И распахнула глаза я удивленно, на меня с не меньшим удивлением леший посмотрел, и оба мы на клюку.
Это наш упырь! прошипел лешенька. Да тут же исправился: Аспид в смысле.
Не уверена, ответила медленно.
От чего-ж не уверена? не говорил лешийрычал разгневанно.
В глаза его взглянула, руку обратно на щеку вернула, да и передала свое воспоминание, то что мне Ярина поведала, в ночь когда Агнехрана-мага спасать пришлось. И увидел лешенька как сгубили-уничтожили ведунью старую, что в знак Ходоков вступила по незнанию, да как сожгла себя она, лес спасти пытаясь, да как скверна от нее черными чернилами расплылась, лес отравляя.
Подумал леший, на стул возле меня сел, сгорбился. И высказал растеряно:
Да, дела. А что дальше было, того Ярина не видела?
Не видела, подтвердила я. Она с напастью справиться пыталась, от того и не помнит. Но что точно могу сказатьбыло что-то дальше. А что точно, я не ведаю. Да только ведунья Гиблого яра погибла в центре леса своего, а клюка ее оказалась на самой опушке.
Как оказалась, то уж мы с тобой знаем, сказал леший.
Узнали, да, с этим не поспоришь.
А аспид наш, это я точно тебе сказать могу. Сама посудиглаза у него синие, но не в этом суть, а в иномпорядки он наши знает, по лесу Заповедному ходит-перемещается как у себя дома, а самое главноеон от тебя, ведунья лесная, ребеночка хочет, а значит точно ведаеттакие как ты таких как он родить могут-то.
И с этим не поспоришь, так если подумать. Да только:
Иные они, это я тебе как ведьма сказать могу. Эмоционально разные. Тот что на опушке леса клюку положил, в том боль была, да
Да и замолчала я.
От того замолчала, что вспомнила разговор свой с аспидом.
« Главный алхимический закончтобы что-то получить, следует отдать равноценное. Что отдал ты?»
«Жену. То единственное, чего было не жалко».
И опустилась рука моя, а в сердце закралась мысль страшнаяправ леший. Прав. Эмоционально то аспиды для меня, ведьмы, разные, но коли тому что подростком на краю опушки стоял выпало бы сына потерять и жену самолично убить, эмоционально поменялся бы он, изменился, и тогда
Может, ты и прав, прошептала я.
Кивнул лешенька, да только безрадостнонечему было радоваться.
Как узнал-то? спросила по поводу воспоминания этого.
Пожал леший плечами могучими, да и ответил:
Леся аспида не нашла, Ярина аспида не нашла, я одну клюку взял, опосля за вторую взялся, вот вторая и показала.
Посидели молча. Да и что сказать-то? Ведунью Гиблого яра было жаль. Клюку ее жаль. Правнука вот тоже жалко очень, а что тут сделаешь?
С Агнехраном говорила? спросил леший, кивнув на блюдце перевернутое.
С ним, указала на бумагу с записями, заклинание спросила, да совета.
Дал, совет-то? враждебно лешенька поинтересовался.
Дал. Много чего дал, многое объяснил, о многом задуматься заставил. Аспида бы мне.
И тут как по заказураспахнулась дверь многострадальная, да так что чуть с петель не рухнула, и рухнула бы, да только подхватил ее Аедан, поглядел на порчу моего имущества сконфуженно, и мне сказал:
Сейчас исправлю.
И засияли два круга алхимических там, где петли были, железо ржавенькое расплавили, да тут же и заковали, и стали петлицы новехонькими, словно только бы от кузнеца забрала. Одного только аспид не учелкогда кует кузнец, он же не прямо на дереве-то железо расплавляет.
Кхе-кхе, закашлялась я, рукой дым разгоняя.
Исссправил, прошипел леший, пламя гася, да дерево обугленное наращивая.
А я на это дело посмотрела, вздохнула, охранябушку добрым словом поминая, и перевернула блюдце серебряноеда только не было там уже никого, одна пустая, холодная, меня растерянную отразившая серебряная поверхность. И грустно так стало.
Твое платье, сказал аспид, и туфельки.
И сложил все аккуратно на кровать мою.
Благодарствую, ответила рассеянно.
За окном гремел пир веселый, пели песни заунывные и заувойные волкодлаки, подпевали им бадзуллы, что-то вставляли со смехом вампирывеселилась и пировала нечисть почтенная, им, в отличие от меня, сегодня не воевать.
Ты на пир иди, господин Аедан, посоветовала, заклинание читая про себя, об одном лишь прошув вине меру знай сегодня, коли лешенька да Водя не справятся, твоя помощь понадобится мне.
