В ушах стоял отменный гул.
Найти бы какой-нибудь укромный уголок, чтобы переждать эту вакханалию. Итак, решено: отправляемся на поиски укрытия.
А платье у тебя что надо! крикнула Паока ей вслед.
Призрак, который прикидывался платьем, возликовал и зашевелился, но Пелагея призвала его к порядку, подтянув на груди лиф.
Веди себя прилично! шепнула она Сильверину.
Ты не говорила, что у платьев существуют нормы приличия, беззлобно огрызнулся полтергейст.
Просто не двигайся, ладно? Замри.
Усёк, ответило платье. И заткнулось. Очень вовремя, надо сказать.
Кое-кто смотрел на Пелагею, не отрываясь, будто отверстие просверлить хотел.
Сквозь скопление народа к ней протискивался ключевой гость сегодняшнего вечерамистер Шлафрок. И ни его золотая маска, ни гримаса ужаса от Паоки, призванные сохранять инкогнито, со своей задачей не справлялись. К Пелагее неумолимо приближался шеф собственной персоной. И все взгляды, конечно же, были обращены к нему. А у некоторых не только взгляды.
Стоило куратору на секунду ослабить бдительность, как он оказался в оцеплении. Три завистницыРыжая, Карамель и Могильная Плиташурша и переливаясь в своих вычурных костюмах, обступили его со всех сторон. И давай ворковать.
Несмотря на наличие масок, Пелагея сразу их узнала. Она достаточно хорошо изучила врага.
На сей раз мстительницы не пытались никого проучить и не выкрикивали угроз. Кричали их наряды (разумеется, в переносном смысле): «Ну же, обрати на меня внимание! Взгляни, как я великолепна!»
Безвкусное сочетание перьев, блёсток и рюшей у пресловутой троицы сражало зрителя наповал. А их оживленная болтовня была способна довести до нервного срыва даже самого сдержанного филантропа. Когда эльфа окружили, он ощутил приступ острой инсектофобии: убей или беги. Кто выпустил этих насекомых? Откуда они взялись?
Слетелись к нему, точно мухи на варенье. Или лучше сказать, бабочки на мёд. Жужжат, крыльями машут, прохода ему не дают. Прихлопнуть болтливых мутантовточно не вариант.
Ли Тэ Ри с радостью бы сбежал, если бы не одно обстоятельство непреодолимой силы. Весьма габаритное, рослое обстоятельство, чей интерес к Пелагее вызвал у куратора необъяснимую тревогу.
Вы танцуете? материализовался рядом с ней какой-то плечистый экземпляр в маске. Позвольте вас пригласить.
Он был настойчив и, судя по развороту плеч, сдаваться просто так не собирался. Поэтому Пелагея вынуждена была уступить.
Если честно, покаялась она, я отвратительно танцую.
Ничего, басовито прогудел кавалер, хватая ее за руку своей безразмерной лапищей. Научим.
Пелагея глянула на его растрепанную шевелюру соломенного цветаи у нее отлегло от сердца.
Гарди?
Он самый, громыхнул тот. А вы что подумали, уважаемая фея?
Пелагея много чего подумала. Она не была такой уж наивной дурочкой и предвидела, что на балу ее может поджидать неприятный сюрприз в виде очередной подосланной Марионетки, например. Спрашивается, почему пошла? Так ведь всё ради подруги! После столь самоотверженного шага со стороны Пелагеи Вершитель просто обязан выписать Эсфири вольную.
У вас замечательное платье, похвалил Гарди, описывая с Пелагеей круг по залу в древнем затейливом танце. Уй! Холодное! добавил он, когда подол хлестнул его по ноге. Оно из какого-то особого льда? Желеобразного, да?
Пелагее было сложно сочинить правдоподобную ложь на ходу. Не признаваться же, право слово, что в роли платья выступает призрак!
У нее путались ноги и мысли. Она то и дело наступала на мыски здоровенных туфель партнера. Голова раскалывалась от гвалта гостей, в равных пропорциях слитого с чудовищно неправильным аккомпанементом. Ох, почему она не нашла укромный уголок прежде, чем ее утащили танцевать?!
И почему это Гарди замолк?
А кавалер, и правда, что-то не донимал ее разговорами. Как выяснилось, он засмотрелся на вырез платья и претендовал на пару звонких пощёчин.
Стоять! воспылала гневом Пелагея. Что за дела?
Они затормозили прямо посреди зала, помешав нескольким танцующим парочкам выделывать пируэты.
