Он кончил в меня, скотина, не думая даже о последствиях. Я тоже тогда не думала ни о чем.
Молча подождала, пока застегнет штаны, пока найдет мои джинсы. Он помог мне их одеть, практически сам всунул ноги в штанины, дернул молнию. Я была не в силах пошевелиться. Словно все силы высосал из меня, гад.
Диксон взял меня за руку и повел к ферме. Опять, ни слова не говоря.
И только перед тем, как зайти в дом, он сказал мне, все так же, грубо и безапелляционно:
Спишь сегодня со мной.
И сжал руку. До боли.
Я не успела возразить, да и сознание все еще было в расхристанном состоянии.
Его отвлек Рик, позвал куда-то, а я убежала в комнату Бетти.
Успокоила девушку, заметившую мой взъерошенный вид, сказала, что немного испугалась в лесу, ополоснулась и легла спать.
Может, я и извращенка, но не дура. И к Диксону я точно не собираюсь идти. По крайней мере, пока мы не поговорим, и пока
Здесь запись обрывалась.
Диксон знал, что случилось дальше, почему Эми не смогла дописать события этого дня. Может, дальше опишет, хотя это уже неважно.
14
31 августа 2010 года
С момента нашего побега с фермы прошел день. Мы в дороге, все, сколько нас осталось.
А осталось нас всего ничего.
Рик, Лори и Карл. Гленн, Мегги, Бет. Кэрол и Эд. Я. Дерил.
Все остальные погибли.
Мертвецы напали неожиданно. Я успела только закинуть вещи в рюкзак, разбудить Бетти.
Я смутно помню все происходящее. Оно отпечаталось в голове неразборчивыми фрагментами, всеобщим хаосом. Помню, как мы с Бетти бежали прочь от горящего дома. А позади, в неровных отсветах пожара надвигались черные силуэты ходячих. Помню, как Бетти, вскрикнув, вырвала у меня руку и побежала обратно, в огонь, зовя отца и сестру. Мои крики ее не останавливали. Я не видела, как погиб Ти. Хершелл. Патриция и ее сын. Я не видела Шейна, не знаю, что произошло с Рендаллом.
Я помню только свои ощущения. Ужас. Растерянность. И какая-то апатия. Я не понимала, что делать дальше, куда бежать. Вперед, в темный лес? Назад, к горящему дому? Я никого больше не видела, только крики слышала невнятные и треск бревен рушащегося дома.
Я думаю, что так и осталась бы там, на поле, если б не Дерил. Он внезапно появился совсем рядом, на своем байке, матерясь забросил меня назад, подстрелил из пистолета парочку близко подобравшихся ходячих и дал по газам.
А я, прижавшись к его спине, глотала слезы ужаса и облегчения.
Все произошло настолько быстро, что даже пишу я, мне кажется, дольше, чем все случилось.
На полдороги к шоссе Дерил остановился, повернулся ко мне, обнял, вытер слезы царапучими жесткими пальцами. Поцеловал. Нежно и утешающе. Говорил что-то, успокаивал. А я позорно ударилась в истерику, разрыдалась до икоты и соплей до земли. А он все гладил меня по спине, прижимал к себе, бубнил что-то. И это было так вовремя, так нужно мне тогда! И он был необходим. Он дарил уверенность, какую-то незыблемость во всем этом ужасе, что творился вокруг. Он дарил спасение.
Дерил перевел взгляд со страницы к тлеющим поленьям. Да, тот гребанный вечер надолго в памяти останется.
В первую очередь диким ощущением страха, так сдавившим сердце, что не продохнуть было. Дерилу казалось, что он выдохнул только, когда девчонку отвез подальше от фермы.
Она ревела, вздрагивая крупно в его руках, а он обнимал ее и чувствовал, как отпускает. Разжимается внутри. Именно в тот момент он осознал до конца, до самого последнего дна, как попал. Как он вперся. Даже мысль о том, что он может ее потерять, что ее не станет, пережимала воздух в легких. Заволакивала глаза красным маревом. Это не было похоже на чувство, что испытал, когда узнал про Мерла. В глубине души Дерил был уверен, что его старший брат-говнюк выберется из любой жопы. Всегда выбирался. А пару раз попадал в такие переделки, что-то приключение на крыше показалось бы мелочью. Нет, конечно потеря руки никак мелочью не могла быть, но, в принципе, опять ведь выбрался. Упер их фургон. И свалил в неизвестном направлении, позабыв про него, Дерила.
Так что за Мерла переживалось, само собой, но спокойно, без истерики.
