Аверс ответил неожиданно охотно, словно и сам он только об этом вопросе и думал.
Нас хотели отправить и без приказа, негласно. Быть может никаким его людям, кто на службе, знать о походе нельзя. Или нельзя знать тем, у кого он сам на службе?
Разверни-ка карты, пока не стемнело.
Я сняла печати с футляров и Аверс долго рассматривал листы, пока я следила за супом. А когда сняла с огня, он попросил меня подойти.
Неук расположен здесь, земли замка у гор, так что мы защищены с одной стороны от возможного нападения. Цатты высадились в этих бухтах, уже заняли владения эти, эти, и до самых рубежей здесь, где мы начали их по-настоящему сдерживать, он указывал узловатым пальцем на рисунок пергамента. Неук далеко в стороне от войны, и хорош тем, что он стоит практически в пересечении двух основных трактов, северного и восточного, и не так далеко крупный город со своим речным портом. Замок большой, со своими артелями, складами и казармой, все за стеной. Вугсане, откуда вышли двое с ценным грузом, замок еще более укрытый и защищенный, чем наш. Значит, они шли сюда не для того, чтобы укрыться.
А вдруг это предательство?
Аверс поднял на меня глаза.
Вдруг они выкрали что-то важное и хотят сдать это нашим врагам? Или ценный грузэто ценный заложник из королевской семьи? На сколько я помню, королевские земли находятся от земель Вугсане не очень далеко.
Кто-то выкрал наследного принца? уголки его губ дрогнули и меня порадовала эта скромная улыбка спутника. Смелая догадка, больше похожая на вымысел, чем на правду. Я обдумывал более правдоподобные и простые варианты.
Какие?
Искал причины, по которым нужно неким людям перевезти нечто из одного места в другое. Неук отличается только тем, что комендант собрал у себя на службе не самых простых людей. Среди подданных его величества, даже среди двора, не так много образованных, а то и просто обученных грамоте людей. Языками владеют и того меньше, после долгих лет обучения, уже в преклонном возрасте, старцы, посвятившие жизнь этому знанию. И знающие не более двух. То, что говорят в Неуке о тебе, Рыс, похоже на сказкуты говоришь, пишешь и читаешь на восьми разных языках. Ты молода, а значит твой разум настолько одарен, что был способен к такому обучению с детства.
Он впервые назвал меня по имени, и оттого я смутилась. Даже его хвальба моему таланту не тронула настолько, сколько это доверительное обращение.
Я знаю секрет атапасской стали. Моя мастерская на Побережье славилась качеством и крепостью оружия, потому что я открыл сплав и обработку нескольких металлов в особых пропорциях и особой прокалке. Посвященных было больше, но после сокрушительного нашествия цаттов, остался только я и мои знания. Их я не раскрыл никому, и никому не раскрою, если только не найдется достойный ученик. Лекарь, Сомм, тоже не просто лекарь, и тебе известно об этом лучше многих. Он знает все травы, сам варит лекарства и делает настои, использует яды, вскрывает живого человека, что приравнивалось бы к убийству, если бы он не умел погружать сначала в глубокий сон, а после сделанного, пробуждать к жизни. Он ничего не боится, и чует болезнь именно там, где она засела.
Аверс не продолжил и я попыталась закончить его мысль:
Выходит, что в Неук добираются ради нас? Везут кого-то больного, или ценную книгу, что нужно перевести, или особое оружие, к которому ты должен применить свое мастерство?
Он кивнул:
Да, но это не объясняет почему за этим едем мы двое?
Магический кинжал с древней надписью на лезвии
Воображение начало разыгрываться и настроение подниматься. Поездка на миг слала мне казаться интересным приключением, а не трудным поручением по поиску неизвестных.
Быть может, во взгляде оружейника промелькнуло недоверие, и на том разговор закончился.
Я свернула карты обратно, растопила восковую палочку и вновь запечатала футляры.
Перешеек между скалами был короткимздесь было самое тонкое и самое низкое место гряды, и проложенная дорога единственная по которой было можно пересечь горы без труда. Даже наши лошади справились с переходом легко. Далее открывались все те же холмы, пролески и каменистые пустыри, только дорога вела в более холодные края. Мы проехали еще до сумерек, и немного свернули к реке, изгиб которой удобно подходил к пути, так и приглашая на привал. Аверс развьючивал лошадей, а я отправилась за хворостом. Заблудиться было сложношум перекатов у речных скальных порогов был сильным, так что ориентир был даже не смотря на быстро сгущающиеся сумерки.
