Кристин Смит
Забытое
1. СИЕННА
Прошла, кажется, целая вечность.
А на самом делевсего одна неделя.
Вот что я узнала об амнезии по первой же ссылке в поисковике с планшета Зейна: «Под амнезией часто понимается потеря памяти о событиях, фактах, реженавыках. Обычно не влияет на самоидентификацию человека. Особого подхода к лечению амнезии нет».
Проблема в том, что у Трея не амнезия. По словам врачей, кружащих по дому Зейна круглыми сутками, Трей не потерял памятьего воспоминания были полностью изменены. Стёрты.
Как ты? Держишься? спрашивает Зейн, присаживаясь рядом со мной на деревянную скамейку.
В последнее время меня часто тянет в его сад. Я поражена тем, как его садовникам удалось вырастить посреди пустыни эти прекрасные лилии и пурпурные орхидеи, пышные пионы и алые розы.
Посылаю Зейну усталую улыбку.
Думаю, я знаю, как тебя отвлечь, говорит он. Как насчёт бассейна? Эмили всё утро просилась.
В моей голове всплывает воспоминание, как мы с Треем купались в лагуне, смеясь, как его руки лежали на моей талии, а мои обнимали его шею.
Встряхиваю головой, прогоняя мысли.
Спасибо, отвечаю Зейну, но как-нибудь в другой раз.
Я не отрываю взгляда от маленьких синих цветочков передо мной. Они машут мне и танцуют под лёгким ветерком, словно под музыку, которую слышат только они.
Незабудки, произносит Зейн.
А? я поворачиваю к нему голову.
Цветы. Их называют незабудки, Зейн приседает на колено и срывает стебель одной из них. Положив нежный цветок на мои колени, он говорит:Есть старая легенда, связанная с ними. Слышала когда-нибудь?
Качаю головой и беру цветок в руки, рассматривая вблизи. Пять лепестков цвета неба окружают жёлтую, как солнце, сердцевину. Лепестки у незабудки маленькие, изящные и располагаются очень близко друг к другу на одном стебле, словно им невыносима разлука.
Легенда гласит, что Творец дал всем растениям имена, но был один цветок, не получивший названия. Плачущий тоненький голосок донёсся до небес: «Не забудь меня, Господи!» На что Творец ответил: «Отныне твоё имя незабудка».
Улыбаюсь.
Милая сказка. А у цветка, случайно, нет целебных свойств? Восстанавливать память, например?
Вроде они помогают при покраснении глаз, уголок его рта кривится, взгляд опускается вниз. Я знаю, что это тяжело, Сиенна, но знай, что я здесь, рядом с тобой, он поднимает глаза на меня. Всегда.
Сглатываю ком, царапающий моё горло.
Я знаю. И очень ценю это. Правда.
Наклонившись, он оставляет лёгкий поцелуй на моей щеке, а потом его губы оказываются у моего уха, щекоча горячим дыханием.
С тобой рядом тот, кто никогда тебя не забудет.
Не успеваю я ответить, как его уже нет.
***
Сжимая в кулаке маленькие голубые незабудки, я стою за дверью у комнаты Трея, опираясь ладонью на прохладное дерево. Стоит только надавить посильнее, и дверь откроется. Но меня терзают сомнения. Узнает ли он меня сегодня? Вернётся ли к нему память?
Закрываю глаза и медленно делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие до предела. Я как воздушный шар: во мне столько горячего воздуха, что я уже должна была взлететь в небо, но тяжёлый груз на душе твёрдо держит меня на земле.
Я представляю его в своей голове. Представляю нас. Поцелуи украдкой в коридорах, поездку к лагуне, нашу последнюю ночь вместе в лагере. Я краснею, вспоминая, как мы лежали в обнимку в его кровати. Но он ничего из этого не помнит. Для него я просто незнакомка, которая ждёт, когда он поправится. Он не понимает, что я ему совсем не чужая. Я так много о нём знаю и в то же время этого мало.
Тяжело вздохнув, я толкаю дверь в его комнату. Трей сидит в своей постели. С каждым днём он выглядит всё лучше. Румянец вернулся на его щёки, а губы приобрели розовый оттенок. Намного лучше, чем тот бледный полутруп, который я держала в своих руках, пока вокруг нас рушилось малое правительственное здание.
Но этого он тоже не помнит.
Он улыбается, когда видит меня, и моё сердце делает кувырок. Пытаюсь убедить себя, что он просто рад видеть знакомое лицо после всех пережитых им мучений. Что его улыбки не предназначены мне одной.
