Я утратил способность думать, только съеживался и глубже вжимался в камни, надеясь, что нам удастся уцелеть под яростью этой бури. Но она никак не заканчивалась, и постепенно я стал привыкать к ней. Я уже понял, что ветер дует с востока и вся его энергия направлена с моря на Ульмспорт.
Трудно представить, что такая буря может сотворить с побережьем. Оно будет полностью опустошено могучими волнами. Вражеский флот, находись он в это время возле берега, будет полностью уничтожен. Но вместе с врагами пострадают и невинные люди. Что будет с Ульмспортом и жителями окрестностей? Если эта буря создана (вернее, вызвана) теми, кто сидит в Ульмскипе, значит они утратили контроль над могущественными Силами. Буря оказалась гораздо сильнее, чем они предполагали.
Я потерял счет времени. Не было ни дня, ни ночитолько кромешный мрак, и грохот, и страх, страх, вызванный не природой, а чем-то сверхъестественным.
Что с крепостью? Мне казалось, что ветер способен свернуть даже огромные камни, из которых сложена крепость, развалить ее на части.
Буря стихла внезапно, в одно мгновение. Только что царили грохот и свисти вдруг наступила тишина: полная, мертвая, не менее оглушающая, чем рев стихии. Раздалось слабое ржание лошади, выбравшейся на открытое место.
Черные тучи, разорванные в клочья, как знамя моего отца, стремительно и без остатка таяли. Снова был рассвет. Сколько же времени длился этот ужас?
Я, спотыкаясь, побрел за лошадью.
Воздух уже не был наполнен жгучей кислотой, раздиравшей легкие. Он стал свежим и холодным.
Надо было посмотреть, что там, внизу. Ведя Хику вдоль горного хребта на краю долины, я направился к Кулаку Великана. Обширные пространства были опустошены. Там, где росли деревья и кусты, остались глубокие шрамы на теле земли. Так очевидны были следы разрушений, что я частично приготовился к тому, что мне предстоит увидеть в самой долине. Но все оказалось гораздо хуже.
Часть крепости еще стояла А вокруг нее разлилась водаморе воды, на поверхности которой плавали какие-то обломкито ли корабельные мачты, то ли остатки домов.
Спасся ли кто-нибудь? Я не видел никаких признаков жизни. Вся деревня ушла под воду, виднелись только несколько крыш. Значит, те, кто так безрассудно обратился к могущественным Силам, просчитались? И тоже погибли во время бури? Хорошо бы Но Ульмсдейл погиб, это совершенно ясно.
Ни один человек никогда больше не сможет здесь жить. То, что море захватило, оно не вернет. Если завоеватели надеялись использовать Ульмсдейл в качестве плацдарма, то они просчитались.
Я отвернулся от остатков крепости. Нужно узнать, что произошло с Джойсан, и помочь ей. А затем затем меня ждали бои на юге.
И я пошел прочь от Кулака Великана, не желая больше смотреть на уничтоженную долину. Сердце щемило, но не из-за потери. Нет. Я никогда не чувствовал себя владельцем Ульмсдейла, однако это была земля моего отца, которую он любил и за которую мог бы отдать жизнь. Я проклинал тех, кто погубил ее.
12Джойсан
Мы стояли под луной, на каменных плитах, грифон сверкал у меня на груди. И тут Торосс выскользнул из моих рук на землю. Я опустилась возле него на колени, чтобы разглядеть рану. Голова Торосса была бессильно откинута, из уголка рта стекала струйка крови. Когда я увидела рану, то не поверила, что он смог уйти со мной так далеко. У меня было достаточно знаний о целительстве, полученных от госпожи Мэт, чтобы понять, что это действительно был смертельный удар, но все же я разрезала свое нижнее белье его ножом и приложила тампон к ране, чтобы остановить кровь. Я ласково прижала его голову к себе. Так мало я могла сделать, чтобы облегчить кончину этого человека, который отдал свою жизнь, чтобы я могла жить. В свете грифона и луны я хорошо видела его лицо.
