Над Волгой-матушкой стояло вечернее безмолвие, в котором издали слышна была многоголосая ругань и извечное русское «Э-эй-ухнем! Эй, зеленая, сама пойдет!»
Как же, пойдет она сама... канонир Оглоедов только хмыкнул. Пупок развяжется, тогда с места сдвинется.
Мыкогда?.. коротко спросил его Тизенгаузен.
Рано, капитан. Сейчас они четвертую оттащат и замертво упадут. Я скажу, скажу.
Ветер стих окончательно. Команда вся сидела на веслах, даже вонючего прапорщика к делу приспособили. И ялик спереди запрягли.
Теперь время! прошипел Оглоедов.
Команда, слушай! шепотом крикнул Тизенгаузен. И-и-раз!
«Чайка» легко тронулась, набирая ход.
До самой крепости дошли безопасно, потом шнягу заметилинад стеной раздался матерный визг, хлопнул ружейный выстрел.
На-кося, выкуси! заорал Волобуев. И-и-раз! Навались, православные!
Ё!!! отозвались православные.
Инвалиды даже не пробовали вернуть пушки на местоясно было, что не успеют. «Чайку» обстреляли из ружей, одна пуля засела в борту, другая расщепила весло.
А то ответим, капитан? с надеждой спросил Оглоедов.
Было бы на кого припас тратить! заявил Тизенгаузен надменно. Впрочем... Пальни разок, чтоб знали. Только не вздумай по флагштоку. Там штандарт с гербом российским.
Знамо дело, заверил Оглоедов. Мы же русские пираты, чай не басурмане какие.
Пушчонка хажнула картечью по крепостной стене, выбив из нее облако пыли. Под громовое «Ура капитану Тизенгаузену!» шняга уходила вдаль по Волге-матушке.
* * *
Наконец крепость осталась позади. «Чайка», облаянная собаками и ночным сторожем пристани, благополучно миновала Большие Концы. Выпили по чарке. Настроение на борту царило безмятежно-возвышенное. До флибустьеров дошло, что они ненароком совершили взаправдашний подвиг, и обязаны этим своему капитану.
А с государевым человеком что делать? спросил Волобуев, предъявляя капитану прапорщика, взопревшего от весельной работы.
За борт, небрежно бросил Петр. Заодно и помоется.
Государеву человеку, дабы не утоп случаем, вручили бочонок из-под квашеной капусты.
Раздайся, грязьдерьмо плывет! скомандовал канонир Оглоедов.
Прапорщика метнули за борт так рьяно, что он верных полпути до берега летел по воздуху. Бултыхнуло.
Это вам даром не пройдет! донеслось издали. Нет такого закона, чтобы государева человека в воду кидать...
Дед Шугай сказал, какой зато есть закон.
Ну, ты полегче, старина... ласково попросил Петр. Ох, да что это с тобой?
В лунном свете все казались бледными, но лицо деда было белее, чем хорошо накрахмаленное исподнее. Петр пригляделся и увидел, что плечо Шугая криво перевязано набухшей тряпицей.
Ерунда, ваше благородие, сказал боцман. Пульку словил из крепости. Бывало и хуже. Заживет, как на собаке...
Тизенгаузена равно ужаснули ледяное спокойствие деда и внезапное исчезновение из его речи морских слов. Капитан смекнул: дело худо.
К берегу! потребовал он.
Дед Шугай удивленно посмотрел на капитана и вдруг упал.
На берегу Тизенгаузен приказал развести костер, вскипятить воды, порвать на бинты чистую рубаху, принести со шняги фонарь, острый нож и иголку с ниткой.
Приготовлениями руководил Волобуев.
А это надо? опасливо спросил он, глядя, как Тизенгаузен собственноручно правит нож на оселке. Авось оклемается наш боцман. А гикнется, так на то и Божья воля, значит.
Не боись, заверил Петр. Я же дворянин, если ты забыл.
Как можно! Волобуев даже обиделся.
Любого дворянина с детства учат воевать, объяснил Тизенгаузен. А заодно и штопать дырки, которые случаются в людях от войны. Лекарь я, конечно, неумелый, но пулю извлечь, промыть рану и зашить еесмогу. Иначе вспыхнет в ране антонов огонь, и если придется руку отрезать, считай, еще повезло. Нужен тебе однорукий боцман?
Капитан дело говорит, подтвердил канонир Оглоедов. Петр Петрович, ваше благородие, сколько водки в деда заливать?
Тизенгаузен бросил короткий взгляд на Шугая, который что-то невнятное бормотал в бреду.
Сколько влезет, сказал Петр.
* * *
Пиратская шняга пряталась в камышах целый день, с нее для большей скрытности даже сняли мачту. Команда стирала бельишко, чинила одежонку да рыбачила, стараясь особо не высовываться. Троих самых неприметных Тизенгаузен послал берегом в Большие Концыпродать на рынке шелка, прикупить водки и чего-нибудь вкусненького.
Вернетесь пьянымиоставлю на берегу, сказал капитан. Не вернетесьтем более.
