В противоположной стороне маленького двора, ближе к калитке, росла гигантская полынь. И там же было место для игрна утоптанном пятачке стояли машинки, валялись остатки деревянного «конструктора», какие-то пластмассовые уродцы на колесах, какие-то загадочные железки. Там же был и раскрытый карманный ножиким только что провели черту в неровном круге, отделяющую примерно две трети. Игра «в ножички» прервалась в самом начале.
Из окна второго этажа доносилась музыкасладкая и бойкая итальянская песенка, словне разобрать, голостомный тенор.
Но ничего живого не было во дворе, хотя полагалось бы хоть мухам болтаться в воздухе над мусорной кучей за полынью. Решительно ничего и никоговедь и тенор имел механическое происхождение, его добывала из пластинки радиола.
Женщина появилась во дворе так, словно перешагнула пороги тут же за ее спиной закрылась раздвижная дверь.
Это была немолодая полная женщина, с блеклыми светлыми волосами, всклокоченными, как спросонья, в коричневом халате, босая. Она испуганно обвела взглядом двор, замерла с приоткрытым ртом
Вспомнила, милая? спросил мужчина, появившийся на верхней ступеньке ведущей в дом маленькой лестницы. Мужчина ли? Лицо было словно мраморное, с выласканными линиями, со светящейся кожей, безбородое. Одежданет, скорее, одеяние, складки которого легли так, что оно походило и на голубоватый комбинезон врача в больнице будущего века, и на узкое одеяние монаха, и на пернатый наряд птицы Сирин, прикрывшейся опущенными крыльями.
Женщина повернулась, озадаченно посмотрела на странное создание, неуверенно улыбнулась в ответ на его улыбку.
Мир, которым она себя окружила, был предельно прост: посередкесын, вокруг неговсе остальное. В этом мире немалое место было отведено для работы, раза в два поменьшедля домашних хлопот, для вещей загадочных, вроде веры в неземные существа, места не было вовсе, хотя в церковь она ходила и свечки за ребенка ставила. Поэтому ей и на ум не брело, что странное создание может оказаться ангелом. Он с виду был как молодой мужчина. Даже смахивал на того, кто стал отцом ее ребенкавернее, таким он бы мог быть в молодости.
Ну, попробуем для начала вспомнить, предложил как-бы-мужчина. Ты жила тут когда-то. Ты носила воду из колонки, у тебя было два ведра, синее и зеленое, и ты замечала, сколько в них остается воды, потому что Любка Прокофьева повадилась наполнять свой чайник твоей водой
Да, да произнесла женщина. Точно, была Любка
Она не знала, что ее лицо уже меняется. Спервакруглое, мягкое, уже обвисшее, лицо простодушной и доброй бабы, которую всякой может обидеть лишь потому, что баба эта беззащитна, оно словно бы втянулось вовнутрь, заострилось, потемнели и улеглись парикмахерскими завитками волосы, губы обрели химическую яркость.
Новое лицо потребовало и нового тела. Растаяла под грязным халатом нездоровая дородность, да и халат преобразился, позеленел до самого ядовитого оттенка, дорос до ступней, пояс перехватил талию. Женщина посмотрела на свои рукитолько что бывшие пухлыми, ставшие сухими, отрастившие два кольца, большое вульгарное с рубином и толстое обручальное, посмотрелаи память проснулась.
Лицо исказилось.
Ну да, я знаю, это больно, участливо сказал как-бы-мужчина. Но это необходимо. Сейчас ты должна через это пройти. Ты не сходишь с ума, просто сейчас происходит в тебе совмещение, одна память прорастает в другую. Это ненадолго, поверь. Нонеобходимо Чтобы память событий и память чувств соединились Ты пришла сюда с памятью чувств, а нужно добавить к ней память событий, понимаешь? Когда понимаешь, что с тобой, то гораздо легче.
Нет, я ничего не понимаю! строптиво возразила женщина. Я ничего не понимаю!
Оглядись, посоветовал как-бы-мужчина. Ты поселилась тут, когда тебе было двадцать семь лет, а в тридцать три ты переехала в каменный дом со всеми удобствами. Тише, тише я знаю все я знаю, что тебя бросили с двумя детьми я знаю, что больше деваться было некуда Тише, не кричи так
Она молчала. Кричали те картинки, что видели ее внезапно остекленевшие глазаи глаза ее терпеливого собеседника.
С событиями, значит, все в порядке, они ожили, сказал он. Теперьчувства, теперьлюбовь Ты должна была испытать ее во всей полноте, должна былаи ты ее получила. Вернись в свою любовь, пожалуйста
Кольца растаяли, одежда поблекла.
Вспомниты просила о любви и получила ее. Она была с тобой почти восемнадцать лет. Могла бы и большено ты захотела освободить от себя того, кого любишь. Это было глупо, наивно но это зачтется
Мишунчик? неуверенно спросила женщина. Ее лицо опять поплыло, черты смазались, набухли, набрякли, отяжелели. Где Мишунчик?..
Да, правильно. Он любит тебя, милая. Он плачет сейчас, плачет так, как ни разу в жизни и в будущем тоже не сумеет Он так любит тебя сейчас, как будто скопил любовь за все свои семнадцать лет ты не сердись на него, что он ее не тратил, и это тоже было необходимочтобы ты все время отдавала и отдавала, не получая ничего взамен. Ты должна была пройти через это.
