Дерил помнил, как его неудовлетворение перекалилось в дикую злобу. Он с удовольствием кинулся искать пацана Рика, только чтоб сбежать подальше от Эми.
Задержался в лесу, встретив небольшую группу ходячих, пришлось отклоняться от курса и уводить их подальше от шоссе, где остались бабы и калеки.
Поэтому замешкался немного. Потом услышал выстрел. Побежал. Когда нашел остальных, оказалось, что Рик уже утащил раненого сына в дом фермера, и все торопливо идут туда же.
Ну, а дальше от него уже ничего не зависело. Пацану он помочь ничем не мог.
Пули вынимать, конечно, приходилось, но только из дубленой шкуры Мерла, а к ребенку он и на пушечный выстрел не подойдет со своими кривыми руками. Сгонять за лекарствами тоже нашлись желающие. Когда в ворота фермы въехал трейлер Дейла, Дерил, удостоверившись, что все на месте, умотал за мотоциклом брата. Бросать байк он не собирался.
Вернулся как раз для того, чтоб налюбоваться вдоволь, как черномазый придурок клеит малышку Эми.
Как тогда удержался? Очень, ну просто очень хотелось подойти и с чувством двинуть по черной харе. Ниггера спасло только то, что он был ранен. Мудак, вот ведь мудак какой! Как пацана искать, так у него рана, а как к девочке шары подкатывать, так здоровее всех!
Вечером того же дня Дерил сильно удивился, когда мышь принесла пожрать. И даже чего-то там улыбалась, с оглядкой, само собой, чтоб ее мудак не увидел. Тоже раненый. То ли в ногу, то ли в жопу.
Госпиталь святой Терезы, бля.
Дерил, с трудом вспомнив, как зовут мышь, все-таки поблагодарил, что-то сказал даже, не особо грубое, судя по тому, что бабенку не унесло ветром в ту же секунду.
И кто ж мог знать, что девочка все это видит и даже чего-то там себе в своей светлой красивой головке думает?
Вот уж точно, баб понять нереально, даже пытаться нечего.
Дерил усмехнулся, подумав, что насчет Керол бабское чутье Эми все-таки не обмануло. Прикольно вспоминать это все, осознавать, как, оказывается, на одну и ту же ситуацию можно посмотреть с разных сторон.
Он-то ничего такого даже не думал тогда.
Мысли были исключительно о том, чтоб остаться уже, наконец, одному, и всласть подрочить, вспоминая ощущение хрупкого напряженного тела в руках, запах нежной кожи, капельку пота на щеке, огромные испуганные глаза.
Он так и сделал потом. И во сне видел только ее. Нежную, маленькую девушку, так ладно и удобно лежавшую под ним.
Правда, поспать нормально не удалось тогда. Прибежал Шейн, потерявший толстого друга ветеринара, зато с лекарствами и с героическими рассказами о том, какой он невьебенный. Жена Рика впечатлилась.
Все забегали, путаясь под ногами у Грина, пока он не выслал лишних людей из дома матом. Дерил тогда даже восхитился парочке ирландских выражений, которых до этого не слышал.
Сам-то он участия в общем сумасшествии не принимал, спокойно сидя возле своего байка и покуривая.
Подрочить он успел, а потому успокоился немного и даже не вскочил, когда ниггер опять кинулся к Эми, обнимать и утешать. С одной стороны он, с другой китаец, тоже присмотревший себе сладкую блондиночку в постель.
Дерил именно тогда, сплюнув сигарету и злобно покусывая травинку, решил, что нехер. Что так он этого дела не оставит.
И никакие там черные или желтые лапы до Эми больше не дотронутся. Потому как поотрывает нахер.
8
17 августа 2010
Сегодня очень печальное утро. Хоронили Оттиса. Я его совсем не знала, но тяжело невероятно смотреть на его жену и сына. Просто ужасно. Я не могла долго находиться рядом с ними, ушла обратно к трейлеру. По пути меня догнал Ти, попытался приобнять, утешить, но мне почему-то были неприятны его прикосновения. И это странно, учитывая, что совсем недавно я лежала под Диксоном на шоссе, и он тоже прикасался ко мне. И гораздо более откровенно и жестко, чем Ти. Да и до этого тоже Настораживающее открытие, на самом деле, что прикосновения одного человека тебе приятны больше, чем прикосновения другого. Это ощущается, как зависимость.
