Единственный и неповторимый Кристальный друид - Аннетт Мари


Аннетт МариЕдинственный и неповторимый Кристальный друид(Кодекс гильдии: Раскрытый1)

Перевод: Kuromiya Ren

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Холодный дождь стучал по моей голове, я разглядывала мальчика.

Хотя мальчиком нельзя было назвать того, кто источал такое грозное напряжение. Для того, чье присутствие не должно было замечаться, воздух вокруг него был пропитан неопределимой угрозой. Он был безымянной загадкой, какой я еще никогда не видела.

Но до «мужчины» ему еще несколько лет, так что я могла называть его только «мальчик».

Осколки стекла хрустели под моими ботинками, пока я шла по узкой бреши между зданиями, тьма проглотила оранжевое сияние ближайших фонарей. Символы банд и граффити покрывали кирпичи по бокам от меня, я осторожно приближалась.

Мальчик отклонился к стене в нише входа, тусклый свет у двери бросал тень на его лицо. Я не могла различить его глаза, но ощущала его взгляд.

Я остановилась перед нишей, холодные капли падали с моего подбородка. Дрожь пробежала по моей спине до пальцев ног, мягкая неподвижность окутала менязловещий миг предупреждения, которое я не могла понять.

Не стоило выходить под дождь.

Я прошла в нишу, прижалась спиной к стене напротив него, убрала со лба мокрую челку. Мальчик ничего не сказал, просто смотрел на меня, словно я была неожиданным предметом мебели в знакомой комнате.

Мы разглядывали друг друга. На нем была кожаная куртка с капюшоном. Прочные штаны. Тяжелые ботинки, похожие на мои. Его широкие плечи показывали, что, хоть он был высотой в метр восемьдесят, он еще не достиг полного роста. Тени липли к его лицу, делая его старше, но его челюсть еще не ожесточилась.

Моего возраста, решила я. Пятнадцать или шестнадцать лет.

Он скользил по мне взглядом, а потом поднял ладонь ко рту, что-то мелкое было зажато между пальцев. Красная точка засияла, он затянулся. Его плечи расслабились, он выдохнул дым.

Я сморщила нос, потом помедлила. Осторожно понюхав, я попыталась определить незнакомый запах. Он напоминал что-то медицинское, что я не ожидала.

Он без слов протянул сигарету.

Я разглядывала его лицо. Темное пятно под нижним веком: заживающий синяк под глазом. Тень на правой щеке: еще не зажившая до конца ссадина. След на ладоникрасный ожог. Нижняя губа была рассечена почти так же, как моя, губа все еще пульсировала там.

Я протянула руку, не приняв решение. Мои пальцы задели его, я взяла скрученную коричневую бумагу. Я сунула ее между губтам мгновения назад были его губыи вдохнула дым с запахом цитруса, радуясь, что не закашлялась.

Дождь ослабевал, шум от капель утихал, мы передавали сигарету туда-сюда, ничего не говоря. А что говорить? Мы были тут не из-за того, что хотели этого. Если бы мы могли быть в другом месте, мы бы уже ушли.

В новой тишине до моих ушей донеслись другие звуки: негромкий гул голосов из здания. Низкий мужской голос что-то крикнул, и мужчины засмеялись. Ответил высокий женский голос с резким изумлением, и последовало больше смеха.

Взгляд мальчика упал на дверь. Я задумалась, хозяин какого голоса оставил синяки на его лице и рассек его губу.

Я гадала, как для него выглядело мое лицо.

И мне было интересно, почему это было важно.

Я передала ему окурок. Смех загремел за дверью снова, царапая мои уши.

 Ты не думаешь просто убить их?

Вопрос вылетел из моего рта раньше, чем я поняла, что заговорила. Мальчик посмотрел мне в глаза. Смятения не было. Как и шока. Он знал, что я имела в виду.

Он затянулся, дым вылетел спиралью с его ответом:

 Все время думаю.

Его тихий голос был с хрипотцой, которая мне понравилась. И в нем была нотка акцента, но я не могла определить его по нескольким словам.

Странная легкость с дрожью пробежала по моему телу.

 Ты пробовал?

 Нет,  он смотрел мне в глаза, бросил окурок на асфальт и придавил ногой.  Еще нет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сообщение бодро сияло на моем телефоне.

«Завтра Розовая Луна. Ритуал начинается в полдень. Не опаздывай!».

