В свете позднего утра тень растянулась от шкафчика с припасами в углу. Казалось, она могла бы ее использовать, но не совсем была уверена в своих способностях вызывать вестник. Она на мгновение на ней сконцентрировалась и ждала увидеть то место, где тень качнется.
Вот. Она увидела, как та шевельнулась. Борясь со все еще испытываемым отвращением, она ухватилась за тень.
На другой стороне комнаты Лючия была сосредоточена на складывании постельного белья, пытаясь не показать, что все еще плачет.
Люс быстро работала, превращая вестник в сферу, придавая ему форму пальцами быстрее, чем когда-либо.
Она задержала дыхание, загадала желание и исчезла.
Глава 4Время ранит
Милан, Италия.
25 мая 1918 г.
Дэниел был настороже и нервничал, выбираясь из вестника.
Он не привык быстро распознавать новое время и место, точно не зная, где оказался и что ему нужно сделать. Но зная, что по крайней мере одна версия Люс должна быть рядом и наверняка нуждается в нем.
Комната была вся белая. Белые простыни на кровати, окно с белыми рамами в углу, яркий белый солнечный свет, бьющий сквозь стекло. Какое-то мгновение было тихо. Потом нахлынул поток воспоминаний.
Милан.
Он снова был в госпитале, где она служила медсестрой во время первой из мировых войн смертных. Там, на кровати в углу, лежал Траверти, его сосед по комнате из Салерно, который наступил на противопехотную мину по пути в столовую. Обе ноги Траверти были обожжены и сломаны, но он был таким очаровательным, что все медсестры проносили ему тайком бутылки с виски. У него всегда была припасена шутка для Дэниела. А там, у другой стены, лежал Макс Портер, британец с обожженным лицом, который не издавал ни звука, но потом не выдержал и закричал, когда ему снимали бинты.
Сейчас оба старых соседа по комнате спали глубоким сном под действием морфина.
В центре комнаты была кровать, где он лежал после того, как рядом с рекой Пьяве был ранен в шею. Это была глупая атака, они сами нарвались. Но Дэниел записался на войну только потому, что Лючия была медсестрой, так что все было нормально. Он потер место, куда попала пуля, и почувствовал боль, словно это произошло вчера.
Если бы Дэниел остался здесь достаточно долго, чтобы поправиться, доктора бы поразились отсутствию шрама. Сейчас кожа на его шее была безупречно гладкой, словно в него никогда не стреляли.
За долгие годы тело Дэниела били, ломали, выбрасывали с балкона, стреляли ему в шею, живот и ногу, пытали над раскаленными углями и протащили по улицам десятка городов. Но тщательный осмотр каждого сантиметра его кожи выявил бы только два маленьких шрамадве тонкие белые линии над лопатками, где раскрывались его крылья.
У всех падших ангелов были такие шрамы, когда они принимали человеческий облик. В каком-то смысле шрамы были тем, что выделяло их.
Но многие из них упивались тем, что на них не оставалось шрамов. Ну, кроме Аррианы, правда, шрам на ее шее был другого типа. Но Кэм и даже Роланд вступали в самые кровавые схватки с любым противником. Конечно, они никогда не проигрывали смертным, но немного страдали по пути. Они знали, что через несколько дней снова восстановятся до безупречного состояния.
Для Дэниела существование без шрамов было просто еще одним знаком, что его судьба не в его руках. Что бы он ни делал, ничто не оставляло следа. Осознание собственной тщетности было давящимособенно когда речь заходила о Люс.
И он внезапно вспомнил, как увидел ее здесь в 1918 году. И вспомнил, как сбежал из госпиталя.
Это единственное, что могло оставить шрамно только в его душе.
Он удивился тогда, увидев ее, и сейчас тоже был удивлен. В то время он думал, что смертная Люсинда никак не могла пробежать сломя голову сквозь время, посещая свои старые «я». Она вообще не могла остаться в живых. Теперь, конечно же, Дэниел зналчто-то изменилось в жизни Люсинды Прайс. Но что? Это началось с отсутствия ее сделки с Небесами, но было что-то еще
Почему он не мог догадаться? Он точно знал правила и условия проклятия, так как же ответ мог ускользать от него
Люс. Она сама, должно быть, изменила свое прошлое. Осознание этого заставило его сердце затрепетать. Это должно было случиться во время вот этого ее побега через вестник. Конечно, она должна была что-то изменить, чтобы это стало возможным. Но когда? Где? Как? Дэниел ни во что не мог вмешаться.
