Он пожимает плечами, словно я сам в какой-то момент все пойму.
Никто не мог отправиться туда и сделать, что должно. Никто, кроме Абры. Это были смутные времена.
Уж конечно, смутные, тихо ворчу я, если вы послали юную девочку вас выручать.
Когда он снова начинает говорить, голос старика становится уязвимым, будто умоляет его понять. Или простить. Не знаю, могу ли доверять ему после всего услышанного. Возможно, да.
Абра была единственной, кто мог пройти туда. Надеюсь, вы все же поймете. Я бы и сам пошел! Но должна была идти она.
Молчу. Чашки на столе исходят паром.
История началась за четыре года до того, как Древо появилось в Дине. За четыре года до того, как вы двое убили Джинна и Амарока. За четыре года до того, как ушел мистер Теннин. За четыре года до смерти вашей матери.
Вы же понимаете, что на самом деле я не убивал Джинна, тихо говорю я. О нем позаботилась Абра.
Я словно трус, который пытается переложить на Абру всю грязь того лета и спасти собственную шкурувдруг этот человек желает мести? Но мне кажется, Генри знает о тех событиях намного больше меня, хотя я при них присутствовал, а оннет.
Но старик продолжает свой рассказ, словно не слышит. Я гляжу мимо него в окно: снег уже идет сплошной стеной. Похоже, на подходе метель.
Отчасти я сам нашел следы той истории, отчасти мне рассказали люди. Кое о чем пришлось догадываться.
Внезапно умолкнув, он кивает, словно доволен проделанной работой, и откидывается на спинку стула.
Итак, насколько я могу судить, все началось в тот день, когда с лица земли исчезла Руби
Часть IIИсчезновение Руби
Только глупцы не боятся.
3
В тот самый день, когда исчезла его сестра, и за несколько часов до того, как прошагать по Новому Орлеану до кладбища Святого Людовика, Лео Джардин, затаив дыхание, прятался в чулане. Пытаясь успокоиться, он перебирал в кармане отмычкидлинные тонкие стержни из набора взломщика, который подарил ему двоюродный дед. Правда, Лео его почти не помнил. Он погладил железки пальцами. Одни были изогнутые, другие прямые. Лео их все выучил на ощупь.
Вот этапрямая, как стрела, для взлома замков.
Этас зубцамичтобы дотянуться и захватить.
Этас крючком на концекак ответ на вопрос.
Отец вместе с доктором был наверху, в комнате сестренки Лео. Докторчья фамилия начиналась на «Н», но Лео так и не удалось ее расслышать или увидеть, как она пишется, напоминала тонкую прямую отмычку из набора. Твердая, решительная и разговаривала всегда без сантиментов. Быстро приходила и уходила, выбирала только кратчайший путь и никогда не смотрела по сторонам.
Лео прислонился к стенке чулана, что примыкал к столовой, где отец и доктор после осмотров всегда обсуждали состояние здоровья Руби. Лео ждал, пока они спустятся.
В доме Амоса, отца Лео, была куча дверей. Массивная парадная дверь выходила на широкую террасу, укрытую сенью древних раскидистых платанов, чья кора осыпалась большими пластами, словно обгоревшая кожа. По обе стороны этой двери располагались два окна с плотными тяжелыми портьерами, надежными, будто ангелы-хранители. Когда портьеры задергивали, в дом не проникало ни единого лучика света.
Еще была дверь бокового входа. Она висела на хорошо смазанных петлях и отворялась совершенно бесшумно. Весьма гостеприимная дверь: каждый незнакомец спокойно стучался в нее или приоткрывал на несколько дюймов, прежде чем позвать хозяев.
Задняя дверь вела из кухни прямо в заросший азалиями двор. За рядами азалий возвышались кедры, наперегонки устремляясь прямо к солнцу. Нижние ветки их высохли и обломались, и только на макушке, так высоко от земли, будто боялись ее, красовались зеленые иглы.
А в самом доме было еще больше дверей, и за некоторые Лео ни разу не заглядывал. Например, та, что вела в отцовский кабинет. Да он бы никогда в жизни не посмел туда войти! Последствия были невообразимы. Оттуда часто доносились странные звуки и приглушенные разговоры. Выдвигались и звонко закрывались картотечные ящики, звякали замки, мягко жужжал циферблат сейфа. Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк
А еще была дверь на чердак, которая вела наверх, в пыльный сумрак. Отец никогда не запрещал туда подниматьсяЛео просто не нуждался в подобном запрете. Чердачное помещение наводило на него ужас, Лео жутко боялся того, что мог там обнаружить.
