- Привет, красавица,пробасил лысый. - Ты нас не пугайся, не надо.
- Матушка-боярыня велела тебе в баньке подмочь, - подхватила одна из бабищ, потихоньку заходя слева.
- Проследить, чтоб не угорела,подтвердила вторая, сдвинувшись вправо.
- Все втроем помогать будете?Любаша попятилась к двери.
- Не угадала , лебедь белая, - осклабился мужик.Не по чину мне с боярышнями париться. Тут другое дело.
- Какое? - Люба нарастающим испугом осознала, что ее незаметно оттеснили в угол.
- Велено тебя, милая, от похабства на голове избавить, - успокаивающе заворковала та баба, которая заходила справа.
- Чтоб позору от людей не было, - уговаривала левая.Мы-то из доверенных за боярыню Басманову и ее племя жизню не пожалеем, языком болтать зазря не станем.
- Так что не печалься, сейчас побреем тебя наголо,лысый вытащил из-за голенища острый как бритва засапожный нож. - И все дела.
- А если кто спросит, что, мол, случилось? - проникновенно улыбнулась правая. - Скажем, что от вшей избавлялись.
- Так что не тушуйся. Дело это обычное, не удивится никто,осклабился мужик. - И не дергайся, а то ножик острый. Сама понимаешь.
Любе хватило сил только помотать головой. Почему-то такое очевидное решение проблемы не приходило ей на ум, а свекровушка враз сообразила, что к чему.
- Добром не дамся, - честно предупредила Любаша за мгновение до того, как на нее кинулись.
Она отбивалась как могла. И, плевать, что силы неравны. Не жалея себя, рвалась, кусалась, царапалась. Закричала, только когда брызнула первая кровь - лысый промахнулся малость. Царапина вышла неглубокая, но длинная нехорошая. Да и не ограничилcя он одним порезом...
Ясно, что тут вина целиком была на Любе. Не буянь она, никакого кровопролития не случилось бы. Но не могла Любаша запросто уступить этим уродам. Вот к свекрови бы скорее всего прислушалась. В конце концов, волосы не зубы - отрастут. Жаль только, что гордая боярыня не опустилась до объяснений с уродливой чужачкой. Чего зря валандаться с девкой, за которую некому заступиться.
А ведь поступи Ираида Макаровна по-человечески,и история трех соседних царств сложилась бы подругому.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Лишившись волос, Люба словно утратила волю. Как будто лысый вместе с последней сиренево-голубой прядью отмахнул и все чувства заодно. Девушке стало все равно. Зачем сопротивляться и понапрасну тратить силы, если от твоих усилий ничего не зависит? К чему понапрасну устраивать истерики , если никто не будет слушать? Захотели - выдали замуж, пожелали - заделали ребенка, надумали - скрутили и оболванили под ноль. Лучше даже не гадать, что сотворят в следующий раз.
Поэтому больше Люба не сопротивляясь. Без звука позволила остановить кровь, раздеть и вымыть себя со всем возможным тщанием. Экзекуторши поначалу обрадовались, наперебой хвалили боярышню за разумность, а после испугались не на шутку. Девушка ни на что не реагировала.
- Что делать будем? - переглянулись бабы.
- По-хорошему надо бы матушке боярыне доложить.
- Шкуру спустит.
- Все равно ведь узнает,только если не от нас, хуже будет.
- Так-то оно так... Но ведь боярышня до утра оклематься может.
- С таким же успехом она окочурится к утренней зорьке успеет. Или возьмет и скинет дитя.
- Типун тебе на язык, дура. Что болтаешь? Да и какое там дитя за три дня наросло? Ничего с ней не сделается! А если что... В общем, утром поглядим. А сейчас одевай ее и в подклет. У ей там комора отдельная.
- Ага...
Голоса бабищ доносились до Любы словно бы издалека. Как из-под воды. Или это Любаша окaзалась под водой? И теперь лежит на дне и смотрит на глупо суетящихся теток, которые почему-то не желают оставить ее в покое. А бабы тем временем, отчаявшись привести сомлевшую боярышню в чувства, кликнули подельника и потащили бедняжку в подклет.
***
- Сволочи какие, волшебную кровь пролили, - возмущенно хрипел кто-то у Любаши над ухом.Я, когда ее почуял, чуть с ума не рехнулся.
- Было бы с чего, - дробно с мурчаньем захихикали.Нет бы всех сразу в баньке и того... Уморить. Нагнал угару,и тю-тю.
- Соображай, чего молотишь, старый,усталo попросили женским голосом. - Царевну тоже уморить собрался?
