Ты уверена?
Абсолютно, ответила Нина.
А кто отец?
Не знаю.
Э начала говорить я и остановилась, не зная, как реагировать на такое утверждение, сын полка, что ли?
Почти. Я тогда, два месяца назад была немного не в себе, произнесла Нина, я скептически поджала губы. «Не в себе»слабо сказано, то пила таблетки, то забывала. Плюс спиртное Я сейчас встречаюсь с Борисом, я вспомнила пожилого сорока пятилетнего профессора, вдовца, он не против ребенка. Сказал, что воспитает, как своего. Ты же знаешь, у него семья погибла в авиакатастрофе год назад.
Не знаю, задумчиво произнесла я, откуда?..
Так вот, возбужденно заговорила Нина, я уже и имя придумала. Если мальчик, назовем Павлом, если девочкаМарией.
Замечательно, улыбнулась я и сделала единственный вывод, значит, тебе нужно больше заниматься. Чтобы через семь месяцев ты смогла сама руководить своими родами, как врач.
Я буду, кивнула девушка, обязательно. Я стану самым лучшим врачом на свете. Ну, пока, Наташ. Меня в коридоре Борис ждет. Я просто хотела с тобой поделиться радостью
Пока, кивнула я, все еще не в состоянии прийти в себя.
Нина ушла, я закрыла за ней дверь и пошла к Джону.
Представляешь? только и смогла вымолвить, я в шоке.
Я слышал, улыбнулся мужчина, жизнь продолжается? Может, это и правильно, не стоять на месте, двигаться вперед. Рожать детей, не бояться проблем?
Не знаю я задумчиво вертела в руках фигурку ферзя, в бункере мы сами по себе. Даже если и погибнем, то сознательно. А невинное, беспомощное существо, за которое мы в ответе Что будет с ним? Как можно облекать его на такую жизнь?
Значит, мне нужно бросить все силы на починку передатчика, произнес Джон, вставая и обнимая меня за плечи.
А ты бы хотел детей? пришел мне в голову странный вопрос.
Джон внимательно посмотрел мне в глаза. Что он там увидел? Страх? Неуверенность? Смятение?
Не здесь и не сейчас, ответил резковато он.
А когда же? Хотела спросить я, но он не дал мне больше вымолвить ни слова, запечатывая губы своими губами, вторгаясь языком внутрь, пальцами зарываясь в волосы, лаская так, что все мысли пулей вылетели из головы. Через мгновенье я могла только стонать и выгибаться дугой, стараясь быть ближе. Я впервые в жизни испытывала такие ощущения. Желание видеть его все время, касаться, вдыхать запах, слышать его голос. Я могла заниматься любовью с ним без перерыва. До полного изнеможения. Пока ноги и руки не превращались в кисель, а мозги в жидкую кашу.
Иногда мы приходили после ужина в комнату, закрывали дверь, до утра не покидали постель, исследуя друг друга и даря наслаждение. Я изучила его тело до самой маленькой родинки. Пересчитала все шрамы, мозоли и веснушки. Я обожала его. Следующая неделя для меня прошла в пьяном наркотическом сне. Впервые в своей жизни, я ждала ночи сильнее, чем чего либо. Пока не случился взрыв.
* * *
Я работала на кухне. Мы с женщинами уже заканчивали готовить обед, когда в комнату вошел Джон.
Нужно поговорить, немного нервно произнес он, и я почувствовала в голосе явный акцент, пойдем в кладовую.
Я кивнула и пошла следом за мужчиной. Джон закрыл за собой дверь и развернулся ко мне.
Я починил передатчик, сказал он сразу, без предисловия.
И что? напряглась я, ожидая чего угодно. От всемирной катастрофы до пришествия инопланетян.
Войны не было, выдавил из себя мужчина, сердце на секунду остановилось.
Как?! всхлипнула я, мы же слышали разрывы бомб. И датчики показывали радиационное загрязнение. Камеры не включались.
Я не знаю, что произошло, но противостояние закончилось три месяца назад. Как раз спустя несколько дней, после нашего погребения. Может, к нам и пытались прорваться, может, нас и искали, но не нашли. Ни передатчик, ни приемник не работали. А шахта лифта полностью заблокирована.
Что ты услышал по радио? торопливо спросила я, вся горя от возбуждения.
Москва уже не столица. Ее временно перенесли в Екатеринбург. Я связался с военными, которые находятся в Балабаново, объяснил нашу ситуацию. Они сказали, что обдумают и выработают план, как нас извлечь из этого каменного мешка. А пока просят сохранять спокойствие. И никому не говорить.
