И приснился мне сон. Плывёт наша яхта по морю всё быстрей, быстрей. Встречный ветер срывает с мачт паруса. Матросы карабкаются поправить парусиновые полотнища, но штормовой ветер гнёт мачты, сбрасывает братишек вниз, задирает их просоленные тельняшки.
Вдруг видится мне: вовсе не матросы это, а какие-то причудливые морские существа. Присосались хоботками к древкам мачт и ползут вверх друг за другом. Некоторые, самые бесстрашные, доползают до грот- брам-рея, не удержав высоты, шлёпаются на палубу и расползаются по корабельным щелямтолько их и видели. Я вглядываюсь в беспомощных каракатиц и уже готов посмеяться над их чудачествами, как вдруг слышу за спиной нарастающий гул водяного переката.
Оборачиваюсь и вижу: море сворачивается в одну огромную воронку. Ещё миг, и адская центрифуга увлекает нашу бригантину в океаническое жерло, ломает мачты и уносит красавицу яхту, будто щепку, в бездонную пропасть. Корпус яхты рассыпается на фрагменты. Я стою, обхватив ладонями покосившееся металлическое ограждение и вжав спину в покатую вертикаль капитанской рубки. Вдруг кто-то надо мной кричит:
«Прыгай!». Я знаю, что через несколько секунд меня раздавит адский водоворот. Голос понуждает очнуться от безвольного оцепенения. Пугливое предвкушение ужаса сменяется беспричинной весёлостью. В гибельном восторге я прыгаю. Тотчас некая сила выхватывает меня из водной круговерти и несёт в сторону. Постепенно движение замедляется, я погружаюсь в глубоководную фиолетовую впадину и неспешно касаюсь дна. Некоторое время лежу бездыханно. Отчётливо вижу, как сотни существ с любопытством тычутся в мои закрытые веки. Прихожу в себя, открываю глаза, оглядываюсь. Прямо передо мной огромный трон. Трон уродлив, хотя отдельные его фрагментыседалище, спинка-вертикаль, подлокотники, выполненные в форме дельфинов, застывших в надводном прыжке, весьма забавны. Они собраны из коралловых рифов розоватых и пепельных оттенков. На троне, свесив по сторонам щупальца, хоботки и мясистые кожные наслоения, распласталось морское чудище. Горошины его глаз цвета шанхайского изумруда напомнили мне отрешённый взгляд старика в холле бассейна у стойки ресепшена.
Здесь останешься. Навсегда! гаркнуло чудище ржавым, как затопленный «Титаник», голосом.
Я вздрогнул. Тот, кто произнёс надо мной
«Прыгай!», имел ту же ржавь в голосе, что и эта тварь, сидящая на коралловом троне.
Женить его! послышалось со всех сторон. Не то сбежит, ей-ей, сбежит!
Чудище отхаркнуло мутную пузырящуюся массу и буркнуло:
Согласен. Подать невесту!
Пузырчатое месиво по закону Архимеда (гляди- ка, помню!) устремилось вверх и растаяло в верхних водах, как в небе. А на дне всё пришло в движение. Не прошло минуты, как усато-полосатая нечисть вывела из тины молоденькую русалочку. Худенькая, плечики дрожат, глазки испуганные. Хвост длиннющий, как утренняя тень.
Наперво подвели девицу к чудищу. Поставили на камешек и давай наряжать. Каких только жемчугов на деву не навесили, какими узорчатыми плавниками не прикрыли милую наготукраса, да и толь- ко! Чудище довольно. Но тут подтянулся к трону плешивый донный краб. Привстал на карминовых клешнях и говорит:
Нельзя её. Моя она! Нахмурилось чудище.
Почему твоя?
Я первый на неё глаз выкатил! пищит краб. Нельзя, чтоб ему заместо меня досталось
Поднялось тогда чудище в рост (рост немалыйглубины не хватает!) да как гаркнет:
Моряк не тонет, моряк возвращается. Женить на человеке!
На том и порешили. Проводили нас каракатицы, всплакнули, напутствуя: «Сколько проживётевсё ваше». Зажили мы с русалкой душа в душу. Вместе над чудищем посмеиваемся, вместе о родине дальней плачемчем не собеседники.
Откуда ты, милая? наперво спросил я её.
Из Картахены, господин, ответила дева.
Соседушка, значит!
