Спустившись по нескольким лестницам в глубину скалы, на которой стояло палаццо Коро, Трис достиг, наконец, последней из трех заговоренных дверей, той, за которой, собственно, и находился его архив. Здесь, в просторном зале с довольно низким сводчатым потолком, опиравшимся на приземистые кирпичные колонны, стояли застекленные шкафы с книгами и рукописями. Все остальное богатство: артефакты, приборы, забавные вещицы, чудом пережившие долгую череду веков, редкие минералы и прочие чудесные и попросту уникальные вещи хранились в другом помещении, но сегодня они были Трису не интересны. Его визит в архив был связан с подборкой документов, имеющих отношение к теории множественности миров. Сейчас все эти бумаги были аккуратно и в хронологической последовательности сложены в четыре небольших архивных коробки, которые, в свою очередь, ожидали Триса на полке рядом с его рабочим столом.
Усевшись в приготовленное для него кресло, Трис открыл первую коробку и тщательно просмотрел хранящиеся в ней бумаги. Все они оказались ему знакомы, поскольку он довольно хорошо помнил их памятью Августа Мишильера, но ничего по-настоящему ценного в них не было, кроме, разве что, конспекта пятой главы небезызвестных "Трудов" Виглера, его, так называемой, "Трансцендентной физики". Само это редкое издание, тот его уцелевший по случаю экземпляр, который "великому отцу" Триса удалось вынести из огня во время пожара, случившегося в 1832 году в Падуанском университете, стоял сейчас в шкафу вместе с другими редкими книгами. Однако было очевидно, что показывать эту книгу князю Трентскому незачем. Не настолько они на данный момент были близки, чтобы делиться такого рода секретами. Другое дело сделанный в давние годы конспект, составленный рукой Августа Перигор-Мишильера. Вот его вполне можно было дать почитать своему новому знакомцу.
Князь Трентский нравился ему, как человек, не говоря уже о том, что с ним можно было говорить на многие и многие темы, чуждые и непонятные большинству окружающих Триса людей. Возможно, со временем, они действительно станут друзьями, но дружба - не любовь и не возникает в один день. Она вырастает медленно, - если это, разумеется, настоящая мужская дружба, - и требует усилий с обеих сторон. Зандер, по сложившемуся у Триса впечатлению, к такому "подвигу" был готов, поскольку испытывал симпатию и к главе клана Мишильер, и к его сестре. Но лишь время покажет, что выйдет из этих обоюдных усилий. А пока Трис был готов поделиться с князем Трентским лишь конспектом, но не самой книгой. Однако и здесь все оказалось не так просто, как полагал Трис, беря эту рукопись в руки.
Начать с того, что это оказался совсем не тот конспект, о котором он помнил памятью своего творца. Это была всего лишь копия известного Трису документа, сделанная отнюдь не рукой самого Августа Мишильера. Некий анонимный переписчик скопировал конспект аккуратным округлым почерком на бумаге отличного качества. Формат in-quarto, плотная, пожелтевшая от времени венецианская бумага, черная ничуть не выцветшая тушь. Страницы пронумерованы и сшиты вместе суровыми нитками. И, разумеется, это был совсем не тот экземпляр, который "читал" Трис.
Перелистывая страницы рукописи, он обнаружил, что рукой Августа Мишильера - и совершенно другими чернилами, - в конспект внесены многочисленные схолии, замечания, "мысли вслух" и прочие маргиналии. В некоторых местах текст, вписанный миниатюрными буквами между строк и на широких полях, был столь плотен, что наверняка превосходил по объему то, что было изначально записано на этом листе. Обычно вставки были сделаны красными или зелеными чернилами, но иногда встречались так же фиолетовый и черный цвета. Однако и это не все. В продолжении изучения тетради Трис обнаружил два "неродных" листа того же размера ин-кварто, не вшитых, а просто вложенных в рукопись между тридцать седьмой и тридцать восьмой страницами, но имевших общую с другими страницами нумерацию: 37.1, 37.2, 37.3 и 37.4.
