Пролог. Дар старой цыганки
Всё началось с того, что перед сном у Веры сильно разболелся живот. Мама дала Вере обезболивающую таблетку. К утру Вере стало хуже: поднялась температура, живот болел очень сильно, а из-за рвоты Вера не могла ни есть, ни даже пить воду. Мама позвонила в поликлинику и вызвала участкового врача. Потом мама позвонила на работу и сказала, что сегодня на работу не выйдет.
Пока Вера лежала в своей кровати, скорчившись от боли и ждала прихода педиатра, мама позвонила в школу предупредить о болезни Веры. Потом мама звонила своей сестре тёте Ире, подруге Аллочке, бабушке Верымаминой маме и, кажется, кому-то ещё. Всем мама рассказывала о симптомах Веры и спрашивала совет. С каждым последующим звонком мама, почему-то становилась раздражённой и нервной.
Участковый врач пришёл уже после обеда. Мама встретила педиатра в штыки и с явной издёвкой спросила:
Вы на вызов из Москвы на велосипеде ехали? Уже полдня ждём!
Врач в ответ букнул что-то о том, что вызовов много, а он один на весь большой участок, и прошёл к постели Веры. Послушал стетоскопом грудь и спину, нацарапал что-то в медицинской карточке и сообщил, что лёгкие и бронхи чистые.
От этих слов мама вскипела:
Вы, вообще, смотрели причину вызова? Я ясно сказала по телефону, что у девочки острые боли в животе и рвота? Причём тут лёгкие?
А, в животе равнодушно сказал педиатр, и пошёл в выходу, так тут всё понятно: школа началась, девочка ваша, врач по особенному выделил ваша,от школы отлынивает. Клизму поставьте и дайте обезболивающее.
Наша девочка, мама тоже сделала акцент на слове наша,отличница и активистка класса. А вы мама искала слова, как можно было бы охарактеризовать участкового так, чтобы не ругаться при Вере неприличными словами, Вы просто бездушный дилетант! Я на вас жалобу напишу!
Пишите, равнодушно сказал врач и вышел из квартиры, хлопнув дверью.
Мама Веры продолжала метать молнии и тихо ругаться в сторону ушедшего врача: придурок коновал козёл
Вера молча наблюдала, не понимая, что именно так сильно разозлило маму. В какой-то момент мама решительно посмотрела на Веру:
Собирайся, мы сами поедем в нормальную больницу, где есть нормальные врачи, а не такие мама кивнула в сторону двери, через которую вышел участковый, придурки-недоучки
В больницу мама с Верой приехали на такси. Мама осталась в приёмном отделении, а Веру медсестра сначала отвела на анализы, а потом усадила ждать результатов на стуле в этом пустом коридоре.
Вот так тёплым сентябрьским днём Вера и оказалась в больнице. Через месяц ей должно было исполниться девять лет. Вере уже хотелось быть старше, ведь день рождения всего через месяц, но медсестра не хотела слушать и в медицинской карте написала: "девочка, восемь лет, подозрение на острый аппендицит".
Вера не знала, что такое "острый аппендицит", но уже представляла, как вернувшись в школу с гордостью заявит одноклассникам: "Я лежала в больнице и у меня был аппендицит". В их классе ни у кого такого не было, поэтому внимание к персоне Веры и зависть одноклассниковгарантированы.
Мечты Веры о триумфальном возвращении в школу прервала медсестра, как вихрь пронёсшаяся с анализами. В глазах медсестры невооруженным глазом было заметно серьёзное беспокойство:
Гурам Леванович! Гурам Леванович! Срочный анализ из лаборатории!
Из кабинета вышел коренастый доктор в зелёном медицинском костюме.
Чито там? С ярко выраженным кавказским акцентом громко спросил доктор. Медсестра протянула ему результаты анализов и кивнула в сторону Веры.
На всякий случай Вера оглянулась по сторонам и убедилась, что встревоженный взгляд и кивок медсестры были в её сторонув этой части длинного коридора она была одна, не считая медсестры, методично заполняющей медицинскую карту. Но, вряд ли полученные анализы относились к медсестре. Тем более коренастый доктор направился к Вере. Когда доктор подошёл вплотную Вера рассмотрела большой нос доктора, широкие чёрные брови, тёмные, почти чёрные глаза и огромные руки, покрытые почти до самых ногтей густыми тёмными волосами. В первую минуту Вера не на шутку испугалась доктора. Заметив страх в глазах девочки, "мохнатый" доктор улыбнулся и произошло чудо: в его глазах блеснули хитрые и добрые искорки:
Нэ баись, дэтка, всо харашо. И крикнул куда-то в сторону, апэрационную, срочна! И снова, с улыбкой к Вере, твая мама здэс?
