Островитяне они, Вик, с того самого острова, что я навеки потерял в океане, но я помню их отлично. Вот только, как из той дали удалось перевезти сюда всё племя, ума не приложу. А может быть, всё одиннадцать веков и перебирались, а, Яй? он пытливо посмотрел на Аяю, но она только отвернулась. Орсег перестал расспрашивать. На том морской повелитель на сегодня и распрощался с нами, пообещав привезти новостей.
Дом мне и вправду выстроили очень быстро, и вскоре я зажил в нём, что стоял немного ниже домов Дамэ и Рыбы, и обтянут был шкурами росомахи. Но вдвоём мы с Аяей оставались всего один день, в течение которого она, слетала в лес, пригнать своим людям зверей для охоты, а после мы с ней трапезничали вместе тем, что нам приготовили её люди. Она объяснила, что не готовила здесь сама исключительно потому, что они и умолили её оказать им честь кормить её, как было в то время, когда она была их Богиней на острове.
А всё же, как ты перевезла сюда почти три тысячи человек? Орсег сказал, они жили на острове в южном полушарии, это же тысячи и тысячи вёрст.
Перевезли чуть больше двух с половиной тысяч, это уж прибавились за пять лет, сказала Аяя.
Ну пусть так. Всё же, как?
Аяя вздохнула, поднимаясь из-за стола, ибо стол мне тоже сделали, а были мы в моём новом доме, где я должен был ночевать только во вторую ночь. Вчера мы ужинали у неё в дому, сей день она пришла ко мне.
Не расспрашивай меня о том, Викол, это не надо этого знать никому.
Это было странно, до сих пор Аяя была всегда очень открыта и откровенна. Я не стал настаивать.
А наутро наше поселение пополнилось Дамэ, его, как и меня принёс сюда Орсег. Аяя обрадовано обняла его, смеясь, и хлопая по плечам, спросила, где же Рыба. Но он ответил только, что Ван попросил её остаться с ним.
Вон, как И Как как он? Как он сам? спросила Аяя, грустнея и отворачиваясь, чтобы мы не видели её лица.
Что спрашивать, как? немного нахмурился Дамэ. Кажется, ничего неожиданного не может быть в том, как он. Ты Пусть он виноват, но разве надо было так-от?
Не надо и сомнений нет, что не надонахмурилась Аяя, бледнея. Но я всё отняли у меня, я готова была пожертвовать свободой ради того, что что у нас с Ваном было. Но он решил иначе, за нас обоих
Она вздохнула, словно превозмогая слезы, мне еще предстоит привыкнуть понимать ее.
Не надо, Дамэ не надо заставлять меня объясняться, я не смогу объяснить, чтобы вы могли уразуметь. Вам никогда этого не понять. Не понять никому, кроме женщины, у которой отняли дитя и человека, которого обманули во всём потому я не могла оставаться дале, а Ван не отпускал. Вот и рассердилась я.
«Рассердилась» Сатана только и ждёт, когда мы не владеем собой, чтобы подвернуться. Как ты не понимаешь?! Уж ты-то, кажется, должна уже понимать!
Понимаю я но
«Но»! «Но»! Ты слышишь, Викол, «Но»! я впервые видел Дамэ таким возбуждённым и рассерженным, и впервые слышал, чтобы он так говорил, с кем бы то ни было, тем паче с Аяей. Боги Аяя, зачем ты распахиваешься? Раскрываешься Ему? Он вползёт так, что ты не заметишь, пока уже ничего не сможешь изменить. Подумай, прежде чем снова звать Его.
Хорошо, Дамэ я и сама думала, но Он является Сам, когда Ему вздумается.
Дамэ кивнул.
Потому я и явился сюда. Охранять тебя стану от Него.
Аяя улыбнулась на эти слова и снова обняла его.
Так мы и зажили здесь, на Байкале, который теперь был совсем иным Байкалом, только солнце, воздух, и впрямь наполненный волей, и само Великое Море оставались прежними. До самой зимы всё было однообразно и спокойно, пока нас не посетила Басыр со своим обычным облётом и тогда Аяя спросила её, не слышала ли она как там на Москве. Басыр вскользь взглянула на неё своими блеснувшими на миг раскосыми глазами, и сказала, мгновение поразмыслив:
Ничего особенного, о чём стоило бы рассказать. Живы да здоровы, приветы шлют.
Орсег тоже особенных новостей не принёс в свою очередь, сказал, что видел Вералгу, и она сказала ему, что всё благополучно и ладно, что Ван живёт-поживает, да добра наживает. Дескать, без дрянной жены, и добра сразу больше стало едва ли не во всей Москве. Говоря это, Орсег посмеивался, поглядывая на Аяю. Она лишь вздохнула:
Вот и слава Богу, но горло дрогнуло при этом, выдавая волнение.
