Ты не принимаешь в расчёт мои чувства, Фиделис. Представляешь, каково мне? Моя сестралюбимая, единственная, самый близкий и родной для меня человек Кто-то пытался отнять у неё жизнь, а я даже не знаю, кто. Не знаю, зачем, с какой целью они хотели это совершить. Не знаю, кто дал им этот приказ и повторятся ли попытки снова. Я нахожусь в полном неведении и чувствую себя вдвойне паршиво, осознавая всю свою беспомощность в этой ситуации. Да, я, может быть, совершенно не приношу никакой пользы, но я, по крайней мере, имею право знать, что происходит, чтобы сделать из этого соответствующие выводы и правильно вести себя с сестрой!
Девушка с шумом выдохнула. Собственная речь её утомила, по щекам распространился лёгкий румянец. Хоть она и не блистала красноречием, но вложила в свою просьбу столько чувств и эмоций!
Фиделис считал упрёки принцессы абсолютно уместными в данной ситуации, но всё-таки постарался сделать ещё одну попытку уклониться от ответа:
Ваше высочество, я прекрасно понимаю ваши чувства и то положение, в котором вы сейчас находитесь. Но не лучше ли было бы оставить эти вопросы до тех пор, пока ситуация прояснится? Потому что сейчас мы и сами не располагаем многими сведениями и не до конца уверены в достоверности
Прошу, Фиделис! умоляюще прервала его Глория. Я хочу знать. Я должна знать. Я же не посторонний человек!
Слуга глубоко вздохнул, понимая, что у него нет возможности держать в тайне те сведения, что удалось разузнать, хоть их и очень мало. Если и дальше молчать и отнекиваться, это уже будет грубостью и неуважением по отношению к юной принцессе Глории. Госпожа запретила говорить об этом с её младшей сестрой, но, принимая во внимание все сегодняшние события и состояние королевы, даже её самые доверенные люди не могли с точностью предугадать её реакцию на что-либо. В таком настроении её ещё прежде никто не видел.
Было бы полнейшим безумием полагать, что её поведение, мысли, решения останутся без изменений. Поэтому Фиделис решил рассказать часть известной ему информации. Своим фирменным ровным безэмоциональным голосом он начал:
По некоторым данным к нападению на королеву Фриджию причастен король Астрелии Улисс. Повторюсь: это не доказано достоверно. Точно можно сказать лишь то, что эти люди действовали не по своей инициативе, ими руководил кто-то сверху. Исполнителей было трое; один мёртв, двое пойманы нашими стражами и ожидают своей участи в темнице. На настоящий момент нам неизвестно, есть ли в стране их сообщники. Но есть основания полагать, что нападения продолжатся, так как они не смогли выполнить изначальную задачу. Как скоро это произойдётнеизвестно. Это всё, что я могу вам сказать, ваше высочество. Нам не удалось собрать достаточно информации для более конкретной оценки ситуации.
Больше рассказывать было нечего, но это и не потребовалось. Глория ушла в глубокую и мрачную задумчивость. Только что полученную информацию следовало осмыслить. Девушка заново прокрутила в голове тот вечерний разговор сестры и короля Улисса, подслушанный ею. Мысли потекли рекой, безудержным потоком, который с головой захватил бедную, в смятении чувств, Глорию.
Гнев, ненависть, ярость по отношению к Улиссу, этому гнусному, заносчивому, себялюбивому типу, наверно, были самыми сильными негативными чувствами, которые когда-либо испытывала Глория. Ненавидеть кого-то не входило в её привычки, и сумасшедший король стал первым её врагом.
Потом боль, страх за сестру: её жизнь постоянно в опасности, нельзя быть уверенными в завтрашнем дне, невозможно понять, кому можно доверять, а от кого держаться подальше. И ещё отчаяние из-за собственной беспомощности. Все эти события происходят и будут происходить, фигуры движутся по шахматной доске. Может ли она, Глория, чем-то помочь?
Напряжённую сосредоточенность ожидания наконец прервали.
Из коридора доносились шаги нескольких пар ног. Не было сомнения: это сестра со своими людьми. Через минуту Глория узнает судьбу дорогого друга Моррита, и эта мучительная минута длилась для девушки едва ли не дольше, чем несколько часов ожидания до этого.