Вчитавшись во все эти дополнения и разъяснения, Трис забыл о времени и обо всем вообще. Он не помнил этого текста, вот в чем дело. Август Мишильер не передал ему это знание, а, возможно, и не предполагал посвящать своего "сына и наследника" во все эти опасные секреты. Скорее всего, этот экземпляр конспекта уцелел по ошибке, по счастливому для Триса стечению обстоятельств и вопреки планам его "великого отца". Ценность же данного документа было трудно переоценить, поскольку здесь Август Мишильер не ограничился одними лишь теоретическими спекуляциями, но сосредоточился на практических аспектах вопроса, на технике и методах, и на отсылках к конкретным экспериментам, которые проводились несколькими разными учеными на протяжении последних пяти веков. Откуда старик узнал об этих исследованиях, теперь можно лишь гадать. Скорее всего, он имел доступ к несохранившимся до нашего времени источникам. Но лиха беда начало! Если сохранился этот экземпляр конспекта, то, чем боги не шутят, возможно, в этом же архиве или в других подобным ему тайных собраниях найдутся и другие документы, которые позволят Трису понять, как Августу Мишильеру удалось заглянуть за Великий Барьер.
Трис проработал с вновь найденными документами до поздних часов утра, но перед уходом все-таки заглянул в три другие коробки и не удивился, обнаружив в одной из них тот самый конспект, который еще с вечера предполагал здесь найти. Его-то он, покидая свой тайный архив, и прихватил с собой. Этим конспектом он без опасений мог поделиться с князем Трентским и собирался сделать это при первой представившейся возможности. Сейчас же, несмотря на усталость, он хотел переброситься парой-другой фраз со своей сестрой. Было у него к ней несколько не то, чтобы срочных, но достаточно важных дел. Однако, несмотря на то, что дело шло к полудню, Габи в палаццо не оказалось. И слуги смогли сообщить Трису лишь то, что она, как уехала с вечера на прием к де Бофремонам, так пока домой и не возвращалась. Надо полагать, загуляла и загуляла, что называется, по-крупному. Не в первый раз, положим, и наверняка - не в последний, и к этому, увы, следовало привыкать...
***
В конце концов, Габи вернулась, - ему сообщил об этом по телефону мажордом, - но теперь был занят сам Трис. Он провел весь тот вечер, нанося один за другим совершенно необходимые частные визиты, один из которых к обоюдному удовольствию закончился в постели баронессы Ларок. Женщина была молода и притягательна, а где проводил свое время ее супруг, Трис, всецело поглощенный интересом к роскошному телу баронессы, спросить ее как-то забыл. Впрочем, если бы это было по-настоящему важно, Мишель наверняка нашла бы нужным ему об этом сказать. Но она промолчала, и ночь прошла просто восхитительно, причем не только для него одного. Баронесса, если судить по ее поведению, улыбкам, стонам и прочему всему, тоже осталась довольна случившимся как-то вдруг адюльтером. Поэтому Трис никуда от нее не спешил, - тем более, что его и не гнали, - и домой добрался только около десяти утра, когда его младшей сестренки уже и след простыл. Куда она направилась на этот раз, было снова неизвестно. Куда-то, к кому-то, к мужчине или женщине, к подруге или к любовнику, а может быть, и вовсе в императорский дворец. Бегать за ней по всему городу, - тем более, обзванивать без уважительной причины ее знакомых, - было бы унизительно и глупо. Трис это понимал, хотя и начинал беспокоиться, как бы Габи не занесло куда-нибудь не туда. Она же по сути еще ребенок, девочка, по необходимости притворяющаяся взрослой женщиной.
Мысль эта его достаточно сильно тревожила и не оставляла на протяжении следующих нескольких часов, а потом небо рухнуло, и ему стало не до пустяков. В три часа дня или около того, - точного времени Трис потом вспомнить так и не смог, - ему телефонировал князь Трентский и без экивоков и околичностей прямо спросил, вернулась ли Габриэлла домой.
- Что-то случилось? - насторожился Трис.
- Мы были на приеме у Эвы Сабинии... - начал было объяснять Зандер, но, видимо, его тревога оказалась сильнее правил приличия, и он сразу же перешел к главному. - Габриэлла неожиданно оставила нас. Внешне она выглядела нормально, но меня встревожило ее поведение. Она, знаете ли, пошла в дамскую комнату и находилась там совсем мало времени. Не дольше минуты или двух, но, выйдя оттуда, сразу же засобиралась домой. И понимаете, Трис, у меня, и вроде бы, без всяких на то оснований, возникли странные опасения. По моим ощущениям, в те несколько минут, что она отсутствовала, с Габриэллой случилось нечто нехорошее, хотя я и не могу сказать, что именно там могло произойти. Понимаете, Трис, она вела себя по видимости нормально, - тут, как всегда, ни к чему не придерешься, - и все-таки я уверен, что-то с ней в тот момент было не так. Не могу вам толком ничего объяснить. Все это на уровне интуиции, предзнания, а то и прорицания. Но как бы то ни было, встретив ее вновь, - она зашла в гостиную, чтобы проститься с принцессой, - я настолько встревожился, что предложил отвезти ее домой, но вы же знаете Габриэллу. Даже в таком состоянии, а я уверен, что с ней случилось что-то по-настоящему плохое, она наотрез отказалась от моей помощи. Сказала, что прекрасно доберется до палаццо Коро на своем автомобиле. А когда уехала, я сразу же пожалел, что не настоял на своем. Видите ли, Трис, у меня возникло и не проходит нехорошее предчувствие, но объяснить я его не могу. Не знаю, право, что бы это могло быть, но...
