Старик-пират попасть
Потом что-то щелкнуло, жалобно взвизгнула игла, и воцарилась тишина.
- И ты молчал? Сюда его!
Тренчу показалось, что он слышит голос другого человека. Жесткий, хорошо поставленный, властный. Голос, которым можно загнать матросов на верхушки мачт посреди бури, голос, которым можно остановить бунт, голос, которым можно напугать до мокрых штанов матерого каторжника Тренч, вспомнив свои опасения, вновь замешкался. Так что дядюшке Крунчу пришлось легко толкнуть его в спину, чтоб заставить перешагнуть порог.
Тренч ступил в полумрак капитанской каюты так скованно, будто сделал первый шаг к помосту палача на главной площади Шарнхорста. Он впервые в жизни оказался в капитанской каюте и потому ощущал себе вдвойне неуютно. Смутила его и обстановка.
Ему всегда казалось, что капитанская каюта должна представлять собой что-то вроде небольшого, со вкусом обставленного кабинета, где каждая вещь находится на своем месте и где царит строгий, как нрав самого капитана, порядок. Полки с аккуратно разложенными картами и лоциями. Небольшой книжный шкаф с любимыми книгаминикакой беллетристики, только классические труды Дрейка, Хоукинса и Худа. До блеска начищенная сабля на стене. И, разумеется, огромная карта мирового воздушного океана, испещренная направлениями ветров и пятнышками островов. Иногда воображение дорисовывало что-то невинное, бутылку хорошего вина на столе или колоду отполированных сильными пальцами игральных карт
Ничего подобного в каюте капитанессы он не обнаружил. Мало того, эта каюта походила на саму «Воблу» в миниатюре, неся те же самые черты, что и сам корабль, а именнополный отказ подчиняться принятому порядку вещей и совершенно бессмысленные, непонятные и нелогичные сочетания всех возможных предметов.
Карта воздушного океана в самом деле обнаружилась, но висела она, насколько успел понять Тренч, вверх ногами. Сабли на стене не нашлось, зато нашлось не менее десятка экземпляров другого рода оружия, от старомодного короткого мушкетона до россыпи разнообразных ножей и кортиков. Вероятно, эта коллекция редко использовалась по своему изначальному назначению: мушкетон служил подпоркой для кровати, ножи же, если судить по рассыпанной вокруг скорлупе, больше предназначались для чистки орехов. Место скромной кабинетной библиотеки и вовсе занимали объемные подшивки старых газет и вырезанные за много лет объявления. Помимо прочего, имелся небольшой клавесин, пустой аквариум с лежащим внутри огрызком какого-то тропического фрукта и огромная бочка в углу с неряшливой надписью поперек «ПЫЛЬЦА ФЕЙ И ОКУЛЬИ ЖУБЫ НЕПРЕКАСАТСЯ. КОРДИ». Единственный стол был задрапирован отрезом бархата, скрывая, видимо, то, что обычному пленнику видеть не полагалось, вероятно, перехваченные донесения торговых кораблей и карты с маршрутами караванов.
Тренч ощутил мимолетное замешательство, которое постарался скрыть за обычной хмуростью. Каюта капитанессы оказалась не такой, как ему представлялось. Разве так должно выглядеть обиталище воздушного волка, плывущего по всем ветрам и с легкостью потрошащего беспомощную добычу? Слишком много лишних и непонятных предметов, слишком много пыли, слишком
На всякий случай он даже не поднял головы, чтоб разглядеть хозяйку корабля. Так что первое время видел лишь носки ее щегольских ботфортов. Но даже при этом чувствовал, как его самого пристально и внимательно рассматривают. Не алчно, как добычу, понял он, и не нетерпеливо, как желанный приз. Скорее, с брезгливым любопытством, как рыболов рассматривает какую-то невзрачную мелочь, прицепившуюся к крючку и слопавшую наживку.
- Это это он?требовательно спросила капитанесса.
- Так точно, капитанесса. Тепленький. Прицепился к нашему якорю. Ну и выдернули его, как морковку с грядки.
- Бесхвостый макрурус под южным ветром!громыхнула та, - Настоящий пленный! Наш первый настоящий пленный! Выглядит он, конечно, не очень, но В чем дело? Почему ты так на меня смотришь, дядюшка?
Абордажный голем поскреб в металлическом затылке.
- Макрурус, капитанесса.
- И что?
- Макрурусы никогда не идут под южным ветром. Макрурусы вообще редко поднимаются над поверхностью Марева, об этом знает любой пират, который провел на корабле больше полугода. И они терпеть не могут южные ветра.