Ему нужно было найти ее, как и обещал. Но ему также нужно было убедиться, что она сможет сделать то, что должнавнести это изменение в свое прошлое, которое позволит Люсинде Прайс, его Люс, существовать.
Может, догнав, он мог бы помочь ей. Привести ее к тому моменту, когда она изменила правила игры для всех. Он разминулся с ней в Москве, но найдет в этой жизни. Ему просто нужно понять, почему она оказалась здесь. Всегда была причина, что-то внутри, в самой глубине его памяти
Ох.
Его крылья горели, и он чувствовал стыд. Эта жизнь в Италии завершилась уродливой смертью для нее. Одной из худших. Он никогда не перестанет винить себя в том, как ужасно она ушла из этой жизни.
Но от дня, в котором находился Дэниел сейчас, до этого еще многие годы. Это был госпиталь, где они в первый раз встретились, когда Лючия была юной и прекрасной, невинной и дерзкой одновременно. Здесь она влюбилась в него мгновенно и без памяти. Хотя она была слишком юна, чтобы Дэниел мог выказать взаимность, он никогда не пытался оттолкнуть ее любовь. Она, бывало, брала его за руку, когда они гуляли под апельсиновыми деревьями на Пьяцца делла Репубблика, но когда он сжимал ее руку, она краснела. Его всегда смешило, что она могла быть такой храброй, а через мгновение внезапно смущалась. Она говорила ему, что когда-нибудь хотела бы выйти за него замуж.
Ты пришел обратно!
Дэниел развернулся. Он не услышал, как позади него открылась дверь. Лючия подпрыгнула, увидев его. Она сияла, показывая идеальный ряд маленьких белых зубов. Дыхание перехватило от ее красоты.
Что она имела в виду, сказав, что он пришел обратно? А, тогда он спрятался от Люс, испугавшись, что случайно ее убьет. Ему не позволено ничего ей открыть, она сама должна узнать все детали. Даже если бы он слегка намекнул, ее бы объяло пламя. Останься он, и она бы допрашивала и заставила его сказать правду Он не решился рисковать.
Так что его ранняя версия сбежала. Теперь он, наверное, в Болонье.
С тобой все в порядке? спросила Лючия, подходя к нему. Тебе стоит снова прилечь. Твоя шея она протянула руку, чтобы коснуться места, куда попала пуля около девяноста лет назад. Ее глаза расширились, и она отвела руку. Покачала головой.
Я была уверена
Она начала обмахивать лицо стопкой папок, которую держала в руке. Дэниел взял ее за руку, подвел к кровати, и они оба сели на ее край.
Пожалуйста, сказал он, можешь мне сказать, была ли здесь девушка
Точно такая же, как ты.
Дория? спросила Лючия, Твоя подруга? с красивыми короткими волосами и смешными ботинками?
Да, выдохнул Дэниел, можешь отвести к ней? Это очень срочно.
Лючия покачала головой. Она все смотрела на его шею.
Как давно я здесь? спросил он.
Ты только прибыл прошлой ночью, сказала она, не помнишь?
Все размыто, соврал Дэниел, думаю, я ударился головой.
Ты был тяжело ранен, она кивнула. Медсестра Фиеро не думала, что ты доживешь до утра, когда приходят врачи
Да, он вспомнил, она так не думала.
Но ты выжил, и мы все так обрадовались. Мне кажется, Дория была рядом с тобой всю ночь. Помнишь?
Зачем это она? резко спросил Дэниел, испугав Лючию.
Разумеется, Люс осталась рядом с ним. Дэниел бы сделал то же самое.
Сбоку Лючия шмыгнула носом. Он расстроил ее, хотя злиться ему стоило на себя. Он обнял ее за плечи, практически испытывая головокружение. Как легко влюбиться в каждое мгновение ее существования! Он заставил себя отклониться, чтобы сосредоточиться.
Ты знаешь, где она сейчас?
Она ушла, Лючия нервно пожевала губу. После того как ты исчез, она расстроилась и куда-то сбежала. Но куда, не знаю.
Она снова сбежала. Каким дураком был Дэниел, бредущий сквозь годы, в то время как Люс бежала. Однако ему нужно ее догнать; возможно, он мог бы подвести ее к тому мгновению, где она сможет все изменить. Тогда он больше никогда не покинет ее, никогда не позволит никому ей навредить, будет только с ней и будет ее любить всегда.
