Отец Таши говорил, что он готовил это всё почти девятнадцать лет, и теперь я вижу, что времени зря он не терял. Всё это, скорее всего, проработано до мельчайшей детали и никто, даже он сам, не отступает от плана.
Я вскинул взгляд и усмехнулся. Вспомнишь лучик, вот и солнце. Евгений шагал по тому самому коридору, а те двое, что всех и перебили выкидывали тела в окно, где их укладывали в ряд. Всё это могло напоминать подготовку к какому-нибудь, например, параду, будь трупы каким-нибудь, например, реквизитом.
Хотя, возможно, так оно и есть. Мы же не знаем, что там будет по замыслу.
Когда кто-то из бравых ребят вынес на улицу трибуну, я едва не рассмеялся от абсурдности всего, что тут происходило. Такое ощущение, будто бы для них ничего и не произошло. Просто рутина каждый день вот убивают по паре десятков охотников, а потом их в рядочек в качестве украшения выкладывают. Цвет багровый такой насыщенный, да, к крыльцу подходит, чёрт возьми.
Они там, похоже, совсем отбитые, произнёс кто-то. Маму, поди, родную прирежут и не заметят.
Говорящему возразили:
Они за маму родную и убивают. Такая дичь столько лет и поколений творилась, её дружбой и жвачкой не разрулишь, мужчину поддержал дружный вздох.
А я подумал, что за Ташу сделал бы и не такое, лишь бы её жизнь стала счастливой, лишь бы никто не мог заставить её делать то, чего ей не хочется. Думаю, её отец начал заговор именно ради своей семьи. Не думаю, что этому охотнику так уж хочется власти.
Вновь явился посыльный, сказал расступиться, чтобы ворота были открыты. Мы все дружно сделали несколько шагов влево и вновь остановились, будто вкопанные.
Примерно через час послышались звуки работающих моторов, и следом появились штук десять грузовиков, из которых, опасливо косясь на нас, вывали гурьбой охотники, возрастом на вид примерно от лет двенадцати до пятнадцати. Их заставили держаться подальше от сцены, но никто из них туда особо и не стремился, взгляды были прикованы к нам. Да, кажется, любопытства во многих больше, чем страха Это хорошо. Когда они вырастут, то будут относиться ко оборотням уже спокойно.
Эти грузовики уехали, подъехали автобусы, из них вышли уже взрослые, некоторые даже откровенно пожилые охотники, в основном женщины. Нас заставили разомкнуться, чтобы все, кого привезут вскоре, поместились внутри кольца.
Машины и автобусы шли непрекращаемой вереницей, в итоге, народу было уже просто тьма. Не меньше тысячи, наверное, охотников. Насколько я знаю, их в городе достаточно мало, а значит, тут теперь находились едва ли не все они.
Но детей здесь не было и, удивившись этому, я получил такой ответ:
До двенадцати лет детей не относят к охотникам, они живут почти что как люди Даже в школы ходят. Только, само собой, знают об оборотнях и охотниках, да умеют язык за зубами держать.
Но те, кого привезли сюда первыми, тоже были сомнительными претендентами в охотники, дети и дети Надеюсь, их не учат убивать уже в этом возрасте. От системных, судя во всему, можно ожидать чего угодно. Даже Таша, которую, судя по всему, воспитывали далеко от идеалов охотников, чувствовала себя потерянной среди обычных людей. Она даже не сразу привыкла просто ничего не делать. Для неё это было чем-то противоестественным, она, будто робот, по утрам на автомате начинала делать разминку, которая и мне не снилась даже.
Прошёл ещё, наверное, час. Для меня было не в новинку стоять вот так вот, а другие начинали уже изнывать от скуки. Хотя, некоторые находили себе развлечение по душе: прямо перед нами, в нескольких метрах, конечно, стояла группа молодых девушек, и оборотни с удовольствием пялились на них, шепотом, будто бы забыв, что у всех тут слух что надо, обсуждая подтянутые фигуры охотниц.
Но все затихли, когда из здания вышел и направился прямо к трибуне Ташин отец. Его лицо выражало скорбь и печаль, плечи были опущены. Я только усмехнулся его артистизму.
Охотники! воскликнул он, привлекая к себе внимание публики. Те сразу же встали по струнке смирно.Я буду краток. Повод, по которому всех вас здесь собрали, должен был быть радостным, однако сегодня у нас траур, он рукой указал на тела, лежащие чуть в стороне. Кто ещё не заметил их раньше, увидел сейчас. По толпе пронёсся ропот, кто-то вскрикнул. Но успокоились все достаточно быстро, потому что ожидали объяснений.
