Закончив эту фразу, женщина отвернулась и уткнулась виском в защитную решетку на раме. Со спины она выглядела не такой уж высокой, и даже скорее хрупкой, а в ее позе была какая-то обреченность.
Дон некоторое время вдыхал запахи и слушал звуки улицы, хотя с той стороны окна был квадратный замкнутый двор, каких тут, оказывается, было немало, он успел их повидать на обратном пути из участка. Полная противоположность их образу жизни, эти дворы, грязные и мрачные.
Город сумасшедших.
Когда она снова повернулась к нему, он понял, что это был предоставленный ему шанс отказаться, и даже на секунду задумался, на что она ставила, и что ей хотелось бы услышать больше - что он согласен или что передумал. Для ученого последнее должно быть горькой потерей, добровольцы вроде него находятся не часто. Но она, по всей видимости, ученым себя не считала, потому что кивком головы предложила озвучить свое решение.
- Наверное, я ошибаюсь, - ответил ей Дон. - Наверное, она не была хорошей или что там еще принято считать достоинствами. Может быть, она была глупой и слабой, и даже ограниченной, я не знаю. Не успел узнать. Но ведь ценность таких людей не в том, какие они сами, а какими рядом с ними становятся другие. И поэтому она особенная. Для меня. Я не знаю, что еще сказать. Я должен попытаться.
Ему показалось, или в лице женщины выразилось облегчение, словно его слова сняли какой-то камень с ее души. Это продлилось всего секунду, потом обычная складка снова залегла у нее между бровей. Если бы не выражение сосредоточенности, ее можно было бы назвать красивой.
- Ложись, - приказала она. - И закатай рукав.
10. Ковровая бомбардировка
Когда она перестала слышать Дона, Вика и сама не помнила. В машине еще наблюдала за событиями и даже возмущалась, а потом ей стало все равно. Точнее, она как-то сразу устала. Молчание - золото, сон - роза, как говорил какой-то писатель. Она всегда хотела выспаться на год вперед, чтобы сделать то, и другое, и третье, и на все не хватало времени, а сейчас как раз повод, раз она больше не может принимать участие в разговоре.
Это оказалось неожиданно легко. Стоило только ослабить внимание над картиной мира, как изображение перед глазами стало мутным, а сознание заволокло туманом, похожим на ватное одеяло, в котором бабушка ставила кашу на ночь, сопротивляться ему не хотелось, да и смысла не было - у нее же нет голоса. Пусть об этом думают другие, пока она отдохнет.
А вот спать было приятно, хотя сны снились странные. В них кружились Антон, она сама, Дон, почему-то похожий на растрепанную птицу, какие-то машины и пирамиды, а потом и они погасли, и она осталась висеть в пустоте и тишине своей собственной галактики, молчаливой, аморфной и тихо сворачивающейся в плотное ядро.
Разбудило ее что-то странное. В черноте вспыхнул и расцвел белый шар, словно взорвалась маленькая бомба. Это было... красиво? Да, но не настолько, чтобы вывести ее из дремоты. Однако белый шар повторился, и на этот раз их было два. Они мерцали в темноте, постепенно угасая, они были яркими, и беспокоили, как зудящее место. Потом шаров стало три, после этого их количество увеличилось настолько, что они заняли все пространство вокруг нее, горели адским огнем. А после этого шары начали сменять друг друга и расцветать с ужасающей скоростью.
От черноты не осталось и следа, небо вокруг нее заполнилось ослепительно-белым до рези сиянием, а шары все продолжали взрываться и прибывать, толкая друг друга боками в черном небе. Они были похожи... На что они были похожи? Услужливая память немедленно подсунула ей картинку с дирижаблями времен блокады, белыми в черном воздухе.
И в ту же секунду рядом с ней оглушительно завыла сирена, а огромный серый дом, которого тут точно не было, осел в руинах на тротуар. Реализм картинки был зашкаливающим, и в ней было что-то ужасающе знакомое. Вику охватила паника.
«При артобстреле эта сторона улицы...» Когда она видела эту табличку? Почему сейчас пустой трамвай, подпрыгивая, слетел с рельсов и превратился в груду мятого железа? Кто это делает?
«...наиболее опасна». Фонарные столбы сломались как спички, пока взрывная волна несла вдоль по улице мусор и обломки рам, выбивая в воздух остатки стекол. Что за улица? Не узнать, смятая жестяная вывеска со звоном упала на кучу битых кирпичей.