Хорошо, кивнула я и затараторила, а мы сами сможем выбраться наружу? Мы же сможем открыть люки? И у нас есть респираторы, я видела в кладовой. Я уверенна, что есть еще и другой выход из бункера, просто нужно поискать я умоляюще смотрела на Джона.
Он обнял меня и зашептал в волосы.
Все будет хорошо, Наташа. Все позади. Осталось потерпеть несколько дней или максимум неделю.
Я не могу терпеть, захныкала я, я хочу наверх. К солнцу, к траве, к деревьям.
Джон приподнял мое лицо и начал обсыпать нежными быстрыми поцелуями.
Мы обязательно выберемся отсюда, девочка моя, обязательно. Самое плохое позади.
Я протянула руку к застежке на его брюках и расстегнула ширинку, вытаскивая напряженный член. Опустила свой комбинезон, выскользнув одной ногой. Подтянулась на руках и обхватила ногами бедра, упираясь спиной на стену. Направила в себя.
Ну, давай же, простонала, едва сдерживаясь, судорожно прерывисто дыша, возьми меня. Сейчас.
Плавный толчок, и он входит. Горячий, твердый, изумительный. До самого конца, до упора. Подхватывая меня под ягодицы, ритмично насаживая на себя. Невозможно терпеть, возбуждение зашкаливает. Несколько толчков и я бьюсь в судорогах, закусывая губу, глуша протяжный стон.
Я люблю тебя, выдыхаю в шею, еще одурманенная, ничего не соображающая. Джон внимательно смотрит на меня и произносит странным голосом.
Скажешь это мне наверху.
Я ничего не понимаю. Какая разница? Здесь или наверху? Я словно пьяная, мысли путаются, в крови гуляет наслаждение. Я хихикнула и принялась застегиваться. Счастливая улыбка не сходит с лица. Войны нет. Родители живы. Нас скоро спасут. Я опять увижу солнце.
Женщины, увидев нас, выходящими из кладовки, конечно, все поняли. Но пусть сплетничают о том, что мы занимались любовью, чем узнают наш секрет. Джон шепнул мне, что никому пока не сказал, что починил передатчик, а без кода его никто сам не включит. Чмокнул меня в макушку и пошел садиться за стол.
* * *
Неделю я провела, как на иголках. Единственной отрадой были ночи. Долгие, полные упоительной страсти, бесконечных поцелуев. Бесстыдных, жарких, требовательных. Как я раньше жила без этого всепоглощающего томления? Без этого мужчины? Я, которая плакала и страдала за Алексеем, кто даже мизинца его не стоит?
В конце концов, ожидание закончилось. Утром, после завтрака, Джон сделал объявление.
Господа. Спешу вас обрадовать. Завтра начнется операция по нашему освобождению. Сверху к нам будут прорываться военные. Нужно помочь им с нашей стороны. Отключив питание лифта, и разблокировав люки.
Со всех сторон послышались крики и вопли.
Что?.. Как?.. Почему?..
Джон кратко обрисовал ситуацию. В конце добавив.
Я не знаю, почему так вышло. Почему датчики показывали радиацию. А камерычерноту вокруг. Но ядерной войны не было. На Москву упало несколько тяжелых авиабомб. Были разрушены несколько зданий. В том числе и МГУ. Узнаете обо всем, когда мы выберемся наверх.
Следующий день я помню плохо. Все бегали по бункеру, плакали, орали друг на друга. Джон пытался сделать видимость порядка, даже прикрикнул пару раз на особо шумных. У всех была одна общая целькак можно скорее выйти наружу. Джон с несколькими парнями одели комбинезоны, респираторы и вскрыли лифтовую шахту. Продвигаясь по лестнице наверх, вручную отодвигали переборки, прокладывая путь. Потом, по рации поступила команда всем надеть респираторы, взять свои вещи и выбираться. Наверху нас уже ждали военные.
Долгий подъем наверх. По лестнице, дыша через фильтр. Тяжело, жарко, бесконечно. Когда я увидела сверху фонари военных, я механически передвигала ноги только усилием воли. Пот заливал глаза, маска превратилась в жесткий ненавистный намордник, а лестница наверхв лестницу в ад. Вперед толкало желание увидеть небо. Но неба не было. Сплошная чернота и лучи фонарей прорезали тьму. В Москве ночь? От усталости и отупения я ничего не соображала. Меня тут же подхватили под руки люди в комбинезонах и куда-то повели. Мы вышли на свет. Я оглянулась. На месте бывшего МГУ стоял огромный плотный купол (то ли железный, то ли бетонный, скрывший под собой почти все Воробьевы горы). Меня посадили в машину и закрыли дверь. Потом мы долго ехали по Москве. Я не спрашивала куда. Положилась на проведение. Если везут, значит, знают, куда и зачем. Потом опять здание, небольшая комната, типа гостиничного номера. Я не раздеваясь, прильнула к окну. Голубое небо, зелень, деревья, солнце. Все, как всегда. Такое счастье затопило меня, не передать словами. Я жива! Я наверху! Я скоро увижу папу и маму! С большим трудом я заставила себя взять в руки. Душ, туалет, новая одежда (что-то типа военного комбинезона висело в шкафу). Потом легла на кровать и погрузилась в глубокий, крепкий сон. Без сновидений, страхов, тревог.