- Я вас понял, Зандер, - прервал приятеля Трис. - Не беспокойтесь, я приму меры. И спасибо вам за заботу о Габи. Она... дорога мне. Но, похоже, не мне одному.
- Да уж, - ответил на это князь Трентский, - но об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз. Надеюсь, это напрасная тревога...
Однако Трис так не думал. Он уже достаточно хорошо изучил князя Трентского, чтобы оценить его блестящую интуицию. И, если Зандер нашел в себе силы, чтобы, нарушив приличия, вывалить на Триса свои ничем, по большому счету, необоснованные опасения, значит было что-то настоящее во всем этом его "предощущении беды". Поэтому, едва положив телефонную трубку на рычаги, Трис воззвал к магии рода. Общая кровь дает иногда родичам преимущество, о котором посторонним не следует даже догадываться. Если честно, Трис применил это заклятие впервые в жизни и сразу же получил недвусмысленный ответ: "Беда!". Габи грозила какая-то неизвестная Трису, но при том неотвратимая опасность. Она была в беде, и она действительно находилась на пути домой.
"Тревога!" - отдал Трис мысленный приказ, и все члены клана Мишильер, находившиеся сейчас в палаццо Коро и его ближайших окрестностях, услышали его призыв и изготовились к бою. Никто из них, - да и он сам, - не знали пока, что именно должно произойти в ближайшие минуты, но приказ Триса мобилизовал их всех и оттого, быть может, многое, что случилось потом, не оказалось ни для него, ни для его людей той неожиданностью, какой могло стать.
Трис потянулся к магическим потокам, пронизывающим его замок, и увидел то, что было невозможно, используй он обычное колдовство. Кто-то из Мишильеров заметил черный автомобиль Габи, когда тот на бешеной скорости и крайне рискованно свернул с проспекта Рипуарских франков на улицу Брунгильды королевы франков, а кто-то другой - в момент, когда "пантера" пронеслась по набережной Лотаря. Картинка была отчетливая, как если бы он сам смотрел на автомобиль Габи своими собственными глазами, и ему не понравилось то, как она ведет машину. Было сейчас что-то в ее манере вождения, что заставило его насторожиться и отдать следующий приказ:
"Северные ворота!"
Затем Трис сообразил, что, если дела обстоят настолько плохо, как ему показалось, стоит позвать целительницу.
"Серафина!" - коснулся он сознания женщины через поток "духа", и добавил мгновение спустя:
"Конкордия!"
Помощь сильной и опытной колдуньи могла оказаться небесполезной, оттого он и вызвал баронессу де Грамон. Сам он в это время уже покинул свой кабинет и со всех ног бежал по лестницам вниз, к патио и северному входу в палаццо Коро, но добрался до ворот как раз в тот момент, когда люди из охраны замка поднимали с каменных плит потерявшую сознание Э'Мишильер. Дело было плохо, но Трис даже представить себе не мог, насколько плохо обстоят их с Габи дела...
3. Габи
После завтрака она немного поработала в библиотеке. Всего, быть может, около трех часов. Но вскоре вынуждена была прерваться, поскольку ей позвонила старшая дочь графа д'Алансон - одна из наиболее доверенных подружек Эвы Сабинии, - и сообщила, что принцесса хочет собрать у себя этим днем новых и старых друзей.
- Не бранч, - щебетала в трубку Олимпия, - не ланч. Быть может, дневной раут? Оксюморон, разумеется, но по сути верно.
- Право, не знаю, Олли, - ответила Габи на приглашение. - Это так неожиданно...
Сейчас она была занята весьма интересным делом. Сидя в библиотеке Палаццо Коро, она по совету "старшего брата" изучала "Историю магии в примерах, происшествиях и анекдотах" Иоакима дель Фиоре и была всецело поглощена этим захватывающим чтением. Дель Фиоре умел писать интересно и просто об очень непростых и крайне сложных для понимания аспектах прикладной магии, не забывая при этом сдабривать свой рассказ краткими историческими экскурсами, связанными с тем или иным случаем колдовства. В общем, Габи было жалко прерываться на "самом интересном месте", и она собиралась вежливо, но непреклонно отказаться от посещения императорского дворца, тем более, что оргия, в которой она участвовала вместе с Эвой Сабинией, случилась всего лишь позавчера. Однако принцесса по-видимому предвидела такой поворот дел и попыталась заранее определить пределы безумия.