Да, мы с мамой приехали.
Пять мынут, с мамай пагавари. Пэрэдай мама: доктор сказал, всё харашо.
Да, хорошо, согласилась Вера.
Через минуту в сопровождении медсестры появилась мама со слезами на глазах.
Мама, поспешила успокоить маму Вера, доктор просил передать, что всё будет хорошо.
Ничего не бойся, Верочка, сквозь слёзы говорила мама, мне сказали, что Гурам Леванович очень опытный хирург, один из лучших в области.
А я и не боюсь, гордо сказала Вера, искренне не понимая, почему мама плачет.
Вера? Переспросила медсестра, подкатив к Вере громко дребезжащую каталку, Пора.
Две медсестры ловко подхватили Веру, уложили на каталку и куда-то повезли. Краем глаза Вера видела, как оставшаяся медсестра капает в стакан капли и протягивает маме.
Лифт, ещё один коридор, двери, показавшиеся маленькой Вере лежащей на каталке, просто огромными. И вот Веру привезли в большую палату с высоким потолком и огромной лампой на нем, состоящей, как подсолнух, из более маленьких ламп.
Сколько ты весишь, девочка? Вера перестала разглядывать всё вокруг и посмотрела на говорящего. Из-за медицинского колпака и маски, почти полностью закрывающей лицо, Вера даже не поняла сразу: спрашивает дядя или тётя.
Сколько ты весишь, знаешь? Переспросил кто-то за маской.
Не знаю. Вере почему-то стало грустно и обидно, что она не знала такую, как оказалось, важную вещь.
Гурам Леванович, что делать? Взвешивать и терять время?
К каталке подошёл знакомый коренастый силуэт, над маской которого Вера узнала густые брови и тёмные глаза Гурама Левановича. Одной рукой Гурам Леванович подхватил Веру под затылок, второйпод колени и слегка приподнял:
Двадцать, плюс-мынус кыло, вынес вердикт Гурам Леванович и отвернулся.
Через минуту Вера почувствовала укол в вену, чьи-то руки наложили на нос и рот Веры маску Голова стала лёгкой, голоса далёкими и глухими. Сквозь наваливающуюся пелену сна Веры услышала далёкий голос Гурама Левановича:
Дыши, раз-два раз-два. Как шарык ваздушный дуть
И наступила полная темнота.
Вдруг темноту прорезал яркий луч ослепительного света и Вера полетела по длинному светлому коридору. Казалось что она летит по спирали, или по кругу, потому что светлый коридор всё время уводил куда-то в сторону и вверх, так что не было видно ни начала, ни конца. Было легко, спокойно и свободно. Вера никогда не летала на самолёте, но лететь по коридору полному света и тепла было очень приятно
Внезапно Веру кто-то дёрнул в сторону и вниз. И Вера оказалась в тёмном мрачном коридоре, напомнившей ей катакомбы Инкермана*, куда они в прошлом году ездили на экскурсию с папой и двоюродным братом Ростиком.
Вере стало страшно.
Не бойся, произнёс приятный мужской голос, вспыхнувшая спичка лизнула фитиль свечи и осветила лицо говорящего. Перед Верой стоял цыган. Обычный цыган, в яркой красной шёлковой рубахе, с копной блестящих чёрных волос и золотой серьгой-кольцом в ухе.
Иди за мной, сказал цыган Вере, она умирает, просила привести тебя.
Вере очень хотелось задать много вопросов, но почему-то она не смогла произнести ни слова, поэтому просто молча пошла за цыганом. В конце мрачного коридора оказалась старая деревянная дверь. Цыган со скрипом потянул на себя створку и пропустил Веру вперёд. Перед ними на кровати лежала старая женщина.
Мами, это она, сказал цыган и слегка приобняв Веру за плечи, подошёл ближе к кровати.
Подойди ближе, дочка, обратилась старая цыганка к Вере, А ты, уже к цыгану, за дверью подожди.
Цыган вышел, а Вера подошла к кровати.
Возьми меня за руку, дочка, и глаза закрой.