Следующие несколько дней меня допрашивали. Как попала в бункер. Откуда узнала о его нахождении. Чуть ли не по часам мое пребывание в нем. Требовали изложить самые незначительные подробности. Я рассказывала почти все, обходя только личные характеристики людей, мои отношения с мужчинами, излагая сугубо факты. Перечислила имена всех (хотя, думаю, такой процедуре подвергнуться все выжившие). А вот, сколько я не спрашивала о том, что случилось, почему МГУ разрушен, и датчики показывали радиацию, никто мне так и не ответил. Сказали, все сама узнаю попозже, когда придет время. В конце концов, я попросила дать мне возможность связаться с родными. Геннадия и Викторию Румянцевых нашли в Екатеринбурге. Оказывается, мои родители там сняли дом и живут вместе с моим братом и его семьей.
Я разговаривала с мамой по телефону и не могла сдержать слез.
Мы думали, ты погибла, рыдала мама в трубку, писали, что в МГУ попала ракета, и он был разрушен до основания. Твой мобильный не отвечал. Мы на два месяца приехали в Москву, разыскивали тебя, пока не отчаялись. С Алексеем мы смогли связаться только через две недели. Он был в Перми у родителей. И сказал, что ты собиралась забрать диплом. И мы стали молится, чтобы не в тот день, когда произошел авиаудар.
Но что, все-таки произошло? всхлипывала я, мне так ничего и не рассказали.
Покупай билет на самолет и прилетай скорее, взял трубку папа, дома и поговорим.
Наконец, меня отпустили. За два дня я не с кем из выбравшихся не виделась. Нас держали в разных помещениях (или даже зданиях?).
Больше всего на свете я стремилась увидеть родных. Обнять маму, папу. Рассказать о себе. Конечно, меня предупредили, чтобы я особо не распространялась о расположении бункера. Я подписала кое-какие бумаги и поехала домой, в свою квартиру. Москва опустела. Военные предупредили, что долго находиться возле МГУ нежелательно, так же, как и в центре Москвы. Радиационный фон повышен, всех людей эвакуировали. В Подмосковье по-прежнему живут жители, работают предприятия, офисы, но центр оцеплен. Слава богу, моя квартира находилась в Бутово. Достаточно далеко от центра, чтобы не переживать за радиацию. Соседи оказались на месте.
А мы сначала думали, что ты уехала к родителям, сказала Мария Павловна с первого этажа, но потом они сами приехали
Все хорошо, что хорошо кончается, произнесла я многозначительную фразу, подходящую под все случаи жизни, и нажала кнопку лифта.
Так, где же ты была, Наташа? поинтересовалась соседка, сгорая от любопытства. Я только неопределенно пожала плечами, улыбнулась, и села в лифт.
За несколько часов до посадки в самолет я узнала по интернету все, что случилось в Москве за эти месяцы.
Оказывается, бомбы были сброшены не Америкой. Такие же ракеты, которые упали на Москву, разрушили так же здания в Нью-Йорке. В Пакистане исламисты получили контроль над военной базой с баллистическими ракетами. Был план одновременно направить ракеты на Москву и Нью-Йорк, натравив друг на друга две великие державы. Ядерную боеголовку активировать им не удалось. Поэтому террористы ограничились обычным взрывом «грязной бомбы» с радиоактивной начинкой. Одна попала в Москва-сити, другая в МГУ. Поэтому радиационное заражение все-таки присутствовало, но ядерного взрыва, слава Богу, не произошло. Здание МГУ рухнуло, погребя под собой вход в бункер, разрушив камеры и антенны. Так как людей в Москве на тот момент было не много, удалось избежать больших человеческих жертв. Война чудом была остановлена. В последний момент президенты двух стран связались по горячей линии и успели избежать полномасштабного конфликта. А через время поступила информация о захвате базы в Пакистане.
* * *
Мама и папа встречали меня в аэропорту Кольцово. Сначала я от волнения не могла вымолвить ни слова, только плакала и обнимала родителей. Потом, уже в машине я стала рассказывать свои приключения. Обходя наиболее неприятные моменты и те секретные данные, которые я обещала не разглашать. Глаза и мамы и папы были круглыми.
