Я жду! рев прокатился такой, что стены должны были рухнуть, погребя под собой весь След, но иллюзия растворилась в ту же секунду. Медленно открыв глаза, Май поняла, что все это время жалась к стене, точно испуганный ребенок. На ладонях проступили алые полукружья от ногтей.
Она не услышала шагов Базель и очнулась только, когда получила увесистый тычок в бок. Скривившись от боли, Май подняла глаза. Полный негодования взгляд наставницы хлестнул по лицу. Той было очень непросто сдерживать силу. Хорошо, если бы удалось отделаться парой синяков, а не переломанными ребрами.
Раз выползла из комнаты, значит, не устала, пробасила женщина. Видела у тебя клинок. Посмотрим, достойна ли ты его носить.
***
Май надолго запомнила эти слова и хорошо усвоила урок.
И старалась лишний раз на глаза наставницы не попадаться. Тренировки были ежедневными, изматывающими, тяжелыми до тошноты.
Ее полностью отдали в распоряжение Базель, а это значило, что Май с раннего утра и до позднего вечера занималась тысячей дел. Стоило только позавтракать, как наставница гнала ее на площадку, где проходили самые тяжелые часы.
Под палящим солнцем и под проливным дождем, при любой погоде, и даже если над площадкой разверзнутся врата в Энкул, Май должна была отрабатывать удары.
Не тем клинком, что подарила Клаудия, а другим. Тяжелым и неудобным, слишком большим.
Базель посчитала ее недостойной прекрасного оружия.
«Новичкам не пристало размахивать люзом, пусть научатся работать со сталью».
Сталь же наотрез отказалась работать с Май. Стирая ладони в кровь, она упрямо сжимала рукоять. Каждый успешный удар давался ей болью и слезами, а ночами приходилось отпаривать руки в целебных отварах, кусая губы, чтобы никто не услышал болезненных криков.
Особняк был намного больше, чем казался на первый взгляд. Здесь нашлось место и саду, и внутреннему двору, превращенному в настоящий тренировочный полигон.
Май даже наткнулась на некое подобие темницы, спрятанное в самой дальней части сада, за массивной черной дверью. Среди колючих кустов и фруктовых деревьев она казалась вратами в другой мир. От старого крепкого дерева веяло холодом.
Было странно, что снаружи никогда не стояла охрана, но прислонившись ухом к двери, Май поняла почему: с другой стороны раздалось утробное рычание, и от тяжелого удара створки содрогнулись.
Май отскочила назад, и, зацепившись ногой за корень, кубарем покатилась по земле. От удара потемнело в глазах. Коснувшись рукой затылка, она выдохнула с облегчением: ведь что потом сказать наставнице, если умудриться расшибить голову?
Базель была явно не из тех женщин, что пожалеет и даст приложить что-то холодное. Скорее, в наказание за неуклюжесть заставит бегать вокруг сада до самого заката, пока Май не потеряет сознание.
Несмотря на тяжелые, порой непосильные занятия, Май нравились изменения, происходящие с ее телом. Она не стала больше, как хотела, скорее, просто налилась силой. Руки окрепли, но все еще с трудом держали стальной клинок. Ноги все еще болели после каждого забега, но утро уже не было невыносимой пыткой, когда встать с постелита еще задачка. Она могла с легкостью удержаться на тренировочном бревне, даже когда Базель раскачивала его.
И эта вера в собственный успех жила ровно до того момента, пока наставница не решила проверить Май на прочность.
***
Давай, скотина, разгоняйся, как следует! хохотнул Шянт, прислушиваясь к разъяренному вою за дверью. Зверь себя ждать не заставил. Влетел в черную кристаллическую громаду с такой силой, что заскрипели петли. Но створки не раскрылись. Не сдвинулись ни на дюйм, хотя казалось, что в этот раз удара хватит.
Мать твою, зло зашипел он и чуть отошел назад.
Твари за дверью стоило прийти в себя. Похожее на совершенно дикую смесь ящерицы и паука, неведомое страшилище хоть и было крепким, но далеко не бессмертным. Если давать ему бросаться без перерывов, то зверь так и издохнет, а нового могли не привести.
Шянт вышагивал от стены к стене и прислушивался к любым шорохам. Можно было бы прогуливаться из угла в угол если бы у этой проклятой конуры были углы.