Вера послушно взяла старуху за тонкую, с тонкой сухой кожей, руку и закрыла глаза. Старуха что-то заговорила на непонятном языке. Её монолог то переходил из шёпота на крик, то перетекал из речитатива в пение, а вполне понятные слова вдруг начинали сливаться в нечленораздельные звуки Вера молча слушала, закрыв глаза и не отпускала руку старой цыганки. Внезапно наступившая тишина заставила Веру открыть глаза.
Мне пора, чуть слышно сказала цыганка, а тебе, детка, ещё рано. Пришлось торопиться, ухожу я раньше времени, вот и пришлось тебя вызвать. Но ты не бойся, сила, которую я тебе передала до нужного часа будет "спать" в тебе. Это дар. Не спрашивай почему. Длинная история, уходящая корнями в глубокое прошлое. Знай только, что ты из "наших". Иди! Живи!
Вера вышла за дверь и попала в светлый коридор. Воздушный поток поток подхватил Веру и понёс вперёд, только теперь ей казалось, что она движется в другую сторону, туда, откуда начался коридор: где-то в стороне ивнизу. Или это ей так казалось
Вспышка света и Вера открыла глаза. Во рту было сухо, язык не слушался. Вера пошевелила языком:
Пить, чуть слышно простонала она, пить
Сестричка, откуда-то сбоку послышался мужской голос, тут девочка очнулась! Пить просит!
Громкий голос соседа по палате "резанул" так, что у Веры заболели уши.
Через несколько секунд в палате оказалось сразу несколько медсестёр разных возрастов. Одна из них принесла стакан, похожий на детскую поилкукапнула несколько капель воды на сухие губы Веры.
Ещё пить, попросила Вера.
Больше нельзя, грустно сказала медсестра, скоро Гурам Леванович придёт. Если он разрешит, ещё дам воды.
Другие медсёстры суетились рядом. Одна поменяла флакон в капельнице Вера удивилась, как она, когда открыла глаза, могла не заметить капельницу? Ещё одна медсестра меняла мокрые простыни. Неужели Вера обмочилась и не заметила? Или Вера так сильно вспотела?
Что-то болит? Спросила ещё одна медсестра.
Низ живота немного болит и щекотно.
Там шов, это нормально.
По сотрясанию воздуха в палате, Вера поняла, что вошёл Гурам Леванович. Его лицо было обеспокоено:
Как дэла? Спросил он, присаживаясь прямо на больничную койку рядом с Верой.
Хорошо. Пить только хочу.
Пытьэта харашо, задумчиво проговорил Гурам Леванович, нащупывая пульс, балыт? спросил Веру, прощупывая живот.
Немного, честно призналась Вера, больше пить хочется.
Ты сматры на нэё, вся бальниц перэпугал, а онапыть, с улыбкой сказал Гурам Леванович и повернувшись к одной из медсестёр строго сказал, па чайный ложка пои и сматры, эсли рвотазави.
Хорошо, Гурам Леванович, кивнула медсестра и убежала куда-то за дверь.
А ты, маладэц, похлопал по руке Веры Гурам Леванович, харашо дэржался, маладэц. Баролся как мог, маладэц Вере показалось, что Гурам Леванович смахнул слезинку или просто волосы взъерошил своей огромной волосатой рукой? Атдыхай, дэвачка-маладэц, атдыхай
Медсестра долго поила Веру, как и сказал Гурам Леванович, по чайной ложке, пока глаза Веры не стали закрываться сами собой.
Сквозь дремоту Вера слышала разговор медсестёр: "Гурам Леванович сказал, что перитонит ещё бы час, и девочку бы не спасли а ведь ей всего восемь девочка боролась за жизнь Гурам Леванович, как всегда молодец, спас девочку, хотя и переживал очень сильно "
Уже засыпая, Вера поймала себя на мысли, что она знает соседей по палате: справа от неё лежит мужчина-строитель после операции на желудке, а возле противоположной стеныпарень после аварии. Парень принял удар на себя и спас девушку, а девушка даже ни разу не пришла к нему узнать, как он Откуда она это зналане понятно. Просто эта информация, как бы между прочим появилась в голове, как факт.