Мы с Дамэ переглянулись невольно, Орсег при том только посмеивался, угощаясь левашами с черемшой.
Всё так и текло спокойно и размеренно, Сатана, действительно, появлялся за это время несколько раз, но Дамэ неизменно оказывался рядом, и хотя Диавол не видел и не слышал его, но именно поэтому Дамэ мог помочь, так он мне и говорил: «Встреваю в разговор и останавливаю её от необдуманных слов, а то ведь одно слово за другое, и готовоОн цепляет и тянет за собой». Что ж, Дамэ виднее.
Зима подкатилась к середине, когда в один из дней Аяя неожиданно пропала. В этот день мы в полной мере почувствовали своё бессилие перед теми силами, что нам неподвластны и даже пред теми предвечными, которым дано больше, чем нам самим. И нам пришлось терпеливо ждать, прежде чем мы узнали, что же произошло
А тем временем на Байкал явились Арий и Эрбин, прилетели на своём самолёте, исхудавшие и усталые донельзя, и я подумал, удивительно, как мы снова собираемся все вместе, интересно, надолго ли? Туземцы унесли на руках их самолёт со склона, чтобы не снесло ветром, при этом проявляя самое искреннее почтение даже к изрядно потрёпанной деревянной птице, что говорить об тех, кто прилетел в ней. Тут мы и поняли, что два дома из лисьих шкур были их, великих байкальских близнецов. А сами Арий и Эрбин, не в силах даже есть, свалились богатырским сном аж на трое суток, успев только спросить, где Аяя и не получив от нас ответа, потому что мы не знали, куда она пропала внезапно и без предупреждения, оставалось только надеяться, что с ней не произошло никакой беды
Правда, всё произошло так неожиданно, что я не имела возможности даже слова молвить моим друзьям. Ночью в самой середине зимы, вскоре после Солнцеворота, или, как считали теперь всюду в Европе и на Руси, на Рождество, в моём доме оказался нежданный гостьмалюсенький большеухий мышонок, но он не собирался грызть лепёшки или полакомиться молоком, оставшимся в кувшине, он явился с посланием. И не просто, а предсмертным Спрашивается, было ли у меня время предупреждать моих близких?
Я не стала ни раздумывать, ни взвешивать, опасно ли мне снова звать Люцифера на помощь, я бросилась к Нему за помощью, позвала и тут же перенеслась туда, откуда было доставлено посланиев Москву, в темницу, где, оказывается, уже несколько месяцев держали Нисюрлиля. И никто, ни Басыр, ни Орсег не сказали об этом. Неужели они не знали? Чуть не плача подумала я.
Какая причина была к тому, чтобы его заточили, не имеет значения, но он не собирался выходить отсюда, и теперь его ждала казнь. Это живо напомнило мне Ивуса, и страшно резануло по сердцу.
Нисюр!.. Боже мой Боже мой Нисюрлильпрошептала я, остановившись в шаге от него, не решаясь броситься сразу же на шею, думая, а что, если он избит и ранен и я причиню ему боль? Исхудал и изможден, глаза горят нездоровьем. Всё правда, он в темнице и ждёт казни
Не сразу казнят-от, улыбнулся Нисюрлиль, глядя на меня, и, тоже не делая попыток подойти, словно не решаясь, ему и сделать это было непросто, он был в железе, но не избавлялся от него, хотя мог без труда сделать это, Вначале пытки. Завтра начнут. Вона, скоро рассвет, хорошо, что зимой ночи так длинны, я не чаял не то, что увидеть тебя, но даже до казни дожить Ты похорошела, он улыбнулся так, словно смотрел на солнце. Очень похорошела Должно быть, тебе хорошо там
Он всё же шагнул ко мне, громыхнув цепью и грубыми кандалами, это его движение и меня толкнуло навстречу ему.
Нисюр, милый! я прижалась к нему всем телом, несмотря на затхлость и сырость темницы, на то, что в баню его, конечно, никто не водил всякий день, потому его покрыла грязь, несмотря на это он пахнул своим милым мне телом больше, чем его нечистотой. Милый Почему ты здесь? За что?! Боги, за что тебя могли кинуть в темницу? Неужели кто-то дознался о подмене?
Нет-нет, с Митей всё хорошо. Всё хорошо, улыбнулся он, прижимая меня к себе, и погладил по волосам, зажмурившись от удовольствия.
Я не могла видеть его лица в этот миг, я просто всё это чувствовала.
Летим отсюда, прошу тебя? попросила я.
