И так прижаться хотелось, чтобы хоть немного напряжение с почти онемевших ног снять, а не решалась. Находник обнимал ее за плечи, ничуть Ратши не стесняясь, и поглаживал слегка. Его сердце рядом с виском Грозы билось ровно и гулко. Весть его хоть и озадачила, но не заставила переполошиться.
А отец, кажется, и не возражал, что находник Грозу обнимает, хоть и взгляд его был красноречиво угрожающим.
Мы на струги погрузимся и отплываем сейчас же, заговорил Рарог, как только Гроза смолкла. Ваших кметей можем взять, но немного. Пару дюжин.
Хорошо. Мы тогда, сколько есть лошадей, верхом выезжаем. Пешими не успеем добраться, рассудил Ратша. А так можем и нагнать.
Еще одна женщина в Любшину выехала. Их предупредить, если успеет, добавила к сказанному Гроза. Остальные женщины в лесу остались. С ними все в порядке.
Послышались облегченные вздохи.
А вот тем, чьи дочери и жены уехали раньше большухи, придется нелегко от мысли, что они-то уже до Любшины добраться успели к ночи и теперь, сбежав от руси, на них-то снова и наткнутся.
Иди, Гроза, отдыхай, велел отец. Спасибо, что не побоялась через ночь ехать.
Воеводова дочь, хмыкнул кто-то из мужиков.
Ратша улыбнулся довольно, а Рарог крепче стиснул плечи Грозы, словно подбодрить лишний раз хотел. Пока воевода отвернулся, погладил ее по косе и легонько ладонью между лопаток скользнул до самого пояса. И сил-то не было воспротивиться, и приятночего скрывать. Словно волна расслабления по спине прошлась от этого медленного, проникновенного касания, что ощущалось даже через плотный шушпан.
Эй, Вогул! рявкнул Ратибор. Своих поднимай. Сбираемся быстро и на лошадей. Выезжаем немедля в Любшину.
Десятник, который тут же неподалеку стоял слушал, кивнул и мигом ушел.
Яс вами поеду! чуть запоздало возразила Гроза.
С ума сошла?! взбеленился отец тут же. Ты верхом сколько провела. Иди спать!
Все равно не усну! она вперед шагнула. Как уснуть-то? Так мне спокойнее будет. А отдохнуть я и в струге могу.
Сказалаи сама испугалась. Да не хотелось ей сейчас отца оставлять, раз уж Макошь повелела ей назад вернуться. А может, и Перун самчтобы воинов предупредила. А то вдруг и помочь чем сможет?
Да ты чего удумала? Ратша и кулаки сжал. Здесь сиди, я сказал!
Начали выводить лошадей во двор. Тут же засуетились и кмети, уже собранные: тому их учили тоже, чтобы по приказу могли споро в путь отправиться. Стало шумно кругом, и даже огни на стене острога как будто ярче загорелись. А может, это светает уже? мелькнула страшная мысль. Но нет. Небо было самого глубокого непроглядного цвета. И до зари еще далеко.
Не спорь с отцом, Гроза, решительно встал на сторону Ратши Рарог. Иди.
И тут только Гроза заметила, что до сих пор рядом с ним стоитда почти висит на нем. А руки его теплые уже крепко за талию придерживают, не отпускают. Но он оттолкнул ее слегка. Взглянул сверху внизв глаза самые. Гроза шаг сделала и поморщилась от того, как свело все ниже пояса. И куда, верно, собралась? Находник быстро ее на руки подхватил и унес в терем. Ни слова по пути не сказал. Оставил в тесноватой горнице и ушел.
А шум во дворе все громче становился.
Гроза посидела немного на лавке. А после встала и, найдя кувшин с водой на столе, напилась вдовольи как будто легче стало. Она выглянула в оконцемужи совсем все вокруг заполнили. Ватажники, тоже собранные и даже бодрые, как будто всю ночь спали, уже в сторону берега направились. Гроза косу свою под шушпан спрятала и платком едва не до самого носа укуталась, чтобы хоть немного лицо закрытьбудто это поможет в ней девицу не распознать. Да хоть не сразу увидят, кто: баба и баба по двору пробегает. Подхватила свой заплечный мешок и вновь по всходу спустилась во двор. Да не по главному, а окольными путями. Вдоль стены терема проскочила к воротам, укрылась в тени, прячась за мужами, что выходили из них. Как только последний вышелона следом ускользнула: стражники, занятые другими делами, и не заметили ее вовсе. Она увязалась за находниками, держась позади и стараясь не попадаться им на глаза. А как отошли чуть от стены острога, пробралась кустами и вышла к стругам только едва вперед них.