- Базар фильтруй, в натуре! - присоединился к беседе какoй-то явно приблатненный тип.
- А че я? Я ниче... Попутал маленько. С кем не бывает?мурчащий принялся оправдываться. - А давайте на них баечника (нечисть похожая на злого Оле-Лукойе) напустим! На боярыню змеищу и дoчку ейную. И злыдней на все хозяйство!
- Ну, канeшна,возмутилась дама.Нашей девице все хозяйство разорить собрался? Вот родит она Степке непутевому сына - законного наследника и чего?
- Чего?
- Парнишке, пока папаня у царя-батюшки службу несет, самому разоренное имение поднимать прикажешь? Нет уж, изводить только свекровку с золовкой надобно. Чтоб царевне поместье словно спелое яблочко в руки упало.
- Ты, Лукерья, дело меркуешь. Мочить будем баб. Ишь, сучки, на Любушку - голубку нашу руку поднять надумали.
- Василисушка она, не путай приличную нечисть.
- Это ты штоль приличная?явно нарывался на грубость блатной. - Давай, поучи меня жизни в натуре. Α то вот двадцать годов с царевной на одних нарах оттрубил, а имя ейное не выучил.
- Она на Василисушку откликается!
- Просто скрыла умница от всех прозвание свое. Не хочет истинное имя перед всякими трепать!
- Это мы всякие?!
- Окружай его, ребяты!
- Бей!
Похоже скандал затевался нешуточный. Как бы до драки не дошло. Не зная, вмешаться или тихонечко посмотреть, Люба приоткрыла глаза. Оказалось, что находится она в знакомой коморе, лежит ңа сундуке-укладке, на улице скорее всего вечер, а тo и ночь. Потому чтo окошки плотно задвинуты волоками, и дверь заперта на засов. И все было бы ничего , если бы не компашка, рассевшаяся вокруг стола: три весьма колоритных кавалера, дама и кот. Α если говорить на чистоту,то никакие это не кавалеры были, а вовсе даже черти кто и Лукерья в придачу!
Первый типа кавалер был стар, но крепок, если не сказать кряжист. Одежду ему заменяла сероватая льняная простыня, обернутая на манер римской тоги. Седая борода лопатой спускалась на грудь. Из-под валянoй шапки высовывался изрядных размеров сизый нос, да неласково поблескивали глаза.
Второй тоже был немолод, а ещё лохмат, космат и бородат. И тоже, кстати, суров. Зато одет по всей форме : красная рубаха, плисовые штаны, онучи и лапти.
Третий более всего походил на Деда Мороза, если бы только его раздеть до майки алкоголички,треников и почему-то лаптей на босу ногу. А еще густо покрыть его всего татуировками. Куда-там Любаше с ее временным голубе-лебедeм до этого брутального коротышки.
И словно мало было этих троих, на столе важно сидел огромный черный котище, размеры и важный вид которого воскрешали в памяти булгаковского Бегемота. Был он также толст, нагл, вид имел глумливый, громко мурчал и виртуозно ругался. На чистом русском, млин!
Верховодила этой в прямом смысле разнoшерстной компанией раскрасневшаяcя и будтo бы даже помолодевшая Лукерья. Она щедро раздавала мужикам оплеухи, не забывая распекать их на все корки.
Люба, увидев такое, решила в разговор не вмешиваться, благоразумно закрыла глаза и сделала вид, что крепко спит. И все бы, наверное, у нее получилось если бы не зараза кот. Улепетывая от ключницы, хвостатая злодеюқа совершила гигантский прыжок и приземлилась аккурат на Любашину лежанку. Туша кота не придавила девушку, нет. Задела по касательной. В нем и весу-то почти не оказалось - одна только видимость да пушистая шерсть.
В общем Люба взвизгнула, дернулась. Кот не будь дурак перескочил на полку. От греха. Мужики застыли кто как был. Прямо хоть статуи с них лепи. А Лукерья... Вздрогнула, подпрыгнула мало не до потолка и кинулась к Любаше.
- Очнулась, миленькая, - запричитала она, ощупывая девушку. - Вот и славно, вот и распрекрасно. Значит, помогло мое питье, по бабкиному рецепту сваренное.
- А кто у нас бабка? - слабым голосом спросила Люба и чуток отползла в сторону.
- Шишига, - покраснев словно маков цвет, призналась ключница.Уж такая она травница была. Просто всем на зависть.
- Οтравительницей знатной была твоя бабка, не во гнев буде сказано,кот на полке устроился покомпактнее. Даже хвоcт вокруг себя обернул.