Эти бравые защитники пали жертвами нашего Совета и его коварства, я чуть не заржал в голос. Мы готовили, и очень долго, проект по пиримирию с оборотнями, которые с удовольствием пошли на переговоры с нами, теперь рукой он обвёл вокруг. указывая на кольцо. Многие из них согласились придти сегодня сюда, чтобы закрепить нашу дружбу, он сделал паузу. Однако, как оказалось, наш Совет готов был развязать войну, но не допустить перемирия, в толпе у многих уже начиналась истерика, но их быстро успокаивали более сдержанные товарищи. Этих охотников убили представители Совета, в надежде обвинить в этом двуликих, я поморщился от охотничьего жаргона.Но нам удалось уличить их в этом, не дав опорочить честь наших новых друзей. По поводу перемирия планировалось торжество, однако, в связи с трауром принято было решения отложить его и ограничиться речью представителя, избранного оборотнями.
Евгений ушёл с трибуны, а его место занял оборотень. Он тоже делал вид, будто ему непомерно грустно.
Мне жаль, начал он, что наш мир начинается с таких грустным событий, но, надеюсь, в будущем у охотников и оборотней получится сотрудничать и помогать друг другу. Мне безумно жаль тех, кто пострадал из-за попытки подставить нас, и я выражаю благодарность тем, кто не дал войне оборотней и охотников развязаться. На этом, думаю, всё Моя речь была объёмнее и радостнее, но сейчас я испытываю лишь скорбь и грусть.
Я будто присутствовал на прекрасно обыгранной постановке. Действительно хотелось верить их проникновенным речам, даже учитывая то, что я видел. А те, кто бы в неведении, точно повелись на это, без вариантом. Только если совсем параноики с подозрением отнеслись к этому, но вряд ли на таких вообще обращают внимание.
Евгений вернулся на трибуну.
В связи с тем, что мы не можем больше доверять прежнему Совету, будет собран Экстренный Совет, который займётся урегулированием сложившейся ситуации и вынесением приговоров виновным. На этом всё, сохраняйте спокойствие. Вас отвезут обратно в том же порядке, что и доставили сюда.
Всё это длилось не меньше часа, и только когда все до последнего из толпы, были вывезены отсюда, Евгений приказал вывести бывших сленов Совета. На лицах всех из них застыла злоба, ярость, мне даже стало не по себе Думаю, если они не виновны в смертях этих охотников, они виновны во многом другом. Меня, скорее всего, убили тоже они.
Эпилог. Таша.
Макс прилетел к нам через неделю. Всё это время он почти не писал мне и не звонил, поэтому я переживала за него Но он говорил что-то про занятость и документы, а потом пропадал. И прилетел он без предупреждения. Просто утром я проснулась, а он рядом.
Я спрашивала про то, что там с охотниками Он отвечал, что всё в порядке, на остальные вопросы отмалчивался. Я попыталась позвонить отцу и расспросить его, но он ответил мне то же самое: всё в порядке.
Мама была более многословна, но никаких подробностей я не добилась и от неё. Пришлось просто-напросто забить на это и жить.
Макс и слышать ничего не хотел о том, чтобы вернуться домой. Он уже собрал все свои сбережения, продал в нашей стране всё, что у него было и заявил, что нам хватает на недорогой небольшой дом где-то в Альберте. Гражданство на себя взяли Марго и Марижена обращённого Маргаритой мужчиной.
Его семья приняла меня, едва ли ни как родную, а теперь грустили, что придётся прощаться. Это была запредельно милые оборотни И мне действительно нравилась эта страна, пусть я и пробыла здесь всего ничего. Я понимала, что придётся-таки доучивать английский, а ещё и французский, но это не пугало Макс говорил, что у нас есть ещё много времени на то, чтобы обустроиться. Когда я заговорила о том, что у меня-то и образования нет, профессии, и в этой стране я вообще мало что смогу, он вообще заявил, что мне в ближайшие три с лишним года не о чем беспокоиться.
Как оказалось позже, Альберта была выбрана не пальцем в небо. Знакомый Алекса, того, у кого мы остановились в Оттаве, имел в Калгари охранное агентство, лучшее там и Макса с его армейским прошлым едва ли ни зазывали туда. Охрана, похоже, что у нас, что здесь была специализацией оборотней. Но это и не удивительно.
