позволит питаться как прежде, человеческой едой.
Но надеждам сим не суждено было оправдаться. Наутро в качестве завтрака он получил еще две головки лука. И все. Только лук.
Выглядишь отлично, сказал Цент, наблюдая кислую физиономию Владика. Цвет лица улучшился, внешне кажешься омолодившимся. Лук буквально творит чудеса.
О цвете своего лица Владик судить не мог, но вот общее самочувствие указывало на то, что луковая диета не идет на пользу его многострадальному организму. Всю ночь его мучила изжога и луковая отрыжка, а утром он обнаружил, что изо рта его несет луковой плантацией.
Мне бы попить чаю, взмолился Владик. По утрам он всегда пил чай, иногда ему даже перепадали конфеты.
Что я тебе вчера о чае сказал? напомнил Цент. Никакой химии. Только натуральные продукты. Мучает жаждапопей водицы. Водаисточник жизни.
Завтрак был гнусным. Владик съел лук, выпил кружку воды, и понял, что больше ему не хочется жить.
К рассвету Машка так не объявилась, и теперь уже им обоим стало ясно, что с девушкой стряслась беда. После завтрака они взяли оружие, и отправились в обход деревни, к тому месту, где Машка осуществляла свою часть плана. Они обнаружили поваленный забор, затем кучу порубленных на куски мертвецов. Цент точно знал, что Машка не брала на дело свой меч, тот валялся у них в машине. Следовательно, рубить зомби ей было нечем. Значит, сделал это кто-то другой.
Тут Владик наклонился, и поднял из травы Машкин пистолет. Цент, осмотрев его, выяснил, что патрон заклинило и оружие вышло из строя.
Но куда больше всего этого его заинтересовали странные следы. Как будтоследы от копыт.
Что с Машенькой? заныл Владик, горько оплакивая свою безответную возлюбленную. Где она?
Цент присел на корточки и рукой раздвинул траву. Да, точно, копыта. Притом подкованные. Что бы это значило? Что Машку похитили какие-то всадники? Но кому бы пришло в голову передвигаться верхом на лошадях, когда в мире еще полно техники и топлива?
В любом случае, эти всадники были живыми людьми, потому что мертвецам не хватило бы ума влезть на лошадь, да и животные едва ли позволили бы им это. Центу не было доподлинно известно, едят ли мертвецы зверей, но он точно зналменьшие братья недолюбливали зомби и старались держаться от них подальше.
Значит, живые люди. Похитители. Схватили Машку, связали, перекинули через конскую спину и куда-то увезли.
О том, зачем кому-то могла понадобиться Машка, Цент долго не гадал. Девка молодая, симпатичная. Понятно, с какими грязными целями ее умыкнули.
Машенька! тихо рыдал Владик.
Хватит сопли пузырить! прикрикнул на него Цент.
Она пропала, гнул свое Владик. Она умерла.
Не каркай, дятел. Мы этого не знаем.
Он присмотрелся, и заметил, конские следы, оставленные зловещими всадниками, похитителями Машки. Те уводили прочь от деревни в неизвестном направлении.
Ладно, произнес Цент. Хорошо.
Он пнул ногой Владика, заставив того подняться и унять рыдания.
Что мы будем делать? шмыгая носом, спросил программист.