И выпрямился аспид, хотя навроде и так ровно стоял, на меня поглядел глазами змеиными, да и спросил:
А что ты делать собралась, хозяйка лесная?
Но ответила ему не я, леший ответил:
А ты, аспид уважаемый, что на опушке яра Гиблого будучи парубком безусым делал-то?
Медленно аспид голову повернул, странно так на лешиньку поглядел, весьма странно, словно убить его прямо сейчас готов и всколыхнулась в нем эта злоба страшная, я аж побледнела, да только как всколыхнулась, так и схлынула, и ответил Аедан сквозь зубы:
Не я.
Леший на меня посмотрел. Я на него, ему и сказала:
Не он, говорила же тебе.
Но друг верный на своем стоял:
Говорила, да опосля подумала, и к выводу пришла, что прав я.
Да, была мысль такая, согласилась я, только господин Аедан сейчас в такую ярость пришел, что одно могу тебе сказатьбыл бы там он, да еще парубком нервнонеустойчивым, он бы не боль свою отпустил, а весь яр сжег к чертям гулящим.
Тут и аспид и леший так на меня посмотрели, что даже неудобно как-то стало.
В ярость пришел? переспросил лешенька.
Боль отпустил? в свою очередь вопросил аспид.
Объясняй им все теперь. Вздохнула я, поднялась величественно, да и высказала:
Лешенька, месяц высоко, пора нам. Аспидушка, я тебя уважаю, силу твою признаю, авторитет тоже, но коли еще раз на лешего моего взглядом таким поглядишь, вышвырну из моего леса заповедного не задумываясь. Понял меня?
Видать не понял. Застыл, глаза сверкают, зубы едва не скрежещут, от самого такая сила исходит странная.
Охолонись! потребовала я.
И заметалась по избе, собираясь.
Многое приготовить надобно быловеник ромашковый, веник мятный, да веник дубовый. Окромя еще плошку деревянную, нож костяной ритуальный, да бинт, в свое время в спирту можжевеловом вымоченный. Пока бегала, волосы в косу кое-как приладила, но как собрала все, да обуваться стала, опали на лицо растрепанными прядями, чуть не упала нагнувшись, хорошо аспид придержал. Леший не могон держал веники травяные, и плошку, и бинт в плошке, хорошо хоть нож костяной я уже в ножны уместила да на пояс повесила.
Благодарствую, быстро аспида поблагодарила.
Не ответило на мою благодарность чудище легендарное, лишь вопросило недобро:
Нож зачем? И от пиалы этой кровью несет.
Ну, несет и несет, я быстро обулась, кое-как волосы заплела, с вызовом на аспида посмотрела. Не боись, не всю потрачу, тебе ровно треть останется, как и договаривались.
И не ожидая ответа, из избы выскользнула, по ступеням вниз сбежала да и со всего маху врезалась!
Аккурат в аспида и врезалась. Отшатнулась, голову запрокинула, на невесть как на моем пути вставшего, и уж спросить хотела, как засиял вокруг нас круг алхимический.
И вот это он уже зря.
Топнула ногой оземь, и погас круг алхимический, затухли руны да письмена.
Сузил глаза змеиные аспид.
Забыл, с кем дело имеешь? вопросила разгневанно.
Видать забыл, теперь воззрился на меня так, словно вспоминал или мне напоминал, кто он взглядом своим полным ярости. Да вдруг понял и он, и я, что тихо стало вокруг. Выглянула я из-за аспидаа там пирующие застыли, на нас глядят с интересом, и Гыркула, вот даром что граф, взял да и сказал Далаку:
Два золотых на ведьму ставлю!
Пять на аспида! не остался в долгу вождь волкодлаков.
Душу человеческую на ведьму! заорал, судя по всему, черт.
Вот же куда вообще кикиморы глядят? Мужика на болоте всем гуртом и то удержать не могут!
Граф, я же сейчас выпью! произнесла, голос повысив.
Пауза и виртуозно-наглое от Гыркулы:
А, все, пари расторгается. Други мои верные, за нашу ведьму славную, когда трезвая!
Его тост поддержали.
За госпожу лесную хозяйку!
За ведьму лесную!
За ведунью справную!
За победу!
Дальше пир продолжился, а я, про войну-то вспомнив, аспиду сказала примирительно:
Чего хотел-то, а?
Думала миром дело кончится, да не тут-то было.
Пиалу и костяной кинжал, отчеканил аспид, ты с ними отсюда не уйдешь.
Вот привязался-то, а!