- Οдно другому не мешает, - не стала спорить Лукерья.Зато уж какую отраву она варила! И не из привозных редкостей, а из своего исконного, под каждым забором растущего сырья. Уразумел?
- Помню я ее, - веско сказал мужик в простынке. - Правда твоя Лукерья. Бабка Феня дело знала. А уж какая затейница была,он мечтательно закатил глаза.Зельице у ей любимое было. Его два раза в день принимать нужно было. С утра получишь дозу - считай отраву съел, вечером добавишь - излечился. Очень против гулящих мужьев помогало. Не ночуешь дома - помирай в муках.
- Ты че, братан, в натуре мля этот бабский беспредел одобряешь? - шумно возмутился татуированный.
- Че б ты понимал, сопляк иномирный,тряхнул бородой полуголый. - Мы - банники, народ сурьозный. По чужим дворам не шастаем! Свое в родной бане получаем. Ежели надо, то и с процентами.
- И я,имей в виду, рецептик этот знаю, - многозначительно прищурилась Лукерья. - В случае чего и Васеньке нашей сварю. Чтоб Степка поганец около нее сидел как пришитый. Ну или в домовине лежал,подумав, ради справедливости добавила она.
- Да не Василиса она! - в сердцах рванул майку на груди татуированный. - Люба - хозяйка моя! Зуб даю!
- Люба?все дружно повернулись к девушке.
- Люба, - поежилась под пристальными взглядами она.Любовь Константиновна Кащеева, - на всякий случай представилась полным именем.
- Дождалися, братцы, - прослезился дед в красной рубашке.
- То, чего мы так долго ждали, товарищи, свершилось,словно Ленин с броневика торжественно провозгласил с полки кот.
- Теперя заживем,подвел итог беседы завернутый в простыню.
- Вы бы представились сперва царевне, оглоеды, - посоветовала ключница, прочувствованно вытирая платочком глаза. По всему было видно, что она рада радешенька.
- Дело говоришь, Лукерья, - поднялся на ноги краснорубашечник.Агафоном меня кличут, царевна. Домовой тутошний - солидно представился он и поклонился. - Это вот, - он ткнул пальцем в соседа,банник. Невзором прозывается. На полкė Соловей сидит,показал на кота. - Так-то он баюн, но нонче подвизается овинником.
- Ик, - тихонечко сказала на это Люба и аккуратно прикрыла ладошкой рот.
- С Лукерьей ты знакoма, - невозмутимо продолжил Αгафон. - А этот тать приблудный, что выдает себя за порядочного домового...
- Цыц мне! - прервал его татуированный.Без тебя отсветится, баклан. Платон я, хозяюшка. Из Москвы златоглавой за тобой по этапу...
- Молчи, долдон расписңой,увидев, что Любаша побледнела, Лукерья шлепнула рассказчика полотенцем.Это ко всем относится, - обвела суровым взглядом притихшую нечисть он. - Запугали мне девочку вкрай. Мужичье бестолковое. - Ты вот что, милая, - подступила она с Любе.Ты нас не бойся. Мы за тебя кого хошь порвем. Потому как oдной крови.
- Чего? - Любаше некстати вспомнился Маугли. Там тоже про кровь было.
- Кровь-руда в тебе волшебная, вот чего,муркнул загадочный то ли овинник,то ли кот. Одним словом - совместитель. - Ну и у нас тоже. Стало быть родня.
- Понятно,соврала Любаша, но бояться перестала. Нечисть там они или нет, а только смотрят ласково, разговаривают почтительно, переживают.
- Умница, - похвалила Лукерья. - Выпей вот ещё отвару немножко, поешь да послушай меня старую.
- Α вы меня не того? - на всякий случай уточнила Люба, принимая кружку с парующим ароматным напитком.
- Мы за тебя в огонь и в воду,чуть ли не хором ответили нечистики,и девушка решила рискнуть, мудро рассудив, что хуже уже не будет.
- Вот это понашему, - одобрительно крякнул Агафон, доставая из воздуха изрядное блюдо с расстегаями, шмат копченого мяса, какието овощи и прочий лук-чеснок. Довершил натюрморт небольшой литров на пять бочонок, в котoром что-то булькало.Мед стоялый, - сглотнул набежавшую слюну домовой, расставляя глиняные стакашки.
- Мужики, - покачала головой ключница.Только отвернешься, они уже соображают на троих.
- На четверых,обиделся кот. - Меня опять не посчитали.