Дико извиняюсь, пробасил Гарди. Вы мне это Понравились очень. С самого вашего появления, если честно. Может, выпьем по бокалу и поговорим в сторонке?
Нет, ну каков нахал!
Ничего она с вами пить не будет! рявкнул Ли Тэ Ри, появляясь из ниоткуда, как грозный бог-громовержец. Фея идет со мнойи точка.
Он гневно выхватил ее руку из громадной ручищи великана и потянул Пелагею прочь. Перед ним благоговейно расступались. Казалось, зал был битком набит одними дамочками, которые рвутся к шефу в ученицы. Все, кто попадался эльфу на пути, повально ахали, призывно шелестели подолами и источали дурманящие ароматы парфюма.
Платье, прическа, маска. Ты просто кошмарна! бросил он на ходу.
И Пелагея тоже ахнула. Вот дурында! На ней-то всё это время была гримаса ужаса из папье-маше. Мало кому понравится смотреть на такое во время танца. Вот Гарди и выбрал меньшее из зол. То есть, вырез.
Она осознала свою ошибку слишком поздно: нагрубили парню ни за что ни про что. Спрашивается, кто побежит извиняться? Лично Пелагея никак не могла вырваться: ее запястье крепко застряло в руке Ли Тэ Ри, точно в капкане каком.
Она не задавалась вопросом: «Как же Гарди ее вообще узнал, если она изменила прическу и напялила дурацкую маску?». Ей было не до того.
А Вершитель навел на них свою Линзу и потирал руки в предвкушении, с масленой улыбочкой, за которую Эсфирь уже давно бы ему врезала (разумеется, мысленно).
Знал бы он, что Ли Тэ Ри тащит свою ученицу вовсе не потому, что платье открыло ему глаза, страшно бы разочаровался.
Углубившись в безлюдный коридор, эльф на ходу сорвал с себя маску, и Пелагея последовала его примеру, избавившись от гримасы ужаса. Порой маски сильно усложняют жизнь.
Куратор вывел ее в какой-то необитаемый участок дворца, где прямо в толще ледяных стен тлели алые угольки. Развернул к себеи неожиданно услышал о своей персоне много нелестного. Пелагея, казалось, научилась чревовещанию. Ее гневный голос звенел в воздухе, хотя рот явно был на замке.
Я тебя ненавижу! распалялась она. Ты самый отвратительный из тех, кого я встречала. Мешаешь людям жить, запираешь призраков внутри иллюзий, распоряжаешься судьбами, как прикажет Вершитель! Да как тебя только земля носит, сволочь ты поганая?
Глаза у Пелагеи расширялись, а сама она бледнела с каждой вырвавшейся фразой. Что за ерунда? Откуда звук?
Потом до нее резко дошло. У платья развязался язык. Платье пренебрегло всеми правилами приличия и изволило подать голос.
Эй, подёргала она за свой собственный рукав. Эй, Сильверин, ты чего? Я не знала, что у вас с господином куратором вражда. Предупредил бы хоть.
А я, заныло платье. Я что, знал, по-твоему, что ты на балу с этим типом встретишься?
Ли Тэ Ри поочередно переводил ошеломленный взгляд с губ Пелагеи на ее платье, успешно минуя вырез.
«Совсем ку-ку, да?»вопрошало выражение его лица.
Затем он вдруг протянул руку к платью, коснулся поясаи дернулся, как от слабого электрического разряда. А платье вконец спятило и решило проявить норов. Оно слетело с Пелагеи, оставив ее практически голой (она предусмотрительно надела нижнее белье). Закружилось вокруг эльфа, теряя формы, с таким трудом наработанные. Громко взвыло раненым волкомкак будто нарочно, чтоб оглушить. И, взмыв к перекрестью арок, со скорбным завыванием унеслось через открытое стрельчатое окно.
Короткая шелковая комбинация просвечивала. Пелагею тряслопричем точно не от холода.
З-з-зелень сушеная! посетовала она, потупив глаза и не смея взглянуть на куратора. Вот поганец! Да как он мог?
По фойе пробежал легкий ветерок. А в следующую секунду ей на плечи с шелестом опустилась тяжелая ткань, пахнущая шоколадом и специями. Парчовый шлафрок. Она вздрогнула и наконец осмелилась поднять взгляд. Без шлафрока Ли Тэ Ри в каком-то чудн о м облегающем костюме баклажанового цвета выглядел куда менее внушительно. Всё равно что черепаха без панциря. Тонкий, высокий, обманчиво-беззащитный. Впрочем, суть его осталась прежней.