А ещё Вера знала, что сейчас лежит в реанимации и в ближайшие три дня ей не разрешат даже ходить
Примечание автора * Катакомбы (штольни) Инкерманаодин из самых загадочных и таинственных объектов Крыма, расположенных на окраине Севастополя в Балаклавском районе, в г. Инкерман. Считаются одними из самых крупных каменоломен Крыма, из камней которого были частично построена Византия, Херсонес, Венеция. По разным оценкам составляла около 30 км, а максимальная глубина достигала 100 метров.
Глава 1. Двойник из будущего
Все каникулы Вера провела у бабушки, на побережье Чёрного моря. За исключением первой недели, когда сдавала вступительные экзамены в колледж. В последний месяц каникул родители сообщили ей две новости Одна их них, по закону жанра, была "плохая": пришли результаты экзамена, по итогам которых Вера "не прошла". Математика, сданная на "отлично" не спасла от "трояка" по украинскому языку и "трояка" по черчению.
С одной, стороны Вера понимала, что диктант на не родном для неё языкето ещё испытание. Но, "трояк" по черчению, которое ей нравилось, был странным. Позже отец сказал, что Вера просто не прошла, потому что в тот год было очень много "блатных" абитуриентов, поступивших потому что у кого-то были важные "папымамы", у кого-то полезные "тётидяди", а у кого-то просто нужные "связи". Ни первым, ни вторым, ни даже третьим, Вера похвастаться не могла. Да, и не хотела Вера поступать в колледж "за красивые глазки", хотелось, чтобы оценили её знания и навыки. Оказалось, что знания были не на первом месте, и даже не на десятом обидно было до самой глубины души А с другой стороны, было радостно, что в любом случае в школу, в которой Вера закончила девятый класс, она уж точно не вернётся. Лучше пойти в самое низкопробное профессиональное училище, чем вернуться в "бывшую" школу.
История перевода в ненавистную школу была банальная: мать всё-таки настояла на их переезде в этот город на юге Украины, только потому, что хотела быть поближе к своим родственникам. То, что Вере придётся идти в новую школу, а отцу устраиваться на новой работе, мать волновало меньше всего. Мать хотела переехать и всё!
При воспоминании о постоянных скандалах родителей по поводу переезда, Веру непроизвольно передёрнуло. Когда мать начинала со злостью расшвыривать вещи и требовать своего, Вера чувствовала себя неудобной и лишней в семье. В такие моменты девушка старалась уйти к друзьям или тёте Лидесестре отца. Хотя в последнее время перед переездом Вера к тёте Лиде старалась ходить реже: мать ревновала дочь к золовке.
В конце-концов, конфликты, которые регулярно провоцировала мать, сделали своё делосемья Веры переехала из большого красивого города на берегу моря в этот ненавистный городок. Город Вера ненавидела очень давно, ещё со времён приездов в гости к бабушкематериной матери. Из всех многочисленных родственников со стороны матери у Веры складывались отношения с дедом, самым старшим двоюродным братом и самой младшей сестрой матери. С остальными родственниками по материнской линии Вера чувствовала себя чужой. Мать весело щебетала со своими родственниками, а присутствие Веры благосклонно "терпели" ради любви к её матери.
В новой школе ситуация оказалась ещё хуже, чем с родственниками. Одноклассники над Верой откровенно издевались. Они смеялись над правильно поставленной речью Веры, высмеивали её стиль одежды, поведение и музыкальные вкусы. Впрочем, и сама Вера ловила себя на мысли, что непроизвольно выделяется среди остальных учеников. Но меняться при этом Вера не хотела. Она искренне не понимала, почему она должна менять свою правильную русскую речь, над постановкой которой она долго и упорно работала с преподавателем из театральной студии, суржиком? Почему она должна сменить удобные импортные джинсы на "спортивки" или балахоны, в которых ходили все? И зачем слушать отечественную "попсу" как все, если Вере всегда нравилась зарубежная рок-музыка?
Хуже всего в школе было то, что к всеобщей "тихой" травле Веры учениками, присоединились некоторые учителя. Взрослые, казалось бы люди, тоже позволяли себе едкие обидные замечания и специально занижали оценки, из-за того, что Вера вела себя "не как все". Один из учителей дошёл до того, что перед всем классом сказал:
Если Вера, ты такая умная, то возвращайся в свой большой город в своём любимом Крыму, и там умничай! А в нашем городе, учитель произнёс "нашем городе" с гордостью и восхищением, живут нормальные люди, среди которых нет места, "таким" понаехавшим снобам, как ты!