Теща горного короляТатьяна Рябинина
1.
- Ну все, Иришка, счастливо!Олег наклонился и поцеловал меня.Как только долетишь, сразу напиши.
- Конечно, - кивнула я.Обязательно напишу! Не скучай.
Он пошел к выходу, а я стояла и смотрела ему вслед, пока голубое пятно рубашки не скрыл людской муравейник. И только радиоголос, сурово сообщивший, что регистрация на мой рейс заканчивается, вывел меня из оцепенения. Надо было поторопиться: предстояло пройти личный досмотр и пограничный контроль.
Обычная рутинная процедура. Ручной клади у меня не было, сумка, ноутбук и всякие мелочи уместились в один пластиковый лоток. Спасибо хоть ботинки не заставили снимать. Рамка, зеленая лампочкавсе в порядке. Зато на паспортном контроле я зависла надолго: очередь в будочки пограничников двигалась медленно.
Наконец в мой паспорт шлепнулась синяя печать Пулково, и в этот момент объявили, что заканчивается посадка на рейс Санкт-ПетербургХельсинки. Я перешла с шага на рысь, а потом на галоп.
Фух, успела!
Прямых рейсов из Питера в Осло, к сожалению, не было, поэтому мне предстояла трехчасовая пересадка. Все лучше, чем шесть часов до Хельсинки на маршрутке с длинными очередями на границе. Дороже, конечно, но меня это мало волновало, поскольку летела я на научную конференцию за счет университета. С докладом о сходствах и различиях датских, шведских и норвежских троллей, ни больше ни меньше. Как ведущий российский специалист по скандинавскому фольклору. Впрочем, если учесть, что специалистов по скандинавскому фольклору у нас вообще по пальцам сосчитать, статус этот смело можно было приравнять к первому парню на деревне.
Летать мне приходилось часто, аэрофобию я давно уже преодолела, остался только легкий озноб-мандраж перед взлетом. Но сейчас почему-то было тревожно. Мутное тягостное чувство Я смотрела на хорошеньких стюардесс в белых перчатках, которые с улыбкой расхаживали по салону, проверяя, все ли пристегнуты, и оно становилось все отчетливее.
Впрочем, чувство это вполне могло быть связано с Олегом и его недавнимочередным!предложением пожениться. Или хотя бы съехаться. Тогда я привычно отшутилась: мы у тебя не поместимся. Мыэто я, моя собака, малинуа Грета, и коллекция троллей в количестве сорока восьми особей. Причем каждому троллю требовалось свое отдельное место, непременно темное и пыльное.
- Не знаю, как с троллями, а уж с Гретой-то мы точно ужились бы. Она меня любит, - замечал Олег, красноречиво опуская конец пассажа: «больше, чем ты».
Это было правдой. Грета в Олеге души не чаяла, что даже заставляло меня иногда ревновать. Вот и сейчас она перебралась к нему на четыре дня со всем своим приданым. Правдой было и то, что Грета любила Олега больше, чем я.
Потому что я его вообще не любила.
Мы были вместе уже четвертый год. Встречались, проводили вместе выходные, один раз съездили в отпуск на две недели. Нам всегда было о чем поговорить, и в постели все ладилось, но так и не пробежало той волшебной искры, которая заставляет волноваться, ждать следующей встречи, скучать. От одной мысли о том, что я каждое утро буду просыпаться рядом с ним, до конца жизни, становилось как-то тоскливо, что ли.
Недавно подруга Светка спросила: «Да сколько ты еще будешь мучить мужика? Или выходи за него, или порви с ним уже. Как собака на сене. Какого говна-пирога тебе вообще надо? Какого принца?»
Вполне резонно. Учитывая мои тридцать шесть лет, заурядную внешность и достаточно специфический род занятий, принцы ко мне в очередь выстраиваться не торопились. А ведь в восемнадцать я была очень даже хорошенькая. Как говорили, пикантная штучка. И поклонники за мной ходили толпами. Но нужен мне был только Слава. Моя первая и единственная любовь.
Мы учились в одной группе. Целый год абсолютного, ничем не замутненного счастья. Пока не решили пожениться. Родители встали на дыбы. Подруги хором твердили, что я спятила. Замуж в восемнадцать?! И за когоза нищего студента из общаги! Слава приехал из маленького провинциального городка и вынужден был постоянно подрабатывать. Да и перспективы у филологов обычно те еще.