Привет, говорит он.
Привет.
Что это у тебя? он взглядом указывает на цветы, сжатые в моей руке.
Незабудки. Я подумала окидываю взглядом комнату. Я просто подумала, что тебе не хватает здесь ярких красок.
Он жестом приглашает меня войти.
Маленькая декоративная ваза стоит на прикроватной тумбочке. Я ставлю в неё цветы и несу в ванную, чтобы налить воды.
Угадай что? кричит он из соседней комнаты, его голос через стенку звучит слегка приглушённо. Я слышу в нём восторженные нотки. Когда я возвращаюсь в комнату с цветами в вазе, он сообщает:Сегодня утром у меня случился прорыв.
Тяжело сглатываю.
Правда?
Ага. Я как раз собирался позвонить доктору Хэммонду, чтобы сказать ему, он тянется к кнопке на экране рядом с собой и бросает взгляд на меня. Ты не против?
Столько эмоций разом охватило меня, но я мотаю головой и присаживаюсь на стул. Он набирает доктора Хэммонда, на экране появляется лицо худого, жилистого человека, он обещает подойти через несколько минут. Трей откидывается на подушки. Он лежит, ничего не говоря, и я не давлю на него, чтобы получить ответы. Доктор Хэммонд говорит, что будет лучше, если вести разговоры будет Трей: если он что-то вспомнит, то это будет его внутренний импульс, а не то, что мы неосознанно ему внушим.
Я вспомнил, тихо произносит он.
Я наклоняюсь к нему, желая быть как можно ближе к нему в момент, когда он скажет, что вспомнил нас.
Я вспомнил, кто я.
Да? пытаясь сдержать волнение, я сжимаю кулаки на своих коленях, чтобы не начать ими размахивать, пугая его до смерти.
Дверь открывается, впуская доктора Хэммонда в окружении медсестёр. Три девушки с наивными глазами собрались с одной стороны кровати, в то время как я уступаю место доктору Хэммонду, чтобы он мог осмотреть Трея, с другой стороны. Посветив в глаза Трею и проверив его пульс, доктор Хэммонд берёт стул рядом со мной, пододвигает ближе и садится. Медсёстры всё ещё нависают над Треем, не отрывая взгляда от его лица. Я закатываю глаза, потому что очевидно, что они здесь не для того, чтобы помочь Трею, а чтобы поглазеть на него. А тот совершенно не замечает трёх пускающих на него слюни девушек.
Так у вас, говорите, значительные сдвиги? спрашивает доктор Хэммонд.
Да, Трей облизывает губы. Его взгляд мечется между мной и доктором, словно он не уверен, кому должен это сообщить.
Так что? подталкивает доктор Хэммонд.
Я вспомнил, он замолкает на мгновение. Я всё вспомнил. Тот взрыв
Я вся подбираюсь при упоминании взрыва, подхожу ближе к нему, и слова вырываются сами собой:
Ты помнишь взрыв?
Он закрывает глаза, словно прокручивает в мыслях смутное воспоминание:
Я обедал в столичном кафе. Там случился взрыв. Его организовали какие-то ненормальные члены «Грани», он открывает глаза. И вот я очнулся здесь.
Я всматриваюсь в него, стараясь осознать его слова:
Погоди. Что? Кафе?
Доктор бросает на меня взгляд.
Я обедал в Рубексе
Ты думаешь, ты был в столице? Почему? пытаюсь вытрясти из него ответы.
Потому что я там работаю. И живу, его следующие слова предназначены лично мне. Со своей невестой.
Он произносит чуть ли не по слогам, будто я ребёнок, который учит незнакомые слова.
Он не шутит. В его глазах ни капли веселья. Только уверенность в своих словах. Как будто он, наконец, вспомнил и хочет убедить нас, что он в здравом уме. Не знаю, что они с ним сделали, но это как нож в сердце. Даже больнее.
Качая головой, я кладу руку поверх его ладони.
У тебя нет невесты. И ты не живёшь в Рубексе.
Доктор Хэммонд посылает мне предупреждающий взгляд, но я решаю не обращать на него внимания.
Трей, неужели ты не помнишь? Ты и есть член «Грани». Её лидер.
Трей смеётся тем глубоким, хриплым смехом, который мне так хорошо знаком. И по которому я так скучала. Его рука выскальзывает из-под моей, и я чувствую горечь понимания, что меня отвергли.
Я знаю, ты хочешь, чтобы я был кем-то другим. Кем-то, кого ты потеряла. Но правда в том, что у меня есть своя жизнь. В другом месте, он свешивает ноги с кровати. И я бы хотел вернуться к ней.