Недавно шел дождь, ближе к реке и так было немного деревьев, потому много веток я не набрала. Мне пришлось пройти дальше, обратно к дороге, в более густую чащуя искала дерево, которое упало не на землю, а осталось опираться на камни или другие стволы. Его ветки достаточно сухи для костра и не прогнили, лежа в сырости половину осени. Шла осторожно, вглядываясь и под ноги, чтобы не угодить сапогом в нору или яму, и тут различила помимо шума воды еще какой-то. Всхрап и позвякивание. Замерев и сосредоточившись, поняла, что слышу едущего всадника. Кто-то рысцой проезжал по дороге, с которой мы сами свернули не так давно. Поначалу у меня не всколыхнулся страх, я прежде всего подумала еще о каких-то путниках, возможно, едущих встречно или догнавших нас после перевала. Любопытство взыграло больше и я отложив ветви, пошла на звук. Что меня удержало от того, чтобы выйти из гряды кустарника открыто и сама не знаю, но ненарочная осторожность меня и спаславсадников было много, отряд растянулся целой вереницей, едущей по узкой каменистой дороге в том направлении, куда и нам было нужно. Только путь их лежал не от перевала, а от иной дороги. Выше, за грядой низкого леса, открывалась унылая серая пустошь предгорья, и оттуда черным паводком накатывала эта волна новых и новых отрядов. Были уже сумерки, и живая их массалюдей, лошадей, скота перемешивалась с огоньками зажженных факелов, словно по той реке плыли сотни оранжевых светлячков.
Вот где страх накатил меня и заставил оцепенеть. Это были наши враги, цатты, и они каким-то образом подобрались с той стороны, где мы считались надежно укрытыми и горной грядой, и дальше на югеприморскими скалами и частыми штормами. Сердце забилось панически и, преодолев оцепенение, я была готова уже рвануться к Аверсу, как почувствовала, что жесткая холодная ладонь накрыла мне рот и плечи прижала к себе другая рука.
Не кричать, шепнул оружейник, и дождался моего кивка прежде чем убрать от губ руку. Умница.
А я и не собиралась кричать, не дура. Это в замке я разнежилась, при такой защите ослабила бдительность и не помнила об опасностях, а ведь поначалу моей новой жизни эта же самая жизнь быстро учила меня настоящей, звериной осторожности, когда я не попалась в руки ни насильникам, ни убийцам, и при томзвериной же скрытности и терпению, когда приходилось словить залетную птицу или самой прятаться полдня не шевелясь в уголках и ямах.
Оба мы отползли сначала до валуна, потом, не смотря на надежно закрывавший нас лес, пригнувшись, добежали до лагеря. Аверс уже загасил костер, и лошади были уведены в грот. Он услышал что-то раньше меня, принял меры от дыма и от лошадиного ржания, чтобы не дать себя обнаружить, а потом пошел по моим следам.
Нужно сейчас же обратно. В Неуке должны знать о вторжении как можно скорее. И теперь уже лошадей не жалеть, у нас нет столько времени.
Выехали мы тут же, как только собрались. Кролик остался сырым, лошади не отдохнувшими. И на темной дороге они все больше спотыкались и запинались о камни. Аверс хотел добраться только до перевала, заночевать и с рассветом уже гнать так, как силы позволят. Я согласна была с ниммолча слушалась, выполняла его указания и не роптала на то, что уже на второй день нашего быстрого и почти беспрерывного бегства, все мое тело мучительно болело. Спина и ноги ныли так, словно кто-то избил меня палкой в наказание, руки едва держали поводья. С нашими клячами, конечно, ни о каком галопе и речь не шла, но та рысь, которую оружейник выжимал из своей кобылки, уже грозила скорой гибелью животному. Он давал всем нам отдохнуть ровно настолько, чтобы я не свалилась, и чтобы лошади не пали. На одной вдвоем далеко не уехать, а пешком тем боле не уйти. Разговоров меж нами, кроме как по делам насущным не было.