Залидеальный круг, вымощенный зеленоватым мерцающим камнем. Стенынепроницаемо черные глыбы, сплошь усыпанные множеством золотых завитушек и ломаных линий. Разумеется, о свете и речи быть не могло, но Шянт неплохо видел в темноте.
Хоть он и не касался пола при ходьбе, но тот слабо светился, отмечая каждый шаг. Такой разновидности люза иномирец никогда не встречал. В первые секунды, после того как звякнул внушительный засов, а стены вспыхнули желтоватыми охранными знаками, было любопытно. Сейчас же, когда минули дни, а то и недели, все, о чем мог думать Шянтэто тварь, оставленная его сторожить.
Точнее, охранять тюрьму от незваных гостей. Ведь маленькие девочки бывают такими любопытными.
О, я очень надеюсь, что девочка окажется любопытной! В противном случае не видать мне тела.
Говорить с самим собойдурная привычка, но без этих коротких фраз становилось совсем уж тоскливо.
Раньше у него хотя бы был Граци, а теперь остались лишь стены.
От внешнего мира зал отделял коридор, длиной не меньше сотни ярдов. Наружная дверь вела в сад. Милое местечко. Если бы кто-то решил прогуляться среди цветущих деревьев, то и не подумал бы, что рядом коротает время опасное чудовище.
Поначалу Шянт тешил себя надеждой, что зов проникнет даже сквозь внутреннюю дверь. В его мире это всегда срабатывало, а там, видит мрак, почти все было сделано из люза. Но задумка рассыпалась прахом. Внутренняя дверь мало того, что была редкой драгоценностью, неизвестно кем созданной из черного, как беззвездная ночь, минерала, так еще и покрывалась, точно паутиной, сеткой древних чар. Таких же, как и защита в кабинете Клаудии.
Вся эта древняя магия начинала откровенно раздражать. Казалось, что кто-то намеренно ставит перед Шянтом преграды, или некая высшая сила решила обрушить на его голову годовой запас неудач.
Ничего, всякое случается, бормотал он, за черной полосой всегда следует белая. Наверное.
Когда стало ясно, что самому ему дверь не открыть, пришло время расшевелить охранника за ней. Тварь была достаточно массивной и сильной, чтобы сорвать засов.
Шянт дразнил зверя, иногда позволяя отдохнуть. Стоило только отойти к дальней стене, как несчастный сторож успокаивался. Правда, долго рассиживаться иномирец ему не давал.
Его запах не отпугивал тварь, а, наоборот, приводил в форменное неистовство, заставляя кидаться на створки. Расхаживая по залу, Шянт иногда подходил достаточно близко к барьеру и с улыбкой прислушивался, взяла ли бестия очередной разгон.
Как бы Клаудия не кичилась своей охраной, магией и запорами, а железо всегда оставалось железом. Сделать замки и петли из люзаэто не путь людей. Они таким себя не утруждали.
Была нужна лишь крохотная щель, не больше волоска, чтобы зов вырвался наружу.
Шянт не без труда переделал знакомую формулу призыва. Она не очень годилась для людей, больше для его приближенных, но особого выбора не было.
То и дело в голове мелькали истлевшие образы далекого прошлого. Мир, который пришлось оставить, чтобы отвоевать свое. Первородная совершила ошибку, позарившись на иномирские секреты. Она отняла у них формулы, обманом выкрала все те наработки, ради которых некоторые пожертвовали жизнями.
Граци обвинял Шянта в недальновидности, поспешности и эгоизме, но король делал то, чего и ждали от короля. Пытался вернуть украденное.
Мог ли он вернуть иномирцев домой?
Теоретически? Да.
На практике? Шянт не был уверен, что есть куда возвращаться. В тот момент, когда он ушел, Энкул раздирала война. Разумеется, трон не остался без присмотра доверенного лица: Шянт не мог бы назвать никого более достойного чем Редес, его наставник и единственный друг, но прошло добрых триста лет
Тряхнув головой, он отогнал навалившуюся горечь.
Не время сейчас думать об этом! Время открыть проклятую дверь и позвать дэр-ла!
Давай, тварь, порадуй папочку! Разгонись, как следует!
***
Удар хлестнул по щеке, как плеть.