Перемещаться в городе, который бомбят, было страшно, хотелось закрыть голову и заползти в какую-нибудь щель, но таких щелей оставалось все меньше, и Вика поняла, что это ковровая бомбардировка, та самая, когда не остается ничего целого на огромном куске земли. Откуда она про нее знает?
Но ведь здесь должны быть бомбоубежища? Бомбоубежище есть в каждом крепком доме у них в городе. Может быть, в этом? Нет, снаряд моментально раскурочил его как фанерную декорацию. Этот? Тоже нет, сложился, как карточный домик. Вот этот выглядит надежно, у него крепкие стены и толстая крыша, и даже бочка с водой в углу, все как положено, значит, можно заползти в угол, спрятать голову в колени и переждать.
Налет шаров казался бесконечным, стены дрожали, Вика скулила, ощущая каждый удар чем-то вроде спинного мозга, от которого вставали дыбом все нейроны, и скоро у нее не осталось никаких желаний, кроме одного - чтобы это все кончилось. Как угодно, чем угодно, только чтобы не слышать этих взрывов. Так было до тех пор, пока казавшаяся надежной стена дома неожиданно не осела, открыв Викиным глазам масштаб катастрофы. Сровнять с землей... Вот как это бывает.
Стало пусто и тихо. Сирены умолкли, тишина ударила по ушам как лопнувшая струна, и шары почему-то замерли в воздухе, огромные, в расчерченном лучами прожекторов небе, точно время остановилось. В этом беззвучии к ее ногам подкатился предмет, разбрасывающий искры, от которых пол немедленно начинал тлеть.
Зажигательная бомба.
Бомба была черной, тусклой, с белой надписью на чужом языке. От небольшого усилия зрения эти черточки встали на места, сложившись в надпись, знакомую ей по фильмам о войне, и Вика застыла на месте от ужаса.
Одна часть ее сознания, парализованная страхом, была цивилизованной и законопослушной, она хотела закричать и закрыть глаза, свернуться в клубок и умереть безболезненно а вот вторая... О наличии второй Вика даже не подозревала. Вторая часть нее от прочтения этой надписи издала низкое звериное рычание, ставшее для нее самой откровением - словно ничего хуже этой надписи в жизни ее еще не оскорбляло, ни бомжи, ни хамы-продавцы, ни даже Антон со своим подлым нападением. И в момент застывшего времени она могла выбирать, к какой части ей присоединиться.
Она вцепилась в зажигалку обеими руками и бросила ее в бочку с водой. Над поверхностью немедленно поплыл угарный шипящий след, бомба ушла на дно, как большая непонятная рыбина, теперь уже безопасная.
- Гитлер капут, - остервенело заорала Вика, разрывая плотную тишину и одновременно радуясь звуку своего голоса. - Но пасаран!
Словно в ее честь шары в небе рассыпались миллионами искр, похожими на салют победы. Вика даже не удивилась, что видит их разноцветными, салют ведь таким и должен быть? Они гасли, постепенно небо светлело, обретая черты офисного потолка, на котором горели лампы дневного света. Голубоватые. Желтоватые. Разные.
Она увидела свой собственный кулак, сжимавший простыню, насквозь промокшую от пота, катетер в вене, незнакомую женщину в халате, смотревшую на нее в упор, и порядком струхнула - в память прикатили события последних часов.
- Дон? - шепотом позвала она.
Дон молчал. Вика выдрала иглу из руки, села, вцепившись руками в край лежанки и едва не свалилась обратно - в голове мозг сделал обратное сальто. Это было неприятным чувством, комната вокруг нее поплыла, но она сумела достать ногами пол и даже утвердиться на нем, несмотря на кривизну пространства.
Врач протянула руку по направлению к ней, и Вике не понравились, совсем не понравились ее глаза, огромные и наполненные ужасом.
- Не походите, - предупредила она с угрозой в голосе. - Дон!
- Ничего не бойся, - шепнул он ей в голове. - Я с тобой.
- Не смей пропадать, - с облегчением ответила Вика. - Мне кошмары снятся. Куда ты меня притащил?
Он засмеялся, а женщина почему-то прижала ладонь к губам и заплакала. Вика уже открыла было рот, чтобы задать вопросы, которые роились у нее в голове, но в дверь громко и требовательно постучали.
11. Темная яма
- София Сергеевна! - позвал из коридора мужской голос. - Это Прокофьев, откройте.
Вика вопросительно взглянула на женщину.
- Заведующий, - негромко пояснила та. - Ложись обратно.