Я перечитала его, зная, что тон не был бодрым. Лейни никогда не была со мной бодрой. Презрительнойчасто. Подозревающейпостоянно. Открыто враждебнойхоть раз в месяц. Но бодрой? Никогда.

Если честно, с презрением мне было уютнее, чем с бодростью.

Отклонившись на стуле, я бросила телефон на столешницу рядом с микроскопом. Белоснежный кот, отдыхающий с другой стороны от микроскопа, приоткрыл голубой глаз, а потом закрыл его. Я сжала переносицу до боли, чтобы эта боль прогнала туман из головы.

Розовая Луна. Никто не читал розоватую луну в начале лета плохим знаком, но она преследовала меня всю жизнь. Я родилась в Розовую Луну, и моя мать даже назвала меня в ее честьСейбер Розачтобы она преследовала меня вечность.

Дым с запахом цитруса дразнил мой нос, доносился из разбитых воспоминаний о далекой Розовой Луне. Я прищурилась, взгляд стал рассеянным, я видела тусклые вспышки темного переулка, холодного дождя и безликую фигуру в куртке с капюшоном. Осколки воспоминаний стали ничем, и удушающая волна горького и гневного отчаяния поднялась вместо них, сдавила мне горло, и я едва могла дышать.

Мой разум не мог вспомнить то время моей жизни, но сердце знало, что меня сломало.

Чаще всего я была рада, что не могла вспомнить.

Отогнав мысли о прошлом, я склонила лицо к окуляру микроскопа, стала крутить ручку фокусировки.

 Сейбер!

Дверь рядом со мной распахнулась, и я чуть не пробила микроскопом глаз.

 Что?  прорычала я.

Кейтлин замерла на пороге, ее зеленая рабочая форма была в пятнах влаги, рот раскрылся от моего агрессивного ответа.

 Прости,  мой голос стал на октаву выше, и я улыбнулась.  Ты меня напугала. Что такое?

Моргая, она опомнилась.

 О, я просто Последний пациент доктора Ллойда всюду написал, и уборка заняла вечность, а у меня планы на вечер. Я не успела покормить котов, но не хочу опоздать, так что я надеялась если можно?

Она утихла, ждала, что я вызовусь. Белый кот рядом со мной смотрел на нее, не мигая, но она не реагировала на зверя в лабораториикак и не прокомментировала его оригинальные глаза, бледно-голубые, кристальные, без видимых зрачков. Она его вообще не видела.

 Да, я буду рада помочь!  бодро ответила я.

Кот раздраженно тряхнул хвостом.

Кейтлин просияла.

 Спасибо. Буду должна. Кофе завтра?

 Завтра меня не будет.

 О, тогда в твою следующую смену?

 Звучит неплохо!

Она убежала, захлопнув дверь, и моя улыбка увяла.

Было очень похоже. Поразительное выступление.

Я раздраженно посмотрела на кота и повернулась к микроскопу. Я разглядывала соскоб кожи под линзой, обнаружила сигарообразные тела клещей демодекс и сделала запись на заявлении рядом со мной. Мне нужно было проверить еще два образцамочу и количество лейкоцитовно встала из-за стола. Сначала я покормлю зверей, потом закончу работу в лаборатории.

Белоснежный кот растянулся на столе, смотрел, как я ухожу, в десять раз презрительнее смертного кота.

Я прошла по большому процедурному кабинету, обогнула стол для осмотра, запах обеззараживающего средства жалил мой нос. Вой кота, скучающего по дому, доносился из-за двери впереди.

 Кейтлин, идем!

Кейтлин с гулкими шагами вылетела из коридора в комнату для персонала и пронеслась мимо, не заметив меня. Она пропала за аптечным шкафом, который мешал мне видеть задний выход.

 Я тут,  она тяжело дышала.  Дай мне секунду завязать шнурки.

Ее нетерпеливая спутница фыркнула.

 Ты покормила котов?

 Нет, я попросила Сейбер сделать это.

 Сейбер?  мое имя недовольно повторил третий голос.  Фу.

 Что за «фу»?  спросила Кейтлин.

 Зачем ты попросила ее?  хоть она понизила голос, я узнала высокие ноты Николетты, еще одного ветеринара.  Ничего странного от нее не чувствуешь?

 О чем ты? Она очень хорошая.

 Ага,  сказала третья женщина.  Она очень милая! Будь с ней мягче, Николетта.