В первый день мои мысли только и роились что вокруг страшного событияв наши земли, в тыл, вторгся враг. Что сейчас там, за грядой, творятся те же бесчинства, что и на Побережье. А потом поостыла. Усталость тела передалась и уму. Не могла я думать, не могла больше волноваться за чужие судьбы, за наши, и не могла переживать горячо за ту войну, которую видела только по следампо раненым и по беженцам. Все умирали. И в Неуке, и где-то по пути
А я уже не хотела ничего, кроме как лечь и заснуть мертвецким сном.
Аверс был не таким. Двужильный, выносливыйон спал мало и только по посеревшему лицу можно было догадаться, что и ему не совсем легко. Переживал ли он что-то от вторжения, я не знала и не спрашивала. Нами в первую очередь руководил долг. Задание не столь было важным, как предупредить Неук, разослать гонцов, чтобы успели собрать силы для отпора.
Как только добрались до первого поселения, оружейник сменил лошадей на более крепких, заплатил сколько запросили. И обувь нам нашел более простую. Карты замаскировали в котомках всяким барахлом. Нам надлежало еще больше скрытничатькто знает, что творилось на этой стороне? Вдруг цатты успели и с этой стороны вторгнуться, и наше предупреждение запоздало и потому бессмысленно. А на дорогах уже ходят не наши патрули, а чужие.
До поселения слухов никаких не дошло, четыре дома, четыре семьи, занимающиеся овцами, кроме нас путников за последний месяц и не встречали больше. Лошадей могли дать, тем более, что с запасами корма в этот год не так хорошо было, и лучше лишнюю скотину было сменять на серебро, которое греть и кормить не нужно. А лошадки наши, да кто его знает, что с ними станется. Сдохнут в зиму, наверное.
Аверс, окликнула я своего спутника в ночь перед отъездом, когда мы устроились спать в сенной при овчарне, был ли ты там, на войне, на Побережье?
Чего меня подвигло спросить? Тяжелые веки уже слипались, пальцем пошевелить не могла, и даже тяжелый дух с овчарни не мешал, так мне было все равно на условия, лишь бы лечь и забыться. А вот губы шевельнулись и я спросила. Только оружейник не захотел отвечать. С его стороны донеслось лишь одно:
Спи.
И я уснула.
Глава четвертая
Неук был пуст. Мы застали разоренный замок, покинутый в спешке. Дороги были выворочены, от построек еще тянулся дым, и безлюдная тишина сумерек, когда мы подошли к замку, была пугающая. Мой дом был мертв, мое пристанище и единственный оплот. Это были не цатты, это было всеобщее бегство, Неук не мог обороняться от нашествия, и комендант был о нем предупрежден, раз так все бросил. Но когда? Когда этот гонец прибыл к ним с плохой вестью?
Все ушли сегодня с рассветом, оружейник словно угадал мой мысленный вопрос. Сожгли что-то, что не смогли увезти, и последние оставили замок сегодня.
Постройки сгорели
Это не от них дым, это дальше.
Что же нам теперь делать?
Из деревень пока сюда никто не добрался, растащить, что можно. Цаттов нет. Заночуем, а утром тут он немного задумался, продолжим свой путь по нашему заданию. За ними не поедем.
Хорошо.
Доехав до распахнутых ворот, мы спешились, завели в стойла лошадей. Аверс остался распрячь их, а я, взяв огня, пошла к своей слепой башне. Архиум был вывезен, все до последней книги и свитка. У Соммнианса тоже ничего не было из его запасов, все кладовые пусты, личных вещей нет. Повсюду лишь мусор, ветошь, занесенная грязь. Когда я вернулась к Аверсу, он вдруг отчитал меня:
Ты должна предупреждать меня о том, куда и зачем направляешься. Я уже хотел идти искать тебя. Одна далеко не отходи, замок может быть не совсем пустсюда уже могли забрести и звери, и люди.
Я кивнула повинно.
Ночевать будем в мастерской. Я и лошадей туда отведу, как закончу.
Позволь помочь.
Растирая ноги лошади, сколько было силы в руках, я раздумывала над тем, правильно ли будет не двинуться по пути ушедших? Их след нельзя было бы упустить, да и только верхом, без подвод, лишнего груза, за сутки-двое нагнать своих было бы не трудно. Как мне не хотелось обратно к горам, навстречу зиме, на земли, по которым уже идут цатты. Мне хотелось нагнать Неук, хотелось залезть в телегу, что перевозила мой архиум. Но приказ есть приказснова боль в теле от езды и холода, снова мозоли на руках и ногах, снова недоспанные ночи и скудная еда. Одежда пропахла немытым телом, лошадьми и овцами, и мечтать о скорой помывке не приходилось.
