В то утро, как ни в какое другое, ей требовалась помощь, подсказка, совет. Что делать? Как жить дальше?
Но вместо ответов у дверей лачуги старого учителя ее ждали новые вопросы в виде стражей Правителя.
Кто такая? Внутрь нельзя!
Перед лицом пытающейся прорваться в дом Кима Тайры, скрестились лезвия ножей.
Я работаю здесь служанкой. Пустите. Мой хозяин слеп, ему может понадобиться помощь!
Твоему хозяину уже не понадобится помощь
Не обращая внимания на странные слова, Тайра на свой страх и риск поднырнула под острые лезвия и бросилась внутрь.
Как это не понадобится ее помощь? Конечно, понадобится. Ведь Ким совсем один.
Зачем здесь стражи?
Она нашла его лежащим в старом кресле. Спокойного, умиротворенного, даже расслабленного. Только пустого. Не звенящего светом человека с переплетением из различных энергетических структур, а физическую оболочку. Которую покинула душа.
Нет Нет. Нет!
Ким!
Если бы не прозвучавший в комнате незнакомый голос, она кинулась бы к учителю, чтобы обнять, чтобы попрощаться, чтобы прижать к себе сухую руку, чтобы
Так-так-так. А вот и ты! Как хорошо, что не придется за тобой посылать. Одна служанка, и оба хозяина мертвы. Как занимательно Стража!
На выкрик высокого усатого мужчины, одетого в белую с золотым туру и свободные с вышивкой штаны, прибежали солдаты.
ЧтоЧто с ним случилось? Почему? Как Как же так?
Она лопотала без остановки, не замечая того, что за спиной скручивают руки.
Он не мог умереть, не мог Он ведь был еще не стар. Ким! Ки-и-и-иммм!!!
Тонкий голос сорвался на визг и оборвался хрипом.
Усатый поморщился, и прищурил сверкающие ненавистью черные глаза.
Вот ты нам и расскажешь, сутра, почему он умер. Точнее, почему умерли оба.
Это не я! Прошептала Тайра и почувствовала, что сейчас сломается треснет изнутри, расколется и зашипит, пролившейся на раскаленную землю, влагой. Я не Что Почему он умер? Почему?!
Ее лишь жестче подхватили под руки. Черноусый не ответил вместо этого коротко скомандовал:
Уведите эту колдунью с глаз долой.
Тогда она впервые за долгое время услышала это слово вновь.
* * *
(Oystein Sevag Seen From Above)
Странно, но возвращаясь в те дни, Тайре даже теперь малодушно казалось, что было бы лучше, если бы Радж выжил. Ведь тогда осталось бы хоть что-то знакомое: кровать под лестницей, метлы в углу, серебро, которое нужно чистить и отражающиеся от стен зычные окрики. Пусть даже злые, но все же знакомые.
А так потерялось сразу все качнулся под ногами мост, проломились под ногами прогнившие доски, и перила, щепки, веревки все полетело вниз, в бурное и мутное, состоящее из грязи, течение.
Нет, в камеру ее бросили не сразу первые пять часов ее допрашивал тот, кого она никогда прежде не видела и о ком в Рууре слагали пугающие мрачностью легенды колдун Алу Брамхи-Джава.
Помнится, несколько лет назад она спросила о нем Кима правда ли, мол, что колдун? И почему не мистик?
Тогда еще живой Кимайран покачал головой.
Мистик это тот, кто знает о даре, уважает его, умеет им пользоваться, хранит для себя и никогда не использует во вред. Колдуном же зовется тот, кто извлекает из полученных умений личную выгоду, направляет, наплевав на запрет Старших, против других, использует в злых целях. Такой человек чернит собственную душу, Тайра, порочит ее, и, значит, никогда не переродится в лучших условиях, а уйдет в нижний мир, чтобы раствориться в нем насовсем.
Но зачем он это делает? Если знает, что так будет?
Люди знают о многом, но не во многое верят в этом проблема. Брамхи-Джава полагает, что сможет избежать суда Бога, но он ошибается. Он черен изнутри. Избегай встреч с ним, Тайра.
И она избегала бы.
Если бы могла.
За те пять часов, что она провела с ним наедине в темном и прохладном зале зале допросов, расположенном в прилегающей к тюрьме постройке, она поняла следующее: Радж Кахум был скотиной, но ему было далеко до Брамхи-Джавы высокого, плотного, черноглазого и крайне неприятного на вид человека.