Я мягко увернулась от рук Ти, и пошла в дом, навестить Карла. Ночью ему стало лучше благодаря заботам Хершелла. Пока что рановато делать выводы, но Оттис явно погиб не зря. Шейн практически со слезами на глазах говорил о нем у могилы.
Лори встретила меня хорошей вестью, что Карлу явно лучше. Я немного посидела возле него, такого бледного, с перевязанной грудью. Бедный мальчик, надеюсь, он поправится быстро.
Весь день я провела возле трейлера, общаясь с Дейлом, Ти и Гленном.
Мы все прикидывали, как хорошо было бы остаться здесь. А почему бы и нет? Места на ранчо много, может, Хершелл согласится отдать нам хотя бы тот большой сарай, что стоит чуть позади дома.
20 августа 2010 года
Я не знаю, как писать И я не уверена, что смогу И это вообще странно, то, что произошло сегодня А хотя, перед кем я опять рисуюсь Ничего странного. И сейчас, успокоившись, я думаю, что все к тому шло. Вот только. Что теперь мне делать?
Как теперь дальше жить, здесь, со всеми? И, главное, как смотреть на НЕГО? После всего этого?
И поделиться не с кем даже!
Андреа, моя Андреа Ну почему все так? Сейчас, как никогда, я эгоистично ощущаю, насколько мне ее недостает!
Сразу вспомнилось, как смешно она пыталась поговорить со мной, подростком, первый раз о сексе. Как отвела меня к гинекологу. Она отвела, а не мама. Мама все узнала гораздо позднее.
Именно с ней я делилась первыми своими впечатлениями о поцелуе, о парнях. О сексе. Она всегда была внимательна. И никогда не осуждала.
А вот сейчас точно осудила бы. Точно. И от этого мне не по себе. Словно я ее память предала. Словно она сейчас зайдет в трейлер, где я с утра самого прячусь, и мне надо будет в глаза ей смотреть. А я не смогу. Это как на исповеди, когда в глаза пастору смотришь, «Простите меня, святой отец, ибо согрешила».
ОН уже несколько раз проходил мимо трейлера, наверно искал меня. А я прячусь. Сижу тихо, как мышка, и только надеюсь, что он не будет заглядывать. Он знает, что я здесь, конечно знает, следопыт чертов. Но не заходит. Просто мимо проходит, словно показывает: "Я знаю, где ты, я все вижу».
И от этого, от его близости, ноют исцелованные до крови губы, тянет живот, и дрожат руки. И этот физиологический ответ тела, эта зависимость пугает ужасно. Так у меня ни с одним парнем не было.
Зачем я вообще пошла к этому сараю? Что мне там понадобилось? Что в голову мою стукнуло? То ли разговор с Дейлом накануне, о том, что хорошо бы нам обосноваться под крышей все-таки, то ли любопытство Не могу сейчас понять. Да это и неважно теперь.
Вчера вечером Ти принес мне букет цветов. Самых простых, полевых. Но это было так неожиданно и приятно. Мне так давно не дарили цветов. Не оказывали таких трогательных знаков внимания! Я обняла Ти, и как-то совершенно случайно легко чмокнула в губы. А он придержал меня, не дал отстраниться, и потянулся поцеловать. Я уклонилась, подставила щеку, попытавшись перевести все в шутку.
Все-таки к более близким отношениям я была не готова.
Ти не стал настаивать, отпустил. Я отступила назад, избегая его взгляда, так неловко было. И пошла к дому Хершелла. Бет обещала посмотреть кое-какую одежду для меня.
По пути я вспомнила о нашем разговоре с Дейлом и свернула к сараю. Уже стемнело, но мне хотелось обойти сарай, посмотреть, что внутри, оценить, насколько нам может быть там удобно.
До сарая мне дойти не удалось, потому что, непонятно откуда, прямо мне навстречу вынырнул Диксон. Я остановилась, вздрогнув от неожиданности. Дерил стоял на моем пути, молча, перегораживая путь, без своего привычного арбалета, хмурый и злой. Как всегда, отводил взгляд.
Я нерешительно поздоровалась, но он не ответил. Честно говоря, уже тогда меня ситуация стала немного пугать. Я не боялась его, понимала, что он ничего мне не сделает. Но это злое выражение лица, эта хмурость настораживали. Я решила не искушать судьбу и вернуться обратно, когда Диксон все-таки заговорил.
К черномазому торопишься?
Я вздрогнула от этого хриплого голоса и резкого неприязненного тона, удивилась вопросу. При чем здесь Ти? И что это вообще за грубое расистское высказывание?