Я ведь говорил тебе, что ты не такая, как прочие феи? Предупреждал, чтобы не вздумала безответно влюбляться? грозно вопросил Ли Тэ Ри, сверкая на Пелагею своими потрясающе притягательными, чернющими глазами.
Но я не
Она не договорила, а он уже импульсивно сжимал ее в объятиях. Он обнял ееи внутри у Пелагеи ожила, затеплилась искра, разгораясь все ярче и ярче, пугая до смерти.
И я тебе не позволю. Не позволю любить безответно, прошептал куратор.
И столько в его словах было нежности, столько рвущихся наружу чувств, что Пелагея задрожала, вырвалась и, кутаясь в шлафрок, без оглядки умчалась прочь. Ей впервые стало страшно по-настоящему. Она бежала, и в голове у нее загнанно билась всего одна мысль: «Что это? Что это сейчас такое было?»
Прости, сам не пойму, почему меня так к тебе тянет, потерянно пробормотал Ли Тэ Ри ей вслед.
«Что значит «не пойму»? озадачился Вершитель, нацелив на него Мировую Линзу. По-моему, всё как раз понятно. Я что, недостаточно информации в платье вложил? Ну да ладно. Пусть сами дальше разбираются».
Он решил, что на сегодня его миссия выполнена, и с чистой совестью покинул наблюдательный пост. А всё как раз только начиналось.
Если б у Пелагеи было сердце, оно бы, несомненно, выпрыгивало из груди. Шутка литакую скорость развить? Она остановилась, выравнивая дыхание, и оценила обстановку. Ледяные стены, ледяные колонны и арки. Ледяные сталактиты, свисающие то тут, то там. И ни единой живой души.
Впрочем, нет. Кое-кто здесь был.
Гарди? не поверила Пелагея. И эхо ее голоса поскакало по анфиладам, подальше от места развития событий. Что ты здесь делаешь? То есть, она замялась, мне очень жаль.
Поздно уже. Извиняться поздно, с кривой ухмылкой ответил тот.
В свете боковых, вмонтированных в стены ламп он шатался так, будто перебрал с горячительным. А его голос звучал глухо и пугающе. И это в помещении с первоклассным эхом!
Но как, кабан его пришей, как ему удалось так быстро догнать Пелагею?
Здесь есть тайные ходы, просветил ее Гарди. И я всё видел. Ты втрескалась в своего шефа. Не пытайся отрицать. У тебя чувства на лице написаны. И он, похоже, тоже неровно к тебе дышит. Только знаешь что, он тебе не пара. Он и мизинца твоего не стоит. Ты чрезвычайно ценна.
Походка могучего эльфа внезапно обрела твердость, и он упругим шагом настиг Пелагею за считанные секунды, оттеснив к ледяным сталактитам.
А я насчет чувств соврал. Мне просто надо было остаться с тобой наедине, выдохнул он с маниакальным блеском в глазах. В голубых, чтоб его, глазах. Которые просто не могут, не должны быть глазами убийцы.
Тогда почему вдруг нож? Откуда у него нож в руке? Что он собирается делать?
Ты, и правда, очень ценна, осклабился Гарди, водя ножом у нее перед носом. Для Джеты Га. Для ее проекта. Если я зарежу тебя прямо тут, без свидетелей, о тебе и не вспомнит никто, кроме твоего идиота-шефа. А у нашей команды появится мощнейшее орудиеживой кристалл, пропитанный кровью феи. Так что прими свою смерть спокойно. Она послужит на благо науки.
От страха Пелагея начала задыхаться. Ох, ну почему она такой дурой была? Почему не заподозрила, что Гарди лазутчик? Он ведь частенько себя странно вёл. И эта его коза, которая березы ни за что, ни про что съела
Бешеной каруселью завертелся перед глазами список дел, которые Пелагея мечтала сделать до того как умрёт. Любование звездопадом, полёт в облике горлицы, как в старые добрые времена. Первый поцелуй (почему бы нет?).
Она не собиралась молить о пощаде. Бесполезно и непродуктивно. Сбежать? Да вы только гляньте на эту гору мускулов! Куда тут сбежишь? Что остаётся? Правильно, заговаривать зубы.
Ты служишь Джете? сбивающимся голосом уточнила она.
А то не видно, процедил Гарди, явно не намереваясь пускаться в объяснения. Хватит резину тянуть.
Что ж, Пелагея, по крайней мере, попыталась. Заговорить зубы не вышло. Значит, конец? Теперь точно конец, да?
