Свечение стало ярче, лес поредел, а потом и вовсе сменился молодой, высотой едва по плечи, сосновой да берёзовой порослью. Более высокие деревца сплошняком были вырубленыи теперь из земли торчали только тонкие, пахнущие смолой пеньки. Осторожно раздвигая ветки, Млада продралась сквозь перелесок и остановилась, когда перед взором развернулась во все стороны обширная, заросшая разнотравьем поляна. Её даже можно было назвать лугомпотому как противоположная стена леса высилась далеко на юге, почти в версте отсюда. А между ними раскинулся пестреющий шатрами и палатками, точно горсть цветных камушков, лагерь. Границы его тонули во мгле поздних сумерек, что становились гуще с каждым мгновением. Доносился до слуха неразборчивый шум. Повсюду горели костры, маленькими тёмными фигурками сновали люди. Царящее там оживление напоминало какой-то праздник или гуляние.
Млада не могла точно разглядеть, кому принадлежит становище, как ни присматривалась. Но уже колыхнулась в голове догадкапочти уверенностьвельды. Хорошо они укрылись здесь, удобно. Река недалеко. Только странно, что ни разу никому не удалось найти столь обширного лагеря. Может, развернули они его здесь недавно? Хотя деревьев уже много на дрова извели.
Однако сколько на пригорке ни стой, а толку от этого будет мало. Хочешьне хочешь, ближе подбираться надо. Млада окинула взглядом луг, выискивая путь, которым незаметно и достаточно легко можно было бы подойти к лагерю. Глядишь, рядом с ним придётся провести весь следующий день, значит и кой-какое укрытие понадобится. Она так долго, как можно было, кралась молодым перелеском, достаточно близко подходящим к границе становища, пока шум не стал громче.
Оглядевшись, Млада вышла из укрытия, попыталась на ходу сосредоточиться, дабы оставаться для всех незаметной. Нужно только накинуть на себя будто бы невидимую завесу, скрадывающую от посторонних глаз, рассеивающую внимание. После долгих тренировок это всегда удавалось легко. А теперь стоило только обратиться внутрь себя, как снова боль перебивала нужный настрой.
От обуявшей её досады, Млада остановилась, глубоко и зло вдохнула воздух, щекотный от запаха разогретой на солнце за день травы.
Сзади послышались голоса и шуршание шагов. Млада присела, чуть согнув колени, оглянуласьдозорные. Четверо. Она тут же упала на живот в заросли созревшего репья и медленно, пятясь, постаралась отползти дальше, чтобы мужчины не натолкнулись точнехонько на неё.
Скоро стало можно разобрать отдельные слова дозорныхи тогда Млада окончательно убедилась в том, что становище вельдское. Она чуть приподняла голову, чтобы разглядеть мужчин получше, но неловко шевельнулась, удерживая сползший на раненое плечо мешок. Показалось, слишком громко прошелестела трава, что-то треснуло. Смех и разговоры тут же стихли, будто обрубленные ножом. Млада припала к земле, чувствуя, как застучала кровь в висках. Дозорные приглушённо обменялись парой фраз, один, подняв факел повыше, двинулся в её сторону.
Млада прикрыла глаза, пытаясь унять сверлящую боль в плече и ноге. И словно из вздрагивающего над раскалённым песком марева перед взором возникла фигура Песчаного Ворона.
«Раны не должны тебя беспокоить, даже если они будут. Но если ты станешь тенью, ран не будет никогда, ибо нельзя ранить бесплотного врага. Ты должна оставлять за пределами своего тела и разума, всё, что может тебе помешать. Тыкамень, который ничего не должно трогать, который не чувствует боли и переживаний. Но ты и песок, изменчивый и текучий. Который скользит сквозь пальцы и смешивается с бесчисленными песчинками в пустыне. Разве одна песчинка замечает другую?»
Млада сжала кулаки от злости на саму себя, на свою внезапную неуклюжесть. Разве она забыла все уроки? Разве перестала быть Грюмнёрэ? Той, которая может пройти перед носом самого бдительного стражника так, что тот не заметит её и не услышит. Той, которая способна добраться до самой недоступной цели легче и быстрее, чем любой другой арияш.
Нужно только успокоиться
Бухало сердце в ушах, но всё тише и медленнее с каждым мгновением. По телу разливалась приятная, спокойная прохлада. Всё вокруг менялось. Замирало в неподвижности застывшей капли смолы. Чувства обострились. Кажется, неподалёку пробежал какой-то зверь, чуть задев ветку. Ухнул в чаще филин. Сорванные с берёз листья ворохом пролетели над головой и опустились в траву с мягким шелестом. Один скользнул по щеке.
