Я тоже,киваю я, стараясь не расплываться в улыбке. Вообще-то это не составляет труда, как как присутствие этого стареющего доктора держит меня в напряжении. Есть в нем что-то хитрое, оценивающий взгляд бегает по всему телу, по лицу, но не с мужским пристрастием, а словно пытаясь найти изъян и уничтожить его. Взгляд Вежбицки похож на лазерный луч, и нет никакой возможности довериться такому человеку, а ведь доктор должен располагать к себе. А этот похож на хитрого лиса.
Должен сказать, что хотел бы видеть вас раньше. Затянули вы с приездом. Но, как говорит ваша русская пословица: лучше поздно, чем никогда.
Это звучит зловеще, или я слишком драматизирую?
Вы так хорошо говорите по-русски,перевожу я тему.Были в России?
Работал несколько лет. Русский и польский похожи.
Не сказала бы. Мы пытались выяснить у стекольщиков, что случилось, но ничего не поняли.
Будем надеяться, что спустя пару дней вы станете лучше понимать наш персонал. Сделаем так: можем прямо сейчас поехать в «Возрождение», только в отель за вещами заедем.
А мы разве не в «Возрождении»?
Нет, пани Злата, это наша приемная. Вы же понимаете, секретность обязывает.Профессор приторно улыбается, глаза лукаво поблескивают. Он похож на маленького ребенка, которому не терпится разболтать секрет.Вы слышали о замке Ксёнж?
Простите, но нет.
О, это старейший замок Польши, с древней богатой историей. Кто им только ни владел, кто только ни обустраивал, а уж разрушить хотелось многим. Вам обязательно нужно о нем узнать.
И для чего?
Слышали, как говорят: хочешь что-то спрятать, спрячь это на видном месте? В Ксёнже толпы туристов почти каждый день, ежегодно приезжают лошадники на аукционв замке несколько отличных конюшен. Но комнат в нем столько, что реставрировать можно годами. Поэтому никто не был против, что наш медицинский центр оккупировал несколько, а вернее, западное крыло, а также подземные галереи. Когда будете читать о Ксёнже, очень удивитесь, откуда они там взялись. Там планировал размещаться сам Адольф Гитлер. Под землей собирались прятать промышленные предприятия. Но Гитлер, как известно, своего не добился, ну а мы приобрели его наследие.
Это очень интересно и немного странно,не удерживаюсь я от откровенной реакции.Больница вместо промышленных заводов нацистов Но разве замок не принадлежит государству?
Принадлежит. Но если ты в родстве с последней владелицей, то можешь претендовать на несколько помещений.
Это вы?удивленно спрашиваю я.
Да, пани Злата. Не буду утомлять вас подробностями генеалогического древа, а предлагаю отправляться в путь.
Вот так сразу? Но я хотела подумать, изучить документы, пообщаться
По дороге прекрасно и пообщаемся. А ваши мужчины пока изучат договора медицинского обслуживания.
Профессор так уверен в моем согласии и настойчив, что я даже не знаю, стоит ли спорить. Пытаюсь рассуждать, как неизлечимо больная Злата, приехавшая с надеждой на спасение. Наверняка она тотчас бы уцепилась за этот последний шанс и отправилась бы с Вежбицки на лечение, но, естественно, в сопровождении мужа и брата.
Других вариантов не нахожу, поэтому приходится согласиться.
Честно говоря, не испытывай я интуитивную подозрительность к Вежбицки, он бы мне понравился своей самоуверенностью, целеустремленностью, быстротой реакции, галантностью. Много ли найдется врачей, готовых бегать вокруг больницы в поисках пациента, а потом лично отвозить их в больницу? Или всё решают деньги?
События развиваются слишком быстро. После идиллического отдыха в отеле мы вдруг попадаем в лапы незнакомого профессора, вынужденные довериться ему и ехать всё дальше от Вроцлава, а уж Россия, кажется, и вовсе не существует. Самое странное во всем этом, что я начинаю привыкать к новой жизни, совершенно не скучая по будням в Питере.
Что же я буду делать, когда вернусь обратно? Наверное, умру от тоски. Но только после бабушки. С ужасом осознаю, что только она и составляет смысл моего существования, ради нее держусь. Вот только проблема в том, что у бабушки прогрессирующий Альцгеймер, и она меня зачастую не узнает. Несколько раз пыталась звонить ей в дом престарелых, но отвечала медсестра, что значит, бабушка снова не в себе.