Лодьи были вытащены носами на пологий берег. Совсем чуть-чуть. Без сходен забираться неудобно, но Гроза, превозмогая слабость во всем теле, ухватилась за борт и, подтянувшись, перевалилась на дно. Уже слышались голоса мужей, уже появились их очертания на берегу среди ивовой поросли. Гроза переползла к корме и, скрутившись почти в калач, спряталась в углу под лавкой, прикрылась рогожей, что тут же свернутая лежала. Теперь выждать бы, пока отойдут от берега, а там и показаться можно: не кинут же в воду.
Застучали шаги по палубе, заскрипели скамьи под весом крепких ватажников и кметей. Гаркнул узнаваемый голос Рарога:
Отходим! аж вздрогнуло в груди неожиданно сладко от его звука.
Лодья качнулась, как толкнули ее с отмели. Шеркнула дном по песку и замерла как будто, но, коли не шевелиться и к ощущениям прислушаться, можно почувствовать, как легко несет ее река. А после послышался и мерный плеск весел.
Гроза и вовсе вздохнуть боялась. Спина уже затекала, измученное тело не давало забыть, как ему нужен отдых. Да в такой неудобной позе разве ж расслабишься? Того и гляди рука или нога высунется из-под рогожи. Кто-то сел на кормовую скамью. Скрипнуло весло в уключине. Гроза и рот зажала, чтобы ненароком какого лишнего звука не издать. Но все равно казалось, что стук ее сердца обязательно слышен всем вокруг. Мужи гомонили неспешно, тихо, словно не хотели духов речных беспокоить и нарушать спокойствие колдовского ельника, что рос по берегам и дышал хвойной свежестью: даже в укрытии чувствовалось. И от запаха этого Гроза помалу успокаивалась. Щекотало от него в носу напополам с легкой затхлостью сырой рогожи. Слышалось спокойное дыхание того, кто сидел рядом и, кажется, его тепло даже чуть-чуть касалось кожи сквозь преграду.
В какой-то миг Гроза даже задремала, перестав обращать внимание на то, что скоро в корягу, верно, превратится. Но очередное шевеление рядом заставило встрепенуться. А за ним и голос, спокойный, чуть насмешливый:
Я вот все думаю, Лисица, когда у тебя терпение закончится там сидеть?
Она застыла, забыв вдохнуть. Как поступить теперь: признаться все ж, что она и правда здесь, или пока ничем себя не выдавать? Но тут рогожа откинуласьи свет месяца, что висел на ясном иссиня-черном небоскате, показался ослепительнее Дажьбожьего ока.
Ты, верно, и правда решила добиться, чтобы мне голову открутили. Либо князь, либо отец твой, Рарог склонился над ней, и его глаза чуть сощурились, выдавая легкую издевку. Зачем сюда залезла?
Мужи поначалу притихли, а после загомонили озадаченно.
Только не говори, Рарог, что эта девица снова за нами увязалась, Гроза по голосу узнала Другоша.
Треснуть бы ему посильнее, баламуту. Гроза, едва владея порядком затекшими руками и ногами, выбралась из-под лавки и оперлась спиной о борт. Окинула взглядом все любопытствующие, а то и рассерженные лица: многие мужи совсем уж не были рады тому, что надоедливая девица снова здесь оказалась, когда сам воевода велел ей оставаться в остроге. Но даже кмети, немало удивившись, не стали ничего говорить.
Я не могла там остаться, только и ответила Гроза на безмолвный вопрос, что застыл в глазах каждого мужа здесь.
Она огляделась мельком: вокруг стоял уже непроглядный ельник, сжимая в колючих объятиях русло сияющей в холодном свете луны реки. Не виделось вдалеке острога: стало быть, ушли уже далеко и возвращаться не станутто и нужно было. Теперь пусть мужи хоть огонь извергают и бранятся на нее почем зря, а деваться некуда. Она останется здесь.
Неуемная ты, Лисица, вздохнул Рарог обреченно. И зачем только свалилась на мою голову?
Он согнулся сильнее и достал войлок, а за ним и покрывало. Расстелил на свободном кусочке палубы и махнул на это простое ложе, взглянув на Грозу.
Отдохни, беда. Измучилась верхом без седла-то. И под скамьей.
Она кивнула благодарно и улеглась теперь гораздо удобнее. А там и заметить не успела, как ее сморил сон.