Капитанесса сердито топнула ногой.
- Не все ли равно? У нас пленник!.. Оставим детали на потом!
- Нет, не все равно!пророкотал абордажный голем, упирая руки в полированные бока, - Сколько раз тебе говорить об этом? Пиратские ругательстваэто особый ритуал, а не кабацкая ругань! Это выработанная за много сотен лет система, со своими правилами и традициями! Немыслимо вольно использовать ее компоненты, не сообразуясь с обстоятельствами и контекстом! Капитаны старых времен никогда бы не позволили себе помянуть макрурусов под южным ветром! Это не просто легкомысленность, это плевок на всю пиратскую историю!
Алая Шельма некоторое время переминалась с подошвы на носок. Чувствовалось, что отповедь абордажного голема смутила ее, сбив первоначальный настрой. Даже не видя ее лица, Тренч почувствовал, что она находится в неудобном положении. В положении капитана, который совершил явственную ошибку, да еще и перед лицом пленника. Глупая ситуация, несомненно. Тренч поймал себя на том, что даже посочувствовал кровожадному пиратскому капитану. Впрочем, та долго не колебалась.
- Я поняла. Забудь про макрурусов. Что насчет акул? Скажем, тысяча акул под южным ветром! Идет?
Но дядюшка Крунч был неумолим.
- И снова нет, Ринриетта. Акулы действительно ходят под южными ветрами, но они никогда не собираются в стаи по тысяче голов. Это тоже серьезное нарушение пиратского синтаксиса.
- О Роза!выдохнула Алая Шельма, - Десять акул! Так сойдет? Десять акул под южным ветром, у нас пленник!
- Вполне сносно, - снисходительно заметил голем, - Но надо еще немного поработать над артикуляцией.
Поняв, что на него не обращают внимания, Тренч осторожно поднял голову, чтобы получше рассмотреть пиратского капитана. И смутился еще больше.
Первое, что бросалось в глазаее китель из алого сукна и такого же тона щегольская треуголка. Правильнее сказать, дымчато-алого, цвета легких рассветных облаков. Будь оно на несколько тонов ярче, напоминало бы Марево, подумалось Тренчу. А так всего лишь беспокойно-алый, как свежая кровь на палубе или свежее вино или
Интересно, откуда она? Несмотря на то, что капитанесса пыталась говорить хрипло и отрывисто, подражая старым небоходам с их вечно заложенным носом, голос выдавал ее нездешнее происхождение с головой. Его мелодика была непривычной, явно нездешней, а мягкие плывущие окончания и подавно позволяли предположить, что госпожа Алая Шельма родилась не на островах Готланда, а где-то далеко, возможно, в тысячах миль от здешних краев. Тренч никогда не был специалистом по акцентам, он и чужестранцев-то ни разу в жизни не видел, но отчего-то предположил, что капитанесса увидела небо в Каледониибольно уж певуче у нее получалось
Тренч обнаружил, что капитанесса изучает его, причем совершенно открыто. И еще очень внимательно. Настоящий капитанский взгляд, от которого всякий находящийся на палубе сам собой замирает по стойке, судорожно оправляя на себе форму. Но не такой, как у капитана Джазбера, нет. Взгляд Алой Шельмы отдавал бронзой. Старой, под цвет густого янтаря, оружейной бронзой, из которой когда-то отливали пушки. Коварный цвет, притягивающий и жутковатый одновременно.
Пожалуй, только лишь этот взгляд да мундир с треуголкой и делали ее похожей на пиратского капитана, потому что в остальном она мало чем отличалась бы от молодой женщины лет двадцати трех или, может, двадцати пяти. Вполне правильные черты лица, никаких тебе шрамов, пороховых ожогов, зловещих татуировок или черных повязок. Разве что нос немного вздернут, но, судя по многим признаком, он достался Алой Шельме в наследство, а вовсе не был приобретен в пьяной кабацкой драке. Нос, пожалуй, немного портил общее впечатление, придавая лицу капитанессы по-детски упрямое выражение.
Что до внешнего облика, капитанесса пиратской баркентины явно не стремилась выглядеть моложе своих лет и даже намеренно пыталась огрубить свой образ. Никаких украшений, никаких румян, даже ресницы не наведены сажей по каледонийской моде. Темные волосы были острижены коротко, выше плеча, причем нарочно грубовато, превратившись в россыпь острых перьев, торчащих из-под алой треуголки.