Куда уходит человек, когда его личность постепенно уничтожает это страшное заболевание? Порой я спрашиваю себя, почему мне так не везет. Мать, отец, бабушка, а остальные родственники по неясным мне причинам с нами отношения не поддерживают. Непостижимым образом осталась одна на белом свете.
Как вы себя чувствуете, пани Злата?спрашивает внимательный профессор, видимо, заметив, как мысли причиняют мне боль, и я чуть не плачу от жалости к себе.
Немного болит голова.
Скоро уже приедем. Сейчас приоткрою окно. Чувствуете, какой свежий воздух? Это уже территория Ксёнжаскалы и древние леса, которые его окружают. Вы всё это обязательно увидите.
Леса темнеют по бокам от гладкой дороги, а впереди виднеется парковая зона, в сторону которой и от нее двигаются туристические автобусы. Но мы сворачиваем направо и пробираемся по окружной лесной дороге. Сплошная конспирация. Иногда раздается трель мобильного телефона, и Вежбицки разговаривает с невидимым собеседникомрезко, отрывисто, как командир с рядовым. И хоть профессор обещал, что начну понимать польский, ничего подобного не происходит.
Мне уже любопытно посмотреть на старинный замок. Честно сказать, завораживает перспектива провести там какое-то время. Однако мне крайне необходимо обговорить с Женей и Костей резкое изменение планов. И у нас случается такой разговор, когда автомобиль, тихо шурша колесами об опавшую хвою, останавливается возле контрольно-пропускного пункта и ворот, а Вежбицки выходит поболтать с охранниками.
Что будем делать?громким шепотом спрашиваю я, оборачиваясь на заднее сиденье и тараща глаза на невольных пленников автомобиля.
Пробежался глазами по договорам,докладывает Костя,но ничего не нашел про таинственный препарат.
Как так?
Да тут всякая бурда про диспансеризацию, анализы, плазмофорез бла-бла-бла
Так плазмофорезэто переливание крови. Очищение организма. Настоящая процедура,объясняю я.Из крови извлекают плазму и клеточные составляющиеэритроциты, тромбоциты, лейкоциты, а потом очищенная кровь возвращается в тело, а плазма удаляется. Но это бессмысленно. Плазмофорез особого эффекта не дает, хоть и достаточно часто используется. Ищи информацию об особом препарате, уникальном.
Да нет тут этого! Просто диспансеризация, обследование. Про лечение ни слова.
Бред какой-то,удивляется Женя.Секретность на секретности и секретностью погоняет. У них комар носа не подточит, это ясно.
Но не ясно, что делать. А если меня изолируют в кабинете и будут брать анализы?
А ты не давай разрешения, не подписывай ничего. Скажи, что просто осмотреться хочешь. Понятно?
Смотрю на Костю и удивляюсь, как в нем вдруг проявилась серьезность. Но слушаюсь его беспрекословно. Не зря он на юридическом учится. Да это и ежу понятно, что насильно меня лечить не будут.
Хорошо. Но вы только рядом держитесь.
Это без вопросов.
Глава 5. Демьян. Община
Делай что хочешь, но малец должен жить!хватаю за грудки тщедушного измученного парня и трясу. Черт, как его зовут-то?
Но оборотень почти мертв, кровь уже нельзя брать!оправдывается он, дрожа от страха.
Между собой мы называем его врачом, но на самом деле это медбрат из «Возрождения», которого мы похитили на выходе из клиники. Он нам нужен. Нам необходима кровь оборотней, на которую подсадил этот подонок Вежбицки, выдавая за чудодейственный эликсир, спасающий от всех болезней.
Теперь нам не жить без него, но оборотень у нас всего один, и силы его на исходе, он почти издох. Мы не знаем, где взять еще оборотней для подпитки наших сил. Этого каким-то чудом удалось изловить. Наверное, отбился от стаи и ослаб.
Но мы в ответе за того, кого приручили.
Я обязан спасти своих людей! По моей мине они сбежали из «Возрождения», я их уговорил, рассказав о том, что узнал от профессора. Он не знал, что я слышу его, говорил без утайки, насмехаясь над пациентами, которых подвергает экспериментам в подземных лабораториях замка.