Капля камень точит. Не выдержав такого давления со всех сторон, я засомневалась. Мы начали ссориться, отдаляться друг от друга. А потом в ночном клубе я познакомилась с Артуром, хозяином строительной компании и сети магазинов стройтоваров. Он был почти вдвое старше, разведен, платил алименты на двоих детей. Но так красиво ухаживал, дарил такие подарки. Обаял моих родителей. Не могу сказать, что совсем потеряла голову, но вскружил он мне ее точно. Не прошло и двух месяцев, как мы поженились. И никто уже не говорил, что замуж в восемнадцатьслишком рано.
Я как могла заставляла свою совесть заткнуться. Убеждала себя, что со Славой все было так, несерьезно, зато Артура я люблю по-настоящему. Получалось слабосовесть не сдавалась. Через год Слава погиб под лавиной на Эльбрусе. Я тогда была беременна. А еще через месяц мы с Артуром попали в аварию. Он был за рулем и фактически подставил меня под удар, выехав на перекресток до того, как загорелся зеленый.
Ребенка я потеряла. Вместе с возможностью вообще когда-либо иметь детей. Кровотечение было настолько сильным, что врачам пришлось пойти на крайние меры. «Ничего, - утешал Артур, - если захочешь, усыновим кого-нибудь». Однако мои чувства к нему как ножом отрезало. Словно другими глазами посмотрела. Кое-как протянув еще год, я от него ушла.
Наверно, было бы преувеличением сказать, что не было дня, когда я не жалела бы о своем предательстве. Нет, я старалась не вспоминать о Славе. Не думать. Жить дальше. Но боль и вина не собирались уходить. Они прятались глубоко и вылезали в самый неожиданный момент.
Жизнь проходила мимо. Я получила диплом с отличием, окончила аспирантуру, защитила диссертацию. В тридцать два стала доцентом кафедры скандинавской филологии. Работа, работа, работа Родители умерли в один годя была у них поздним ребенком. Мужчины? С кем-то знакомилась, ходила на свидания, но ничего не складывалось.
Олега прибило к моему берегу интернетом. Я выложила на один портал статью о хюльдрахперсонажах норвежского фольклора. Олег, по образованию экономист, управляющий банковским филиалом, увлекался Скандинавией. Написал комментарий к статье, задал вопросы. Завязалась переписка. Потом мы встретилисьтак и потянулось. Через год он в первый раз сделал предложение. Замуж мне не хотелось. Ни за него, ни вообще. Я ответила, что должна подумать. И продолжала думать до сих пор, хотя предложение периодически освежалось. Видимо, чтобы я о нем не забыла.
Светка была права, когда удивлялась: какого рожна мне еще надо. Олегу исполнилось сорок два, но он был достаточно привлекательным мужчиной. Спортивный, подтянутый. Бездетный вдовец, достаточно обеспеченный. Квартира, пусть и небольшая, дача, машина. Спокойный, нежадный, с чувством юмора. В постели без комплексов, хозяйственный, готовить умеет. Мечта, а не мужик. Вот только не для меня. Давно надо было отпустить, после первого же предложения. А я цеплялась за него, чтобы не чувствовать себя совсем уж одинокой и никому не нужной. Одной рукой отталкивала, другой держала. Достаточно эгоистично, что тут скажешь.
Иногда приходили в голову горькие мысли, что как была я дрянью в восемнадцать лет, так в тридцать шесть ею и осталась. И тогда рука тянулась к телефону. Позвонить Олегу и И каждый раз всплывало лукавое: не только меня устраивает такое положение вещей, но и его тоже. Иначе давно бросил бы меня сам. Нашел бы женщину, которая с удовольствием слушала бы его скучные банковские истории и ездила с ним на дачу сажать смородину. А если нет, то чего дергаться?
Самолет тряхнулораз, другой. Потом ещесильнее. Загорелось табло с требованием пристегнуть ремни. От Питера до Хельсинки меньше часа лету, и мы были где-то на полпути. Турбулентность?
Стюардессы побежали по проходу, улыбаясьно улыбки выглядели натянутыми. Видимо, это выходило за рамки штатных ситуаций. Самолет трясло все сильнее, он то проваливался в ямы, то снова поднимался. Внутри у меня все дрожало, низ живота замерз ледяной глыбой. Пальцы сами собой вцепились в подлокотники мертвой хваткой. В иллюминатор было видно, как ходит ходуном крыловверх-вниз.