Постояла, посмотрела, подумала, и
Резко шаг к аспиду сделала, руку подняла, ладонь к щеке черной словно сажа приставила, в глаза заглянула и передала ему, то воспоминание из прошлого, что клюка лешему поведала. Как есть передала. И черноту, по лесу расползающуюся, и землю трещинами покрывающуюся, и листву прахом осыпающуюся, и слова юного аспида «Покойся с миром, прабабушка». Все-превсе передала, и когда застыл аспид, соляным столбом застыл, сама быстрехонько клюку подхватила, оземь ударила, да и перенеслась без слов и объяснений аккурат на самый берег Заводи.
***
Водя меня ждал. Сидел красивый такой, одетый полностью по-человечески, с волосами уложенными, с лицом частью чешуей покрытым и ждал.
А с лицом чего? вопросила я, подходя ближе.
Эмм новая мода, русалки мои постарались, покуда отдыхал, не хотел при них снимать, труд старательный напраслиной величать, величественно произнес водяной.
Я пригляделась к чешуйкамте казались серебряными, да тонко выделанными, видать и правда работа сложная, особенно для русалок. Им же серебро вредит, это Водя сильный ему серебро ни по чем, а русалки они по обыкновению с жемчугом возиться могут, а тут точно металл.
Красиво, протянула я, любуясь тем, как луна в чешуйках отражается.
Правда нравится? оживился Водя.
Очень, серьезно подтвердила я. Ночью особенно хорошо смотрится.
Из земли вышел мой леший, со всем для ритуала надобным, поглядел на водяного, от чего-то при друге моем помрачневшим, да и сказал:
Это ж какой величины синячище-то должен быть, чтоб его залечить нельзя было, и пришлось серебром маскировать?
Водяной застыл, сделав вид, что вообще ничего не слышал. А я вот замерла, но по другому поводуэто что вот сейчас было-то?
Водя, голос мой сорвался и шепотом сдавленным стал, на тебя аспид напал?! Как посмел? На моей-то земле?!
Не ответил мне водяной ничего, зато леший внес ясность в ситуацию:
Не, не на твоей земле, Веся, в воде дрались мужики, не иначе.
И Водя мой, хоть и так ровно стоял, а выпрямился и еще ровнее стал, и хотел было что-то сказать, но перебил его лешенька, так рассудив:
Аспид хоть и гад, но гад благородныйу водяного супротив него на земле не было бы и шанса, вот аспид и благородно набил ему морду аккурат в его стихии.
Тут отмер Водя, да и прошипел:
А не пошел бы ты, леший, тропкой нехоженой!
Мы с лешинькой переглянулись непонимающе, да и пояснила я:
Водя, это леший, он по нехоженым-то и ходит завсегда, служба у него такая.
Помолчал водяной, зубами поскрежетал, да и не стал ничего говорить.
Ему говорить и не требовалосьмоя очередь пришла.
Ну, сказала я, готовы?
Кивнул лешенька, кивнул Водя, кивнула и я, ответ их принимая. А опосля передала клюку свою привычную лешему, тот мне клюку Гиблого яра отдал, да и весь скарб мой из избы прихваченный.
Леший, ты в лесу остаешься, напомнила другу верному.
Водя, рядом будь по-возможности, попросила жалостливо.
Буду, уверенно пообещал водяной.
И мне бы уверенной быть, решительной, мудрой да сосредоточенной, а в сердце звучат слова охранябушки «Боюсь. Очень боюсь, Веся. До того боюсь, что вздохнуть тяжело. Измени слова последние, прошу тебя, не упрямься», и не получается сосредоточиться. Никак не получается. А зря.
Помоги мне земля-матушка, прошептала я.
Да и ударила клюкой оземь!
И может показалось мне, может почудилось, но за миг до того, как шагнула на тропу заповедную, засиял в шаге от меня круг алхимический, вот только поздно, меня уже не догнать было.
***
На землю Гиблого яра ступила неуверенно. О силе своей ведала, о возможностях знала, о том, с чем столкнуться придется тоже догадывалась, а все равно робело сердце, дыхание срывалось, да страх в душе был. Страх, самый настоящий.
За спиной моей река вспенилась, забурлила, да от силы потоков водных задрожала земля под ногамиводяной сейчас частично отрезал меня от яра Гиблого. Только частично, связь то мне держать с лесом требовалось неизменно. Вот и получилась полянка каплеобразной формыузким концом с яром соединенная. На конце том тут же Ярина возникла, да и смотрела встревожено, страха и волнения не скрывая, даже цветы, что распустились на ней, вянуть прямо на глазах начали.