Он соскочил с кровати и был уже у двери, когда девушка потянула его обратно.
Куда ты?
Мне нужно идти.
За ней?
Да.
Но тебе нужно остаться подольше. Ее ладонь была влажной. Все врачи сказали, что тебе надо отдохнуть, мягко сказала она. Не знаю, что на меня нашло. Я просто не переживу, если ты уйдешь.
Дэниел почувствовал себя ужасно. Он прижал ее маленькую ручку к сердцу.
Мы снова встретимся.
Нет. Она покачала головой. мой отец так говорил, и брат тоже, а потом они ушли на войну и погибли. У меня никого не осталось. Пожалуйста, не уходи.
Он не мог этого вынести. Но если он хотел когда-нибудь ее снова найти, сейчас единственный шанс уйти.
Когда война закончится, мы снова встретимся. Однажды летом ты поедешь во Флоренцию, и когда ты будешь готова, ты найдешь меня в садах Боболи
Я сделаю что?
Прямо за дворцом Питти, в конце Паучьей улицы, где цветут гортензии. Ищи меня там.
Ты, наверное, бредишь. Это безумие!
Он кивнул. Знал, что это так. Он ненавидел то, что не было другого варианта, кроме как отправить эту красивую милую девушку по такому ужасному пути. Ей нужно будет пойти в сады, как Дэниелу нужно сейчас пойти за Люсиндой.
Я буду там, буду ждать тебя. Верь в это.
Когда он поцеловал ее в лоб, плечи ее начали трястись от тихих всхлипов. Вопреки всем инстинктам Дэниел отвернулся и бросился искать вестник, который смог бы увести его назад.
Глава 5Свернув с прямого пути
Хелстон, Англия.
18 июня 1854 г.
Люс неслась в вестнике, как неуправляемая машина на высокой скорости.
Она ударялась и отталкивалась от его тенистых сторон, и ей казалось, словно ее кинули в мусоропровод. Она не знала, куда отправилась и что найдет в конце пути; понимала только, что вестник казался узким и менее гибким, чем в прошлый раз, и был полон мокрого хлесткого ветра, который все сильнее гнал ее по темному туннелю.
В горле пересохло, а тело устало, ведь она не спала в госпитале. С каждым поворотом она чувствовала себя все более потерянной и неуверенной.
Что она делала в этом вестнике?
Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на мыслях о Дэниеле: о его сильных руках, обжигающей проницательности глаз, о том, как все в его лице менялось, когда она входила в комнату. О мягком уюте объятий его крыльев, когда они парили высоко, а мир и волнения были далеко.
Как глупо с ее стороны было сбежать! В ту ночь на заднем дворе шагнуть сквозь вестник казалось единственно правильным решением. Но почему? Почему она это сделала? С какой стати это показалось умным шагом? А теперь она была далеко от Дэниела, от всех, кого любила, вообще ото всех. И все это по ее вине.
Ты бестолочь! крикнула она в темноту.
Эй, послушай, ответил голос. Он был хриплым и грубоватым, и казалось, раздавался прямо рядом с ней. Не нужно оскорблений!
Люс застыла. Никого не может быть в полной тьме ее вестника. Правильно? Должно быть, ей просто слышится. Она ринулась дальше, быстрее.
Притормози, а?
У нее перехватило дыхание. Кто бы это ни был, голос его звучал ясно, а не искаженно и издалека, словно говорил сквозь тень. Нет, кто-то был здесь, внутри. Вместе с ней.
Привет? позвала она, сглотнув.
Ответа не последовало.
Хлещущий в лицо ветер в вестнике завыл громче в ушах. Она шла, спотыкаясь в темноте, испытывая все больший и больший страх, пока наконец шум воздуха, пролетающего мимо нее, не сменил другой звукпрерывистый рев. Словно волны разбивались где-то вдалеке.
Нет, этот звук был слишком размеренным для волн, подумала Люс. Водопад.
Я сказал, притормози.
Люс вздрогнула. Голос вернулся в сантиметре от ее ухаи не отставал от нее, пока она бежала. В этот раз он звучал раздраженно.
Ты ничего не узнаешь, если продолжишь так носиться.
Кто ты? Чего тебе надо? крикнула она, Уфф!
Щекой она врезалась во что-то холодное и твердое. Шум водопада заполнил все вокруг и раздавался так близко, что она могла почувствовать холодные брызги на коже.