Пожалуй, самой необычной дверью была небольшая крышка в полу кладовки в гостевой комнате. Лео ни разу не захотелось ее открыть. Когда он впервые обследовал дом, то заметил маленькое круглое кольцо и потянул незапертую дверцу, но она казалась совершенно безобидной, самой обыкновенной и скучной.
Иногда ему приходила в голову мысль узнать, что скрывается за той крышкой, но в удивительно неподходящее времянапример, посреди ночи или когда Лео жил у матери. Но дома у отца, где дверца была в свободном доступе, ему ни разу не захотелось ее открыть.
Еще были двери спален и двери кладовых, тяжелые раздвижные двери и застекленные французские окна.
А самое главноев коридоре, прямо у парадного входа, имелась дверь в чулан под лестницей. Скошенный потолок этого закутка постепенно спускался до самого пола. Там и затаился мальчуган. Застоявшийся воздух отдавал плесенью. Гладкие и неустойчивые доски деревянного пола могли в любой момент заскрипеть и выдать Лео, который вытянулся в струнку и прижался ухом к стене.
Дверь стояла чуточку приоткрытой: Лео было всего десять лет, и он еще боялся темноты. Боялся того, что скрывается в мрачных, недоступных взгляду глубинах. Если дверь закрыть, вдруг она больше не откроется?
В последнее время Лео начал сомневаться в историях, которые всегда принимал за чистую монету, о королях и драконах, ангелах и демонах, тайных мирах и людях-невидимках. Даже в свои десять лет он знал, что вера от него ускользает. Уходит, просачивается, как мед сквозь трещину в кувшине. Но в чулане Лео внезапно снова поверил, что все это может оказаться правдой. Может быть, дело в темноте или тишине? Или в ощущении, что вокруг полно живых существ, невидимых глазу?
Лео выглянул в щелочку двери, и косой золотистый луч пересек его лицо.
Дом отца был старым, он весь охал и скрипел, когда по нему ходили люди. Один из тех домов, что беседуют с вами, если вы остаетесь с ними наедине, и вздыхают, вспоминая обо всех, кого когда-то знали. Столько происходило в этом доме, кое-что даже представить немыслимо, а иные события могли бы показаться вам совсем незначительнымивроде всхлипа, что знаменует окончание дружеских отношений, или взгляда, зажегшего пламя любви. Этот дом напоминал стариканемного чудаковатого, слегка сварливого, но в основном тихого и задумчивого. А еще дом ждал. Всегда ждал.
Лео почуял появление отца и доктора еще до того, как услышал их шаги, когда они начали спускаться по длинной лестнице с третьего этажа на второй, а потом на первый. Шаги отца были шаткими и неустойчивыми, без малейшего ритма. Охваченный суевериями, медицине отец не слишком доверял. Когда он куда-то шел, то всегда торопился и размахивал руками.
Вслед за отцом спускалась доктор. Ее шаги были совершенно непримечательными, она ступала твердо и расчетливо. Темп походки этой леди был настолько размеренным, что дирижер мог бы использовать ее вместо метронома, руководя симфоническим оркестром. Проходя мимо чулана, где прятался Лео, доктор помедлила и остановилась. Лео замер на месте. Ему померещилось, что она втягивает воздух, пытаясь уловить запахи, но он тут же подумал: «Какая чушь!».
Люди не принюхиваются, как животные.
Правда же?
Двое прошли мимо чулана по небольшому холлу и расположились в столовой. Лео затаил дыхание, чтобы лучше слышать.
Мне очень жаль, Амос, сказала доктор. Ее голос впитался в стены и побежал по дубовым плинтусам. Он звучал словно издалека и казался приглушенным.
О чем это вы? устало и хрипло переспросил отец.
Лео не видел его, но по звуку догадался, что отец при разговоре закрывает рот рукой, будто старается сдержать вопросы, иначе ему придется узнать диагноз, который он совсем не хотел слышать.
Доктор вздохнула.
Мне жаль, снова повторила она. Ваша дочь не идет на поправку. По сути, девочка угасает. Я почти ничего не могу сделать.