Прикусываю губу, чтобы сдержать вопль, рвущийся наружу от злости и бессилия. Я не могу больше здесь оставаться. Я не могу вынести эту жалость во взгляде, направленном на меня. От него у меня разрывается сердце.
Торопливо поднимаясь, я обращаюсь к доктору:
Можно вас на минутку? бросаю взгляд на Трея. Поговорить наедине.
Доктор Хэммонд кивает и выходит со мной из комнаты. Как только дверь за нами закрывается, я набрасываюсь на него с вопросами:
Что с ним такое? Почему он думает, что живёт в столице?
Доктор медленно вздыхает.
Наиболее вероятным мне кажется применение препарата, меняющего память.
Это навсегда?
Без дополнительных тестов и рентгена мозга я не могу сказать ничего определённого.
Тестов? Новых?
Ну, как бы да. До этого мы искали повреждения мозга, а теперь он замолкает и облизывает губы. В его глазах горит исследовательский интерес. Пока что это совершенно неизученная область.
Я пытаюсь сосредоточиться на дыхании. А не на огоньке в глазах доктора. Я понимаю, что он взволнован перспективой работы с новым случаем в медицине. Он хочет углубиться в изучение научного вопроса искажения памяти Трея. Но то, что вызывает у него восторг, в то же время разбивает мне сердце.
Потому что человек, которого я люблю, находится буквально в двух шагах, но не помнит меня. Разве в мире есть боль сильнее этой?
2. ЗЕЙН
Моя личная тренажёркаэто более потная, более затхлая версия человека, который ей пользуется. Вдоль зеркальных стен рядами выложены гантели и гири, центральная часть заполнена тренажёрами и оборудованием. Я повысил температуру в помещении, потому что мне так больше нравится. Я стою, весь вспотевший, перед зеркалом, поднимая гантель над головой. Мои мышцы напрягаются, каждый дюйм моего тела напряжён от прилагаемых усилий. Именно в этот момент в зал влетает Сиенна. И первая её реакцияона морщит нос.
Гантель с грохотом падает на пол, подпрыгивая на чёрной резиновой поверхности. Выпрямляясь, я замечаю, как распахиваются её глаза при виде моего торса. Здесь слишком жарко, чтобы носить майку, ну я и не ношу.
Стерев пот с лица полотенцем, я надеваю футболку.
Как там дела у я прерываюсь, заметив слёзы на её глазах. Её поразительных зелёных глазах. Что случилось?
Тихий всхлип вырывается из её горла, пронзая меня в самое сердце. Я отбрасываю полотенце и подбегаю к ней, заключая в объятия. Её лицо прижимается к моей груди, её волосы щекочут мне подбородок. Её узкие плечи дрожат, пока я провожу по её волосам, нашёптывая слова утешения, которые она вряд ли слышит. Отстранившись, она вытирает щёки ладонями и шмыгает носом.
Всё хуже, чем мы думали, говорит она, её глаза блестят после слёз. Это не последствия травмы. Они что-то с ним сделали. Изменили его воспоминания или ещё что. Он думает, что живёт в столице и что у него есть невеста. Невеста! Ты можешь в это поверить? она кажется совершенно раздавленной, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не прижать её к себе вновь.
Думаешь, они промыли ему мозги, как твоей маме?
Не знаю. Это явно не то же самое, потому что он не был подключен к этой вращающейся машине она запинается и поджимает губы, будто что-то вспомнила.
Что такое?
Ну она колеблется. Когда мы вытащили Трея из правительственного здания, там было оборудование, которое я никогда раньше не видела.
Думаешь, это как-то связано с изменением памяти?
Её тоненькие плечи поднимаются и опускаются, когда она пожимает ими.
Не знаю. Может быть?
Но зачем? С чего бы Рэдклиффу или кому бы то ни было менять воспоминания Трея? Разве им было мало того, что они поймали его?
А разве правительству бывает когда-нибудь достаточно? произносит она с печальными глазами.
Не успеваю я ответить, как дверь в зал с шумом распахивается второй раз, и вбегает Эмили с запыхавшейся матерью следом.
Вот вы где, взвизгивает Эмили, когда замечает нас с Сиенной.
Сиенна и её мама уже полностью восстановились, но я знаю, что Сиенна не хочет оставлять Трея, а Вивиан не хочет оставлять Сиенну, и поэтому предложил им оставаться здесь столько, сколько пожелают. Мне больно видеть, как Сиенна постоянно кружит над Треем, но я желаю только лучшего для неё.