Черная с зеленым мантия, горбатый нос, пренебрежительно отвислая нижняя губа и вделанный в юру сверкающий красный камень делали его похожим на актера пародию на самого себя, великого колдуна.
Да, на актера, если бы не клубящийся внутри физического тела сгусток из темных линий зловещий клубок невероятной силы. Что это душа? Или то, что от нее осталось? Черная, проданная неизвестно кому, изъеденная болезным грибком
Единственный взгляд внутрь подсказал Тайре, что дар у стоящего перед ней человека есть, и это плохой дар, а, значит, нужно быть настороже.
И еще перед тем, как он произнес первое слово, она окружила себя похожим на зеркало щитом через такой не увидеть, как ни смотри.
И началось.
Брамхи-Джава умел говорить. Он делал это так ладно, что в какие-то моменты ей начинало казаться, что он прав, что стоит признаться во всем, даже в том, чего она никогда не делала, но Тайра держалась.
Колдун был терпелив. Сначала он вопрошал о том, действительно ли Тайра поставила в доме Кахума растяжку? Нет? А, может, да? Это ведь прекрасно, если у нее есть такая способность, это ведь талант, а таланты правитель ценит и одаривает золотом. Затем упомянул о том, что Радж Кахум часто повторял слово «колдунья» ведь не зря?
Какие методы ты использовала? Изменяла свойства еды? Пыталась его приворожить? Вызывала в теле болезни? Воздействовала мысленно?
Он не упрекал он будто бы даже восхищался мнимыми злодеяниями, пел им оду пытался взять пленницу через гордыню, но Тайра не поддавалась, и, чтобы ни говорил Брамхи-Джава, хранила молчание. Слушала звук его шагов по мраморному полу, чувствовала, как мерзли, еще не израненные и не обожженные на тот момент, босые ступни, старалась не смотреть в отталкивающие черные глаза.
Давай, девочка, расскажи мне все. Ты ведь знаешь, что в твоем теле заключены неподвластные многим способности, знаешь, как ими пользоваться похвались ими!
Тишина. Тонкие, рассекающие полумрак зала, солнечные лучи, пробивающиеся через вертикальное зарешеченное окно. Ее тихое дыхание.
А ты видишь будущее? Умеешь предсказывать то, что еще не произошло?
Ничего не предначертано, хотелось ответить ей, все может измениться. Как можно предсказать то, что может измениться?
Да, но оно может измениться только у тех, кто умеет менять, а большинство лишь плывет по течению, ответил бы ей колдун, и тем самым добился бы поставленной цели втянул бы Тайру в диалог.
Нет. Молчать. Чтобы он ни сказал.
Зачем ты навлекаешь на себя беды, когда можешь получить прекрасную жизнь? Вурун Великий не будет требовать невозможного он попросит лишь о малой части твоего таланта и позволит тебе быть свободной большую часть времени. Разве ты не хочешь быть свободной? Жить в собственном доме богатой, красивой, независимой женщиной?
Человек с вделанным в юру камнем надавил на больное.
Хотела ли этого Тайра? Безусловно. Но сильнее чего-либо, она не хотела нарушать данное некогда самой себе обещание.
« Не продавай душу за блага. Просил ее Ким. Не используй дар против воли Старших. Не иди туда, куда твоя интуиция говорит тебе не идти, Тайра. Любой грех гордыня, жадность, жажда власти, алчность это те пятна, что никогда не отмыть, и однажды данный тебе дар может быть утерян навсегда. Ты понимаешь это, Тайра?»
Она понимала. И потому пообещала себе никогда не ступать на дорогу нечистых помыслов. Нельзя. Потому что тем самым она предаст себя, Учение и старого учителя.
Но свой собственный дом как же это заманчиво! Растения в горшочках, пушистые ковры и тишина. Может быть, даже фонтан во дворе
Поддаться соблазнам так легко невероятно легко. Одно лишь «да», и выдолбленные на душе стальные принципы в мгновение ока проржавеют, осыплются на землю гнилой стружкой, а на их месте останется черная дыра. И фонтан во дворе.