Вкалывает кровь оборотня. Излечивает временно, изучает, как лабораторных крыс. А потом планирует уничтожить всю тестовую группу, чтобы стереть следы преступной деятельности.
Ведь никаких разрешений безумный профессор не получал, разве что на опыты над животными. Ирония в том, что по сути он законов не нарушал. Обнаруживая какими-то только ему известными методами оборотней, он делал из них сосуды для выкачивания целебной крови.
Но результат был непредсказуемым, на каждого отдельного пациента кровь действовала по-своему. Несколько пациентов просто-напросто погибли.
А мы? Вот что мы теперь превратились?
Мне нужно на воздух. Взлетаю по лестнице, наружу из мрачного погреба, где содержится пойманный оборотень и сторожащий его медбрат. Мимо снующих туда-сюда людей, наружу из небольшого двухэтажного домика, спрятанного в лесистой местности между горами. Свежий прохладный воздух ударяет в нос. Теперь я чувствую себя иначе, не как человек. Скорее как животное. Волк.
Мать, наверное, ужаснулась бы, увидев меня сейчас. А может, и нет. Кто знает? Ведь я жив, и это главное. Любая мать хочет, чтобы ее ребенок был жив и здоров.
Но примет ли она сына-оборотня?
Такого, чей облик во время приступов ярости и прочих эмоциональных вспышек меняется, и он становится похож на лесного зверяудлиняются и темнеют ногти, становясь смертоносными когтями волка, ужасающий оскал клыков уродует рот, уши вытягиваются, и шерсть покрывает почти всю поверхность кожи, а само тело увеличивается в размерах в полтора раза, пугая при этом мерзким хрустом ломающихся костей.
В этом монстре я всё еще вижу себя, глаза остаются прежними, разве что горят диким огнем, но я уже не человек, а животное, только трансформироваться в полноценного волка не могу. Преобразование завершается на этой стадии. Неизвестно, как задумывалось проклятым Вежбицки изначально, но факт остается фактом: после вливания крови оборотня пациенты «Возрождения» исцелялись, а в качестве побочного эффекта приобретали прогрессирующий ген тварей, которых раньше видели только в кино и сериалах.
Может быть, все легенды и в самом деле правдивы, и по Земле ходят вампиры, феи, гномы и черт знает какие еще паранормальные существа.
Неважно, кто там и где существует. Мы думаем только о собственном выживании. Я привел в этот домишко, продуваемый свежими горными ветрами, одиннадцать человек, стал о них заботиться, взяв лидерство по праву основателя общины, а теперь не могу спасти.
Мы не живем, а существуем. Каждый день может стать последним.
И груз ответственности непомерно тяжел. К лидеру все вопросы, все претензии. Их страдания мучают, грызут душу. Не могу нормально есть, о сне так и вовсе забыл, проводя бессонные ночи в бесполезных метаниях.
Выхожу во двор, меня встречает темная беспросветная ночь, только одинокий фонарь над входной дверь освещает двор. Меня так и тянет в лес, но я не поддамся, ни за что не поддамся, хотя энергия переполняет меня и кровь в венах бежит обжигающим потоком.
Мне жарко. Стягиваю футболку и принимаюсь за колку дров. На придворовой территории масса дел, можно всегда занять ум и тело. Топор ладно лежит в руке, щепки летят во все стороны, работа спорится. Хочется устать до изнеможения, но волчья сила не дает даже утомиться. Дрова кажутся легкими, как спички, а топор словно нож, шинкующий зелень.
Теперь моя сила практически безгранична. Мне бы радоваться, что жив, здоров и силен
Но я начинаю жалеть, что нашел в себе смелость и решимость осуществить побег. Втянул в мероприятие еще одного пациента, поляка Михала. А тот, в свою очередь, уговорил влюбленную в него медсестру наладить поток беглецов.
Мы выбрали общую судьбувременно остаться в надежном укрытии, дожидаться окончательных результатов действия «вакцины», которая спасла наши жизни, но превратила в волкоподобных существ.
Но чего мы, собственно, ждем, сказать сложно.
Мы просто надеемся.