Млада пыталась представить себя каплей в реке, солнечным лучом в дневном свете, пером в крыле птицы, летящей высоко в небе. Забылись боль, усталость и бессилиепотонули во всепоглощающей глубине и единстве окружающего её плотного, будто кисель, ночного мира.
Шаги дозорного приблизились. Млада открыла глаза и положила ладонь на рукоять скрамасакса. Вельд остановился, наступив на край её плащаможно было хорошо разглядеть узор на его сапогах. Недоуменно он огляделся, беззвучно пошевелил губами, а потом обернулся на товарищей и что-то им крикнул. Те ответили ему на своём каркающем наречии.
Вельд, будто из упрямства, постоял ещё немного и ушёл.
Млада полежала недолго, пока дозорные совсем не скрылись в темноте. И только потом заметила, как онемели пальцы на рукояти ножа. Однако не стоило дожидаться, пока дозорные вернутся или пройдут другие. Она поднялась, надвинула глубже капюшон плаща и снова пошла к лагерю.
По дороге попадались ещё дозорные, но ни один даже не поднял на Младу взгляда. Она без труда минула их, мягким шагом прошла вдоль ровных рядов вельдских шатров, маленьких, иногда кособокихи больших, рассчитанных на значительную ватагу воинов. Они будто бы лучами сходились к середине лагеря. Кочевники не обращали на неё никакого внимания, словно она была одной из них, хоть и отличалась разительно. Мужчины, все, как один, молодые и крепкие, сидели у костров, разговаривали и смеялись. Варили в огромных посудинах что-то мясное. Другие сновали кругом, но неосознанно обтекали Младу, как рекапопавшийся на пути остров.
Ни женщин, ни детей не было видно. Значит, лагерь военныйи тем больше беспокоило, насколько он огромен и как много здесь людей. Точно в оживлённом городе.
Окончательно погасло небо. Костров стало больше. Вельды зашевелились суетливее, будто ведомые единым приказом. Двинулись к центру становища, куда Млада добраться ещё не успела, неспешно его исследуя. Похоже, там намечалось что-то важное, судя по тому, как скоро мужчины побросали дела. Она пошла вместе с обхватившей её толпой.
Над головами идущих впереди вельдов вырастала верхушка огромного, богатого, в сине-белую полоску шатра. К нему неровными линиями и сходились все остальные, окружая кольцом на почтительном расстоянии. Млада прекрасно понимала, кто живет в нём, хоть знала о том человеке только понаслышке. Там их предводитель и жрец известного одним вельдам бога. В налётах на деревни, если верить россказням, он участвовал редко. Но едва появившись хоть где-то, застревал в памяти людей получше занозы. А потому боялись его едва ли не больше, чем всех кочевников вместе взятых. Поговаривали, он колдун.
Что ж, возможно. Млада верила в колдовство ровно настолько, насколько довелось столкнуться с ним в жизни. Её страха перед вельдским жрецом это не увеличивало. А омерзение, пожалуй, только приумножало.
Зайти бы внутрь и удушить его. Голыми руками. Не марать клинков проклятой, отравленной неуёмной жестокостью кровью. Выплеснуть ненависть ко всему его роду. Болезненную, сумасшедшую. Сжимать его горло сильнее, чтобы немели пальцы. Чувствовать, как жрец царапает ей запястья, пытаясь содрать ладони со своей шеи. Смотреть, как его лицо наливается кровью, угасает жизнь в глазах. А потом уйти и больше никогда не возвращаться. Ни сюда, ни в Кирият.
Но после бесконечных размышлений по дороге в столицу Млада поняла, что убийство жреца не выход, хоть, наверное, и поможет сдержать вельдов на время. Нет, нужно дотянуться до каждого, всем, кому можно, вспороть брюхо, чтобы не осталось даже семени, способного прорасти вновь.
Толпа вдруг замерла, расползлась в стороны. Млада же протолкнулась дальше и увидела перед шатром наспех сколоченный деревянный помост. Справа от него торчали вбитые в землю колья, к которым были привязаны молодые женщины и совсем юные девушки. По всемупленницы из Ярова дора. Они молчали и озирались. Грязные, ободранные, взлохмаченные. Широким кругом охватывая шатёр, помост и пленниц, оттесняя в сторону зевак, горели костры. И отсветы их вздрагивали, колыхались, превращая тени людей в беснующееся в дикой пляске племя. Под помостом был разложен хворостпохоже, его собирались сжечь.