Волобуев тоже очень хотел сбегать в село, но он был рыжий и высокий, такой сразу бросится в глаза. Оглоедов со вздохом сказал: «Меня там слишком хорошо помнят, нюхнули они моего пороху...»и даже не попросился. Впрочем, обоих Тизенгаузен не отпустил бы. Из рыжего детины буквально на глазах вырастал отличный старпом, а уж с канониром «Чайке» слишком повезло, чтобы им хоть как-то рисковать.
Дед Шугай тихо похрапывал и улыбался во сне. Лицо его налилось здоровым румянцем, то ли от водки, то ли вообще.
Посланцы вернулись мало что трезвые, так еще и удачно поторговавшиеся. Разузнали новостей: комендант рвет и мечет, затеял пороть своих инвалидов, а народ радуется.
Чему радуется-то? не понял Тизенгаузен. Пираты нос властям утерли, тут сердиться надо бы. Ну, народ... Ну, страна...
Это в вас немецкая кровь бунтует, ваше благородие, подсказал Волобуев. Порядку ей хочется.
Да сколько ее, той крови, осьмушка разве, Петр безнадежно махнул рукой. Русский яи по пачпорту, и по физиономии. А все одно в толк не возьму, отчего на моей родине, куда ни плюнь, такой перекосяк.
Дед Шугай сказал, отчего. Голос его звучал еще слабо, но вполне убедительно.
Ура! воскликнул Петр. Боцман с нами! Налейте-ка мне по такому случаю.
Водка была теплая и отдавала олифой. Тизенгаузен привычно пошарил рукой, но бочки с квашеной капустой рядом не нашлось.
Ну? спросил он неопределенно.
Готовы к отплытию, доложил Волобуев. Идем на Куросаву!
На Кюрасао, поправил Петр. А ведь придется вам, братцы, учить нерусские языки. Там по-нашему не говорят.
Не умеют? удивился Волобуев. Научим.
Всех не научишь. Карибское море, сказал Петр, это тебе не Волга-матушка.
Нешто нерусь такая тупая? удивился Волобуев.
Дед Шугай метко заметил, что тупые всюду есть.
С тем и отвалили.
* * *
Некоторое время плыли без происшествий. Горизонт был пуст, еще пустынней выглядел берег. Оглоедов начищал свою пушчонку, Волобуев следил за порядком, дед Шугай, временно освобожденный от боцманских обязанностей, выздоравливал. Сыграли забавы ради боевую тревогу, после наловили рыбки, сварили прямо на борту вкуснейшей ушицы.
Ну, живем, сказал Тизенгаузен, поглаживая сытый живот. Будто не пираты, а обыватели какие, самовара не хватает с баранками.
Гармошку бы еще, поддакнул Оглоедов.
И затянул веселую пиратскую песню:
Как по матушке по Волге,
Да по Волге-Волге, ё!
Проплывает да по Волге
Вот такое ё-моё!
Проплывает вот такое,
Да по Волге-Волге, ё!
Совершенно никакое,
Честно слово, не моё!
А самовар у этих отнимем, добавил Оглоедов, всматриваясь из-под ладони в речную даль. Может и гармошка у них тоже найдется.
Петр схватился за подзорную трубу, глянул вперед и похолодел.
Встречным курсом шла черная, как смоль, пушечная барка. Паруса у нее тоже были черные, и длинный черный вымпел развевался по ветру.
Тизенгаузен ждал чего угодно, только не этого. «Чайка» едва начинала флибустьерскую карьеру, а тут ей навстречу попались всамделишные истопники, русские речные пираты, те самые, что «...и за борт ее бросает в надлежащую волну». Петр думал, они остались только в былинах и рыбацких песнях, извели их на Волге-матушке, ан нет.
Это мне кажется, или у них кто-то болтается на рее? неуверенно пробормотал Тизенгаузен себе под нос.
Дозволь обозреть, капитан, раздалось сзади.
Петр обернулся. На него выжидающе смотрел дед Шугай. Тизенгаузен отдал трубу боцману. Тот неловко принял ее одной рукой.
На плечо мне клади, разрешил капитан.
Благодарствую, сказал боцман, и от этой вежливости сердце Тизенгаузена натурально ушло в пятки.
Дед едва глянул на барку и чуть не выронил трубу.
Holy shit! пробормотал боцман.
Тизенгаузен почувствовал, что ему становится дурно.
Там правда удавленник висит на рее? спросил он несмело.
Там всегда кто-то висит, тихо ответил боцман.
И добавилкто, да за какое место.
Барка дала предупредительный выстрел из носовой пушки. В воду плюхнулось ядро и заскакало по невысокой волне.
Петр поднял руку, давая команде понять, что раньше времени суетиться не надо.
На прямых курсах шняга не оторвется от этой черной дуры, сказал он негромко. Но у нас лучше маневр. Можем славно покрутиться вокруг да попортить барке обшивку. Конечно, рано или поздно накроют бортовым залпом... Что посоветуешь, старина?