Анализируя поведение своих людей, понимаю, что не все приняли эти изменения с достоинством. Да, они не лежат в холодной земле. Но вынуждены каждый день бороться с новыми личинами.
Страшно женщинам видеть в зеркале звериные морды, чувствовать на всем теле густые волосы, ощущать желание бегать по лесам и охотиться на пахнущую свежей кровью дичь.
Мужчинам проще. Они стойко выносят наличие внешних признаков, охоту принимают как должное, но вот приступы агрессии
Совместное проживание становится всё более опасным и непредсказуемым. Шесть мужчин и двое женщиннеизбежна неодолимая тяга делиться на пары, свойственная как людям, так и оборотням, но пока, к счастью, все держатся за моральные человеческие нормы. Никто не хотел вести себя словно зверь, подчиняясь только инстинктам.
Но дом так и звенит от напряжения, агрессии, страха и ужаса неизвестности.
Почему-то проще всего детям. Их трое, и они воспринимают выпавшее на их долю испытание как игру или приключение. Уж так устроена их природа, что тяготы жизни они переносят порой легче, чем взрослые.
У двух мальчиков и девочки сложилась своя стая, обособленная и независимая, в которую нет доступа взрослым. Слишком рано повзрослели эти ребята, почему-то вбив себе в голову, что родители их бросили, они им больше не нужны такими уродами.
Младшего зовут Уве, он родом из Германии. Группа сформировалась интернациональная, но общая трагедия быстро убрала языковой барьер, а совместное проживание ускорило понимание. Сложно назвать принятый языкэто смесь из разных языков мира, а не единый русский, английский или какой еще язык. Все понимают друг друга на интуитивном, а может быть, зверином уровне. Ведь животным не нужен язык, чтобы общаться. Иначе никак.
Белокурый и голубоглазый, словно херувим, десятилетний Уве, самый младший из детей, первым начал ощущать отлучение от секретной лаборатории Вежбицки. Сейчас он угасает, тает прямо на глазах. А гребаный оборотень не может дать нужное количество крови
Кем я себя возомнил, повлияв на судьбу десяти человек? Зачем повел за собой, лишив необходимого медицинского обслуживания? Да, я что спас их от смерти, и выход, может, еще найдется. Но как смотреть в затуманившиеся глаза бледного Уве, сливающегося цветом с простыней?
Он же безмолвно просит о помощи. Не обвиняет, просто молча ждет, когда его спасут. Ему нужна забота. А я не могу ничем помочь. Не умею даже слова ласкового сказать. Могу только сорвать злость на ни в чем не повинном медбрате, за которого тоже в ответе, да сбежать во двор, вышибать злость упорным трудом.
Русская девочка Белла, чернявая и большеглазая, заботливо протирает лицо мальчика влажной тряпкой. Протирания, заботу и отвар из ромашкивот и всё, что можно предложить Уве, которого лихорадит.
Если мальчик умрет, зачем тогда это всё? Зачем было бежать, спасаться? Зачем было вообще надеяться на выживание? Лучше бы подохнуть. Мрачное прошлое встает перед глазами. Как из беззаботного студента, прожигателя жизни превратился в грубого и злого лежачего больного.
Прошлая жизнь видится сейчас другими глазами, мое отравленное пороками и пустотой существование. Мелочными, низкими желаниями, ложными идеалами, фальшивыми друзьями. Зачастую только на пороге смерти человек задается важными вопросами и перестает рассматривать родных людей только с точки зрения их полезности.
Почему-то человекжутко эгоистичная тварь. Мама, отец, они вдруг стали самыми важными людьми. Подарили счастливое детство, всё для меня сделали. А я чем им отплатил?
Скрываюсь и не отвечаю на звонки, не поддерживаю связь.
Хотя ради них и хотел выжить в первую очередь, почему и согласился на эксперимент, в который не верил ни на грош. Статистика обычно не врет, а я и так отвоевал у смерти лишнее время. А еще согласился, потому что боль стала невыносимой.
С ужасом вспоминаю то время, как она выкручивала все внутренности, завязывая жгутом, как жгла, колола и молотила. Ночью просыпался от нее и чувствовал, как невидимый жуткий монстр, сливающийся с темнотой, вцепился когтями глубоко, под самую кожу, и давит, и душит, хочет украсть последние частички драгоценного кислорода.