Задняя дверь закрылась. Я стояла у комнаты с котами, мое отражение в окошке двери смотрело на меня. Мои прямые черные волосы ниспадали до локтей, густая челка была обрезана ровной линией у бровей. Загар согревал мою светлую кожу достаточно, чтобы я не выглядела как труп, тусклые веснушки покрывали мой нос. Скулы резко выделялись, уголки губ были немного опущены. Классический синдром стервозного лица.

Мои серо-голубые глаза смотрели, пристальные и зловеще пронзительные даже для меня. Взгляд солдата на тысячу ярдов.

Я открыла дверь. Коты завопили от моего появления, и я посмотрела на указания для кормления первого кота, длинношерстного гималайского.

Людям нравится, когда другие что-то делают за них. Они не уважают тебя за это, но ты им нравишься, это мне и нужно. Я была милой. Хорошей девочкой. Не больше, не меньше.

Я научилась, как быть хорошей девушкой, пока училась на ветеринара, и я отточила навыки за четыре года работы в этой клинике. Я рано поняла, что вызов симпатии был куда важнее, чем честность, искренность или уважение.

Вызов симпатии был техникой выживания, потому я помогала коллегам, даже когда предпочла бы отказать им.

Я не могла дать хоть кому-то понять, что я была совсем не милой девушкой.

* * *

Вечернее солнце озаряло красивым золотым светом узкую дорогу, я ехала на своем пикапе на восток от Кокитлама. Я оставила пригород позади, густой старый лес склонялся к дороге слева, мешая видеть размашистые горные склоны. Справа фермерские угодья тянулись к невидимым берегам реки Питт.

Тихое спокойствие охватило меня. Вершина на севере была частью провинциального парка, и дальше был бесконечный простор Берегового хребта. Людный Ванкувер был меньше, чем в часе езды на запад, достаточно далеко, чтобы его суматоха не беспокоила территорию моего дома.

Дорога поворачивала на северо-восток, и мой пикап миновал этот изгиб, большая вывеска уже манила меня:

«Служба спасения животных «Сердца и Копыта».

Я свернула налево, на землю. Шины пикапа загремели по решетке от скота, и я снова ускорилась, несясь мимо длинного огороженного пастбища, покрытого травой. Смешанное стадолошади, пони, ослы, козлы, овцы, ламы и несколько коровподняло головы, провожая мою машину взглядами, а потом продолжило лениво щипать траву.

Впереди густая роща скрывала ферму. Я проехала мимо укрывающей листвы и через открытые врата, и слева появился домик. Все здания фермыконюшня, гараж, сарай, маленькие загоны, теплица и прочеевыходили на широкий двор. Фруктовый сад аккуратными рядами тянулся за теплицей.

Припарковавшись перед домом возле ржавеющего Форда Рейнджер первого поколения бледно-голубого цвета, я открыла дверцу и выбралась. Я повернулась закрыть дверцу, белый кот выпрыгнул за мной. Он бросил на меня нечитаемый взгляд своими нереальными синими глазами, а потом ушел, задрав хвост.

Я закрыла дверцу, взгляд скользнул к залитым солнцем лесам, покрывающим гору на севере фермы, но грубое приветствие перебило мою зарождающуюся мысль о походе в гору.

 Сейбер!  Доминика появилась в большом открытом дверном проеме просторной конюшни, побежала по гравию двора ко мне. На пару дюймов ниже и с формами пышнее моего тела в метр семьдесят ростом, она не выглядела как та, кто регулярно таскал тюки сена в пятьдесят пудов. Ее черные, сильно вьющиеся волосы были короткими, красные очки выделялись на золотистой коже.

 Я рада, что ты вернулась,  сказала она, останавливаясь рядом со мной.  Два новых коня хуже, чем мы ожидали. Завтра прибудет ветеринар, но ты можешь посмотреть?

 Конечно,  быстро сказала я.

 Большой серый конь хромает,  говорила она, пока мы шли к конюшне.  У него самый ужасный случай молочницы копыт в моей жизни. Маленький двигается хорошо, но он весит меньше нормы, и он выплюнул половину своего сена. Я подозреваю серьезные проблемы с зубами.

 С этим я вряд ли смогу сильно помочь,  я могла помочь с копытами, но не зубами.  Это лошади Харви Уитби?

 Да,  прорычала Доминика.  Он не должен был вообще покупать лошадей для своих избалованных дочерей. Те девочки ни разу в жизни не убирали в загоне, так что, конечно, они не знают, как заботиться о лошади. Им все равно. Но тот гад предпочел бы бросить лошадей в поле и забыть о них, чем отдать их мне.