Она опасна, понял Тренч. Не как акулы, что изображены на ее флаге, но, несомненно, опасна. Как рыба-камень с ее ядовитыми шипами или скорпена, воздушный ёж, гроза высоких течений и дальних островов.
- Кто такой?коротко спросила капитанесса, глядя Тренчу прямо в глаза, - Имя, звание, флаг. Отвечать коротко и без лишнего. Каждое лишнее слово будет укорачивать доску, по которой ты прогуляешься над Маревом.
Собравшаяся во рту слюна показалась Тренчу отдающей ржавчиной жижей вроде той, что образуется в трюме после того, как корабль проходит дождевые облака. С абордажным големом капитанесса могла быть приветливой и милой, но стоило ей обратить внимание на пленника, как выражение ее лица мгновенно сменилось.
«Как флаг, - подумал Тренч, уже не зная, куда ему смотреть, - Точно пиратский флаг вдруг вздернули на гроте, спустив маскировочный торговый. Алый, тревожный флаг. Цвет крови, цвет облаков»
- Тренч. «Саратога», Готланд. Младший э-э-э помощник инженера.
Получилось не так кратко, как ему хотелось, но капитанесса удовлетворенно кивнула.
- У тебя необычный говор. Откуда ты, Тренч?
- Рейнланд, госпожа капитанесса, - почтительно ответил он.
Алая Шельма смешно скривила нос, точно унюхала вдруг в капитанской каюте какой-то посторонний и не особо приятный запах.
- Это что еще такое?
Ему только и оставалось развести руками.
- Остров.
Он сам удивился, как легко вся его прошлая жизнь уместилась в одном этом слове, точно так же, как он сам умещался шестнадцать лет на большом куске крутящегося в воздухе камня.
Дядюшка Крунч скрипуче кашлянул, привлекая к себе внимание.
- Рейнланд? Небольшой островок на западной окраине Готланда. Там еще дрожжевой планктон ловят. Вот только нам там ловить нечего. Щучий угол.
Капитанесса поморщилась.
- Планктон? Правду говорят, что воздух над вашим островом такой кислый, что аж зубы сводит?
- Воздух как воздух, - пробормотал Тренч, - Дрожжи же
- Значит, не самый большой остров в Готланде?
- Две с половиной мили. Это если по вертикали. В диаметре и половины не будет.
Капитанесса усмехнулась.
- Я родилась на Могадоре. Он так мал, что на некоторых картах его принимают за прилипшую табачную крошку. Десять морских саженей в диаметре. Кусок чертовой скалы, висящий в пустоте Я могла доплюнуть с одного его края до другого.
- Неудобно, - сказал Тренч, не зная, что сказать еще.
- Неудобно, - согласилась капитанесса, не сводя с него изучающего темно-бронзового взгляда, - Особенно когда проходящий мимо шлюп слишком поздно развернул кливера и снес половину моего чертового острова в бездну вместе с сараем для картошки. Ты, кажется, молод. Сколько лет?
- Шестнадцать, - неохотно сказал Тренч.
Он не любил называть свой возраст. Узнав количество лет, которые его трепало ветром, собеседники часто начинали покровительственно улыбаться и смотреть на него сверху вниз, даром, что ростом он мало кому уступал.
- Ты не похож на корабельного инженера. И не плотник, слишком слабые руки. А еще чересчур тощий, даже как для матроса.
«Это из-за того, что всю неделю я ел только соленую рыбу, - мысленно проворчал Тренч, - Тебя бы на такую диету, через неделю пришлось бы бечевкой свой китель подвязывать»
- Кем же ты был на «Саратоге», готландец?
- Украшения на его руках, - голос абордажного голема был глух, как из металлической бочки, - Взгляни на них. Видимо, он был большим модником. Не каждый согласится таскать на себе столько железа. Эта страсть к красоте губит нынешнее поколение
Глаза Алой Шельмы прищурились, образовав узкие полукружья, изогнутые, как абордажные сабли. Когда взгляд соприкоснулся с остатками кандалов, Тренчу почудилось, что он слышит звяканье стали о сталь.
- Милые браслеты, - согласилась капитанесса, - Но немного грубоваты. Неужели все инженеры нынче такие носят?
Вопрос был неприятный, но Тренч знал, что рано или поздно он прозвучит.
- Инженером я был на Рейнланде. А на «Саратоге» лишь пленным. Меня конвоировали в Шарнхорст.
- Вот как? И зачем?