Дед Шугай посоветовал.
А если серьезно?
Дед Шугай метко заметил, что положение серьезнее некуда. И совет его вполне к месту. Ну, можно еще выброситься на берег и ломануться врассыпную по кустам.
Я свой корабль не брошу, отрезал Тизенгаузен. Не для того мы отправились в путь.
Он повернулся к Волобуеву и отдал приказ спустить паруса.
Барка надвигалась на шнягу, как черная смерть. «Чайка» ощетинилась ружьями и топорами. Оглоедов колдовал у пушчонки. Тизенгаузен нацепил шпагу, проверил и заткнул за кушак пистолеты.
Молитесь, кто умеет! посоветовал он команде и сам зашептал «Отче наш».
Эх, отче наш! вторя капитану, рявкнул Волобуев. Иже еси на небеси! Дальше забыл, короче говоря, аминь и кранты. Веселее, братцы! Не позволит Никола-угодник, верховный спасатель на водах, чтобы насда за просто так! Всем по чаркеи к бою! За капитана Тизенгаузена, пиратские морды!
Ё!!! проорали пиратские морды. Аминь!
Барка тем временем тоже убирала паруса, ход ее замедлился. Палубные надстройки отливали смолью, пушечные стволымедью, матросы бегали по вантам, повешенный на рее вяло болтал ногами. Над «Чайкой» навис высокий черный борт, сверху, как приглашение, упали швартовые концы и веревочный трап.
В гости зовут, Оглоедов недобро прищурился. Ну-ну...
Швартовы принять, скомандовал Тизенгаузен. Сидеть тихо, ждать меня, Волобуев за старшего. Если не вернусь... Тогда тем более Волобуев за старшего. Не поминайте лихом.
И полез по трапу.
Через несколько ступенек он почувствовал, что за ним кто-то увязался. Тизенгаузен раздраженно посмотрел вниз. Там карабкался дед Шугай.
Я пригожусь, капитан, сказал дед.
Петр недовольно поджал губы и полез дальше.
Вахтенные ухватили его, помогли встать на палубу. Тизенгаузен отряхнул камзол, поправил шпагу, заложил руки за спину. Все это он проделал для того, чтобы как можно позднее встретиться взглядом с капитаном барки, сидевшим под мачтой на перевернутой бочке. А когда Петр набрался храбрости поднять глаза, капитан уже глядел мимо.
Примечания
1
Эрнст Теодор Амадей Гофман «Щелкунчик и Мышиный Король», любое издание.
2
Дома эти состояли в родстве между собой.
3
Мышляндия оказалась совершенно неготовой к войне. В описании Гофмана дело вообще представлено как резня беззащитных мышей, не оказывавших сопротивления (« а затем их предали на кухне позорной казни»).
4
Врагам досталась даже столица мышиного королевства (ср. у Гофмана: «Мышильда с небольшой кучкой уцелевших родичей покинула эти места скорби и слёз.»).
5
Его дядя, Христиан-Элиас Дроссельмейер, был победителем в первой войне против Мышляндии и организатором последовавшей затем резни мышей.
6
Даже в самый решительный момент войны Миндально-Изюмные ворота, укрепление у внутреннего выхода из дефиле, охранялось, по свидетельству Мари Штальбаум, только шестью музыкантами из военного оркестра.
7
24 декабря, по странному совпадению накануне подхода армии мышей к крепости, сосредоточение сил завершилось. В это день в Стеклянный Шкаф прибыл молодой король Дроссельмейер и гвардейский гусарский полк.
8
В разгар битвы мы видим егерей в первых рядах наступающих мышиных войск, посреди рукопашной схватки. Такое использование легких войск на месте линейных довольно необычно и может быть объяснено тем, что с начала сражения егерские полки находились в первой линии боевого порядка, откуда не были уведены впоследствии по какой-то причине. Hазначение же егерей для прикрытия головы походной колонны и организации передового дозора как раз совершенно обычно.
9
По запискам самой Мари Штальбаум начало сражения относится ко времени позднее начала первого часа 25 декабря, её родители относят к тому же времени уже окончание битвы; между тем из описания самого дела следует, что оно продолжалось не менее нескольких часов.
10
Гофман несколько запутывает последовательность событий, излагая по отдельности действия сначала мышиной, а затем кукольной армий, но к счастью хронология легко может быть восстановлена по приведенным в тексте крикам в кукольном лагере: «Стройся, взвод! В бой вперед! Полночь бьет!»
11
Hаш источник не упоминает об отступлении мышей, но как еще могли бы они отбить несколько кавалерийских атак, кроме как выйдя из рукопашного боя и построившись в каре? И не могли же они проделать это вблизи от батарей неприятеля. Отсюда мы и выводим необходимость отхода.
12
Hикак иначе нельзя объяснить те его приказания в этот момент, которые передает источник. Здесь мы не можем исключить и выдумки Гофмана, который заставляет короля посреди битвы вспоминать Шекспира
13
Ego amoя люблю (лат.), ego amatя любит, неправильная грамматическая форма.