Так ты расскажешь мне о своих умениях? Черные глаза буравили ее, как сверла. Казалось, на их дне рассыпано битое стекло, и Тайра ходит по нему босиком. Расскажешь?
И она в который раз за последние несколько часов промолчала.
С тех самых пор за ней наблюдали. Кто-то невидимый ей, ежедневно стоящий у ограждения «загона». Она никогда не видела своего персонального «надзирателя» в лицо, но постоянно ощущала на себе его цепкий изучающий взгляд колкий и царапающий, стремящийся пробраться внутрь черепной коробки.
Мелкий колдун? Мистик? Нет, мистик бы не подался на службу Вуруну она, если говорить честно, вообще до этого момента не встречала себе подобных, хоть Ким изредка упоминал о таких.
Кем бы ни являлся пристально следящий за ней человек, своего поста он не покинул ни разу. Интересно, чего он ждал? Явного проявления дара постановки открытого щита? Вытягивания энергии для собственной подпитки из других людей? Случайно разросшегося под ногами Тайры коврика зеленой травы?
Если так, то его ждало разочарование последнего она делать не умела, а на первые два пункта никогда бы не отважилась.
«Загон» бубнил голосами, стонами и привычными звуками танцующих ног. Жара усиливалась, цепкий взгляд не отпускал.
Истекая потом, Тайра надеялась лишь на одно на то, что сегодня придет Сари. Случайно решит навестить подругу и захватит с собой воды. А если так, то ждать осталось два часа. Два часа жжения на макушке, боли от спекшихся в корку запястий, ломоты в коленях и два часа препротивнейшего ощущения того, как на твоих ступнях формируются пузыри от ожогов.
Черт бы подрал беспощадное солнце Руура. Черт бы подрал сам Руур. И черт бы подрал эту нестерпимо жаркую клетку.
Ким говорил, что ад это когда душа, зацикленная во временной петле, без способности выбраться наружу, должна постоянно совершать ненавистные ей действия. Раз за разом, круг за кругом бесконечно, пока не сгорит в муках и агонии.
Стоя в «загоне», изнывая от истощения и головной боли, Тайра никак не могла понять, существуют ли различия между адом и этим местом? А если так, то одно она знала наверняка: стоит Сари сегодня не появиться, и в отсутствии воды эти мнимые (если они и существуют) различия сотрутся вовсе.
* * *
Этот запах она помнила давно: смесь лавандового и апельсинового масел, нотка корицы, цветка Архи и букет из эфирных настоек.
Так пахла кожа всех наложниц Сладких Домов.
Впервые она почувствовала его три года назад, когда спустя несколько дней после второго распределения Сари пришла навестить подругу в дом, куда отправили работать Тайру.
Привет. Заходи. Нет, в общую комнату нельзя, там сейчас хозяин. Проходи вот сюда
Тихонько скрипнула дверь под лестницей.
Они сидели на кровати, а крохотную комнату через единственное, распахнутое настежь окно, заливал мягкий персиковый цвет, опустившегося на Руур заката. То был первый раз, когда они увиделись после распределения, когда Тайра стала служанкой, а полногрудая, полногубая и черноглазая Сари наложницей в Сладком Доме.
Они встретились и подружились в пансионе: обеим по пять маленькая, кудлатая и зареванная Тайра и вечно напуганная и неуверенная, длинноволосая Сари. Такие разные, но такие похожие. Обе потерявшиеся в жизни, обе старающиеся найти прутик, за который можно держаться, и в течение всех этих лет вынужденные скрывать общение, которое не просто не поощрялось было строго наказуемо наставницами. Но годы текли, и синяки, получаемые обеими всякий раз, стоило матерям-наставницам обнаружить девочек вместе, не смогли похоронить дружбу.
Как ты? Как все прошло?
Сброшенная с плеч тулу с фиолетовой Дерой на подоле лежала возле кровати; Сари смущенно потирала густо намазанное чем-то жирным плечо.
Тогда им обеим было по восемнадцать, а тогда Тайра в первый день почувствовала этот запах запах лаванды и апельсина.
Даже не знаю, как сказать.
Почему? Все было плохо? Там так ужасно, как рассказывают?
Да, в общем нет, наверное. И да, и нет.
Не понимаю. Так хорошо или плохо?
Темные глаза Сари смотрели на собственные густо накрашенные красной краской ногти на ногах кажется, любовались; на одной из лодыжек позвякивал золотой браслет.