Стал я расспрашивать дальше. Как зовут, как в море оказалась. Выяснил: зовут Катрин (странное скандинавское имя). В море утопла по любвидело обычное. Был жених, рыбачок из Сан-Педро. Был, да сплыл. Не вернулся парень с путины. А как узнала о том дева, написала отцу с матерью прощальную записочку и искать жениха подалась. Да только велико оказалось море. Не встретила Катрин своего суженого. Проще иголку в стоге сена сыскать, чем любимого середь морских глубин обнаружить. Осталась дева в водной глуши одинокой и неприкаянной, одно словорусалка.
Приютила бедную девушку добрая каракатица, окружила заботой. Стала русалочка понемногу оттаивать да веселеть. А тут, как на грех, объявился этот краб-стригун. И давай свататься. Только кто ж за такого уродца замуж пойдёт? А он, меднолобый, твердит без устали: «Всё равно моей будешь!». Каракатица ему: ступай, стригун, подобру-поздорову, не пойдёт любава за тебя, окаянного. И я того не допущу, не гляди, что старая! Краб клешнями лязгает (пугает, значит), пятится, но прочь не уходит. Отсидится за кораллом и опять за своё.
Ах, Огюст, Огюст! Не окажись ты в затоплении, извёл бы меня вконец поганый краб! нашёптывала дева, глядя мне в глаза. Открою тебе тайну: моего суженого тоже Огюстом звали. Уж не ты ли он?..
Время под водойвещь неопределённая. Ни дня, ни ночи. За тинными шепотками и любовными переглядами можно и вовсе забыть о времени. Помню, отец любил повторять русскую поговорку:
«Счастливые часов не наблюдают!». Только счастье наше недолгим оказалось.
Случилось мне как-то беседовать с чудищем о вреде морского разбоя. Я ему говорю:
Не дело творишь, хозяин. Человек про тебя песни складывает, силушку твою славит, а ты его топишьнехорошо!
Что ж ты меня упрекаешь? усмехнулось чудище. Слышал я, в ваших лесах волки живут. Вот истинные разбойники! А чем наша донная братия перед тобой виновата оказалась? Ты пойми, нельзя человеку властвовать над морем. Сам Господь во Второй день творения отделил воду от неба и только в Третийот воды сушу. Понимаешь? Бог создал воду из неба! Поэтому вода, над которой я поставлен хозяином, выше всякого человеческого разумения. Не дано тебе встать надо мной, я здесьнаместник Бога! И пожалеть тебя могу, и наказатькак поведёшь себя.
Что тут скажешь? Не знаю, в каком Вachillerato «училось» морское чудище, но закон Божий оно освоило неплохо. На том и завершилась наша беседа. Вернулся я домойнет моей девоньки. Каракатицы поговаривают, мол, краб утащил. А те, кто пошустрее, дельфины да рыбья мелочь, иное толкуют: объявился Огюст, суженый её, с ним и уплыла
6. ДЕРЖИ РУМПЕЛЬ, ПАРЕНЬ!
К вечеру погода стала меняться. Колкий бриз разбудил меня. Я открыл глаза, и тотчас огненный зигзаг молнии распорол небо сверху донизу. Послышался раскат грома.
Меня посетило знакомое с детства чувство незащищённости перед силой природы. Оно заставило замереть и вжаться в лавку. Видимо, это было смешно, ведь я походил на таракана, застигнутого врасплох включённой на кухне лампочкой. Затем всё стихло.
Детство Помню, отец частенько брал меня с собой в море. Он уже не рыбачил, но любил выходить в море с друзьями и, тряхнув стариной, затралить тунца или косячок дорадо. «Человеку без моря нельзя, говорил отец, пока берег не увидишь со стороны, себя не понять». А тут непогода. Волна вперехлёст, того и гляди, баркас перевернётсячто тогда? Я путаюсь от страха у отца под ногами, поглядываю на рыбарей. А они стоят, смотрят друг на дружку да посмеиваются. Выпьют по чарке и по местам. «Навались! кричит старшой. К повороту оверштаг приготовиться!..»
Мой испуг прервал хриплый человеческий голос.
Эй, челнок, крикнул огромный матрос с рыжей копной вьющихся до плеч волос, тебя кличет хозяин.
Матрос возвышался над кормовой поперечиной, будто снившееся минуту назад морское чудище. Его огромные плечи загораживали собой полнеба. В контражуре лунного света матрос казался если не чудищем, то реальным гомеровским циклопом. Более всего меня задели его слова про какого-то хозяина.
«Хозяин? Какой ещё хозяин?» ворчнул я, приподнимая голову. При этом почувствовал, как приободрилось моё сознаниенаконец обо мне вспомнили!