Мы уже через два месяца обустроились на новом месте, ещё через месяц получили вид на жительство и оформили брак, а к моменту, как родилась наша дочь, у нас уже было гражданство, у неё, естественно, тоже.
Алиса была удивительно спокойной девочкой, хотя я готовилась к бессонным ночам и круглосуточному плачу. Она к пятому месяцу своей жизни спала уже очень мало, но не требовала много внимания, хотя, я и без плача старалась быть с ней рядом чуть ли не круглые сутки.
Я беспокоилась о том, что плохо знаю английский совершенно зря. Жизнь среди англоговорящих заставила меня уже через полтора года свободно разговаривать на нём, однако же, от акцента я никогда, наверное, не избавлюсь. Изучение французского шло, хоть и с горем пополам. Через те же полтора года я ломано и со вставками на английском, могла говорить на обыденные темы и задавать такие же обыденные вопросы.
Макс работал много, но при этом немало времени проводил и с нами. Через три года жизни в Канаде мы продали дом и переехали в просторную квартиру в центре Калгари.
Наш сын родился, когда Алисе было уже девять лет. И, если старшая дочь была похожа на Макса, имея лишь некоторые мои черты, то Ник был копией моего отца, на которого я была похожа.
Когда сыну было четыре, я уговорила Макса съездить на родину. Он долго сомневался, но всё-таки решился. Он и сам, как бы не скрывал, скучал по дому. Приехав, мы встретились с Марго, с Настей, с моими родителями.
Отец был по уши погружён в проблемы охотников, но по рассказам мамы я знала, сколько всего он сумел сделать. Тот переворот, которого никто и не заметил, в общем-то, того стоил. Система была полностью разрушена. Почти все охотники нового поколения жили своей жизнью среди людей. Многие даже сходились с оборотнями. Совет существовал едва ли не по инерции, но оставалось много охотников, которые не знали других дел, кроме как кромсать диких. Так что, им это было нужно.
Дети разговаривали по-русски, с непривычки ломанулись болтать со всеми подряд, потому что язык им нравился. Через месяц они согласились остаться здесь навсегда.
Макс притворно бурчал, пытался нас образумить, но сдался под напором и уехал в Канаду, решать все оставшиеся проблемы и распродавать имущество.
Через год у него было своё агентство, но уже на класс выше того, в котором он работал в Калгари. Работали у него не только оборотни, но к влиятельным людям телохранителями он ставил только двуликих. Двоих ещё успела обратить Марго за тот год, что мы жили в Москве, и оба стали работать у Макса. Такими темпами проблем с рабочими кадрами у него точно не будет.
Живя в Канаде, я пропустила свадьбу Ады с Игорем. Подруга заявила, что глубоко на меня обижена, но согласна простить, со временем, конечно.
В Калгари я так и оставалась домохозяйкой, но тут я чувствовала себя в своей тарелке и дети были уже постарше Так что, забыв о том, что у меня мужпреуспевающий бизнесмен, я отправилась преподавать курсы самообороны. Конечно, я следила за своей формой и своими навыками, но они были уже не те, что пятнадцать лет назад. Правда, для девушек, которые не знали даже, как локтём под дых дать, я была гуру боевого мастерства. Но через несколько месяцев я твёрдо решила, что должна вернуться к прежнему уровню, мне самой это было нужно.
В свои тридцать три я выглядела максимум на двадцать пять, и то с наятжкой, но пока ещё удавалось сказываться это на больно хорошую жизнь. Но, после восемнадцатилетия Алисы точно придётся и мне, и Максу урезать возраст. А лет через десять и вовсе менять место проживания, чтобы знакомые из людей не задавались вопросом, почему в пятьдесят я выгляжу на тридцать.
Когда Нику было семь, Макс поднял вопрос о третьем ребёнке, и я поняла, что с меня пока что хватит. Он настаивать не стал, но я на всякий случай напомнила, что времени у нас ещё дополна. Вполне себе можно обзавестись ещё одни спиногрызом лет через пятнадцать, например.
А вообще, будучи сейчас уже не восемнадцатилетней напуганной девчонкой, а почти что взрослой женщиной, я понимала, что ни разу за эти пятнадцать лет не спросила себя, счастлива ли Ведь вариантов иных и не было.
Да, счастлива.
Конец