Шпион успел лишь полоснуть ее по груди, когда сзади на него набросился куратор. Они долго боролись, но Пелагее было не до поединка. Заполучив резаную рану, она ударилась затылком о сталактит и, как подкошенная, рухнула на пол.
Боль, шок, полная дезориентация в пространстве.
Глава 23. Вершитель, пошёл вон
Перстень всё еще функционировал, согревая озябшую душу. Маленькое персональное солнце светило внутри, тянулось лучами к ране, пытаясь ее залечить. До Пелагеи приглушенно, как сквозь слои ваты и толстое стекло, доносились звуки борьбы. Сталактитовый зал расплывался перед глазами, будто толстое стекло было вдобавок матовым.
Ох, куда куратору одолеть этого силача! Их весовые категории не равны, он не справится.
Но Ли Тэ Ри справился. Обзавёлся кровоточащей раной в плече и всё-таки справился. Уложил мерзавца на лопатки, выхватил миниатюрный кинжал из-за пояса и Перерезал горло? Распорол живот? Провернул кинжал в грудине? Пелагея предпочла не думать, как именно куратор вырубил Гарди. Было достаточно того, что этот подонок больше не шевелился и не мешал ей умирать.
Теперь мешал кое-кто другой.
«Очнись! Слышишь меня? Очнись!»кричал куратор, нависнув над ней и легонько хлопая по щекам. Глупый. Сейчас нужно брать пострадавшую на рукивот так, верно. И бегом, бегом в медпункт!
К доктору ее доставили тайными ходами, о которых болтал Гарди. Всего спустя пять минут она лежала на кушетке и выслушивала лекцию эскулапа о том, что порез неглубокий, хоть и обширный. И пациентка еще легко отделалась. А вот рану Ли Тэ Ри надо зашивать, причем как можно скорее.
Пока куратора в лазарете «зашивали», Пелагея лежала рядом и разводила сырость.
Если б я умела превращаться в горлицу, хлюпала носом она, я бы в два счета улетела от этого психа. И вам бы не пришлось меня спасать. И Почему вы сами-то барсом не стали? Барсу же проще
Ли Тэ Ри вздохнул и вынужден был признать: из-за ученицы у него отшибло весь рационализм. Он действительно мог бы обратиться грозным зверем и без труда откусить обидчику голову. Но нет. Ураган чувств вытряс из него остатки разума. Эльф начисто забыл о своей второй ипостаси, предпочел действовать в первозданном образе, за что в итоге поплатился.
Ему и без того было паршиво, а тут еще и Пелагея в слёзы ударилась. Нашла время. Ли Тэ Ри на дух не переносил женских слёз.
Доктор, обратился он к старому медику, который латал его рану. А у вас, случайно, нет средства от хнычущих фей? У одной, вон, на подушке уже целый катаклизм. Натуральный потоп устроила!
Позже обоим в рот влили какой-то гадкий травяной настой, дали отведать эльфийского снадобья, известного своим быстрым действием. И Пелагея с Ли Тэ Ри одновременно забылись сном праведника. Вернее, почти одновременно. Когда «хнычущая фея» на соседней кушетке отключилась, куратор на пороге сна и яви протянул к ней руку и в полусознательном состоянии переплел ее пальцы со своими.
Как раз в это время, прознав о несчастье, к ним наведалась Эсфирь. Она выслушала рассказ врача, заметила сцепленные пальцы, нахмурила брови. И, развернувшись на сто восемьдесят градусов, унеслась со скоростью метеора.
«Ну, Вершитель, удружил, думала она, рассекая снег на лыжах. Есть у меня к тебе парочка претензий. Не выкрутишьсятебе же хуже».
Она и сама не понимала, откуда такая уверенность. Почему она убеждена, что Вершитель должен перед ней отчитываться? Они ведь знакомы всего ничего. А уж о статусах и заикаться не стоит: бессмертный почти-что-бог и наглая смертная девица, которая возомнила о себе невесть что.
«Держи себя в руках, Эсфирь. Один неверный шаги тебя испепелят».
Она подъехала к неказистой избушке в чаще леса, сняла лыжи, прислонила их к стене и вошла.
Вершитель пребывал в приподнятом настроении. Он попивал из бокала что-то искрящееся, восседая на троне в центре пустого роскошного зала. И трон, и зал будто из музея украли.
Я выполнила задание. Вы ведь сдержите слово?
Само собой, ответствовал Вершитель, улыбаясь с прищуром, точно пустынный лис. Как и договаривались, ты свободна.
Знал бы, что весь его привычный жизненный уклад полетит в тартарары аккурат после этой фразы, ни за что бы ее не произнес.