Она так жадно вслушивалась в звуки шагов, будто хотела по ним определить, какие вести они несут. Страх и надежда, сомнение и предвкушение мешались в одно острое и необъятное чувство, залегшее камнем в сердце. До того её напряжение возросло, что она даже дышать перестала, а сердце опустилось куда-то вниз и билось там невозможно медленно и глухо.
Первой вошла королева Фриджия, и Глория тут же вскочила.
До чего же сильно изменилась сестра! Она видела её с утра до отъезда, и это был совершенно другой человек. Это даже не поддаётся описанию, потому что нельзя было сказать, что именно с ней не так. Глория почувствовала что-то интуитивно, и это что-то её напугало
Следом вошли двое, аккуратно несущие на носилках тело. Они подошли к кровати и бережно перенесли Моррита на чистую постель.
Глория в полуобморочном состоянии, с больно жалящим сердце страхом, дрожащим голосом прошептала:
Фриджи, он?
Сестра взглянула на неё небесного цвета глазами и тихо выдохнула:
Жив.
Вся тяжесть тут же ушла, как и все оставшиеся у девушки силы. Сильнейшая слабость разлилась по всему телу, и Глория упала обратно в кресло.
Жив! Как многое одно это слово способно перевернуть в душе человека, по-настоящему привязанного к своему другу. Счастье и благодарность постепенно наполняли её тело, текли по венам, согревали сердце.
Небеса снова светлы и безоблачны, появилось солнце, наступила весна и жизнь снова прекрасна. Какое же наслаждение услышать это слово: жив!
21
Оставшееся до вечера время королева провела у постели своего телохранителя. Он был жив, но к слепой надежде на лучшее примешивалась тяжёлая тоска. Как красное пятно на белом снегу, оно понемногу разрасталось. Он был жив, но не приходил в сознание, не открывал глаза. Его кожа по-прежнему имела цвет гораздо бледнее, чем даже светлая кожа Фриджии. Его дыхание иногда сбивалось и пульс прощупывался очень слабо. Но своими опасениями девушка ни с кем не делилась. Она вообще ничего больше не сказала с тех пор как закончила операцию. Эквитум немного рассказал остальным о том, как всё прошло, и счёл нужным упомянуть, чем всё может кончиться. Рана Моррита оказалась тяжёлой, он потерял много крови и шанс, что его организм справится, был невелик. Совсем невелик.
Однако, оптимистично добавил Эквитум, он до сих пор жив, а значит, борется. Моррит крепкий солдат, не думаю, что он так просто сдастся.
Глория при этих его словах ещё больше утвердилась в своей вере в удачный исход: как же может быть иначе? Моррит немного полежит, восстановит силы, его рана затянется и всё снова будет хорошо! Надежда, она такая: никакими силами её не вытравишь И Глория пребывала в греющей душу уверенности в чуде.
А Фриджия пыталась отодвинуть эту надежду подальше, чтобы не было потом ещё больнее. Вместе с надеждой отодвигала и весь мир, сосредоточившись только на состоянии своего слуги, своего друга.
Минуты проходили за минутами, отсчитывая долгие часы. Королеву никто не решался отвлекать. Глория решила пока побыть в стороне, общалась то со слугами, то с племянником. Мимо комнаты Моррита все старались проходить на цыпочках или не проходить вовсе, чтобы не нарушить тишину и не потревожить королеву неосторожным движением.
Королева мирно, сама того не замечая, внушала всем тихий ужас. В её необычной сосредоточенной холодности скрывалось что-то нехорошее. Это было как предчувствие или предзнаменование надвигающейся бури. Все, затаившись, ждали. И, как оказалось, совсем не зря.
Фриджия резко поднялась и подозвала Рави.
Следи за его состоянием, пока меня не будет. В случае чегодействуй по обстановке.
И после небольшой паузы она таким же ровным тоном добавила:
Глория и Бенедикт пусть будут здесь. Никуда их не выпускать, особенно на нижние этажи.
Да, госпожа, поклонился приближённый вслед своей королеве, которая с прямой спиной направилась к выходу из комнаты. Её походка была лишена обычной плавности, что сразу заметили её приближенные.
Фиделис, Эквитум, за мной, бросила она, не оборачиваясь.