К счастью, отец старается держаться в сторонепо большей части. А по меньшейупрямо отрицает какую-либо связь с Треем. Как мог мой отец не знать, что у меня есть ещё один брат? Как он мог не знать, что мама вынашивала двух детей? Отец известен как гениальный генетик, и в то же время он умудрился как-то это проморгать? Это не кажется вероятным или даже возможным. И я задаюсь вопросом, что же он пытается скрыть.
А Трей? Хоть мы и близнецы, но всё же абсолютно разные. Он преступник из пустыни, а я наследник огромной империи. Может, в нас и течёт одна кровь, но мы никогда не будем братьями. По крайней мере, не в настоящем смысле слова.
Пойдём плавать с нами? просит Эмили. Пожааалуйста, Си-Си? Пожааалуйста?
Я не могу не улыбнуться её таланту убеждения. Она сила, с которой следует считаться. Прямо как старшая сестра.
Говорю же, шепчу Сиенне, она не успокоится.
Прости, Эми, отвечает Сиенна. Сейчас не время. Может, потом как-нибудь?
Голубые глаза Эмили обращаются ко мне.
Зейн? А ты?
Прежде чем я успеваю ответить «да, я с радостью пойду с тобой в бассейн, как только мы договорим с твоей сестрой», Сиенна вздыхает и отвечает за меня:
Потом, Эмили. Зейн тоже занят.
Эмили сводит маленькие бровки, но пока она не бросилась в слёзы, я присаживаюсь на корточки и беру её крохотные лапки в свои ладони:
Я отведу тебя в бассейн через минутку. Хорошо?
Её лоб моментально разглаживается, а рот растягивается в робкой улыбке.
Вивиан кладёт руки на плечи Эмили.
Всё нормально? спрашивает она старшую дочку.
Я выпрямляюсь и отхожу в сторону, слушая, как Сиенна сообщает своей маме последние новости о состоянии Трея. Не знаю точно, как много она рассказала матери, но мне известно, что Вивиан несколько раз навещала Трея.
Когда Сиенна заканчивает говорить и делает глубокий вдох, чтобы унять дрожь в голосе, её мама отвечает, всем видом выражая сочувствие:
Мне так жаль, милая, Вивиан открывает рот, будто хочет добавить что-то ещё, но Эмили тянет её за руку.
Мамочка, пойдём, я хочу плавать.
Вивиан посылает нам извиняющуюся улыбку.
Зейн, тебе не кажется, что Сиенне не помешало бы немного отвлечься? М? она переводит взгляд на меня, намекая на скрытый подтекст.
Больше всего на свете я хотел бы, чтобы Сиенна забыла про Трея. Забыла, что когда-либо любила егомоего потерянного в детстве брата-преступника. Я прилагаю усилия, чтобы не стиснуть зубы.
Конечно. Посмотрим, что можно придумать.
Когда Вивиен с Эмили выходят из тренажёрного зала и дверь с лязгом закрывается за ними, Сиенна разворачивается ко мне с горящими глазами.
Что это было?
О чём ты? прикидываюсь дурачком.
Ты и моя мама. Вы двое объединились против меня?
Я усмехаюсь.
Не против, а ради тебя.
Она упирает руки в бёдра и сужает глаза.
Как вы собрались меня «отвлекать»?
Я быстро обдумываю, что же может ей понравиться.
Мы могли бы съездить куда-нибудь, проветрить мозги. К плотине, например?
Она быстро мотает головой.
Я бы предложил «Мегасферу», но её больше нет, как только слова вылетают из моего рта, я тут же хочу забрать их обратно. Её щёки краснеют.
Прошу тебя, не начинай, предупреждает она.
Я поднимаю руки, сдаваясь.
Прости.
Есть одно место, где она, скорее всего, никогда не была.
У меня есть идея.
***
Гейтвей кажется отмершей частью города с его полуразваленными строениями и рушащимися постройками. Так что когда мы подъезжаем к одному из заброшенных зданийпрямоугольной кирпичной постройке, меня не удивляет то, как вздрагивает Сиенна. Из этой части города будто высосали жизнь, оставив только руины и плесень.
Пока мы выходим из машины, Сиенна не спускает глаз с постройки. Она поворачивается ко мне с вопросом в глазах.
Что это за место?
Шесть афиш, вывешенных вдоль стены, уже потрепались от времени, уголки некоторых порваны. Их покрывает такой слой пыли и грязи, что никак не разглядеть, что там было изображено.