Последнее предложение она произнесла очень быстро, словно пыталась быстрее вытолкнуть слова изо рта. Звуки снова впитались в стены. Лео стало любопытно, куда они деваются и можно ли найти их снова. А если процарапать штукатурку достаточно глубоко, отыщутся ли под ней все слова, что когда-либо слышали эти стены? Лео вдруг вспомнил о крышке в полу кладовки комнаты для гостей. Представил, как открывает ее, тянет тяжелую дверцу за маленькое кольцо, и из этой ловушки, как летучие мыши из пещеры, вырываются мощным потоком слова.
Хорошо. Я отвезу ее в другую больницу. Найду кого-то, кто сможет помочь. Специалиста с квалификацией повыше вашей!
Почти ничего больше нельзя сделать, сказала врач. Она вовсе не рассердилась, услышав упрек Амоса.
Женщина говорила так же размеренно и прозаично, как ступала. Ни гнев, ни печаль отца ее не пугали. Своим ответом она отмахнулась от его чувств, как от роя надоедливых мух.
В доме снова повисла тишина, гораздо более впечатляющая, чем крик. Лео изо всех сил старался не издать ни звука. Когда Руби заболела, отец сделался очень раздражительным. Ей было всего пять лет, а дышала она хрипло, как старуха. Кожа стала бледной, почти прозрачной. Руби почти все время спала, и ее тошнило всем, что бы она ни съела.
Если хотите, предложила доктор, я встречусь с вами и вашей женой, расскажу о состоянии девочки, и мы рассмотрим варианты.
Отец Лео засмеялся.
Нет-нет, так не пойдет, сказал он, а затем замолчал, будто подбирая слова. Мать Руби в отъезде. Она уехала еще на прошлой неделе, но все случилось очень быстро. Не стоит ее беспокоить.
Лео вообразил, как мама где-то в другом городе ждет посадки в самолет. Вот она в своей форме, с фирменной сумкой. Мама тоже всегда шла напрямик, четко ставила цели и знала кратчайший путь к их достижению. Однако Лео легко мог представить, как она грызет ногти, гадает, все ли в порядке с ее детьми, и безотрывно смотрит на часы, следя за движением секундной стрелки. Лео уже видел подобное раньше. Интересно, о чем она думала, глядя, как уходят секунды?
Мать безумно любила Лео. Он не сумел бы объяснить, откуда это зналпросто знал, и все. А вот отцовская любовь как-то угасла, Лео это чувствовал. Руби заболела, и Амос стал одержим ее здоровьем. Больше для отца ничего не существовало. Он сидел рядом с дочерью, не обращая внимания на Лео, тот мог болтать любой вздор, но отец только кивал и моргал в ответ, не отрывая взгляда от Руби. Иногда, входя в дом, Лео заставал отца, уставившегося на трещину в стене, дверную ручку или на полоску света. Сын словно перестал для него существовать, осталась только Руби и ее болезнь. Если долго смотреть на солнце, перед глазами у вас расплывается пятно, выжигая все прочее, так и Амосон просто больше ничего не видел.
Амос, повторила доктор, будто его имя могло изменить ситуацию, повернуть ключ в замке и открыть дверь переменам к лучшему. Голос женщины звучал тише, спокойнее. Амос, что вы намерены делать?
Странный вопрос. Лео услышал самый невозможный звук в миревсхлип отца. Мальчуган едва не вышел из чулана на это посмотреть. Невероятно. Отец никогда не плакалЛео думал, он даже не умеет.
Мальчик подался вперед, пытаясь рассмотреть, что происходит в столовой, и под ним скрипнула половица. Он затаил дыхание и перестал моргать, будто движение век могло его выдать.
Отец и доктор замолчали. На долю секунды Лео решил, что его обнаружили.
Это какое-то проклятие? пробормотал Амос. Я что-то не так сделал? Навлек злые чары на малышку?
Вряд ли начала доктор, но отец Лео ее перебил:
Дело в этом доме? На нем какие-то древние чары? Если я сожгу его, моя дочь поправится? Он говорил все громче и настойчивее, перебирая самые невероятные варианты исцеления. Вы же знаете этот город, док. Сами представляете, на что способны местные. Повсюду тьма!
Женщина промолчала.
А если мы убежим? Улетим? Тогда всё останется позади?
Когда отец произнес «всё», Лео понял, что он имеет в виду: болезнь, город, мать Лео.
И самого Лео тоже.
Отец готов был бросить все, включая сына.
Лео снова припал к дверной щели: сквозь нее он увидел еле различимую фигуру доктора, ее бледную светлую кожу, сложенные на столе руки, переплетенные пальцы. Одним из них она все постукивала и постукивала по руке. Люстра в столовой висела низко, прожектором освещая стол.