Зря мы проделали обратный путь, не выдержав, посетовала вслух, если не можем двинуться за теми, кто ушел. Жаль времени и потраченных сил. Стоят ли неизвестные со своей ношей того, чтобы их искали, и есть ли надежда на то, что цаттам они не попадутся, если живы до сих пор?
Пойдем. Если хочешь поговорить, сначала устроимся.
В мастерской у Аверса было тоже пусто. Все ценное увезено, только кусков железа и бумаг с рисунками по полу разбросано столько, что хозяину жилища пришлось разгребать место ночлега. Лошадей завели рядом в пристрой, чтобы были поблизости, а сами затопили огонь в маленькой печке, и стали устраиваться на ночлег. Мне хотелось поговорить с оружейником, и спать хотелось тоже. От тепла и от долгожданного отдыха голова затуманилась, веки тяжелели, но сонную одурь я стряхнула, пощипав себя за уши и щеки.
Я согласна следовать приказу, если ты считаешь это более разумным. Только отчего это так, скажи?
У Аверса при том как он открывал вьюшку и подкидывал щепки, освещалось лицо, и я видела, как ему тоже хотелось закрыть глаза и забыться сном. Он осунулся за время пути, зарос короткой седой бородой, и волосы его были засалены от ветра и дождей. Знаю, я выглядела не лучше, но мой спутник теперь мне казался действительно стариком.
Вчера, еще пока мы не увидели самого Неука, а были в пути, мне вдруг пришла в голову догадка. Я все обдумывал наш приказ, все обдумывалкто эти люди могли быть. А вот сейчас я уверился в этом, как увидел замок. Как ты думаешь, Рыс, сколько нужно дней, чтобы все здесь собрать и сняться с места? Сколько нужно привести подвод с деревень, сколько людей и лошадей, сколько скота нужно увести с собой, чтобы целый замок со всеми ратниками отправился на восток или запад? Не день и не неделя. Комендант, уверен, отдал приказ о сборах в то же время, как только отправил нас. И не нужно нам искать никого. Два путника, что вышли из крепости Шуул, направляясь в Неук с ценным грузом, это на самом деле мы, что вышли из Неука и должны добраться до Шуула с ценным грузом.
Я бросила взгляд на котомку с картами земель.
Это была удивительная мысль, но в нее легко поверилось.
Зачем тогда держать это в секрете от нас самих?
Не знаю.
Аверс сгреб несколько листов и, чуть прикомкав, кинул в огонь. Я окинула взглядом вокруг себя и заметила, что на разбросанных клочках рисункитушью, углем, с красным пигментом: гарды, элементы орнаментов для чеканки или травления и целые изображения кинжалов и стилетов.
Зачем? Я остановила руку оружейника, чтобы он не уничтожил новые скомканные эскизы. Надо собрать их и взять с собой, это же твой труд.
Не нужно.
Нужно! Это все пригодится тебе потом, когда будет другая мастерская в Шууле. Я не могу смотреть, как гибнут рисунки.
Отобрав их, я стала собирать по комнате и другие.
Зря ты это делаешь. У меня уже нет будущего для того, чтобы была новая мастерская. Та, что была в этом замкепоследняя, и я надеялся, что не увижу ее разоренной. Скоро снова будут гибнуть города, а не бумажки. Наше государство слишком ослабло, чтобы дать достойный отпор той армии, часть которой мы с тобой видели. Ты обратила внимание, Рыс, как они вооружены? Как подготовлены? И это после морского пути. И вспомни наши отряды, приходящие в Неук. Мы даже не можем добывать достаточно сырья для изготовления брони и мечей, мы не запаслись достаточным количеством зерна и скота, чтобы кормить армию. И это на подходе зимы
Если нам судьба быть захваченными, пусть. Но зачем же себя хоронить? Твое мастерство всегда будет нужно, даже если ты начнешь отливать котелки и половники. Ковать лошадей или
Я увидела его грустную улыбку на очень усталом лице. И поняла, что Аверс, хоть раньше и не показывал этого, устал от всей своей прожитой жизни.