Нет, Яй, мне незачем выбираться отсюда, если возле тебя мне нет места. Нет никуда я не полечу. Пусть пытают, пусть топят и жгут, пусть вывернут все кости, а после разорвут на части, мне это только доставит радость, хотя бы не стану думать, как прожить следующий день без тебя. Нет, Яй, никуда я не полечу. И спасибо, что откликнулась и так быстро
Он отодвинул меня, чтобы посмотреть в моё лицо, погладил пальцами по лицу, по шее, качая головой.
Мы все выбираем, мы выбираем на каждом шагу, и ты выбрала. Свободу, не меня. Но я не могу мириться с этим твоим выбором. Значит, я умру
Надо же, что взял себе в голову, наверное, в темнице этой надумал. Тогда я уже в отчаянии обернулась по стонам, мысленно вызывая Люцифера. Он Сам не появился, но уже в следующий миг мы вместе с Нисюрлилем оказались в нашем доме.
Как тебе не стыднопроговорил Нисюрлиль, усаживаясь на постель, и потёр запястья, на которых были красно-чёрные многодневные раны и ссадины. Вот на что мучил себя?..
Я села рядом с ним, взяла за руку.
Надо смазать, сказала я.
Не надо ничего, само заживёт, Нисюрлиль отнял руку.
Я встала, я знаю, где у нас были снадобья, а потому встала и сходила за ними, Нисюрлилю хватило здравого смысла позволить мне обработать свои раны и перевязать. Пока я мазала его бальзамом, он шипел и морщился.
Ну вот теперь хорошо заживёт.
И на том спасибо.
Я убрала все баночки в ларчик и заперла его, мы всегда так делали с Рыбой, потому что при неумелом обращении все они могли стать опасными.
Что, улетишь теперь? спросил Нисюрлиль, вкось взглянув на меня. Учти, едва ты улетишь, я вернусь в темницу.
Вот так?
А ты как думала? Я готов был умереть, но ты прилетела ко мне. Зачем, Яя? теперь он смотрел уже прямо и так, что солгать нельзя. Если ты не любишь меня и не хочешь со мною быть, почему прилетела? Зачем?
Я пожала плечами.
Не знаю первое, о чём я подумала, это сейчас же спасти тебя. Ты мне дорог, ты отец моего сынау неё дрогнуло горло, и голос осип, нашего мальчика, я Я люблю тебя, все же и, похоже, больше, чем ты меня.
Лжёт она, вдруг вмешался Люцифер, появляясь около нас.
Он стоял напротив, как раз возле того столика, на котором стоял ларчик с лечебными снадобьями.
Она к любому бы полетела на помощь. Скажу больше, кошка застряла бы иде, и позвала, Аяя и тут явилась бы спасти.
Диавол щелчком открыл замочек ларца, достал один из пузырьков, с каплями дурмана, между прочим, и произнёс, взглянув на Нисюрлиля с ухмылочкой.
А ты всё-таки человек. Какой-никакой Правда, меня вот слышишь только когда она рядом, как проводник для меня. Вот ты думаешь, она чистая и прекрасная, Богиня Любви, твоя жена, мать твоего сына, мальчика, что станет избавителем твоей Руси, что она, эта чудесная женщина любит тебя, потому примчалась за тридевять земель. Но она всего лишь тебя пожалела. С самого начала и тем паче теперь. Как какого-нибудь оленёнка! Люцифер захохотал.
От этого хохота Нисюрлиль вздрогнул, выпрямляясь, словно его хлестнули бичом. Я только сжала незаметно его локоть, да, я подверглась Сатане, но ты не слушай Его, не слушай
Нисюрлиль выдохнул, на скулах вспыхнули пятна, он словно встряхнулся и произнёс непринуждённо:
Что ж Ничего обидного, на то и Селенга-царица.
Люцифер выпрямился, лицо подурнело, на нём проступила злоба, и вместо прекраснейшего юноши на нас глянул злобный старый калека. Зашипев, он смахнул ларец со стола, всё рассыпалось, разлилось, разлетевшись по полу.
Глава 3. Игры Сатаны
Разноцветные капли поблёскивали на полу, жаль, конечно, мы вместе с Рыбой собирали травы и готовили снадобья, вымачивали, варили, настаивали, строго соблюдая не только время каждой «процедуры», но и фазы Луны, время года до дня, и время суток, что-то положено было собирать на рассвете, другое в полночь, а то при дожде и никак не в сушь, а что-то только ежли стояло не менее седмицы сухих дней, что-то сразу из-под снега, но токмо ежли растаял он не ранее Весеннего Солнцестояния. Так что сбирали мы это всё на Байкале и готовили не один год и много по-настоящему чудодейственных средств. Но зато никто и не отравится.