Если вы хотите исчезнутья имею в виду исчезнуть по-настоящему, сказала доктор, я знаю кое-кого, кто мог бы помочь.
Амос снова засмеялся, и звук отцовского смеха испугал Лео. Он опять сунул руку в карман и стал перебирать все десять отмычек длиной примерно с его мизинец. Кусочки проволоки были разной толщины, и каждая изогнута по-своему. Набор взломщика открывал перед ним почти все двери. Холодный металл, острые наконечники, знакомые изгибы успокаивали Лео.
Моя жена найдет нас, док. Не важно, в какую глушь мы забьемся. Уж поймите, вы не знаете ее, как знаю я. Мне никогда не будет покоя, ведь она нас из-под земли достанет, и что тогда? Меня посадят за похищение ребенка, или чего похуже.
Поверьте, она никогда вас не найдет. К тому же там, куда вы отправитесь, у вашей дочери появится надежда.
Теперь голос Амоса звучал рассерженно:
Надежда? Откуда? Вы же сказали, что ничем помочь не можете!
Я так сказала, потому что это место место, куда вы отправитесь, находится у Края Вечности. Если вы туда уйдете, то никогда не вернетесь. Никогда.
4
И где же это? вдруг жадно поинтересовался Амос. Далеко?
Доктор ниже склонилась к нему и искушающе, будто того и добивалась, произнесла:
Расстояние не имеет значения. Вам нужно изменить способ мышления. Там все иначе. Расстояние не имеет смысла. Места, подобного этому, не существует. Вы должны усвоить главное: там ваша дочь может выздороветь. Однако если вы все же туда отправитесь, обратного пути не будет.
О чем вы? Оно находится за пределами нашей страны? У меня нет загранпаспорта.
Доктор устало потерла виски.
Оно находится на Краю Вечности, Амос, повторила она. Вы обавы и ваша дочьдолжны будете исчезнуть. Навсегда. Возвращение невозможно. Представьте, что за вами закрылась дверь, а ключ потерялся. Второй раз ее открыть нельзя.
Что нужно делать? без колебаний спросил Амос. Я готов на все, чтобы забрать Руби отсюда и не дать ей умереть. Вы знаете, что бывшая жена грозилась отнять у меня обоих детей? Мне предстоит воевать за опеку над умирающим ребенком, вот мое будущее Его голос сорвался, следующую фразу он буквально выдохнул: Нужно убираться подальше отсюда.
Почему она оставила детей с вами?
Да у нее не было выбора! выплюнул Амос. Все решилось в последнюю минуту. Она изо всех сил пыталась найти няню, чтобы присмотрела за детьми, но ничего не вышло. Говорю вам: их в последний раз оставили со мной. Вы ее просто не знаете!
Вздохнув, доктор поднялась на ноги и задернула тяжелые шторы на всех трех окнах. В полумраке ее бледная кожа стала серой. Доктор несколько раз прошлась вперед и назад, затем снова села и подалась навстречу Амосу.
Есть одна женщина начала она.
Да-да? поторопил ее Амос.
Есть женщина, снова повторила доктор, ее имяМария Лаво.
Помедлила, вглядываясь в лицо Амоса: не знает ли он, о ком идет речь? Тот определенно ничего не понимал, поэтому она продолжила:
У нее есть ключ. Доктор замолчала, словно передумала. Если я расскажу вам все, пути обратно не будет. Вы не сможете сдать назад. Узнав тайну, вы уйдете, или все станет намного хуже.
Я хочу уйти, решительно заявил Амос.
Дайте бумагу, я кое-что напишу.
Конечно-конечно, пробормотал Амос, и его стул заскрипел по деревянным доскам пола, а потом ударился об стену.
Отец прошел мимо двери чулана, на миг загородив свет своей тенью. Лео потрясенно замер. Против исчезновения отца он не возражал, однако не представлял жизнь без Руби.
Развод родителей, болезнь сестрывсе это посеяло в Лео семена ужасной печали, которая росла и ширилась, пока не заполнила мальчика до отказа. Лишь присутствие Руби его поддерживало. Лео казалось, он любит ее потому, что онаего сестра, малышка, которая преданно ходила за ним по пятам. Но нет, любил он ее потому, что только Руби поддерживала в нем веру. Сестренка озаряла его жизнь как маленькая фея, и Лео задумывалсяа вдруг (ну а вдруг?) самые невероятные сказки на самом деле правдивы?