В коридоре на порядочном расстоянии от комнаты-лазарета последовал новый приказ:
Фиделис. Я сейчас напишу официальное письмо дому Конкордия, а ты его доставишь. Поручаю это тебе, так как ситуация серьёзная и портить отношения между властьимущими домами не следует. Если потребуется, всё им объяснишь, разумеется, не открывая лишнего. Затем возьмёшь несколько человек, проведёте пару выступлений на площадях. Вот, скажешь, ситуация крайне опасная, королеве нужна поддержка, любая помощь приветствуется. Сделаешь?
Да, ваше величество.
Замечательно, буду благодарна. А ты, Эквитум, составишь мне компанию.
Слуга ещё не знал, что под этим имеет в виду Фриджия, но что-то подсказывало ему, что ничего хорошего ждать не следует.
Эхо шагов сопровождало троих по притихшим коридорам до первого попавшегося кабинета с бумагой и чернилами. Там были выведены изящные слова притворного сожаленияформальная необходимость. Бумагу аккуратно сложили привычным движением, оформили и запечатали по всем правилам, и Фиделис с поклоном удалился выполнять поручение.
Королева повернулась к оставшемуся с ней стражу и с улыбкой проговорила:
Не сердись на меня, Эквитум, но сегодня мне придётся нарушить некоторые правила. Воспользуюсь своей привилегией. Особый случайС улыбкой, пробирающей до самых костей.
Эквитум только напряжённо сглотнул и предпочёл сохранять молчание, пока это возможно. Он пока что ещё не совсем понимал, к чему клонит королева.
По мере того как девушка с полной безмятежностью на лице, от которой, впрочем, в пору было шарахаться, переходила из одного коридора в другой, миновала несколько лестничных пролётов и проделала хорошо знакомый слуге путь к закованной в железо двери в подвальные помещения, намерения королевы начали проясняться.
Пара стражей, дежуривших у входа в темницы, поклонились королеве, затем своему командиру. Фриджия мелодично скрипнула ключом в замочной скважине и спустилась по каменным ступеням вниз. От неё так и разливалось чистое благодушие в тёплом полумраке подвала.
Приветствовавших её слуг королева попросила немного постоять снаружи и проследить, чтобы никто ни под каким предлогом не смел беспокоить её. Всё это необходимо в связи с наметившейся важной беседой с двумя молодыми людьми. Дружеской беседойподчеркнула Фриджия, в завершение одарив стражников обаятельнейшей улыбкой, от которой тем двоим резко стало трудно дышать.
Убедившись, что дверь заперта, девушка бросила ключи своему слуге и приказала:
Веди их сюда.
Пока Эквитум безмолвно выполнял поручение, зажгла фонари в допросной комнате и поставила к столу друг напротив друга два стула, однако сама не садилась.
Вскоре на один из стульев усадили потрёпанного мужчину средних лет с неприметной внешностью, всего в ссадинах и кровоподтёках после удачной поимки. Его соучастник, не менее живописно разукрашенный доблестной королевской стражей, после нежного толчка Эквитума с грохотом опустился на пол неподалёку.
Руки у обоих были связаны за спиной, а цепь на ногах позволяла делать лишь короткие шаги. Никаких попыток к бегству они не предпринимали. Оба смотрели на королеву гордо, исподлобья, с непоколебимой суровостью. Видно, ещё не догадывались, с чем им придётся столкнуться.
Развяжи ему руки, Эквитум, мягко сказала Фриджия. Не хочу, чтобы между нами осталось какое-то недопонимание. Неотрывно глядя в глаза наёмнику, она промурлыкала: Для любого дружеского разговора нужна как минимум одна рука, не так ли?
Тут уже пришла очередь нервно сглотнуть мужчине.
Сейчас его руки были полностью свободны от пут, он мог попытаться хоть как-то исправить своё положение, но не решался даже шевельнуться. Его будто приковала к стулу невидимая давящая сила, угнетающая и подавляющая все попытки к действию. Даже голова толком не работала под взглядом чистейших голубых глаз. Сейчас эти глаза больше походили на льдинки, чем на безоблачное небо.
Девушка не улыбалась. Её лицо не выражало ни ненависти, ни сострадания, ни сожаленияничего. Она взирала на мир подобно каменной статуе.
Несколько минут, проведённых в полном молчании под низкими сводами темниц, произвели на наёмников странное действие. Вся их гордость и непоколебимость с позором забились в дальний угол. Вместо этого осталась неопределённость, очень странная и неприятная.
