Хэл Ярроу прошел через гостинуюкомнату три метра на трив единственное другое помещение, кроме неназываемой: в кухню. В кухне три на два с половиной метра он спустил с потолка по стене плиту, набрал на панели нужный код и вернулся в гостиную. Снял пиджак, скатал его в шар и сунул под стул. Он знал, что Мэри его там найдет и сделает ему выговор, но наплевать! Слишком он устал, чтобы тянуться к потолку и спускать оттуда крюк.
Тенькнул сигнал с кухниужин был готов.
Хэл решил сперва поесть, а потом просмотреть почту. Пошел в неназываемую вымыть руки и лицо. Машинально пробормотал молитву омовения: «Да будет мне дано смыть нереальность так же легко, как смывает вода эту грязь, и да будет на то воля Сигмена».
Отмывшись, он нажал кнопку над умывальником рядом с портретом Сигмена. На короткий миг на него глянуло лицо Предтечидлинное худое лицо с клоком ярко-рыжих волос надо лбом, большими торчащими ушами, густыми соломенными бровями, сросшимися над крупным крючковатым носом с раздутыми ноздрями, светло-синими глазами, длинной оранжево-рыжей бородой, с губами, тонкими, как лезвие ножа. Потом лицо стало гаснуть, таять. Секундаи Предтеча исчез, сменившись зеркалом.
Хэлу было позволено смотреть в зеркало лишь некоторое времядостаточное, чтобы убедиться в чистоте лица и причесаться. Ничто не могло бы помешать ему стоять дольше отведенного периода, но он никогда не превышал его. Каковы бы ни были его грехи, самолюбование в их список не входило. По крайней мере, так он себе всегда говорил.
И все же он задержался, быть может, чуть-чуть дольше необходимого, разглядывая широкие плечи и лицо долговязого мужчины тридцати лет. Волосы у него были рыжие, как у Предтечи, но чуть темнее, почти бронзовые. Лоб высокий, широкий, брови темно-русые, широко расставленные темно-серые глаза, нос прямой, обычного размера, верхняя губа немного длиннее, чем нужно, губы полные, подбородок слегка выдается.
Хэл еще раз нажал кнопку. Серебро зеркала потемнело, рассыпалось яркими полосами. Потом свет сгустился, восстановившись в портрет Сигмена. На миг Хэл увидел поверх Сигмена свое изображение, потом его черты растаяли, поглощенные Предтечей, зеркало окончательно исчезло, и остался лишь портрет.
Выйдя из неназываемой, Хэл вернулся на кухню. Проверил, что дверь заперта (запирались только двери в кухню и в неназываемую) не хотел, чтобы Мэри застигла его во время еды. Открыл дверь духовки, вытащил теплую коробку, положил ее на столешницу, отогнутую от стены, и толкнул плиту обратно к потолку. Открыл коробку и все съел. Выбросив пластиковый контейнер в отверстие утилизатора на стене, вернулся в неназываемую и вымыл руки.
Пока он их мыл, послышался голос Мэри, зовущий его по имени.
Глава вторая
Хэл помедлил секунду, хотя и не знал зачемтак, бездумно. Потом ответил:
Мэри, я здесь.
А! Ну, конечно. Я знала, что ты там, если ты дома. Где тебе еще быть?
Он вышел в гостиную, хмурясь на ходу.
Тебе непременно нужно встречать меня лавиной сарказма после столь долгой разлуки?
Мэри была высокойвсего на полголовы ниже Хэла. Белокурые волосы убраны со лба и крепко стянуты на затылке. Глаза светло-синие. Черты лица правильные и мелкие, но чересчур тонкие губы немного портили ее облик. Мешковатая кофта с воротником под горло и свободная юбка в пол не давали ни малейшего представления о ее фигуре. Была ли она у нее вообщефигура, Хэл понятия не имел.
Никакого сарказма, Хэл. Чистый реализм. Где еще тебе быть? Тебе достаточно было бы просто сказать «да». И когда я прихожу, ты всегда там, она показала на дверь в неназываемую. Как будто ты все свободное от работы время проводишь только там. Словно хочешь от меня спрятаться.
Да уж, мило ты меня встречаешь, сказал он.
Ты меня не поцеловал.
Прости. Это же моя обязанность, совсем забыл.
Это не должно быть обязанностью, ответила она. Это должна быть радость.