Под подошвами ботинок заскрипели и рассыпались в пыль мелкие камешки, на подбородке застыла и сорвалась вниз капля алой влаги.
Отлетев назад и едва сохранив равновесие, Май выпустила из рук клинок. Тот лишь слабо звякнул, упав в пыль, будто упрекая хозяйку в неосторожности.
Рот затопил металлический привкус крови. Май коснулась пальцами разбитой губы, с ненавистью посмотрела на наставницу. Та нависла над ней, как скала, на лице расползлась презрительная усмешка. Плотная и ширококостная, бугристая, как мешок с картошкой, Базель с невиданной ловкостью крутила в руке меч. Дуги, выписываемые острием, светились, оставляя в воздухе алые росчерки. Или это просто солнечные блики играли на стали?
Утерев выступившую на лбу испарину, Май подняла меч и легонько качнула им из стороны в сторону. Не было времени стоять на месте.
Базель расценила жест правильно и незаметно повела плечом. Только для того, чтобы в считаное мгновение оказаться рядом и поднять руку для сокрушительного удара сверху. Май скользнула в сторону, уходя за спину наставницы. Колени готовы были подогнуться от усталости. Мышцы натянулись, задрожали от напряжения. Для своей комплекции Базель обладала просто нечеловеческой скоростью, и когда Май разрубила воздух, перед ней уже никого не было.
Базель наслаждалась их уроками. Давно ей не доводилось держать оружие в рукахредкие тренировки с Клаудией были не в счет.
Женщина не слишком верила в россказни о переселении души Первородной в человеческое тело. Не укладывалось у нее в голове, как это тщедушное существо могло стать вместилищем божественной сути.
Нельзя было не признать, что девчонка добилась определенных успехов. Стала выносливее, даже будто вытянулась, прибавила дюйм в росте. Руки уже не дрожали после занятий, и бег вокруг сада не вызывал болезненного кашля. Базель не нравилось, что подопечная почти не прибавила в весе.
Совсем девка нескладная попалась
Базель мастерски обращалась с мечом, и уроки она выбирала самые сложные, каждый день подбрасывая ученице новые удары и блоки. То и дело загоняла подопечную в угол.
Никакой жалости, ни минуты передышки! Отлеживаться будет вечером, после ужина.
Без особого труда парируя новый удар, Базель напомнила себе, что сегодня девочку должны напоить особым зельем. Она уже дала распоряжение на кухне.
При мысли о ядовитых цветах стало не по себе, но оспаривать решение Клаудии она не имела права. Как-то все это было не по-человечески, но что сделаешь?
Впрочем, когда весь мир дрожал и кренился над пропастью, любые средства были хороши, а девчонка в последнее время проявляла нездоровое любопытство к главному входу в особняк. Разумеется, наружу ее не выпускали, но даже, будучи измотанной тренировками, девка частенько спрашивала, когда ей можно будет выйти в город, пройтись по улицам и посмотреть на столицу «во всей красе».
Базель могла поклясться, что девчонка ищет пути к отступлению, и изматывала ее еще сильнее, до изнеможения, но постоянно так делать она не могла. Тело должно было оставаться здоровым и крепким, так что пришло время использовать кровавку.
Забывшись, Базель пропустила движение Май, и через секунду клинок уже касался острием шеи, оставляя на коже красный росчерк. Девка явно вошла во вкус: губы растянулись в легкой усмешке, грудь ходила ходуном, а в глазах светилось ликование.
Не расслабляйся, даже когда кажется, что враг в твоей власти, Базель нанесла удар плашмя, заставив девчонку вскрикнуть и припасть на одно колено, загнанному в угол хищнику терять нечего.
Май раздраженно цыкнула. Поднявшись, она хотела отойти, чтобы продолжить поединок, но Базель решила иначе.
Пробежка! бросила наставница, давай-давай, нечего морщиться. Потом можешь вернуться в комнату.
***
Клаудия уже в сотый раз прошлась мягкой тряпкой по поверхности зеркала.
Стекло Литгиль было вратами. Крохотной дверцей в другую реальность, которая открывалась только раз в год: в тот самый день, когда Первородная пришла в этот мир.
Самый жаркий день в году.