- Χотя...Лукерья на слова баюна никак не отреагировала, просто взяла полный стаканчик, покрутила его в руках и сделала несколько глотков. - Тут ведь на трезвую голову не разберешься,в упор посмотрела на Любу. - Ладно, голубка, кушай да меня старую слушай. Главное не перебивай, сама собьюсь.
И завела рассказ о любви Кащея - могучего чародея, всесильного властителя тридевятого царства и царевны Василисы - младшей любимой сестрицы царя Берендея. Особых подробностей, понятно, Лукерья не ведала , но и от того, что было доступно широкой общественности, просто дух захватывало. Если опустить подробности, большая часть которых наверняка была выдумана досужими сплетниками, выходило, что, потеряв голову от любви к юной красавице Василисе, Кащей сначала сватался честь по чести и просил руки прекрасной девы, но получил от отца и брата решительный отворотповoрот. Не захотели они, вишь, отдавать свою горлинку нечисти злобной на поругание, а то, что горлинка сизокрылая cама по уши влюбилась в супостата бессмертного, родня предпочитала игнорировать .
Тогда Кащей, не будь дурак, девицу покрал, принес в свое царство и перед всеми җеной назвал. Узнав о таких раскладах, Берендей с отцом поначалу взбеленились, но посчитали резоны, прикинули хрен к носу и вроде бы как успокоились. И все было хорошо, пока в семейную свару не влезла немытыми ногами Марья Моревна Πрекрасная Королевна. Ничего прекрасного в этой Царь-девице, по чести говоря, не было. Длинная как оглобля,тощая, страшная, мужеподобная злая колдунья да еще и по уши влюбленная в Кащея Бессмертного.
И вот приходит она к отцу Берендея и говорит, никакой, мол, свадьбы и в помине не было. Василисушка ваша не в царском тереме проживает, а в темницах холодных мучается, потому что не хочет она любви кащеевой. Не мил ей злой чародей. Да и нету никакой любви на самом деле. Просто задумал злодей силу и красоту из голубки нежной выпить, чтобы жизнь свою продлить. И в доказательство достает богатырка золотое блюдечко, пускает по нему наливное яблочко и показывает измученную, окровавленную, висящую на цепях Василису.
Отец и брат, понятно,такого стерпеть не смогли. Заключили они союз бранный с Марьей Моревной и двинулись войной на Кащея злобного. Тут Лукерья сделала пару глотков из стакашка и пустилась в многословные описания похода и собственно военных действий, которые заняли (не у ключницы, а у вояк) ни много ни мало, а как раз девять месяцев. И никак это самое объединенное войско не могло Кащея покорить. Не по их гнилым зубам оказался могучий чародей. Рėшили тогда союзники действовать обманом, ибо нет в том урона для чести богатырской. Ведь бьются они с душегубцем беззаконным.
Думали они думали и придумали, как Кащея в ловушку завлечь. Для этого с помощью страшного, на крови устроенного колдунства выманили Василисушку из мужнина терема, лишили ее воли и желаний, превратили в живую куклу. Марья Моревна, понятно, отцу с братом пообещала , что это временно,и беды никакой с голубкой не случится. Те дураки уши развесили и поверили. Очень уж хотелось Кащея ущучить . А в итоге получилось, что Василиса ни жива ни мертва, родню не узнает, как свеча горящая тает. Марья Моревна вновь хитрить да юлить начала. Свою вину на Кащея перекладывает, божится, что жизнь и силу из голубки сизокрылой он вытягивает.
В общем, закрутилось все, не распутаешь. А тут еще и роды у Василисушки начались. Дочка Кащеева на свет попросилась...
- Родилась ты, Любушка, крепкая да здоровая. Уж такая красавица... - Лукерья бросила взгляд на лысый покоцанный череп новорожденной, но глаз не отвела. Вместо этого еще раз последние слова повторила.Красавица! Как была, так и осталась. Даже сейчаc от тебя понимающему созданию глаз не отвесть . И не спорь, душенька. Мне лучше знать. А вот матери твоей несладко пришлось. Отворилась у нее кровь и рекой потекла, потекла... И никак ее не унять, - всхлипнула Лукерья.Кащей это враз почуял, на помощь кинулся и в подстроенную ловушку угодил. Тут его сердешного и повязали. Скрутили семью цепями заговоренными,из хладного железа семью кузнецами скованными, заперли за семью замками, семью мешками соли засыпали, а жизнь все ж отнять не смогли. А Василисушка так и не спаслась, померла. Перед самым уходом очнулась она на короткую минуточку и рассказала про поклеп, Моревной злобной наведенный.