Нет-нет-нет, не может быть. Сейчас все будет в порядке. Это просто болтанка. Самая обыкновенная. Мы, наверно, над морем. Воздушные потоки и все такое. Сейчас выровняется.
При очередном подъеме двигатели натужно взвылипочти как при разбеге перед взлетом. И вдруг стало тихо. Нет, сначала просто тише, а потом полная тишина. Которую тут же разорвали визги и крики. Видимо, отказали двигателивсе сразу. Я и не думала, что такое возможно. По инерции самолет продолжал лететь вперед, но скорость падала, и он быстро снижался. А потом вдруг резко оборвался вертикально вниз.
Пилоты пустили в пике, чтобы набрать скорость и попытаться запустить двигатели. Или выровнять самолет и планировать. Наверно, этой мыслью я хотела себя успокоить, но не вышло. Крики переросли в вопли. Вывалились кислородные маски. Самолет еще раз сильно тряхнуло, и он перешел в горизонтальный полет, но двигатели по-прежнему молчали. Прошла минута или, может, больше. Земля внизу снова рванулась навстречу.
Ощущение было такое, что все замерло. И время, и все вокруг. Словно бегущей строкой промелькнуло: а вот вышла б я замуж за Олега, он бы хоть страховку получил. И еще: какую же все-таки никчемную жизнь я прожила. И последнее: ну хоть Грета пристроена.
Я зажмурилась и напряглась в ожидании удара, после которого все закончится
Холодно. Безумно холодно!
В детстве я занималась фигурным катанием на открытом катке, и ноги постоянно мерзли. Холод сначала превращается в боль, а когда она достигает апогея, ее перестаешь чувствовать. Вообще ничего не чувствуешьни ноги, ни руки, ни щеки. И обратно все возвращается так жечерез дикую боль.
Я открыла глазас трудом. Как будто и веки уже замерзли.
Солнцеослепительно, невыносимо яркое. И такое же яркое небоне голубое, а густо-синее. Ни единого облачка. Горыкаменные пики, покрытые снегом. Снег вездевокруг, на черно-зеленых лапах елей и подо мной. Искрится, режет глаза.
Почему-то я подумала, что умерла и попала на Эльбрус, где должна встретиться со Славой. Но сразу же эту мысль отмела как глупую. Во-первых, если б я умерла, то вряд ли чувствовала бы такой холод. А во-вторых, с какой стати Слава должен ждать меня столько лет на том месте, где его настигла лавина?
Не стыковалось. Я должна была умереть. Погибнуть в авиакатастрофе. А даже если чудом и выжилабывает же такое!то где обломки самолета? И откуда вокруг горы, которых ну точно нет между Питером и Хельсинки?
Либо это последний всплеск активности умирающего мозга, который из последних сил цепляется за жизнь, либо
Я с трудом села и как могла осмотрела себя.
Длинное узкое платье из чего-то напоминающего синий бархат. Такой же длинный плащ с капюшоном, подбитый мехом, вполне средневекового фасона. Под платьем толстые чулки и высокие, почти до колена, сапоги. Кажется, тоже на меху, хотя от мороза это не спасало. Из-под капюшона выбились длинные темные пряди. А я, между прочим, коротко стриженная блондинка! Пальцы на покрасневших рукахдлинные, тонкие, с отполированными до блеска ногтями идеальной формы. Точно не мои! Да и комплекция явно чья-то чужая: я вовсе не такая высокая и стройная.
В порядке бреда. В последнее мгновение перед смертью меня, точнее, мое сознание, перекинуло в какое-то другое место или время. В чужое тело. Я читала пару-тройку подобных книг, но не особо понравилось. Конечно, предполагать такое всерьез
Хорошо, но если нет, что тогда? Где я и почему выгляжу как неизвестно кто?
Потому что это не я. Вопрос о месте оставим открытым.
Похоже было на то, что я оказалась на тропе, ведущей через перевал. И, судя по глубокому снегу, никто не проезжал и не проходил здесь довольно давно. Но что же меня то есть эту женщину загнало в такое место? На снегу была только одна цепочка следов, смазанных, как будто она едва брела, с трудом волоча ноги. Пока не упала и не начала замерзать.
Прекрасно! Если это не галлюцинации, то меня выдернуло из тела, которое должно было неминуемо погибнуть в катастрофе, и перекинуло в тело, так же неминуемо погибающее от холода. Неплохая рокировочка. Там хоть было бы мгновенно. А здесь я еще только на стадии боли, так что придется помучиться, пока не станет тепло и хорошо. Или все-таки попытаться куда-то дойти? Вперед или назад? А может, эта женщина от кого-то убегала, пряталась, а я верну ее в руки преследователей?