А вот девчонка заставила дико понервничать. И пробудила стойкое нежелание отпускать ее вообще из рук куда-либо дальше расстояния взгляда.
Дерил вспомнил, как некоторое время там, на дороге, вполне серьезно обдумывал идею укатить с ней вдвоем подальше.
В конце концов, он никому ничего не должен. Она тоже.
Шериф сам разберется с проблемами своей семьи. Он с этим до сих пор очень даже круто справлялся. Вон как с дружком своим заклятым вопрос решил. Можно было бы еще тише, без пыли, огня и горы ходячих трупов на закуску, но тут уж как совпало.
Зато баба его теперь никуда от него не денется, сын в порядке.
Старика ветеринара жаль, конечно, но он сам не захотел уходить, остался прикрывать отход дочек и узкоглазого зятя.
Серая мышь, оказавшаяся на редкость пронырливой, умудрилась свалить одной из первых, буксируя своего толстого хряка на горбу. Хотя
Дерил повернулся в сторону неподвижно лежащей Кэрол, задумчиво прикусил щеку. Показалось ему тогда или нет, что она хотела отпустить своего козла на самовыпас?
А потом напоролась на Рика и Карла, грузящихся в машину, и не смогла оставить его прямо у них на глазах?
Но потом Дерил вспомнил ее вечно испуганные глаза, полные слез и муки, и решил, что показалось. Совсем он башкой поехал. Думать начал всякое. Бля, девочка, все ведь из-за тебя! Ну вот че ты натворила? Ну зачем так?
Дерил поморщился, отгоняя лишние, ненужные сейчас, погружающие в пучину самокопания, мысли, и продолжил чтение.
Записей становилось все меньше, они были совсем короткими, и почерк не отличался разборчивостью.
Это как раз то время, когда они скитались по округе в поисках пристанища, а осень в Джорджии пришла внезапно и рано. Ночи становились все холоднее, оказавшаяся беременной жена шерифа постоянно блевала, сам шериф приуныл, то ли страдая от того, что приятеля пристрелил, то ли от того, что его женушка, как оказалось, не особо долго оплакивала его смерть, утешившись в постели лучшего друга. Девчонки Грин сильно переживали смерть отца и потерю дома, китаец пытался их утешить, и, похоже, пару раз утешил обоих сразу, серая мышь ходила в постоянных синяках, раздражая своими мокрыми глазами, ее хряк умудрялся нажираться даже при отсутствии жратвы и воды.
А Эми, его тихая девочка, держалась лучше остальных, помогая беременной капризуле, играя с пацаном, утешая сестричек, готовя вместе с мышью. А по ночам согревая его, Дерила. За все это время они даже сексом занимались несколько раз, Дерил урывал момент. Один раз ночью, лежа рядом с остальными, практически под одним одеялом.
Тогда все до такой степени устали за деньпришлось уходить от стада ходячих, неудачно услышавших разговоры баб на стоянке. Все бросили, рванули по машинам, отстреливаясь по пути и привлекая еще больше мертвецов.
Оставили все продукты, что собирались готовить, оставили часть теплой одежды и кое-какую посуду.
И, самое главное, что далеко не уехали, потому что бензин был на исходе. Как раз собирались отдохнуть, поесть, а потом Дерил бы скатался дальше по дороге, где, судя по найденной в одной из брошенных машин карте, была заправка.
Самое херовое в этой ситуации было то, что ходячие пошли за ними, за звуком моторов. Пришлось съезжать с дороги, бросать тачки и залегать в одном из удачно попавшихся брошенных домов.
Халупа стояла рядом с дорогой, поэтому ничего ценного в ней, само собой, уже не было. Зато была крепкая дверь. И окна заколоченные. И внутри всего два мертвеца, даже не провоняли сильно.
Огонь зажигать не стали, все улеглись в гостиной, уложив женщин в середину.
Дерил лег предусмотрительно ближе к двери, подальше от жирного хряка, опасаясь, что прирежет его во сне. В последнее время он его вообще с трудом переносил, удивляясь своей выдержке. Особенно когда на глаза постоянно случайно попадались синяки на тонкой белой веснушчатой коже мыши.
Эми лежала рядом, в обнимку с мелкой Грин. Дальше спали старшая Грин с китайцем, беременная жена шерифа, его сын и сам шериф. И за ними мышь с хряком, который развопился, не разрешая ей лечь ближе к другим женщинам.