Сатана исчез, как и не бывало, а мы с Нисюрлилем остались вдвоём. Стало тихо, только с улицы долетали звуки раннего утра, проскрипели мимо какие-то телеги, собаки начали утренний перебрёх, приветствуя утро, перекрикивались, наверное, через улицу какие-то бабы, пока на них не прикрикнул мужской голос, город просыпался, скоро и небо начнёт светлеть сквозь низкие облака. А у нас на Байкале небо почти всегда ясное
Нисюр можешь показать мне нашего сына нашего мальчика? тихо проговорила я, дрожа, потому что думала об этом все последние месяцы. Только об этом, только о нём и о том, как он там растёт, наш малыш
Нисюрлиль посмотрел на меня.
Яй может быть не рвать себе сердца-то?
Не рвать? вздрогнула я.
Д-да Я и то перестал наведываться, как увидел, как он улыбается трудненько перестать думать, что он мой сын. Наш сын. Так то я а тебе тебе труднее, по-моему?
Покажи, Нисюр? Прошу тебя прошу тебя
Он кивнул со вздохом, взял меня за руку и мы оказались в той же просторной горнице, что и прежде, когда он в первый раз показал мне его здесь. Мамка как раз мыла его и переодевала, ласково приговаривая, похлопывая любовно и подбрасывая, и лицо у неё при том светилось, добрая женщина Он очень подрос, мне показалось, едва ли не вдвое, потому что вспоминался он мне таким крошечным, а стал уже справным малышом, глядел на мамку и улыбался румяным ротиком, блестя весёлыми тёмными глазами, протянул к ней ручки, к ней не ко мне
Сердце тукнуло и бросило мне жаркую волну в лицо, хлынув слезами из глаз, я зажала рот, удерживая рыдания. Нисюрлиль прижал меня к себе, и мы вернулись домой. Он гладил меня по плечам, целовал мои волосы, прижимая к себе.
Говорил же Говорил, что тяжко, Яй
Я не могла успокоиться долго, уж рассвело, когда нашла в себе силы умыться и перестать всхлипывать, заливаясь новыми волнами слёз. Услышала нас Рыба и прибежала сюда, наверх, захлопала руками, как крыльями, обнимала меня, радостно вскрикивала, то отпускала, то снова обнимала и меня и Нисюрлиля.
Освободили! Освободили! Ах, ты, Васятка! Хороший! она сгребла его. Даже он в её большущих руках показался небольшим, тонким. Это же надо, касатка, в чём обвинили его, Васю нашего, что и тебя, и Викола порешил, от ить! И Вералга ишшо наболтала невесть што Ох, касатка, от хорошо-то, што ты явилася, энти всё и поняли и отпустили! Нешто можно без вины людей в темницы кидать?! Ох, касатка, от натерпелися мы тут страху! Што ты!
Что же ты не прислала весточки-то, Рыба? сказала я. Ну этот, ладно, упёрся, а ты? Ты-то?!
Дык я даже што-то и правда, почему не послала весточки Токмо откуда ж было знать, што ты можешь явиться-то, Аяйхлопая босыми глазами, сказала Рыба. Ты же, как он не можешь перемещаться ну я Думала, што будешь мучиться зря, а всё кончится само собой, ить не могут же иво засудить-то, ить это вовсе буит какая-то дикось вот и подумалось: разрешиться всё, тогда и рассказать мочно а а ты как ты узнала? И явилася! Как смогла-то?.. Дак што вы тут-то, давайте-ка вниз, угощу, чем Бог послал, есть что поесть, хоть и одна тут с деушками, а стряпаем как надоть. Ждали кажный день, кажный день, што Вася воротится, штобы было чем угостить.
Мы спустились в трапезную, Рыба и одна из сенных принесли одно блюдо за другим, и с левашами, и со снетками, большой пирог с белорыбицей, холодное мясо, пока я не остановила:
Куда ты, куда, Рыба, уймись! Куда столько?! Хватит.
Но Рыба посмотрела через плечо, качнув головой:
Тебе можт и хватит, а Вася-то мущина, ему што два пирожка, ты смеёсся?
Я не стала спорить, Нисюрлиль только посмеивался и принялся за еду с удовольствием и даже с какой-то радостью. Мне показалось, он полдня утолял голод, али, быть может, нарочно время тянул? Думал, что я тут же назад унесусь, что ли?
Нисюр тебе тут теперь нельзя оставаться, уж обнаружили, поди, что ты сбежал. Искать станут, сюда первым делом придут, сказала я.
Он только выпрямился, утирая, даже скорее оглаживая с удовольствием, бородку.