Уже сейчас она занималась подготовкой к предстоящей церемонии. Сделать следовало многое. Нельзя было просто пройти сквозь зеркалодля этого требовалась специальная подготовка, защитные барьеры. Если использовать стекло Литгиль неправильно, то оно рассыплется пеплом, сделав возврат невозможным.
Клаудия не волновалась, что девушка не сможет выйти. Когда Первородная получит тело, то все сделает сама, но служительнице хотелось сохранить стекло для себя. Не расставаться же просто так с редким артефактом.
Не стоит гулять по Изнанке из праздного любопытства, голос богини звучал обманчиво мягко, и Клаудия невольно поежилась. Это мои владения, не забывай. И все, что ты пожелаешь оттуда принестимое.
Я помню, госпожа.
Отложив зеркало в сторону, она подошла к окну и глянула вниз. Базель как раз тренировалась с Май. Девчонка упорно сопротивлялась, крепла с каждым днем, что не могло не радовать. Первородной был необходим крепкий носитель. Молодой, готовый меняться.
Клаудия отдала приказ использовать цветы без колебаний. Снадобье следовало строго дозировать, ведь это был яд: он должен был пропитывать тело и разум Май постепенно.
Выпьет слишком много, и отрава уничтожит девочку.
По-хорошему, Клаудия должна была заняться этим сама. Так было правильно. Но в последнее время разум подводил ее. Ночи пролетали без сна, полные ужасных видений, а утром руки дрожали так, что не могли удержать даже ложку. Разумеется, Клаудия не смела никому об этом рассказать. Базель, наверное, заметила резкую перемену, но ничего не спрашивала.
Несколько дней ей казалось, что кто-то постоянно находится в комнате и следит за каждым движением. От странного чувства было не избавиться. В каждой тени мерещились твари, жуткие чудовища, какие не обитают в мире людей.
Богиня же хранила молчание, только иногда отдавая резкие, колкие распоряжения.
Грешным делом Клаудия думала, что встреча с иномирцем так ее подкосила, но быстро отмела эту мысль. Без тела он был не опасен. Да и не боялась она его настолько, чтобы потерять покой и сон.
Это было другое. Постоянная тревога, что никак не хотела выпустить жертву из когтистых лап.
Вынырнув из давящих мыслей, Клаудия наблюдала, как Май воспользовалась заминкой и приставила клинок к горлу наставницы. Приятно было видеть, что девчонка использует любые возможности для победы. Клаудия подумала, что если бы не обстоятельства, то она могла бы сработаться с Май. Со временем она бы даже заменила Базель: могла бы стать ее правой рукой.
Жаль, что придется найти другого приемника.
Сейчас же оставалось только ждать.
***
На кухне Май ждала наваристая похлебка и горячий яблочный отвар. Она удивленно посмотрела на протянутую кружку, но кухарка не собиралась ничего объяснять. Отвернувшись к раскаленной печке, женщина вытерла лицо передником и махнула в сторону низенькой скамьи и стола, наскоро вытертого влажной тряпкой.
Нос щекотали запахи мяса, перца и свежего хлеба. У печки висели пучки сушеного укропа, лука и чеснока. В котле на огне мерно булькало густое ароматное варево.
Столешницу точно посередине рассекала внушительная трещина, будто кто-то ударил по ней топором. Май подумала, что если надавить на края, то можно развалить стол пополам. Аккуратно примостившись на самом углу, она набросилась на еду, только сейчас ощутив, как сильно проголодалась. Желудок с радостью принимал пищу, и боль постепенно отпускала, тело тяжелело, а веки готовы были сомкнуться в любой момент.
Поднеся к губам бокал с яблочным отваром, Май на мгновение замерла. Странное предчувствие кольнуло в груди, но она списала непонятное волнение на усталость. Раньше Май удостаивалась только кружки воды, а сегодня был просто праздник какой-то.
Сделав большой глоток, она закашлялась: необычная горечь скользнула по языку и обожгла горло. Кухарка недовольно хмыкнула, всем видом показывая, что раз трапеза окончена, то пора выметаться. Девушка не заставила ее ждать и, выскользнув из кухни, прикрыла за собой тяжелую дверь.
***
Рухнув на постель, Май подумала, что больше никогда не сможет встать. Перевернувшись, она стащила штаны и плотную куртку, потянулась до хруста в позвоночнике и поправила соскользнувшую с плеча бретель тонкой хлопковой сорочки.