Дерил тогда долго прислушивался к происходящему на улице, но все было тихо. Курить в доме не хотелось, нервное напряжение дня никак не уходило, взгляд то и дело возвращался к хрупкой фигурке, сжавшейся под одеялом.
Наконец, Дерил не выдержал, придвинулся ближе к Эми, вдохнул полной грудью запах ее волос, приподнял край одеяла, прижимаясь к теплому телу. И почувствовал, как она вздрогнула.
После побега с фермы они еще ни разу не оставались наедине, даже не разговаривали. И теперь Дерил кайфовал просто от того, что она рядом, что он может до нее дотронуться, провести ладонью по изгибу талии и бедер, спускаясь пониже к животу, аккуратно, по дюйму придвигая ее к себе, вжимая в себя.
Эми не поворачивалась, никак не отвечала, но Дерил знал, что не спит, ритм дыхания изменился, стал более поверхностным, частым.
Он прижался сухими губами к соблазнительному изгибу шеи, там, где мягко извивались светлые локоны, не удержался, лизнул, всосал кожу, дурея от вкуса. Эми тихо вздохнула, повернула голову. Дерил не видел в темноте ее глаз, и, может, хорошо, что не видел. Потому что Эми успела только шепнуть, очень тихо и испуганно:
Не надо
Он тут же закрыл ей рот ладонью, прижимаясь еще теснее, укладывая ее голову себе на предплечье, а другой рукой легко и бесшумно стягивая джинсы с бедер. Эми не сопротивлялась, замерла, только губы под его пальцами раскрылись, словно в стоне.
Дерил чуть-чуть отодвинул ее от Бетти, и та, сонно вздохнув, прижалась к сестре.
Он сильнее навалился, еще больше обездвиживая Эми, словно опасаясь, что та отвергнет его, оттолкнет, но малышка, только откинула голову ему на плечо, позволяя целовать щеки, шею, добираться до тонких ключиц.
Дерил был настолько возбужден самой обстановкой, этой невозможностью двигаться, так, как хочется, этими сознательными ограничениями, что еле держался, чтоб не начать резко дергать на Эми одежду, подминать под себя, заставляя стонать все громче и безудержнее. Так, как ему нравилось всегда.
Но нет. В этот раз надо тихо. Очень тихо. Очень аккуратно.
Именно это он и нашептывал на ушко девушке, вздрагивающей от его осторожных, но таких настойчивых и откровенных ласк.
Гладкая кожа бедер под его ладонью, изогнутая, так, как ему удобно, талия. И абсолютно мокрые трусики. Дерил не поверил сначала, даже руку убрал, поднес к губам, лизнул. И почувствовал, что еще чуть-чуть, и ему даже трахать ее не надо будет. Позорно кончит раньше времени, как подросток. И потому ускорился. Крепче прижал ладонь к нежным губам девчонки, приподнял гладкое бедро, раскрывая, и толкнулся внутрь.
Эми выгнулась в его руках, еще сильнее оттопырив попку, прижавшись теснее, и Дерила унесло. Несколько жестких толчков, грубый укус в нежную шейку, вздрогнувшее в оргазме тонкое тело в его медвежьих объятиях. Он продержался на секунду дольше.
И, нацеловывая утешающе истерзанную кожу шеи малышки, Дерил внимательно оглядел лежащих вповалку людей. Но никто даже не пошевелился. А значит, никто ничего и не заметил.
Он мягко провел пальцами по губам Эми, повернул ее к себе за подбородок. Вот теперь ему бы очень хотелось увидеть ее глаза. Но мягкие губы и наощупь были чудесны.
Они не разговаривали об этом. Не было ни времени, ни сил. С каждым днем становилось все холоднее, нормального жилья не находилось. Лори простудилась, и шериф просто озверел, гоняя по разрушенным мертвым городкам в поисках крепкого надежного укрытия.
Их маленькая кавалькада из двух машин и одного байка колесила по крошечным, когда-то таким уютным, селениям, и никак не могла остановиться.
Пока однажды не набрели на этот клуб.
15
20 сентября 2010 года
Сегодня я помылась впервые с побега с фермы. Мы нагрели воды из пруда, что на территории клуба, и по очереди залезли в большущую ванну на нижних этажах. Моя очередь была после Бет, и, о мой Бог! Какое же это наслаждение!
Кто бы мне сказал, еще пару месяцев назад, что я залезу в грязную воду, в которой до этого мылись три человека, и при этом не захочется стошнить!
После меня мылась Мегги, Кэрол, а потом уже мужчины. Все, кроме Дерила и Эда.