- Чтоб повесить, - буднично ответил Тренч, сам удивившись тому, как безразлично это произнес, - На Рейнланде своих палачей нет, деньги экономят, вот меня и
- Ах, вот оно что, - Алая Шельма небрежно поправила свою треуголку, - Значит, мы успели спасти тебя от пенькового галстука?
- Сперва меня хотели застрелить, - сообщил Тренч, - Но губернатор решил, что это будет нарушением установленного порядка.
- Ну конечно!воскликнула Алая Шельма, хлопая себя по колену, - Хваленый готландский порядок! Не удивлюсь, если даже воздух портить там полагается исключительно по протоколу, в соответствии с детально разработанной процедурой! Узнаю старый добрый Готланд! Между прочим, тебе здорово повезло, горе-инженер. Обычно «Вобла» не заходит в пределы Готланда, да и вообще в воздушное пространство Унии. А если и заходит, то не больше чем на двадцать миль в глубину. Здесь на каждом ветру сидит по дюжине чертовых фрегатов с открытыми орудийными портами. На твоем месте, я бы прочла самую длинную молитву Розе из всех известных.
Тренч слушал ее без особого интереса, напротив, мрачнея с каждой минутой. И мысли рисовались тоже мрачные, тяжелые, как грозовые тучи. Кто, собственно, сказал ему, что его судьба переменилась к лучшему? И что ждет его после этого разговора, обещающего быть не очень долгим? Прогулка по доске над Маревом? Или та же петля? Едва ли пиратская веревка окажется нежнее и мягче чем та, что ждет его в Шарнхорсте
- Так значит, я разочаровала Готланд и всю Тройственную Унию тем, что спасла тебя от виселицы? Не думаю, что стану сильно переживать из-за этого. У меня, видишь ли, не лучшие отношения с Готландом, рейнландец. Как и со всей Унией.
«И едва ли станут лучше, когда в Шарнхорсте узнают, кто пустил на съедение Мареву «Саратогу», - уныло подумал Тренч, но на всякий случай ничего говорить не стал. Его не очень богатый жизненный опыт подсказывал, что в любой ситуации лучше держать рот закрытым, как матросский рундук, чтоб из него ненароком ничего не вырвалось.
Алая Шельма же, напротив, заводилась с каждой минутой все больше. Глаза посветлели, переменив цвет со старой бронзы на цвет предгрозового неба, тоже отливающий алым багрянцем.
Опасный, тревожный цвет, от которого всякий небоход рефлекторно сжимается. Сжался и Тренч.
- Как по мне, Готланд слишком обленился за последние года и оброс ракушками по всему днищу. Все эти монументальные дворцы на крошечных островах, дурацкие каски, золоченые аксельбанты Может, у вас там это и считается нормальным, у нас же, жителей неба, все этолишь балласт, который тянет на дно. Настоящий небоход, в котором живет кровь его предков, никогда не цепляется за вещи, которые тяжелее воздуха! Настоящий небоход живет между вспышками молний и бездонной пастью Марева, ежеминутно рискуя головой и не зная, что ждет его завтра, сумасшедшая гонка сквозь облака или шторм в верхних слоях атмосферы, куда не залетают даже рыбы! Настоящий небоход движется сквозь грозовой фронт, глотает разреженный воздух и затягивает потуже пояс, зная, что на завтрак ему полагается кусок холодного тумана, на обедветер с дождем, а ужина он может не дождаться, потому что какая-нибудь бригантина залпом одного борта превратит его вместе с кораблем в россыпь тлеющих щепок!
Алая Шельма говорила вдохновенно, яростно, полосуя воздух коротким кортиком, который выхватила из ножен на боку. Несмотря на то, что клинком управлялась она с явным изяществом, Тренчу захотелось на всякий случай попятиться, чтоб не заработать пару дыр пониже килевой линии. Подвела нога. Непослушная, как костыль старого пирата, она зацепилась за лежащий на столе бархатный покров и сорвала тяжелую ткань на пол.
- Мы же не просто воздухоплаватели, мыпираты! Мы сшибаем облака со своего пути, когда идем под полными парусами, мы сжигаем
Капитанесса осеклась на полуслове, обнаружив, что бархатная драпировка лежит на полу, более не скрывая того, что лежало на столе. Как оказалось, не так уж и много там было предметов. Начатая пачка мятных пастилок. Пряжа с торчащими из нее спицами. Конфетные фантики. Схема какой-то выкройки. Изящные латунные папильотки. Дамские панталоны. Журнал «Зефир» с какой-то девицей на обложке.