Отдать животныхдаже тех, которых он не хотелв организацию спасения было бы равносильно признанию, что он совершил ошибку. А Харви Уитби не ошибался.

Хруст наших шагов сменился стуком ботинок по бетону. «Сердца и копыта» не было элитным объектомпочти все здания нуждались в свежей краски десятки летно Доминика влила все, что у нее было, в полное восстановление конюшни восемь лет назад.

Слева ряд просторных загонов тянулся вдоль стены, каждый открывался в загон на улице вдвое больше размером. Слева окна обрамляли большую арену в стенах здания, оттуда свет солнца проникал в конюшню.

 По крайней мере, ты смогла забрать их на аукционе,  пробормотала я.

 Вдвое дороже, чем должна была заплатить. Покупатели мяса снова подняли цену против меня,  она невесело ухмыльнулась.  Я ответила тем же.

Лошади в загонах с любопытством поднимали уши, высовывали головы в проемы в дверцах их загонов, глядя, как мы проходили мимо.

Я нахмурилась.

 Ты сказала две лошади. Разве у Уитби не было три?

Плечи Доминики гневно дрогнули.

 Я ожидала три на аукционе, но третьей там не было.

 Уитби оставил ее себе?

 Наверное, но я не понимаю, зачем.

В дальнем конце конюшни две незнакомые лошади стояли в открытых стойлах, привязанные к столбикам.

Грета, совладелица фермы, посмотрела на нас, когда мы подошли. Выше меня, тощая и с сильным загаром из-за часов под солнцем, она отличалась от Доминики во всем, кроме бескомпромиссной верности зверям, о которых они заботились.

Она стояла возле светло-серого коня в яблоках, тихо ворковала с конем, пока потирала его лоб. Ростом в семнадцать ладоней, он был крупным для прогулок верхом, в нем было что-то от ломовой лошадиПершерон, наверное, судя по его цвету, крепкому телосложению и мощным ногам. Меньший коричневый конь был четвертьмильным, он нервно крутил ушами, изучая незнакомое место.

Я оценила коней в своем стиле: напряженные позы, костлявые плечи, выпирающие ребра, тусклые глаза. Когда я встала перед ними, мою грудь сдавило. Не от тревоги или гнева, а от чего-то холодного и ломкого. Чего-то твердого и острого. Чего-то красного и пульсирующего, как живое, во мне.

Я прошла в комнату снаряжения, вытащила сумку коновала из-под стола и повязала на поясе кожаный фартук, плотные панели закрывали мои ноги до моих голеней. Я не была ветеринаром, я была помощницей ветеринара, и я не была полноправным коновалом. Я все еще училась, но я знала достаточно, чтобы быть полезной.

Я загрузила в фартук инструменты и схватила аптечку. Забота о лошадях, помощь им с выздоровлением, поиск для них новых домовэто утешало Доминику и Грету. Но для меня этого было мало.

Пренебрежение. Насилие. Жестокое обращение. Харви Уитби было плевать на страдания, которые он причинял. Никто не наказал бы его. Никто не устраивал ему последствия, соразмерные его преступлениям против невинных зверей.

Красные осколки в моей груди задевали легкие, я опустила аптечку и подошла к большому коню с нежными ладонями и мягкими словами.

Никто, кроме меня.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мотыльки летали вокруг флуоресцентных ламп конюшни, я напевала серому коню, теперь названному Уикер. Гладя его плечо, я скользнула ладонью по его передней ноге до сустава, осторожно сжала и подняла его ногу. Ярко-синяя жижа пачкала подошву его копыта, набилась в трещины, где от заражения твердая ткань стала гнить. Гадкий запах разложения остался.

Я весь вечер чистила, подрезала и подпиливала копыта, испорченные инфекцией. Я натерла их антисептиком, а потом смешала синюю медно-сульфатную пасту.

Потребуются недели ухода, чтобы убрать ущерб, нанесенный отсутствием обычной заботы.

Я проверила другие его копыта, убедилась, что паста все еще хорошо покрывала пятки, а потом схватила мягкую щетку и стала водить ею по его шее и спине. Он уже был чистымДоминика и Грета отмыли лошадей ранеено вычесывание успокаивало. Я тихо пела, водя щеткой по его боку, и он опустил уши и прикрыл глаза.

Дальше