Трудно радоваться поцелуям губ, издающих рычание.
Он не ожидал, что Мэри не огрызнется как обычно, а заплачет. Ему сразу стало стыдно.
Прости, сказал он. Но признай, что ты вошла в дом не в самом радужном настроении.
Он подошел к ней и хотел обнять, но она отвернулась. Все-таки он поцеловал ее в угол рта, когда она повернула голову.
Я не хочу, чтобы ты делал это из жалости ко мне или потому что это твоя обязанность, сказала она. Я хочу, чтобы ты так делал, потому что меня любишь.
Но ведь я же и люблю тебя, ответил он, казалось, уже в тысячный раз с момента свадьбы. И услышал, как неубедительно это звучит. Да, сказал он себе, он ее любит. Должен любить.
Весьма нестандартный способ показывать свою любовь, сказала она.
Давай забудем все это и начнем сначала, предложил он. Здесь и сейчас.
И начал целовать ее, но она отстранилась.
Какого Ч? спросил он.
Приветственный поцелуй я от тебя получила, сказала она. А раздувать в себе чувственность не обязательно. Не место и не время.
Он всплеснул руками:
Да кто тут раздувает чувственность? Я лишь хотел вернуть упущенный моменткак будто ты только что вошла в дверь. Неужто один-единственный лишний поцелуйэто хуже, чем ссора? Твоя проблема в том, Мэри, что ты все воспринимаешь абсолютно буквально. Разве ты не знаешь, что сам Предтеча не требовал, чтобы его предписания воспринимались буквально? Он говорил, что иногда обстоятельства требуют изменений!
Да, и еще он говорил, что мы не должны чрезмерными умствованиями оправдывать отступление от его закона. Сперва нужно совместно с гапптом выяснить, реально ли наше поведение.
Ну как же! скривился он. Вот прямо сейчас позвоню нашему доброму ангелу-хранителю pro tempore и спрошу его, можно ли поцеловать тебя снова!
Это единственный надежный способ, сказала она.
О всемогущий Сигмен! воскликнул Хэл. Не знаю, плакать мне или смеяться. А что я знаю, так это то, что не понимаю тебя! И никогда не пойму!
Помолись Сигмену, предложила она. Моли его дать тебе реальность. И тогда у нас не будет трудностей.
Сама помолись. Ссорадело двоих, и ты ответственна за нее не меньше, чем я.
Поговорим позже, когда ты остынешь, сказала она. Мне нужно умыться и поесть.
На меня не рассчитывай, ответил он. Я буду занят до самого отбоя. Перед докладом Ольвегссену мне нужно доделать порученную Церством работу.
Ручаюсь, ты рад, что все так обернулось. Я думала, у нас будет хороший разговор. Ты же ни словом не обмолвился про поездку в Заповедник.
Он не ответил.
И не делай такое лицо! сказала она.
Он снял со стены портрет Сигмена и развернул его на стуле, опустил прижатый к стене проектор-увеличитель, вложил в него письмо, настроил рукоятки управления, надел очки-дешифраторы и вставил в ухо наушник, потом сел на стул. При этом он улыбнулся. Мэри наверняка заметила его улыбку и, должно быть, подумала про себя, что бы могло ее вызвать, но спрашивать не стала. Да и спроси она, ответа бы не дождалась. Не мог же он сказать ей, что сидеть на портрете Предтечивесьма забавное ощущение. Она была бы шокированаили притворилась шокированной, он никогда не мог сказать, как она отреагирует на то или иное действие. В любом случае, она была лишена хоть сколько-нибудь заметного чувства юмора, а он не собирался говорить ей ничего, что привело бы к понижению его М.Р.
Хэл нажал кнопку, включающую проектор, и откинулся на спинку стула, чувствуя себя напряженным комком нервов.
Тут же на противоположной стене появилось увеличенное изображение с пленки. Мэри без очков была видна лишь белая стена. А Хэл одновременно с картинкой слышал записанный на пленку голос.
Прежде всего, как обычно в официальных письмах, на стене появилось лицо Предтечи. Сопровождающий голос произнес:
Восславим же Исаака Сигмена, в ком реальность пребывает и вся правда из коего проистекает! Да благословит он нас, следующих по его стопам, и да проклянет врагов своих, учеников нешибного Уклониста!