Я все-таки попыталась встать. И даже сделала несколько шагов, но ноги не держали. Каждый шаг причинял такую адскую боль, как будто я была русалочкой, получившей вместо хвоста пару стройных ножек. Споткнувшись о камень, я упала в сугроб и осталась лежать. Только глаза закрыла, чтобы не резало солнцем. Потерпеть совсем немного совсем немного
Меня начало затягивать в дремоту, побежали под закрытыми веками обрывки то ли видений, то ли воспоминаний. Постепенно все тело стало неметьподступало оцепенение смерти. И вдруг в звенящую тишину ворвался резкий скрип снега, похожий на визг металла по стеклу. Кто-то шел по тропебыстро, уверенно.
- Сола Юниа!
Мягкий бархатный баритонмне всегда нравились такие голоса. Захотелось открыть глаза и посмотреть на его обладателя.
Боже мой! Какой мужчина! Может, это ангел пришел за моей душой? Хотя в моем представлении ангелы были менее брутальны и вообще бесполы. Но от моего спасителяили преследователя?веяло такой силой и мужской энергией, что меня изнутри обдало жаром. Хотя и не смогло согреть.
И тут же я поняла, что дело не только в его привлекательности. Это была та особая память тела, которая навсегда связывает людей, страстно любивших друг друга. Сколько бы лет ни прошло, как бы ни сложились их жизни. Они могут друг друга возненавидеть, но разорвать эту связь невозможно.
Мне хотелось рассмотреть его, каждую черточку, но глаза закрылись сами собой. Стало трудно дышать. Воздух застревал в горлетвердый, ледяной, колючий. Сильные руки подхватили меня, подняли.
Жизнь, ты, конечно, подлая и ехидная сука, но спасибо тебе за этот прощальный подарок. Умереть на руках такого мужчиныза это я тебе все прощаю.
- Юниа!услышала я шепот у самого уха.Юнна!
И, уже проваливаясь в блаженную черноту, почувствовала его теплые губы на своихзамерзших и онемевших
2.
Меня грубо вырвали из блаженной темноты, похожей на теплое пуховое одеяло, и швырнули в море огня. Я не смогла сдержать крик. По глазам ударил светне такой ослепительный, как раньше, но не менее резкий. Все тело раздирало чудовищной болью, особенно ноги и руки. Лицо жгло так, как будто с него содрали кожу.
И все же я была жива! Я чувствовала бользначит, мой спаситель, кто бы он ни был, друг или враг, успел вовремя.
Когда глаза привыкли к свету, я увидела, что лежу, совершенно голая, в наполненной водой ванне, похоже, каменнойиз мрамора или чего-то вроде. С двух сторон меня поддерживали за плечи женщины в черных бесформенных балахонах с надетыми поверх коричневыми фартуками, кожаными или клеенчатыми. Волосы у обеих, пожилой и помоложе, были убраны под белые платки, завязанные так, чтобы полностью оставить открытой шею.
Чуть поодаль стоял мужчина в таком же черном балахоне, но без фартука. Седые волосы выбивались из-под серого мягкого колпака. Он сказал женщинам что-то сердитое и вышел.
- Сола Юниа, - обратилась ко мне пожилая.
Из всех ее последующих слов я, разумеется, не поняла ни одного. Покачала головой и прикоснулась ко лбу, не зная, как лучше показать, что не понимаю.
Женщины переглянулись, и молодая довольно бесцеремонно пальцами раскрыла мне рот. Убедилась, на месте ли язык, и сказала что-то, как мне показалось, с насмешкой. Вообще тон, в котором они обращались ко мне, трудно было назвать дружелюбным. Похоже, Юниа действительно от кого-то убегала, но это ей не удалось. Тот, кого я сочла спасителем, вернул ее врагам.
Они продолжали что-то говорить, и я снова качала головой. И одновременно пыталась уловить хоть какой-то смысл в их словах. Когда на первом курсе мы только начинали изучать норвежский и датский, преподаватели советовали нам смотреть фильмы в оригинале. Пытайтесь понять смысл незнакомых слов по интонациям, по контексту, говорили они. Но пока я не могла выловить ничего, кроме их враждебного отношения ко мне. Очевидно, они возились со мной исключительно по обязанности. Может быть, это был какой-то медицинский персонал.