Главное, ты жива, подвел итог папа, а каким способом ты спасласьсовершенно неважно.
Второй раз пришлось рассказывать брату с женой. Племянники, прыгавшие вокруг меня целый вечер, ушли спать, а мы сели на кухне в большом двухэтажном доме, на окраине Екатеринбурга, пили чай и обсуждали мои приключения. Папа в Москве работал нотариусом, и здесь уже нашел себе новую работу. Мама, всю жизнь проведя в гостиничном бизнесе, так же подыскивала себе занятие. И самое интересное, они решили остаться в новой столице навсегда. Купили уже два участка, где собрались строить дома, для себя и сына.
Ты пока будешь жить у нас, произнес папа, а потом, когда встанем на ноги, купим и тебе жилье. В Москве сейчас делать нечего. Правительство здесь, беженцы из Москвы прибывают каждый день тысячами. В городе и пригородах идет грандиозное строительство жилых домов, центров, бизнес зданий. Так что совсем скоро Екатеринбург будет не узнать.
«Умеет же мой папа четко и грамотно формулировать цели и увлечь за собой народ», улыбнулась мысленно я и пошла на второй этаж, где мне выделили мансарду.
Две недели я жила с родителями, наслаждалась покоем, солнцем, гуляла в саду, копалась в земле. Ела ягоды, ухаживала за цветами. И ни разу за все время не вспомнила о бункере. До сегодняшней ночи.
Ночью мне приснился Джон. Его глаза были черны и тревожны. Скулы заострились. Недельная щетина на подбородке придавала ему диковатый отчаянный вид. Он склонился над моей кроватью и спросил тихо: «Где ты? Что с тобой?» Я проснулась в холодном поту с колотящимся сердцем. Как я могла бросить Джона, даже не узнав, выбрался он или нет? Я же говорила, что люблю его, а только увидела впереди свободу, тут же бросилась прочь, лишь пятки засверкали. Меня охватил глубокий нестерпимый стыд, заставляя корчиться от душевной боли.
Я улетаю в Москву, объявила я за завтраком.
Зачем? заинтересованно сказал отец, забрать одежду? Можешь купить здесь. Смысл мотаться?
Я должна узнать, что случилось с одним человеком, произнесла я твердо и обвела всех взглядом, дорогим мне человеком.
Папа пожевал губами.
Это, если я правильно понимаю, не Алексей.
Я улыбнулась:
Нет, не Алексей. Его зовут Джон, папа, и он самый прекрасный человек на свете. Я должна его найти. Правда Тяжело вздохнула, я не знаю ни его фамилии, ни адреса. Но, зато, у меня есть огромное желание его увидеть, а я всегда добиваюсь поставленной цели, закончила самодовольно.
Вся в меня, папа улыбнулся, надеюсь, ты скоро нас с ним познакомишь.
Я вскочила со стула и побежала наверх, в свою спальню, крича по пути: «Обязательно!»
* * *
В свою однокомнатную квартирку в Бутово я попала глубокой ночью, взяв из аэропорта такси. Открыв дверь, я почувствовала в коридоре новый непривычный запах. Неяркий свет горел в зале. Неужели, когда я улетала в Екатеринбург, оставила включенным ночник? Я, не раздеваясь, быстро прошла в комнату и застыла в дверях, увидев сидящего в кресле Джона с неизменной книгой в руках. Почему-то, я не удивилась.
У тебя, наверное, не было совсем свободного времени для чтения, когда ты шпионил? произнесла я тихо, словно боясь спугнуть чудесную картину любимого мужчины в кресле, в окружении родных для меня вещей, теперь ты наверстываешь упущенное.
Джон отложил книгу в сторону, плавным движением оттолкнулся от подлокотников и встал.
Я много упустил гораздо более важного, когда шпионил, ответил он, пристально рассматривая меня напряженным взглядом. На лице застыло мучительное ожидание. Я вдруг поняла, что он от меня ждет.
Ты мне сказал, чтобы я произнесла те слова наверху, двинулась я к Джону, на ходу расстегивая ветровку, я и говорю. Я люблю тебя, мой шпион. Сильно-сильно. Прости, что так долго шла
Глаза Джона ярко вспыхнули. Я почти прыгнула ему в руки, беспорядочно целуя и обнимая.
И ты меня прости, что вломился к тебе в квартиру. А что бы соседи ничего не заподозрили, выходил только ночью, а днем спал, тихо произнес он в волосы.
А откуда ты узнал адрес? прошептала я, подтянув Джона к дивану, усаживаясь к нему на колени.
Я же шпион, улыбнулся он, твоя сумочка с документами всегда была в моем распоряжении.