Подруга смущенно втянула воздух, оторвала взгляд от собственных ступней и взглянула на Тайру на ее лице играла растерянная и странным образом довольная улыбка.
Ты не поверишь, если я расскажу
Поверю! Говори!
Знаешь, надо было тебе пойти со мной.
Я не могла, ты же знаешь. Распределение не обсуждается.
Да знаю я, знаю.
Так что там было?
О Сладких Домах можно было услышать от мужчин, но никогда от женщин, никогда изнутри, и теперь Тайра нетерпеливо подпрыгивала на кровати, желая узнать продолжение.
С самого начала?
Ну, конечно!
Ладно, слушай. Сари откинула кудрявые волосы с плеч, оперлась спиной на стену и принялась теребить собственные пальцы. Ты только
Что?
Не осуждай меня
Что?
Она откровенно чего-то смущалась, но чего? Даже в те далекие времена, когда она иногда воровала еду из чужих, втайне переданных родителями дочерям, сумок не их собственных, нет, собственные родители что у одной, что у другой оказались слишком послушными, чтобы нарушать законы пансиона Тайра никогда не осуждала подругу. Еда она такая. Ее лучше иметь, чем не иметь. Это они обе уяснили с детства.
Я не буду тебя осуждать.
Точно не будешь?
Тайра воспроизвела пальцами жест клятвы Богу, после чего спросила:
Видишь?
А пятью минутами позже она свисала вниз головой с собственной кровати, пытаясь успокоить бушующую в непонятных местах кровь. Уши горели.
Она что, правда оставила тебя в этой комнате?
Говорю же! Сделала вид, что разговаривает с владельцем Дома, а меня оставила в сторонке. А там Там
Сари покраснела сильнее прежнего.
Там все трогают друг друга. И они везде люди. Пары. Только чаще всего одна женщина и несколько мужчин
Это же ужасно!
Я бы тоже так сказала, только я обомлела, когда увидела написанный на лицах наложниц восторг. Их. В них проникают отовсюду Тайра, не поверишь, в рот, сзади, снизу, а они так сладко стонут.
Тайра сползла с кровати, поплотнее прикрыла дверь и подоткнула в щель свернутый в рулон платок не дай Бог Радж услышит хоть слово.
И ты смотрела на них? Ждала, пока настоятельница поговорит с владельцем и стояла в той самой прозрачной юбке и с голой грудью?
Да. А все смотрели на меня в ответ. Сношались и любовались моими титьками. А потом
Что потом?
Тайре казалось, что ее грохочущий пульс заглушит дальнейшие слова, но уши оказались более любопытными и жадными, нежели, пытающаяся оградить хозяйку от дальнейших подробностей, совесть.
Потом ко мне подошли сразу двое. Один начал гладить по груди и приговаривать что-то вроде: «Ну, как это нельзя ее трогать? Посмотри на эти чудные упругие арбузы если такие наросли, значит, она полностью готова», а второй
А как выглядел первый?
Голый. И лысый. Он трогал меня за соски, но не щипал, а ласково так гладил нежно. Брал груди в руки, взвешивал их, стонал от удовольствия. А его член
Тайре казалось, что сейчас она рухнет сквозь пол провалится в преисподнюю за то, что позволяет себе не только слышать такое, но и представлять. Член Боги, она видела его. Один раз. Случайно.
Его член стоял, как палка длинный такой, напряженный. Он упирался в меня, представляешь?
Он горячий?
Еще какой. И твердый очень. Но первый это еще ладно. Ты не представляешь, что начал делать второй а ведь я даже его лица толком не видела.
Что?
Теперь тело Тайры горело полностью. Хотелось сесть на что-нибудь верхом и почесаться о твердую поверхность промежностью.
Он Он юркнул мне между ног, устроился задом на полу, раздвинул там складочки и принялся лизать.
В этот момент глаза подруг встретились у обеих круглые, как медяки.
Лизать?!
Да!.. Сари вновь принялась теребить край задранной вверх юбки. Ему настоятельница орет: «Внутрь не проникайте, она еще девственница!» а этим хоть бы ухом. Один все грудь тискает, а второй мягко так «там» лижет.
И И тебе это нравилось?
Черные глаза Сари стыдливо прикрылись от воспоминаний.