- Габи, - ответила Олимпия на ее возражения, - принцесса просила передать, что очень хочет видеть вас у себя во дворце, и что все будет скромно и без излишеств...
Трудно сказать, знала ли Олимпия о тех безумствах и безрассудствах, которые творились два дня назад в личных апартаментах принцессы, но даже, если и знала, что с того? Она передала "сообщение", Габи его приняла, обдумала и поняла, что у нее попросту нет выбора:
"Придется ехать!"
А ехать на прием во дворце, каким бы скромным по уверениям организаторов он ни был, означало соответствующим образом одеться, - платье туфли, то да се, -подобрать подходящие драгоценности, - как минимум, серьги, перстень и колье, - нанести на лицо грим и, разумеется, сделать прическу. Впрочем, платье, белье и драгоценности - не вопрос, когда гардеробная стараниями "старшего брата" похожа на не самый маленький в столице бутик, а в заговоренном сейфе спрятана настоящая княжеская сокровищница. Что же касается всего остального, камеристка Габи - Камилла, даже не будучи ведьмой или колдуньей, умела творить маленькие и большие чудеса, как с "дамской боевой раскраской", так и с волосами своей хозяйки. Так что часа через два, не явившись на "дневную вечеринку" первой, - что есть по определению моветон, - но и не опоздав, чтобы не обидеть этим Эву Сабинию, Габи прибыла в "девичьи покои" принцессы и нашла там общество почти в полном сборе. И это была, к слову сказать, довольно приятная по нынешним временам компания. Три десятка гостей: ближайшие подруги и фрейлины принцессы и несколько молодых мужчин, большинство из которых участвовали в Турнире и в настоящее время входили в группу лидеров. Среди них оказался, разумеется, и князь Трентский. Он в последнее время стал крайне популярен при дворе. Красив, умен и обходителен, великолепный спортсмен и отличный танцор, и это, не говоря уже о его знатном происхождении: аристократ из хорошей семьи и при этом сильный маг. Правда, Габи знала о нем кое-что еще. Что-то, о чем в окружении принцессы знали только Э'Мишильер и герцогиня Перигор. Александр являлся не просто высокообразованным колдуном, он был настоящим ученым и изобретателем волшебных машин. Их разговоры с Трисом - во всяком случае, те, при которых ей посчастливилось присутствовать, - поражали глубиной анализа, широтой интересов обоих собеседников, а также их невероятной эрудицией. А приборы, которые она увидела в башне Людовика, - когда побывала там с Трисом и Марией, - попросту поражали воображение.
Впрочем, с князем Трентским было связано еще одно странное обстоятельство. Несмотря на то, что он участвовал в Турнире, - а значит, лелеял надежду стать принцем-консортом будущей императрицы, - в последнее время он выказывал Габи совершенно неуместные, по ее мнению, хотя и приятные знаки внимания. По всему выходило, что он ею, как минимум, увлечен. Это заставляло ее нервничать и испытывать при встрече с ним привычное по прошлой жизни чувство неловкости и, пожалуй, даже неуверенности. Не то, чтобы он был единственным, кто с ней флиртовал. Отнюдь нет. Но он делал это как-то уж слишком искренно, и вот это пугало Габи больше всего.
- Рад вас видеть, - вежливо улыбнулся Александр, объявившись возле ее кресла.
- Успели соскучиться? - подняла она бровь, одновременно протягивая руку для поцелуя.
- Последний раз я видел вас тридцать три часа назад.
- От такой скрупулезной точности меня даже в дрожь бросает! - холодно улыбнулась Габи.
- А по вам незаметно, - снова улыбнулся он, отпуская наконец ее руку, которую неприлично долго удерживал в своей.
- Думаю, - сказала она тогда, решившись пойти на обострение, - когда-нибудь нам все равно придется поговорить об этом, как взрослым людям.
О том, что выпад удался, она узнала сразу же. Князь Трентский не успел отвести взгляд, и она увидела то, чего еще ни разу не видела в его глазах. Растерянность. Смятение. Едва ли не испуг.
"Так ты в самом деле влюблен! - опешила Габи. - Влюблен, но боишься признаться в этом даже самому себе... Ну, и дела!"
Открытие заставило ее мысленно поморщиться. Ей - в ее обстоятельствах, - его любовь была ни к чему. Ей только "смятения чувств" не хватало для полного счастья!