Глава 8
Находники вели свои лодьи умело. Пусть казалось, что нагнать русинов невозможно: слишком далеко ушли и в Любшине уже давно зверствуют. Но показалось, Гроза едва успела веки сомкнуть, как ее разбудил взбудораженный гомон голосов. Оказалось, нерешительная весенняя заря уже начала окрашивать первыми лучами бледный небосвод. Помалу зеленели верхушки елей и сосен на низких берегах, проступала медь на их стволах. И потянулись туманные кудели по воде, заползая в струги, трогая кожу влагой и прохладойсквозь бодрящую свежесть бора. Лица ватажников и кметей стали различимее в синеватых сумерках. Они рьяно обсуждали, что делать будут, как подойдут к берегу Любшины. Если там и впрямь стоят лодьи русинов, нужно их поджечь: чтобы бежать тем было некуда. А там уж на берег ссадиться, чтобы своим помочь. И до сих пор так странно было слышать от них решение о подмоге. Потому как не могут они помогатьразве не так? Не должны жизнями своими рисковать ради чужих людей. Они должны уж давно уйти из этих вод и начать добычу снимать с купеческих лодий.
А может, и встали бы уже перед ними далекие очертания свейских берегов. Ведь не зря о том ватажники говорили. Не зря предвкушали, хваля своего старшого за такое решение: смелое, но и сулящее многие блага. Такие, что всю зиму безбедно прожить можно. А то и на следующее лето останется. Только теперь вот они шли за Рарогом без сомнений: в сечу кидались, которая так или иначе ждет их впереди. Чудно
Гроза сидела долго, прижавшись спиной к твердому борту, и шевельнуться опасалась лишний раз, чтобы внимание к себе не привлечь. В первый миг, как голову повернула, увидела, что у кормила не Рарог сидит, а Волох, один из самых ближних его ватажников. Тот покосился на нее и подмигнул вдруг, словно приятелю старому, которого подбодрить хотел.
Гроза поежилась от сырости, что пробралась под шушпан и подол. Надо было и свиту захватить Тепло в эту пору еще неверное, особенно ночью.
На, поешь, раздался над головой голос.
Рарог встал рядом и протянул небольшое полотенце с завернутыми в него лепешками и вяленой поросятиной. Видно, остальные, пока она спала, подкрепиться успели: а иначе как без сна да сил воевать идти? Хоть и живот сильно-то набивать негоже. Она кивнула, с благодарностью принимая скромное кушанье и не решаясь хоть что-то сказать. Потому что опасалась услышать, что старшой ей скажет в ответ и что решит сделать с ней дальше, потому как близко к Любшине, если там уже идет бой, он точно ее не подпустит. Да она и не дурочка, чтобы не понимать, что девице среди ратников не место, хоть и оружием владела: да кто ж послушает теперь такие доводы?
Ты на берег сойдешь, Гроза, будто услышаве ее мысли, проговорил Рарог, усаживаясь рядом. Кормщик отошел и сел вместе с товарищами за весло. Утро подступало, а потому надо было скорее добраться до веси. Но течение перед излучиной, изогнутой змеиным хвостом, расширившись на много саженей, стало медленнее.
Прямо тут высадишь? она усмехнулась. Да не до смеха: с него станется, как щенка, в воду бросить, чтобы до берега плыла сама. Потому как досадила она ему уже порядочно.
Рарог всунул ей в руки мех с водойсухую трапезу запить. Помолчал, глядя на туманный берег, почти сокрытый белесой, вытянутой по земле пеленой. Вздохнул каким-то своим мыслям. И отчего-то захотелось вдруг пальцами расчесать его чуть волнистые волосы у шеи. Гроза и руки под мышки спрятала, опасаясь, что тело само за нее решит, надо это делать или нет.
Нет, конечно, наконец ответил старшой. Как увидим Любшину вдалеке, так и сойдешь. А там, коли тебе хочется, пешком доберешься. Да не слишком близко. Там, я знаю, есть избушка одна на берегу: мимо не пройдешь. Жила там одна вдова, пока не померла. Говорят, ведьма была, потому никого не пришло в дом жить даже из родичей. Тебе такое пристанище в самый раз будет, пока все не закончится.
Вот же, и позаботился, кажется, и ведьмой почти назвал. Как с таким разговаривать всерьез?
Откуда же ты все знаешь? Гроза заглянула в его озабоченное и суровое лицо.
Какие где избы стоят. Пустые они или нет.
Останавливались мы там, бывало. Место хорошее, даже струги можно оставить не так заметно для других. Мы много таких мест знаем. Нам часто в селения соваться нельзя.
Хорошо пришлось согласиться, как ни хотелось возразить.
А тебя никто и не спрашивает, чуть резче, чем нужно, оборвал ее находник. Ты ведь никого не спросила, когда из острога сбегала. И мою шею под удар своего отца ставила. Больше такого счастья мне не надо.
Гроза и хотела уже было что-то ответить, довольно взъярившись от его грубого тона, да не успела.