Качаясь из стороны в сторону, цепляясь за канаты и выступы судового оборудования, я побрёл к капитанской рубке. Не без труда добрался до металлической двери. Она была распахнута настежь и отчаянно болталась, сообразно общей качке. Обхватив руками овальную притолоку, я несколько раз для приличия постучал кулаком по сводчатому проёму и, не ожидая ответа (за грохотом волн всё равно никто бы ничего не услышал), переступил порог крохотного, уставленного приборами помещения.
Старик в повелительном тоне беседовал с капитаном о предстоящих морских передвижениях. Оба стояли ко мне спиной. Через минуту кэп обернулся и кивком головы приветствовал меня. Старик, не оглядываясь, проворчал:
Кого там носит?
Неожиданно для самого себя я ответил:
Хозяин, ты звал меня.
В ответ старик ухмыльнулся и прошамкал съеденной нижней челюстью:
Ну-ну.
Шестое чувство подсказало мне, что этим «ну- ну» я только что зачислен в судовую команду.
Эй, парень, рулить умеешь? рассмеялся кэп. Нет? Ну и лады, держи румпель прямо на волну и не сс
Меня подмывало съёрничать и высказать витиеватую благодарность кэпу «за оказанную честь», но он уже отвернулся и продолжил разговор со стариком, который, видно по всему, был хозяином яхты.
* * *
Часа через полтора вкруг капитанской рубки собралась в полном составе команда. Кроме старика, кэпа и рыжего матроса ещё пять на вид отпетых морских волков в рваных просоленных тельняшках замыкали довольно пёстрое корабельное сообщество.
Как зовут? спросил меня кэп, стоя за спиной хозяина, развалившегося на единственном судовом стуле, привинченном к крепёжным вертикалям рубки.
Огюст, ответил я.
Ага, тёзка, значит, прошепелявил старик, и все в рубке уставились на меня, ты шёл за мнойзачем?
Просто, ответил я, не зная, что следует к этому прибавить.
Просто? он усмехнулся. Просто ничего не бывает. Я вёл тебя, мальчик.
Рыжий матрос поднёс старику кальян. Тот сделал затяжку, закрыл глаза и, казалось, отключился от происходящего.
Это мои товарищи, продолжил он через пару минут, указывая рукой на собравшихся вокруг матросов, они свидетели моей долгой жизни.
Старик откашлялся.
По глазам вижу, тебе не терпится узнать: какова твоя роль в этом странном спектакле на водах? старик ещё раз и как-то особенно печально усмехнулся. Потерпи, дружок, скоро всё узнаешь. А теперь спать. ВахтенныеФилипп и Васса.
Из рубки я выходил последним. Переступая металлический порожек, почувствовал спиной взгляд старика и невольно задержал шаг, затем услышал его голос:
Постой, Огюст!
Я с готовностью обернулся.
Подойди, мой мальчик, тихо, одними глазами сказал старик.
Он смотрел на меня, и в его взгляде не было чернотытолько глубина, и только жёлтые старческие белки поблёскивали в сиреневой тине глазниц, как две перламутровые жемчужины.
Вдруг я увидел (или мне почудилось), что старик будто раздваивается, отслаивается от самого себя! Вспомнился ролик про то, как змея сбрасывает кожу. Его крутили нам на уроке зоологии. «Какая хрень!» думал я тогда, с отвращением наблюдая за актом обновления. Теперь же я видел эту зоологическую метаморфозу применительно к человеку. Бред!
От старика отделилась оболочка (пространственный скриншот!). Оболочка была прозрачна и походила на рисунок, выполненный объёмным графопостроителем. «Скриншот» застыл в полуметре от старика и, несмотря на то что старик продолжал двигаться, остался неподвижным. Это был точный слепок старческой фигуры. Так и хочется сказатьпрожитой стариком жизни. Я невольно зажмурился и остановился.
Что встал? тон старика обрёл волевые нотки. «Быть или не быть?» так, кажется?
Я открыл глаза. Скриншот исчез. «Да и был ли» подумал я.
Вдруг глубокий грудной кашель завладел дыханием старика и принялся немилосердно сотрясать дряхлое тело. Минут пять старик прокашливал горло и отхаркивал мокроту.
Наконец судовладелец пришёл в себя. Мелькнувшая в момент недомогания чернота во взгляде вновь сменилась на ровный карий brown.
Ну так что? старик исподлобья взглянул на меня. Как поступим, тёзка?