Вика послушно залезла на лежанку, пока София открывала дверь. Заведующий отделением Прокофьев оказался бородачом под два метра ростом, халат не сходился у него на животе, а на шее висел стетоскоп.
- Как ваши дела? - спросил он, подозрительно глядя при этом на Вику. - Мне уже доложили, я вызвал скорую помощь.
- Не надо было, - спокойно ответила врач. - Обморок от сотрясения мозга, кости в порядке. Госпитализация не требуется, только покой.
- Разберутся, - махнул рукой заведующий. - Главное, чтобы на нас это не легло, у нас тут не больница все-таки. Ну и покой там лучше обеспечат с уходом. А родня у нее есть?
Он говорил так, точно пациенткой была одинокая и немощная пенсионерка, и Вику это покоробило.
- Я не хочу в больницу, - сказала она громко. - Я домой пойду. Мне уже лучше.
Заведующий вытаращил на нее глаза так, как если бы заговорила раковина или кушетка, то есть предметы вовсе неодушевленные.
- Однако, - пробурчал он, и развернувшись в сторону Вики, тоже стал вдруг говорить громко и медленно. - Я такую ответственность взять на себя не могу, - при этом он указал на себя пальцем и помотал головой. - Мы вас отправим в больницу, а оттуда идите куда хотите, договорились?
Он даже рукой показал, как она сможет пойти из больницы домой, и Вика заподозрила, что он ее принимает за человека с отклонением в развитии или плохо слышащего. Интересно, почему? Не успела она дать ему понять, что вполне дееспособна, как в кабинет вошли два здоровых парня с носилками.
- Кого забирать? - спросил один.
Заведующий указал им на Вику, они подошли к кушетке, легко сняли ее за ноги и подмышки и уложили на свое приспособление. Она попыталась сесть, но парни толкнули ее обратно и подняли носилки в воздух.
- Это совсем лишнее, - возмутилась София. - Она в состоянии идти сама.
- Вы что, в самом деле! - прошипела Вика, ерзая на шатком каркасе носилок. - Я жаловаться буду! Дайте мне встать!
Задержать носильщиков у нее сил не хватило, голова продолжала кружиться, а тело вело себя так предательски, что у Вики закралось подозрение, что ее сначала избили, а потом привели в чувство капельницей. Синяков, правда, она на себе не нашла.
- Вот люди, - заметил заведующий, пока Вику в коридоре пристраивали на тележку с колесами. - Им как лучше, а они жаловаться. А если вы по дороге домой под машину попадете? Мы же виноваты будем, что вас отпустили, а так - не мы.
Против этого аргумента Вика не нашла что сказать, Дон, как назло, молчал, а при этих амбалах она не решилась спрашивать. Носилки пару раз чиркнули о стену и поехали, София сложила Викину куртку, засунула ее в сумку, застегнула молнию и протянула заведующему.
- Это ее вещи, проследите тогда, чтобы не потерялись, а я пока свяжусь с ее родственниками и перешлю карточку... Куда мы ее направляем?
- Подождите, - многозначительно понизил голос тот. - Вообще, будет лучше, если мы сделаем так...
Он нагнулся к ноутбуку и быстро очистил открытую на экране карточку Вики, а потом сохранил пустой бланк.
- Что вы делаете? - возмутилась врач. - Зачем?
- Затем, - веско ответил заведующий. - Пусть уже в дежурной ее обследуют и заводят карту, мы как будто только скорую вызвали, а то она номер не брала, прием не оплатила, а помощь получила, страховые нас замучают потом бумажками, вам это надо? И мне не надо. А вещи передам, конечно, там водитель на улице.
Он вышел в коридор с Викиной сумкой и проследовал к выходу из здания, где уже стояла машина скорой помощи. Викины носилки закатили внутрь, врач поставил сумку к ее ногам и дружелюбно помахал ей рукой.
- Счастливого пути, - усиленно-четко артикулируя, произнес он.
Водитель захлопнул дверь, закрыл замок, обошел машину и сел за руль. Из-за стекла в салон тревожно глянула молоденькая врач в синем костюме. Вика ей улыбнулась, но та не отреагировала.
- Что будем делать? - тихо спросила Вика у Дона. - Нас сейчас в больницу отвезут.
- Пусть, - ответил тот равнодушно. - Куда угодно лучше, чем домой.
- Хочешь сказать, что Антон остался на свободе?
- Да, - в голосе Дона была бесконечная усталость. - У него удостоверение помощника депутата, это у вас что-то значит, важная вещь, вроде нашего треугольника.