Пауза в голосе и небольшое прерывание проекции для зрителя, чтобы дать ему возможность помолиться. Потом на стене замигало одиночное словоуоггл, и чтец продолжал вещать:
Преданный и верный Хэл Ярроу!
Вот первое из списка слов, не так давно появившееся в словаре американоязычного населения Союза. Это словоуогглвозникло в департаменте Полинезия и радиально распространилось на все американоязычные народы департаментов Северной Америки, Австралии, Японии и Китая. Как ни странно, оно пока еще не проявилось в департаменте Южной Америки, который, как тебе, несомненно, известно, занимается также и Северной Америкой.
Хэл Ярроу улыбнулся, хотя было время, когда его раздражали подобные утверждения. Когда же отправители таких писем наконец поймут, что он не только высоко, но и всесторонне образован? В данном конкретном случае даже полуграмотные из низших классов населения должны знать, где находится эта Южная Америка, по той причине, что Предтеча много раз упоминал этот континент в «Западном Талмуде» и «Реальном мире и времени». Однако верно и то, что школьные учителя непрофов могли и не указывать своим подопечным местоположение Южной Америки, даже зная его наверняка.
Слово «уоггл», продолжал диктор, впервые было зафиксировано на Таити. Этот остров находится в центре Полинезийского департамента и населен потомками австралийцев, колонизировавших остров после войны Апокалипсиса. В настоящий момент Таити является базой военных звездолетов. Слово «уоггл» очевидным образом распространяется с острова, но его употребление ограничено в основном непрофессионалами. Исключением же являются профессионалы космической области. Мы чувствуем, что есть некая связь между появлением этого слова и тем фактом, что первыми его стали употреблять космонавтынасколько нам известно.
Правдовещатели запросили разрешение на использование этого слова в эфире, но им было отказано до полнейшего изучения вопроса.
Само слово, насколько можно судить на сегодняшний день, используется в форме прилагательного, существительного и глагола. В основном используется в презрительно-уничижительном контексте, хотя и не эквивалентно лингвистически приемлемым словам «бардак» (в смысле беспорядок) и «сглаз». Кроме того, в нем присутствует значение чего-то чужого, иномирного, то есть нереалистичного.
Настоящим тебе приказано исследовать слово «уоггл» согласно плануST-LIN-476, если только тобой не получен приказ с более высоким номером приоритета. В любом случае ты ответишь на это письмо не позже 12 плодородия 550 года.
Хэл прогнал письмо до конца. К счастью, у остальных трех слов приоритет был ниже. Не нужно пытаться прыгнуть выше головы: исследовать все четыре одновременно.
Но уезжать придется завтра утром после доклада Ольвегссену. То есть не стоит даже распаковывать вещи: все равно день за днем предстоит носить одну и ту же одежду, иногда не успевая даже ее вычистить.
Не то чтобы он не желал поскорее убраться отсюда. Просто сейчас он устал и хотел бы немного отдохнуть перед очередной командировкой.
«Отдохнуть?» спросил он себя, сняв очки и посмотрев на Мэри.
Она как раз поднималась со стула, выключив тридэ. Наклонилась выдвинуть ящик из стены. Он увидел, что Мэри достает их ночную одежду, и, как в прошлую ночь и в несколько ночей до того, ощутил вздымающуюся волну тошноты.
Обернувшись, Мэри удивилась выражению его лица.
В чем дело?
Ни в чем.
Она прошла по комнате (всего несколько шагов из конца в конецэто ему напомнило, насколько больше шагов приходилось делать, когда он был в Заповеднике). Подав ему скомканную массу белья, она сказала:
Не думаю, что Олаф все это чистил. Не его вина, конечнодеионизатор не работает. Он оставил записку, что вызвал техника. Но ты же знаешь, как долго они чинят.
Я сам починю, когда выдастся свободная минута, ответил он. Великий Сигмен! Сколько же времени чистка не работает?
С самого твоего отъезда, ответила она.
Как же он потеет! сказал Хэл. Как будто живет в вечном ужасе. Неудивительно! Старина Ольвегссен меня тоже пугает.
Мэри покраснела.
Я все время, постоянно молюсь, чтобы ты не богохульствовал, сказала она. Когда ты бросишь эту нереальную привычку? Разве ты не знаешь
Знаю, резко перебил он. Каждый раз, как произношу имя Предтечи всуе, именно на это время я задерживаю Остановку Времени. И что?