Я в растерянности пожал плечами. Это почему-то разозлило старика. Опираясь на поручи, он привстал со стула и грозно сверкнул глазами. Внезапно проявившаяся сила его характера произвела в моём сознании эмоциональный шок. Мысли смешались в липкий ком страха и разочарования.
Вот и закончилось ваше сыскное мероприятие, сеньор Шерлок я ухмыльнулся сквозь зубы, рассчитывая, что старик меня не услышит.
Какой такой Шерлок? вдруг отозвался он. Впрочем, неважно. Возьми это.
Старик протянул руку. В центре огромной, иссечённой морщинами ладони покачивался на мозолистых бугорках крохотный ларец с белой перламутровой кнопкой.
Храни его. Пока он с тобойс тобою удача.
Как только ларец оказался у меня в руке, время замерло, вернее, приобрело резиновые свойства. Оно не шло вперёд, а просто растягивалось, не совершая никакого действия. Эту странную метаморфозу я по- чувствовал по замедлившемуся биению собственного сердца. От внезапного недостатка кислорода меня стало подташнивать, я испытывал лёгкое головокружение, но всё же медлил с уходом, надеясь как-то прояснить смысл происходящего. Однако старик сам положил конец нашему разговору. Он расправил брови и миролюбиво пробурчал:
Тоже мне Шерлок.
Но тут же отрывисто выкрикнул, сверкнув глазами:
Вон отсюда, щенок! Баста!
* * *
Я побрёл на корму и со знанием дела расположился на жёсткой кормовой поперечине. Положив под голову канатную скрутку, я лежал на спине и смотрел на звёзды. Непогода стихла. Небо прояснилось. Серебристые горошины посверкивали на бархате небосклона, как песчаная отмель в лунную ночь. Звёзды казались настолько рядом, что пару раз я невольно протянул к ним руку.
Сон поелику сморил меня. Несмотря на тягостный разговор со стариком, на этот раз я уснул спокойно и легко, доверив свою судьбу новым биографическим обстоятельствам.
7. ПРОБУЖДЕНИЕ
Разбудил меня яркий солнечный луч, брызнувший в расщелину растянутых в небе парусин. Я открыл глаза и первое, что увидел дюймах в двадцати над собой, была улыбающаяся физиономия капитана.
Господин Огюст, кэп склонился надо мной, подобно знаку вопроса, изъеденному морскими течениями, как почивали?
Спасибо, хорошо, ответил я, немало удивлённый его вниманием.
Завтрак готов! гаркнул один из матросов, подбегая ко мне с подносом, полным разнообразной морской всячины. У подноса были загнуты края, чтобы при качке горшочки с кушаньями не падали «за борт».
Спасибо ещё раз ответил я, стараясь скрыть удивление весьма странным вниманием к моей персоне.
Пока я завтракал, матрос мерно раскачивался надо мной в такт наклонам яхты, однако при любом положении тела он держал поднос строго горизонтально. Окончив завтрак и отпустив матроса, я огляделся.
Первое, что мне показалось странным, это отсутствие старика. Я несколько раз внимательно обшарил глазами палубу, но хозяина яхты действительно нигде не было Вокруг меня деловито совершалась обыкновенная морская работа.
Я подошёл к капитану.
А где старик?
Какой старик, господин Огюст? ответил кэп вопросом на вопрос.
Я хотел продолжить дознание, но вдруг запнулся. В голове мелькнула мысль о том, что роль старика в «этом спектакле на водах», судя по изменившемуся отношению команды, каким-то непонятным образом перешла ко мне. Его же самого нет и быть не может, потому что теперь есть я.
Мой взгляд больше не искал старика за судовыми выступами и нагромождениями неизвестного мне допотопного морского оборудования. Я внимательно всматривался в лица матросов. И каждый из них, когда наши глаза встречались, склонял голову в знак послушания моей ещё не высказанной воле.
Цепляясь обеими руками за перила ограждения, я, как мог бодро, перешёл в капитанскую рубку и присел в углу на тот самый стул, на котором ещё вчера восседал старик. В голове отчаянно пульсировала кровь. Необходимо было сосредоточиться и обдумать моё новое положение и тактику общения с командой.
«Переубеждать их нет никакого смысла. Единственное, что могло бы изменить отношение команды ко мне, это присутствие старика, но его нет!» Я вспомнил, как старый Огюст смотрел на меня, когда вместе с матросами я покидал капитанскую рубку, исполняя его же приказ о немедленном отбое. Мне тогда показалось, что он глазами умолял меня остаться, словно говорил: «Стой же, я ещё не нагляделся на тебя! Побудь рядом». Но я вышел, и старик не остановил меня.