Вдруг слишком резким движением руки, чтобы можно было что-то предпринять, девушка схватила запястье собеседника отнюдь не нежной женской хваткой. Сделала движение второй рукой
Что-то тихо хрустнуло. Наёмник проглотил крик только чудом. Тут же почувствовал во рту стальной привкус кровислучайно прикусил губу. Секунду он ошарашенно глядел на свою ладонь, намертво прибитую к столу кинжалом.
Пришло понимание, пришла боль. Мужчина хрипло вскрикнул.
Он не пытался вырваться или отбиться, ведь все его жалкие попытки приведут только к тому, что он самостоятельно располовинит собственную ладонь.
Не успел пленник опомниться от первого потрясения, как его вторая ладонь уже прижималась к столешнице с занесены над ней ножом. Он инстинктивно дёрнул руку на себя в попытках избежать удара, но слишком медленно. Лезвие со скрежетом обрушилось на кончик его пальца.
Допросную комнату огласил новый крик.
Мужчина в ужасе переводил взгляд со своей руки на обрубок пальца. По руке потекла кровь. Королева снова припечатала его ладонь к столу, и на этот раз кинжал вошёл ровно в центр. Пленник тихо скулил от осознания, что так просто ему умереть не дадут.
Фриджия отвернулась от него, чтобы найти среди инструментов нужный. Безмолвно покрутила в руках тяжёлый металлический молот и вдруг с силой опустила его на палец той руки, что пока ещё была цела.
Снова душераздирающий вопль. От боли и безысходности, от собственной глупости и жадности у мужчины хлынули из глаз слезы, потекли сопли, которые он не мог даже вытереть. Оставалось только с ужасом взирать на то месиво, что осталось от его левого мизинца. Кости и мясо превратились в бесформенную кашу, и только ноготь остался целым посреди этой плоской красной лепёшки.
Девушка всё с тем же отстранённым выражением ткнула пальцем в эту кровавую кашу. Наёмник мог лишь выть и захлебываться.
Ну что же ты, заговорила Фриджия ледяным голосом. Надо было заранее думать, за что берёшься. Теперь ты можешь только говорить. Расскажи мне что-нибудь полезное, и я, может быть, не стану долго тянуть с твоей смертью.
Бедняга даже при всём желании не смог бы ничего выговоритьот ужасной боли всё его тело свело, к горлу подступил ком, закрывающий дыхательные пути.
А не захочешь говоритьснова послышался хруст. У нас с вами ещё много времени.
День подходил к концу, но состояние Моррита оставалось без изменений. Глория, неотлучно дежурившая у постели друга, постоянно следила за его дыханием, прислушивалась к биению сердца. Только однажды он, не просыпаясь, дёрнул головой и приподнял правую руку, но тут же уронил её обратно на постель. Девушка нашла это хорошим знаком, который она истолковала так: Моррит ещё не восстановил силы, но уже пытается шевелиться, а значит, сопротивляется, выздоравливает. Потихоньку, небольшими шажками, но он идёт на поправку. Сестра всё-таки сотворила чудо, и скоро он обязательно придёт в сознание
Глория всей душой надеялась на это. Иногда она обращалась к богам с просьбой о помощи и всегда старалась сохранять позитивный настрой, упорно прогоняя от себя мысли «а что будет, если». Но всё же существование возможности иного исхода причиняло девушке невообразимую боль. Не так часто, но оно проникало через её защитный купол, сотканный из хрупкой надежды, и ранило сердце своими острыми шипами-вопросами.
«А что если?»
На город за окном опустились ранние сумерки. Снег перестал. Он ровным слоем лежал на серых улицах, крышах домов, деревьях. Небольшой парк во внутреннем дворе весь преобразился: голые унылые ветки теперь закутались в белую пушистую вуаль, спряталась и пожухлая трава, а вечнозелёная хвоя с лежащим на лапах снегом придавала всей картине ещё большую живописность. Яркий закат раскатывался в морозном воздухе пронзительным сиянием, и лучи последний раз заскользили по укрытому серебром миру.
В комнате уютно потрескивал огоньмаленький кусочек заходящего солнца. Слуги бесшумно зажигали лампы, приносили свечи, и по всей комнате постепенно распространилась особая атмосфера тепла и комфорта, которая бывает только холодными зимними вечерами.