Я решила не отвечать на гадкое замечание, просто развернулась и сделала шаг назад.
Но тут Диксон резко и больно дернул меня за руку, притянул к себе. Я испуганно выдохнула, открыла рот, решая, возмутиться такому обращению (хотя, чего уж там, должна бы привыкнуть, он уже несколько раз меня вот так вот бесцеремонно хватал), или сразу начать кричать погромче, звать на помощь.
И натолкнулась на его взгляд. Сейчас он смотрел прямо. Жестко. Злобно. И еще что-то было в его глазах, в самой глубине зрачков. Что-то непонятное мне, пугающее. Будоражащее.
Я застыла, неосознанно напрягая руку, пытаясь высвободиться.
Чего не отвечаешь? Даже говорить со мной не хочешь? После него? Он тебя трахает? Уже трахает, да?
Он говорил тихо, практически шептал, но мне каждое его слово звоном в ушах отдавалось, я не понимала, о чем он говорит, зачем так говорит, потому что с каждым грязным вопросом он встряхивал меня так, что все тело сотрясалось, и сжимал пальцы на предплечье, до боли, до синяков.
Я не понимала, что он говорит. А когда, наконец, поняла, стало до слез обидно и больно. Потому что он не имел права, никакого права так говорить, так думать! Я не давала повода! А если бы и так, то какое ему дело?
Внезапно разозлившись, я дернула рукой, безрезультатно пытаясь вырваться, и прошипела так же тихо, как и он:
А тебе какое дело? И не смей его называть черномазым! Он явно лучше тебя!
Дерил застыл, казалось, даже не обращая внимания на то, что я пытаюсь вырваться.
А затем резко наклонился ко мне и поцеловал.
Ну, как поцеловал Это было мало похоже на поцелуй. Больше на попытку съесть меня. Потому что он кусал, сильно и жестоко, въедался в губы, сжимая руку своими железными пальцами, не давая уклониться.
Видит Бог, я пыталась! Я правда пыталась сопротивляться.
Диксон очень сильно меня разозлил своими необдуманными грубыми словами, своими обвинениями, глупыми и бессмысленными.
Я вцепилась в его волосы, пытаясь отодрать от себя, мычала ему в рот, извивалась всем телом, но добилась только того, что меня схватили уже двумя руками, фиксируя голову, не давая даже сделать вдох. Я была настолько разъярена, что не понимала всей опасности своего положения, просто сошла с ума, бешено сопротивляясь, и, наверняка, этим распаляя его все сильнее.
Потому что буквально через мгновение я оказалась на земле, прижатая тяжеленным телом, и это, помимо моего желания, запустило какую-то программу воспоминаний, даже не в голове, а в теле. Я сразу же испытала мощное чувство дежавю, ощущая, как правильно и хорошо лежать под ним, как пахнет от него кожей, лесом и бензином, и мне казалось, что даже рычание проходящих мимо мертвецов слышу! Как тогда, на шоссе.
Дерил, наконец, освободил мои губы, но только для того, чтоб прохрипеть, бешено глядя мне в глаза:
Никаких больше черномазых и косоглазых чтоб рядом с тобой не видел, а то руки им, нахер, поотрываю!
Отпусти, тварь! Я говорила так же тихо, практически касаясь его губ своими губами, дернулась пару раз, пытаясь высвободиться, и, к своему ужасу, ощущая, что моему телу очень нравится такое положение. Под ним.
Что меня трясет.
То ли от страха, то ли от ярости. То ли от возбуждения. Я до сих пор не понимаю, чего мне больше хотелось в тот момент: ударить его, или поцеловать.
Дерил лишил меня возможности определиться, опять поцеловав.
Так же грубо и жестко, но уже по-другому. Не сумбурно, просто закрывая мне рот, а со знанием дела, не торопясь, явно для себя уже определив, что он будет со мной дальше делать.
Я опять попыталась вывернуться, застонала от бессилия, ощутив, как низ живота горит, как мокреет в промежности, как прогибается поясница, притираясь к нему теснее.
Это было ужасно, это было практически насилие! Но это так возбуждало!
Господь милосердный, как много я, оказывается, о себе не знала!
Не сказать, что я невинная овечка, у меня были отношения, у меня были парни. И я думала, что много чего знаю и умею в сексе. И что вполне определилась в своих предпочтениях. Но Диксон мне показал, что я вообще, абсолютно себя не знала!