Не бойся, успокоила я чащу, сегодня никто не погибнет, лишь покой обретут те, кто ищет покоя.
Но Ярина тревожилась, и все сильнее. И хоть не живая, но тряслась как лист осиновый, дрожала всем телом, то на меня, но на лес оглядываясь.
Ярина, случилось что? спросила дурное чувствуя.
Протянула чаща руку, от нее до моей побег вырос, и едва моей ладони коснулся, увидела я то, что Ярину до смерти перепугалодевушку я увидела. Девушку в платье белом, что босая металась по яру Гиблому. Кожа у нее была белая, почти фарфоровая, волосы черные блестящие, лицо красивое, словно из мрамора высеченное мастером, вложившим всю свою любовь в свою статую, и глазаогромные, абсолютно черные, словно два отполированных до блеска обсидиана.
И волосы медленно зашевелились на затылке от ужаса.
Веся, что случилось? встревожено спросил водяной.
Я обернулась к немуВодя из воды на половину высунулся, рядом с ним его золотая стража была, двадцать отборных воинов-русалов в золотых доспехах, чуть подалее стража серебрянаяс полсотни, не меньше, еще далее жемчужная охорона на готове стояла, никак из самого океана приплыли. Водя же водяной не обычный, особенный он стал после того, как силу чародейки получил, от того и территории у него большие, аж до океана простираются, и войско немалое. Да только не поможет мне все это войско, коли мавка в нежить обращенная до меня доберется! Мне тогда уже ничего не поможет.
Веся? Водя занервничал.
А я на него смотрю, и что сказать не ведаю. Коли правду скажуВодя меня отсюда вытащит, супротив воли моей вытащит. Скажу лешемутот же исход. Про аспида и говорить нечего. А я мавку мертвую в Гиблом яру оставить не могу! Кто ее создал вопрос хороший, да только ответ мне не поможет. Мавкиэто утопленницы. Те, кто жить не захотел, да в стремнину шагнул осознанно. Именно осознанноэто главное в перерождении. Именно осознанность не дает мавкам стать нежитью, они нечистью остаются. И живут себе в реке, али близ нее, песни поют, хороводы устраивают, венки плетут в полночь, да парней иной раз к себе заманивают А дальше как получится, кого отпустят, кого в топь заманят, а если кого полюбят, живут с ним как муж с женой, с одной лишь разницейднем мавка из дому не выходит, жжет ее солнце, не до смерти, но жжет. Вреда от мавки обычной немного, разум то они сохраняют, так что и договориться можно, и водяным пригрозить, и в целом народ адекватный, разве что с русалками вечно ссорятся. Но коли дева юная в стремнину шагнула не осознанно, а под действием чар, да опосля смерти своей чарами же была и поднята, появляется совсем иное существонавкара. Навкары опасны. Смертельно опасны даже для меня, ведуньи леса Заповедного. Скорость у нее сверхъестественная, выносливостьмоему лешему на зависть, регенерациябесконечна, а коли опасность высока, навкара прыгнет так высоко, что любая опасность внизу останется, но не надолгоупав сверху навкара молча убьет. И хорошо если молча, потому как своим голосом навкары могут многоеи в транс ввести, и в ступор, и парализовать. А могут заставить врага в себе самом увидеть, и себя же убить без колебаний да на радость улыбающейся навкаре.
От того сражаться с ней бессмысленноотгородиться, отбросить, парализовать на время краткое и бежать, далеко-далеко бежать, вот только мне отступать некуда. Это мой лес. Теперь мой. И если мавки лесу полезныегде мавка шагнет, там трава и та зацветет, то с навкарой иначе всеследы ее черной гнилью оборачиваются, губит она лес, не сразу, но губит. И если в мой Заповедный пройти не сумеет, границы охраняются, то в Гиблый яр пробраться ей не сложно было, Ярина-то еще слаба, а потому схватки с навкарой мне не избежать. Никак не избежать. Она всех погубить можети лешиньку, и водяного, и вампиров, и волкодлаков, с бадзулами разве что провозится чуть подольше, но и их без труда уничтожит. Моровиков позвать? У них крови нет, навкаре на них нет и смысла нападать, но вот слежу я за ней глазами Ярины и вижуне за кровью в мой лес эта тварь пожаловала, вовсе не за кровью, она мимо оленей пасущихся легко проскользнула, на кабанов не взглянула даже, а сама вся белая от голода, так что не кровь, вовсе не кровь ей надобна былаона за жизнью пришла, и что-то мне подсказывает, что за моей.