- Что за треугольник? - заинтересовалась Вика. - И что у тебя с голосом?
- Треугольник означает высший ранг, - пропустив мимо ушей последний вопрос, пояснил Дон. - Проверять некому, максимальная степень доверия.
- Значит, Антон будет искать нас, чтобы закончить начатое, - задумчиво пробормотала она. - Тогда домой действительно нельзя. Кстати, что за лекарство тебе капали?
- Слабительное, - буркнул Дон. - Помолчи немного, я думаю.
Вика обиделась, но на всякий случай прислушалась к себе - кишечник вел себя нормально, и она обиделась вдвойне. Куда везет машина, видно не было, Вика вернулась на место и полезла в сумку за влажными салфетками - вся шея была черт знает почему липкой, да и руки тоже ощущались грязными. Шаря в мешанине из вещей (кроссовки, кошелек, спортивные штаны, плеер) она вдруг осознала, что не видит своего паспорта.
- Дон, - позвала она. - Кто-нибудь залезал в мою сумку, пока я спала?
- Спала? - не понял Дон, и тут же поправился: - Да, карточку заполняли на тебя, я разрешил.
- Ты с ума сошел? - возмутилась Вика. - Никому нельзя оставлять паспорт, там же СНИЛС и карта с зарплатой за отворотом обложки, и вообще - какого черта?
- А что я должен был делать, когда мне задают вопросы о твоем отчестве и дате рождения? - разозлился Дон. - Пришлось разрешить.
- Мог бы меня спросить!
- Я спрашивал, ты не ответила.
Вика снова перехватила взгляд врача в стекло и прикусила язык - может быть, с той стороны слышно, о чем она говорит, незачем ставить весь мир в известность, что она растяпа. Точнее, не она, а Дон, но ему простительно, он не местный. Хорошо, если паспорт остался у врача и его спрячут, когда она позвонит из больницы. А если от ее имени наберут кредитов, пока она тут катается?
Машина притормозила и чей-то голос сбоку от двери попросил пропуск. Пока водитель показывал пропуск, Вика нашла царапину в краске на дверном стекле и приложилась глазом. Места были знакомые, желтый забор - как у всех больниц, оштукатуренный и выше человеческого роста, а вот мотки колючей проволоки над забором ее насторожили.
- Дон! - позвала она, проехав щекой по стеклу, потому что машина уже тронулась во двор.
- Я просил дать время подумать, неужели так трудно помолчать пять минут?
- Трудно, - рявкнула Вика. - Ты знаешь, куда нас привезли? Это не просто больница, это психоневрологический диспансер.
- И что?
Вика махнула рукой, вытащила из сумки телефон, который ей чудом вернул Антон в кафе, и быстро набрала в поисковой строке нужные слова, пока заряд подозрительно мигал мизерными процентами. Так, номер, адрес, гуглокарта, а что люди пишут?
- «Не вводят в курс содержания больных. Родственники переживают, как там находится человек родной, передачки ограничены на нет», «темная яма называют специалисты вашу больницу».
- Прекрати бомбить меня гормонами, - приказал Дон. - В чем дело?
- Шестнадцать плюсов, - прошептала Вика. - Шестнадцать человек подтвердили, что это правда. Дон, мы влипли.
12. Поворот
- Не сходится, - вдруг сказал Дон.
- Что не сходится?
- Твои ботинки не сходятся.
Вика посмотрела на свои ноги и пожала плечами - ботинки были в полном порядке, разве что ужасно грязные и наполовину расшнурованные.
- Жмут?
- Не в этом дело. Вот смотри...
- Дон, кажется, нас приглашают пройти в это здание, - перебила она. - Мне идти?
- Иди и молчи, я буду говорить, а ты слушай. Мне так легче цепь построить, я плохо соображаю, а надо кое-что уложить в голове.
- Я бы тоже голову помыла и уложилась, - согласилась Вика. - А то выгляжу как бомж.
- Заткнись, - велел Дон. - Во-первых, ботинки. Если бы Антон был заперт таким же ударом, как ты, то как мог Вальдех узнать ботинки? Что они твоего дружка? Я вот не знал, чьи это ботинки и спросил у тебя, а он, как только увидел, сразу признал, и ни к кому не обращался.
Вика очень хотела спросить про Вальдеха, но вспомнила распоряжение не перебивать и прикусила язык. В приемном покое, если это был он, очень приличный человек в халате уже заполнял на нее какую-то карточку, ни о чем не спрашивая, и можно было спокойно послушать Дона и его версии.