Полог шатра откинулся. Мелькнул огонь горящего внутри факела. На помост вышел жрец. И отвлекись на мгновениеможно было бы подумать, что он возник из самой ночи. Его длинные одежды тёмно-синего сукна, расшитые красной нитью, почти стелились по земле. А чёрные, до плеч волосы оттеняли бледность лица, которая в свете костров казалась нездоровой. Жрец был молод, на вид чуть старше Млады, и резкими чертами похож на хищную птицу. Его цепкий, холодный взгляд шарил по толпе, тонкие губы кривились от ведомого только ему презрения.
Он недвижимым изваянием постоял, дожидаясь, пока вокруг не станет неестественно, ужасающе тихо, и вскинул руку, указывая на пленниц.
От толпы отделились двое вельдов и споро отвязали одну из девушек. Взяв её под локти, повели на помост. Пленница вырывалась и кричала сорванным голосом, но затем будто скованная безразличием, замерла. На её измазанных то ли копотью, то ли землёй щеках блестели мокрые дорожки слёз. Девчонка вздрогнула и затравленно огляделась, повторяя, как в бреду: «Пожалуйста, пожалуйста»
Млада стиснула пальцы на рукояти меча, храня спокойствие. Пусть и вспомнилась просьба Садко об освобождении пленниц. Да, это чья-то дочь или молодая жена, но возьмись Млада спасать её и остальных женщинвсё пойдёт прахом.
Жрец внимательно оглядел девушку, удовлетворённо улыбнулся. А затем громко и отчётливо обратился к остальным на вельдском. Сколько бы Млада ни пыталась понять, о чём он говоритне могла разобрать ни словечка. Только перебегала взглядом от одного лица к другому. Вельды слушали жреца спокойно и молча. Почтительно. Но постепенно нарастали издалека сначала тихие, а потом всё более неистовые возгласы. И вот толпа заволновалась, загомонила.
Жрец замолк. И достал из складок одеяния изогнутый, будто бы чернёный чем-то кинжал. Свет костров нехотя пробежался по тёмному матовому лезвию.
Пленница вскрикнула.
Не бойся, произнёс жрец на немерском так неожиданно, что Млада не сразу осознала, что понимает его. Это великая честь, он почти ласково провел клинком по щеке девушки.
Затем разрезал её длинную, до щиколоток, рубаху от ворота до бёдер, и та соскользнула на брёвна. Жрец оценивающе, без тени сожалениябудто свиную тушу на прилавке мясникаосмотрел пленницу и вновь обратил взор к толпе. Поразмыслил и указал остриём кинжала на кого-то, очевидно, приказывая подняться к нему. Вельды послушно расступились. На помост медленно, едва не спотыкаясь, вышел мальчишка лет пятнадцати. Непохожий на остальных вельдов, как живая, трепещущая рыбёшка на мёртвую, уже тронутую душком. Он угрюмо оглядел родичей и остановился подле жреца. Недовольно дёрнул головой, когда тот потрепал его по черноволосой макушке.
Жрец вкрадчиво проговорил что-то на вельдском, склонившись к мальчику. Без улыбки, с выражением непомерной благости, столь неуместной на хищном лице. Млада, непонятно зачем, вслушивалась, пытаясь хотя бы в его тоне уловить суть.
Весь вид юного вельда красноречиво говорил о том, что вдохновенные речи жреца вряд ли трогают хоть какие-то глубины его души. На миг он показался даже старше своих лет: такая решительность проступила на его остром, скуластом лице. Но её тут же заменил почти детский испуг. Вельдчонок повернулся к пленнице, глянул на неё мрачно и обречённо.
Девушка безуспешно пыталась прикрыть руками наготу. Она смотрела на него с мольбой, надеясь, что тот внезапно воспротивится приказу волхва. Толпа одобрительно гудела. Мальчишка заозирался, словно решая, в какую сторону ему броситься бежать. Но затем, помедлив ещё немного, потянулся к завязкам на штанах.
Млада отвела взгляд, но невольно снова обратила его к помосту.
Пленница коротко вскрикнула, когда парень взял её на глазах у разгорячённой толпы, сначала несмело и медленно, а затем двигаясь всё быстрее. Пленница зарыдала в голос, дёрнулась, но вельдчонок зажал ей рот, наклонился ниже и что-то сказал над ухом. Тихо, успокаивающе. Млада не видела его лица в этот момент. Но девушка, будто поверив ему, слабо кивнула и замолчала, хоть и продолжила беззвучно всхлипывать.