Не знала, что могу так реагировать на грубость, на жесткость, что могу так, с готовностью подчиняться.
Он ведь вообще не был нежен! Он не спрашивал, хорошо мне или плохо, больно ли мне, удобно ли
Он просто брал меня так, как ему хотелось! Он рывком перевернул меня на живот, дернул джинсы, в момент сняв их с ног и отбросив в сторону, одним движением поставил так, как ему надо, прижал к себе, навалился, сжал горло, жарко дыша, провел языком от шеи до скулы.
Я только выгибалась послушно, лихорадочно загребая траву в горсти, сходя с ума от того, что он вытворял, забыв, что можно крикнуть, позвать на помощь Да и не хотела я звать на помощь. Я хотела, чтоб он продолжал.
И теперь я могу признаться, что, если б Диксон в тот момент решил остановиться. Я бы его убила.
Хорошо, что подобные глупости даже не приходили ему в голову. Сомневаюсь, что Дерил в тот момент вообще мог связно мыслить. Я вот точно не могла.
Особенно когда почувствовала его в себе. Это было одновременно ожидаемо. И неожиданно. И очень горячо. И остро. И больно. И сладко. И вообще не могу описать, как. Просто слов таких не знаю. Нет таких слов.
И сейчас, вспоминая случившееся, я чувствую, как щеки мои заливает краска стыда, а низ живота опять ноет. И проклятый организм дает понять, что хочет еще, что не насытился. И я ловлю себя на мысли, что не могу вспомнить в точности, что он со мной делал эти несколько часов. И в то же время понимаю, что ни одной секунды не забыла.
Он очень сильный, Дерил Диксон. Очень.
Очень яростный. Он сжимал до боли, целовал до исступления, двигался до изнеможения.
А я Я вела себя, как сучка в течке, в какой-то момент полностью перестав себя контролировать, и, если бы он не зажал мне рот, то о нашем приключении уже знали бы все, включая мертвецов в окрестных лесах.
Никогда. Никогда я себя так не вела! И очень, очень сильно надеюсь, что больше и не буду!
Потому что это ужасно, это страшно, осознавать себя животным. Самкой, без мозгов, думающей только одним местом. Это унизительно.
Но могу себе признаться, что самое невероятное, самое дикое удовольствие в своей жизни я получила этой ночью, с Дерилом Диксоном.
И те несколько часов, которые я не могу ни забыть, ни вспомнить, были настолько обжигающими, настолько сладкими, настолько удивительными! И пусть это больше не повторится, а я сделаю все, чтоб не повторилось, но жалеть о том, что случилось, я никогда не буду.
Прости меня, Андреа.
9
Девчонке определенно надо было писать сценарии порнофильмов. Или всякие эротические книжки, типа той, про которую говорил Мерл. Бля Как ее там Пятьдесят каких-то цветов
Дерил отложил дневник, перевел дух, ощущая дикую потребность опять закурить. Как после секса. С недоумением глянул на ощутимо оттопыренную ширинку. Неловко поправил рукой, огляделся. Слава богу, все спали. Не хватало еще, чтоб кто-нибудь Та же Керол, которая, после того, как он окончательно разобрался с ее мудаком, кажется, решила на полном серьезе, что его надо отблагодарить. По всякому.
Тем более, что про него и Эми никто не знал. Ну, Дерил очень рассчитывал, что никто не знает. Девчонка не хотела. Хотя коп, конечно, своим коповским чутьем давно все прочухал. Но никому ничего. За эту способность не лезть в чужие дела Дерил даже зауважал его. Настолько, насколько вообще возможно уважать мудака, оставившего твоего брата на крыше дома одного. Беспомощного. Сука.
Он все-таки опять закурил.
Прищурился на огонь. Потом встал, прошелся по периметру, отвлекаясь. Все тихо, все спокойно.
Постоял, с усмешкой наблюдая, как Гленн, лежа на спине, обнимает обеими руками прильнувших к нему с двух сторон сестренок Грин. Повезло китайцу.
Дерил вернулся обратно к костру, взял дневник. Задумался, машинально поглаживая обложку.
Эми хорошо описала их первый раз.
Действительно, ни забыть, ни вспомнить. Все, как в тумане, и одновременно все очень четко.
Как его тогда проперло от зрелища поцелуя черномазого придурка! Бля, да чего же он арбалет-то не взял! Болт бы шикарно смотрелся в уродливой башке!