Мэри вздрогнула и отшатнулась от этой вспышки ярости.
И что? повторила она. Хэл, ты серьезно?
Нет, конечно! Как я могу сказать такое всерьез? ответил он, тяжело дыша. Конечно, нет! Как можно? Просто меня бесит, что ты постоянно тычешь мне в нос моими провинностями.
Предтеча сказал, что каждый должен напоминать брату своему о его нереальностях.
Я тебе не брат. А муж, сказал он. Хотя частенькосейчас, например, жалею об этом.
Маска чопорной святоши слетела с лица Мэри, глаза ее наполнились слезами, задрожали губы и подбородок.
Сигмена ради! сказал Хэл. Только не плачь.
А как мне удержаться от слез, всхлипнула она, когда мой собственный муж, плоть моя и кровь, соединенный со мной Реальным Церством, обрушивает на меня столь несправедливые слова? И я ведь ничем этого не заслужила.
Ничем, кроме того, что постоянно закладываешь меня гаппту, ответил он. Отвернувшись от нее, он отогнул кровать от стены. Похоже, что постельное белье тоже воняет Олафом и его толстухой женой.
Он понюхал простыню, брезгливо сморщил нос:
Фу!
Сорвал с матраса все постельное белье и бросил на пол. И свою пижаму тоже.
К Ч это все! Буду спать в одежде. А ты еще называешь себя женой? Почему же наше барахло не оттащила к соседям и у них не почистила?
Ты сам знаешь, ответила Мэри. У нас нет денег, чтобы заплатить за пользование их чисткой. Будь у тебя М.Р. повыше
А как мне повысить М.Р., когда ты бегом бежишь к гаппту и докладываешь о каждом мельчайшем моем отступлении?
А вот это уже не моя вина! возмутилась она. Какой я была бы сигмениткой, когда бы солгала доброму авве и сказала, что ты заслуживаешь лучшего М.Р.? Да я бы спать спокойно не смогла после такого, зная, как глубоко была нереальна и что Предтеча видит мою ложь! Когда я говорю с гапптом, то чувствую, как жгут меня невидимые глаза Исаака Сигмена, читая каждую мою мысль. Я просто не могла бы! Стыдись! Желать, чтобы я пошла на такое!!
И Ч с тобой! огрызнулся он и удалился в неназываемую.
Внутри тесного помещения он сбросил одежду и встал под разрешенный ему тридцатисекундный водяной душ. Приблизился к ветросушилке и подождал, пока обсохнет. Потом почистил зубы, яростно орудуя щеткой, стараясь стереть ужасные слова, прозвучавшие минуту назад. Как обычно, ему становилось стыдно за них. И вслед за стыдом явился страх, что Мэри расскажет гаппту, что расскажет гаппту он сам и что будет потом. Вполне возможно, что его М.Р. еще больше понизят, что его оштрафуют. И тогда его бюджет, вытянутый в тонкую ниточку, просто лопнет. И он окажется в таком долгу, в каком еще не бывал, не говоря уже о том, что его проигнорируют, когда придет время следующего повышения.
С этими мыслями он оделся в ту же одежду и вышел из неназываемой. Мэри протиснулась мимо него, направляясь туда же. Она удивилась, увидев его в одежде, остановилась и сказала:
Вот как? Да, ты же бросил ночную одежду на пол! Хэл, не может быть, чтобы ты решился
Именно так, ответил он. Я не буду спать в потных тряпках Олафа.
Хэл, пожалуйста, не произноси этого слова. Ты знаешь, что я не выношу ругани.
Прошу прощения, сказал он. Возможно, ты предпочтешь, чтобы я выбрал для этого исландское слово или что-то из иврита? В любом языке, какой ни возьми, это слово означает те же мерзкие человеческие выделения: ПОТ!
Мэри зажала уши ладонями, вбежала в неназываемую и захлопнула за собой дверь.
Он бросился на тощий матрас и закрыл глаза локтем, защищаясь от света. Через пять минут он услышал, как открывается дверь (она поскрипывала, требуя смазки, но, конечно, не получит ни капли, пока их и Олафа Маркони бюджет не позволит ее купить). А если его М.Р. резко устремится вниз, то Маркони могут подать прошение о переводе в другую квартиру. И если найдут такую, то к Хэлу и Мэри подселят другую, еще более сомнительную пару (вероятно, едва-едва повышенную из низшего класса профессионалов).