Эд на радостях упился до бессознательного состояния каким-то мерзотным пойлом, заблевал половину верхней гостиной, добавив к вони разлагающихся там трупов немалый процент, и уснул там же.
Его трогать никто не захотел. Даже Кэрол.
А Дерил заявил, что в гробу он видал это мытье. И так чистый.
Я решила, что поговорю с ним попозже, не при всех. И, может, уговорю.
Хотя, честно говоря, для меня он пах очень даже хорошо. Соблазнительно, я бы сказала. Может, потому, что он часто пропадал в лесу? И насквозь пропах костром, хвоей, бензином и табаком?
А может, потому, что мне до одурения нравился запах его пота, когда он занимался со мной сексом? Ведь пора уже себе признаться, я просто с ума схожу от него!
Боже, как глупо, как нелепо это все!
Вот, написала, перечитала. Хотела зачеркнуть, как всегда, когда ужасаюсь своих мыслей.
Но нет. Не буду. Теперь не буду.
Он мне нравится. Он мне очень-очень нравится!
Когда он прижал меня последний раз, буквально накануне, перед тем, как мы нашли этот клуб, прямо возле стоянки, к дереву, просто и без прелюдий развернул к себе спиной, спустил джинсы и грубо вторгся, не щадя, не деликатничая, я буквально потекла. Как кошка. Или как сучка? Не важно. Важно то, что я была вообще, абсолютно не против!
Все мои принципы, все мои прежние представления о любви, о сексе, все это оказалось настолько далеким, настолько бессмысленным перед стихией, что даже не вспоминалось ничего.
Как будто две разные жизни. Как будто та Эми, нежная и правильная девушка, любительница красивых стильных вещей, изящных украшений, романтичная мечтательница, умерла там, на поляне возле карьера, укушенная мертвецом. Вместе со своей сестрой.
А появилась другая Эми.
И эта, новая Эми, текла от грубых, грязных прикосновений мужчины, гораздо старше ее, мужчины, настолько далекого от ее прежней жизни, что даже не представлялось их совместное Времяпрепровождение.
Он крепко держал меня, по привычке зажимал рот ладонью, жестко и сильно насаживая на себя, а я буквально с ума сходила, и стонала, и кричала, и слезы текли по лицу, и так мне хотелось обнять его, поцеловать, но никак, никак было!
И это было так быстро и в то же время словно бесконечно долго. И я опять кончила, и заплакала от облегчения. А он, что-то утешающе бубнил, оттирая мои бедра от спермы. И я, сквозь всхлипывания, порадовалась, что в этот раз не в меня кончил, потому что вопрос предохранения в этом новом мире был нереально актуальным, и судьба Лори меня не прельщала, и переживала, а вдруг нас кто-нибудь видел И какие-то такие дурацкие мысли в голове бродили, словно шальные, пока он застегивал на мне джинсы, на себе ремень, пока вытирал мои мокрые щеки. А потом поцеловал. Наконец-то поцеловал. Так сладко, так нежно, так горячо. Совершенно не похоже на него, на его обычно звериный жадный укус.
И я опять заплакала от этого контраста между тем, как грубо он меня сейчас брал и как нежно потом целовал.
А Дерил опять утешал, легко касаясь щек губами.
На стоянке Кэрол потом долго смотрела на меня, а поздно ночью, перед сном, села рядом и обняла. И заговорила что-то про то, что надо держаться, что все будет хорошо, что не надо унывать и плакать в стороне, что мы все семья
А я опять позорно разревелась. Уже от стыда. Потому что мне было так невозможно хорошо с Диксоном, что даже не помнилось об окружающем кошмаре. А он был, кошмар. И все остальные в нем как-то существовали. Выживали. Та же Кэрол. С ее абсолютно неадекватным мужем, не унывала, терпела, и даже находила в себе силы делиться с другими частичкой тепла.
В эту ночь она спала рядом со мной, обнимала, поддерживала, благо ее муж не протестовал, напившись ночью какой-то самогонки, прихваченной тайком в одном из последних наших укрытий. (Боже, сколько здесь самогонных аппаратов! Это штат алкоголиков! В каждой лачуге мы находили подобные припасы. Как жили эти люди? Ощущение, что для них вообще ничего не изменилось с наступлением конца света).
Кэрол обнимала меня, делилась со мной теплом, утешала. А я еле сдерживала слезы в ту ночь. Потому что Дерил не мог лечь со мной рядом. И взгляд его, жадный и досадливый, я ощущала, как прикосновение.