Да?..
Да. А сейчас он все понял и он плачет. Это случилосьи его любовь равна твоей любви. Вот как раз сейчас они встретилисьтвоя любовь и его любовь
Но почему?..
Не почему, а зачем. Чтобы совместить ту любовь, что ты вырастила в себе, с давними событиями. Ты ведь уже понимаешь, что в тебе сейчасдве жизни, две истории, и ты живешь сразу в двух? Оглядись все-таки. Ты не увидела главного. Да, да, именно это
Взгляд женщины остановился на пятачке, где лежали игрушкиобычные игрушки мальчишек из небогатой семьи, жалкие и для взрослых совершенно непонятные.
Мишунчик? неуверенно спросила женщина. Он тут? Маленький?
Она улыбнулась так, как счастливая мать долгожданного малыша, которая просит у Бога одногоподольше бы дитя оставалось маленьким, нежным, всецело принадлежащим маме; и чтобы его окружала только мамина забота
Улыбнулся и как-бы-мужчина. Его улыбка была отражением ее улыбки. Но он покачал головой.
Почему? Как это? Нет, это не его игрушки, я бы ему не позволила, это с какой-то помойки Это с помойки! Я знаю, они бегают через дорогу, к керосиновой будке! Там, за будкой, вечно всякая дрянь валяется! Всю грязь домой тащат! вдруг закричала женщина и осеклась.
Так, так поддержал ее как-бы-мужчина. Ты не бойся, ты все скажи. Что из-за них больше замуж не вышла, из-за них завела себе женатого любовника. Что прокляла их отца, проклинала его всякий раз, как они тебя злили А его-то под рукой не было, а ненависть куда-то девать ведь надо Ну, давай, вспоминай, как называла своего старшего идиотом и вором. Вспоминай, вспоминай. Это необходимо.
Женщина метнула в собеседника такой взгляд, что у человека мурашки по спине побежали бы.
Что, тяжко дается совмещение? спросил как-бы-мужчина. Тяжко быть весами, где на одной чашеполнейшая неспособность любить, а на другойспособность любить безумно? Да ты, кажется, меня не слышишь. Вот ведь какая огромная сила в нежелании слышать
Он протянул руку, сомкнул большой палец с указательным, и тут же оказалось, что они держат за конец серебряную цепочку, прикрепленную к этим самым весам с двумя чашами. Весы тихо покачивались, пустые с виду чаши сохраняли идеальное противостояние. Ангел попробовал другой рукой нарушить равновесие и вздохнул: не получилось. Весы растаяли.
Это можешь сделать только ты, сказал он. А если не сможешьзначит, все было напрасно.
Женщина словно окаменела. Она смотрела на брошенные игрушкино, сдается, их вовсе не видела.
Да прошептал ангел. Да
У неровного круга для игры «в ножички» обозначились два силуэтадвое присевших на корточки мальчишек. Карманный нож прыгнул в руку к тому, что постарше, снова взлетел, четко воткнулся в середину круга. Маленькая чумазая рука взялась за рукоять и провела острием неровную линиюприбавила еще кусочек к своему «царству».
Эта поцарапанная рука, еще по-детски пухлая, сделалась видна всего на несколько мгновений. Потом исчезлано появилась рыжая сандалия, потертая, с полуоторванным ремешком, из которой торчал длинный палец босой ногичуть ли не на сантиметр. И она тоже пропала. Зато четко обрисовался профиль мальчишкис копной темных лохматых волос, с полуоткрытым ртом
Детки сказала женщина. Детки мои
И вдруг побежала, раскинув руки, чтобы подхватить с земли и прижать к себе сразу обоих.
Она бежалаа ее тело менялось, ее одежда становилась белым летящим одеянием, ее лицо уже испускало свет, которого сама она видеть не могла. И ноги ее уже не касались как-бы-земли, и перед ней раздвинулись складки как-бы-ткани, на которой набросан был в общих чертах дворовый пейзаж. А в образовавшуюся щель хлынул золотой свет.
Слава Господу, исцелилась прошептал ангел. Ну, милая успокойся, успокойся ты свободна, милая Вся твоя несложная арифметика сошлась, все минусы плюсами закрыты теперь ступай
Женщина повернулась к немуи удивилась преображению его лица. Оно резко осунулось, постарело, поблекло. Но к ней тут же пришло пониманиенепросто, оказывается, далось ему это исцеление.
Она поняла всеи безболезненно, однако у нее был вопрос, который не давал покоя.
А а за что ей это?.. Безлюбие?.. спросила мать. Она не желала считать себя той женщиной.
Сильно нужно постараться, чтобы получить такую кару. И не спрашивай больше, то ли сказал, а то ли приказал ангел. Сейчас-то ты понимаешь, каково быть нелюбимой? Сейчас-то ты понимаешь, каковоне любить? Это очень важно. Ну, ступай, ступай Ступай и умножай количество любви в мире. Теперь по воле Божьей это твоя работа.
Затрепетали, заиграли бликами, как вода под солнечными лучами, стены старого домика, растаяли очертания дверей и оконных рам, в середине образовался белый овал, и на нижней его дуге, словно на пороге, сидел ангел. Он устало улыбнулся, весь пошел серебряными искрами и тоже растаял.
Рига
2012