В стороне рвалась, выкручивая связанные руки, женщинавидимо, её мать.
Наконец вельд крепче прижал запястья пленницы к брёвнам, напрягся всем телом и остановился.
Тут же жрец грубо оттащил его, перехватил девушку за подбородок, запрокидывая голову, и одним точным взмахом вскрыл ей горло. Брызнула кровь. Крик матери рассёк гул толпы. Пущенная кем-то стрела тёмной полосой мелькнула в дрожащем свете и воткнулась ей меж рёбер. Затем ещё одна. Женщина дёрнулась и замолчала, безвольно повиснув в путах.
Кровь багровым ручейком потекла по груди убитой девушки, животу и закапала на брёвна помоста Пленница последний раз хватанула ртом воздух и обмякла. Жрец разжал пальцы, позволив телу упасть.
Млада вздрогнула, моргнулабудто пришла в себя. Точно сама только что убила человека, и постепенно её накрывало осознание этого.
Сердце гулко ухнуло в груди. Кольнуло в плече, словно кто-то ткнул в рану пальцем. Млада повернула голову и встретилась взглядом с парнем, всё ещё растерянно стоящим на помосте. Он ошалело шевельнул губами. Млада резко развернулась и пошла прочь, расталкивая вельдов, а им по-прежнему не было до неё никакого дела. Как полыни в поле, которую колышет ветер.
Скоро она вырвалась из шумной толпы, спешно прошла между шатров, петляя, и покинула лагерь. На время затаилась в молодом сосняке и последний раз оглядела становище, отмечая расположение, возможные пути подхода и прикидывая, сколько же там может быть воинов. Пожалуй, стоило бы задержаться тут и до утра, понаблюдать, обойти его кругом, но кто знает, какую суматоху способен поднять тот мальчишка. Пока было тихо, погоня не поднималась. Но дожидаться момента, когда уходить будет поздно? Нет, с её ранениями слишком велика опасность попасться, если не выиграть время.
Поправив дорожный мешок, Млада углубилась в лес, пошла осторожным, но широким шагом, раздумывая над тем, как поступить дальше. А ведь можно вернуться к становищу утром, коли будет тихо. Столько всего ещё не мешало бы узнать!
Вскоре она убедилась, что вельды не преследуют её, а потому позволила себе пойти медленнее и оглянуться. Лес обступал кругом, храня безмолвие, огни костров уже давно скрылись из виду. По небу, ясному весь день, сейчас бежали рваные, подсвеченные с краёв оскудевшим месяцем облака. Ветер оглаживал голые верхушки берёз и пушистыесосен. Шелестел можжевельник и орешник.
Лесу всё равно, кто укрылся в нём, ему безразличен любой путник, каковы бы ни были его намерения. Хотела бы Млада оставаться такой же безучастной ко всему. Но до сих пор перед глазами стоял жутковатый и непонятный ей обряд вельдов.
Она прошла ещё немного, остановилась, пытаясь осознать таящуюся внутри тревогу. И будто в подтверждение её услышала позади чужие шаги. Тут же она бесшумно скользнула в сторону и укрылась за широким стволом сосны. Прислушалась. Преследователь приближался быстро, шёл торопливо, неаккуратно: трещали сучья, попадающие под его ноги, и непростительно громко шелестела присыпанная листвой трава. Кто-то заполнил весь лес шумом, от которого почти закладывало уши. Если бы он был охотником, то вся дичь уже разбежалась бы на много вёрст вокруг.
Но тот, кто сейчас шёл за Младой, не охотился на неё. И он был один.
Млада осторожно достала из ножен скрамасакс, медленно выглянула из-за дерева. И почти не удивилась, когда сквозь темноту рассмотрела того вельдского мальчишку. Он оглядывался по сторонам, иногда приостанавливался и прислушивался, будто боялся упустить что-то важное. В руке его был факел, который вельдчонок, верно, ещё не решился зажечь. Однако с поразительной точностью парень направлялся в сторону Млады, словно чуял её след.
Она вновь скрылась за изрубленным складками стволом, и только мальчишка поравнялся с нейперехватила его рукой поперёк шеи. Приставила скрамасакс к горлу. С глухим стуком упал в траву факел.
Кто ещё с тобой?
Нет никого! Я один, на чистом немерском ответил вельдчонок и напрягся струной.
Однако его голос звучал ровно и уверенно. Тонкий подросток. Даже если бы захотел, то не смог бы навредить. Перерезать ему горло, да и дело с концом. Ещё не хватало силы и время на него тратить.