Где я?
Ты здесь. Ты На паузе. Когда-нибудь слышала об остановке, чтобы понюхать пионы?
Ты хотел сказатьрозы, Люс на ощупь обследовала темноту вокруг себя, втягивая резкий минеральный запах, который не был ни неприятным, ни незнакомым, просто сбивал с толку. Она тогда поняла, что все еще не вышла из вестника в свою другую жизнь, что могло лишь означать
Она все еще внутри.
Было очень темно, но ее глаза начали привыкать. Вестник принял форму маленькой пещеры. Позади нее была стена из того же прохладного камня, что и пол, с вырезанным в ней углублением, откуда стекал поток воды. Водопад, который она слышала, был где-то сверху.
А внизу? Около трех метров каменного выступаа потом ничего. За ним была тьма.
Не знала, что так можно, прошептала Люс сама себе.
Что? спросил хриплый голос.
Останавливаться внутри вестника, сказала она. Она не разговаривала с ним и все еще не могла его видеть, и тот факт, что она остановилась где-то и с кем-то, был достаточным поводом для беспокойства. Но это не помешало восхититься окружающим пейзажем. Я не знала, что такое место существует. Место где-то посередине.
Кто-то флегматично фыркнул.
Можно книгу написать о том, чего ты не знаешь, девочка. Вообще, думаю, кто-то мог уже и написать. Но это и не здесь, и не там, раздался хриплый кашель. Я, кстати, говорил именно о пионах.
Кто ты? Люс села и облокотилась о стену. Она надеялась, что кому бы ни принадлежал голос, он не видел, как дрожат ее ноги.
Кто? Я? спросил он. Я просто я. Я часто здесь бываю.
Ладно Что ты делаешь?
О, ну знаешь, просто так. Он прокашлялся, и звучало это так, будто кто-то выплевывает камни. Мне здесь нравится. Мило и спокойно. Некоторые вестники бывают такими зоопарками. Но не твои, Люс. По крайней мере пока.
Люс чувствовала себя более чем сбитой с толку, боялась. Стоит ли ей вообще разговаривать с этим незнакомцем? Откуда он знал ее имя?
По большей части я просто обычный наблюдатель, но держу ухо востро, если вдруг появятся путешественники, голос звучал теперь ближе, заставляя Люс ежиться. Такие, как ты. Видишь ли, я здесь уже какое-то время и иногда путешественникам не мешает совет. Ты еще не была у водопада? Очень живописно. Первоклассно, насколько можно судить о водопадах.
Люс покачала головой.
Но ты сказал Это мой вестник? Послание моего прошлого. Так почему ты
Ооой! Простииии! голос прозвучал громче и недовольно. Но позволь задать вопрос: если каналы в твое прошлое такие бесценные, почему ты оставляешь свои вестники широко открытыми для всех, кто хочет запрыгнуть в них? А? Почему ты их не закрываешь?
Я не эээ Люс понятия не имела, что оставляла что-то широко открытым. И о том, что вестники вообще можно закрывать.
Она услышала негромкий звук, словно одежду или ботинки кинули в чемодан, но по-прежнему ничего не видела.
Вижу, задержался я тут, и мне больше не рады. Не буду тратить твое время, голос внезапно закашлялся. А потом тише, издалека раздалось: Прощай.
Голос исчез в темноте. В вестнике снова настала почти полная тишина. Только доносился тихий звук водопада наверху. И отчаянное сердцебиение Люс.
На мгновение она оказалась не одна. С этим голосом, хоть это ее взволновало, напугало, встревожило Но она была не одна.
Подожди! позвала она, вскакивая на ноги.
Да? голос сразу же вернулся к ней.
Я не собиралась тебя прогонять. Почему-то она не была готова к тому, что голос просто исчезнет. В нем что-то было. Он знал ее. Он позвал ее по имени. Я просто хотела узнать, кто ты.
Ой, черт, голос звучал довольно. Можешь называть меня Билл.
Билл, повторила она, щурясь, чтобы увидеть хоть что-нибудь кроме темных стен пещеры вокруг нее. Ты невидим?
Иногда. Не всегда. Точно не обязан быть. А что? Ты бы хотела меня увидеть?
Это могло бы сделать все менее странным.
Разве это зависит от того, как я выгляжу?
Ну начала Люс.
Ну, голос звучал так, словно улыбался, как ты хочешь, чтобы я выглядел?