Какие повороты судьбы свели нас вместе? Если бы я позволила себе, то, возможно, захотела бы радостно приветствовать Торосса как моего господина. Почему я этого не сделала?
В библиотеке аббатства я открыла для себя много любопытных знаний, которым обычно не учат, возможно, они считаются тайнами Пламени. И теперь я вспомнила, что говорилось в одном из свитков рун: каждый человекмужчина или женщинане живет одной жизнью, а скорее возвращается в этот мир в другое время с целью уплаты какого-то долга, который он или она должны другому. Поэтому в каждой жизни человек связан с кем-то другим узами, которые не относятся к этой жизни и времени, но уходят далеко в прошлое, в которое не может проникнуть ни один провидец.
Торосса с самого начала тянуло ко мне так сильно, что он чуть не лишил чести свой Дом, разыскивая меня, чтобы вызвать во мне подобное чувство. И хотя я отвергла его, он пришел мне на выручку, чтобы умереть у меня на руках, потому что моя жизнь значила для него больше, чем его собственная. В каком долгу он был передо мной, если это старое убеждение было правдой? Или он теперь возложил на меня какой-то долг, который должен быть выплачен в свою очередь?
Он пошевельнулся. Я наклонилась и услышала шепот:
Воды
Вода! Я понимала, что за водой нужно идти к реке, но она была далеко. Я выжала подол своей юбки и смочила его лицо, понимая, что этого недостаточно. Затем в мертвенно-белом свете луны я увидела, что вокруг растут высокие растениямне до плеча. На их мясистых листьях блестели серебряные капли. Я узнала растения, о которых мне рассказывала госпожа Мэт. Они обладали способностью конденсировать на своих листьях влагу, когда наступала ночь.
Я положила Торосса на землю и пошла собирать этот неожиданный дар, осторожно срывая самые большие листья, чтобы не пролить их драгоценный груз. И я поднесла листья к его губам, смочила их, влила несколько капель ему в рот. Этого было, конечно, мало, ничтожно мало, но, похоже, листья обладали лечебным свойством, потому что даже нескольких капелек хватило, чтобы утолить жажду Торосса.
Я снова прижала его голову к себе, и тут он открыл глаза, увидел меня и улыбнулся:
Моя госпожа Я хотела остановить его: говорить ему было нельзя. Он тратил на слова силы, которых и так оставалось немного. Однако Торосс не послушался. Я знал, моя госпожа, с самого первого раза, когда увидел тебя. Его голос с каждым словом становился тверже, вместо того чтобы слабеть. Ты очень красива, Джойсан, очень умна, желанна. Но Он закашлялся, и струйка крови снова потекла по подбородку. Я быстро вытерла кровь влажными листьями. Но ты не для меня. Торосс долго молчал, затем добавил: Не из-за наследства, Джойсан, поверь мне. Я умру с тяжелым сердцем, если ты думаешь, что я желал стать хозяином Иткрипта. Я я хотел тебя!
Знаю, заверила я его.
Возможно, родственники и побуждали его жениться на мне из-за наследства, но Торосс желал именно меня, а не дороги к трону. Очень жаль, что все, что я могла испытывать к нему, это дружба и такая любовь, какую можно подарить брату, и ничего больше.
Торосс снова стал кашлять и задыхаться. Говорить он уже не мог.
Я решила, что должна облегчить страдания, солгать ему, чтобы он поверил мне.
Если бы ты остался жив, я стала бы твоей, Торосс.
Он улыбнулся, и эта улыбка стрелой вонзилась мне в сердце. Я видела, что он поверил мне. Затем Торосс слегка повернул голову, прижался окровавленными губами к моей груди, закрыл глаза и затих, словно уснул. Но это не было сном Через некоторое время я положила его и, пошатываясь, поднялась на ноги, оглядываясь по сторонам, не в силах в тот момент взглянуть на него.
Мы попали в Место Силы, созданное Древними. Я остановилась здесь только потому, что не могла дальше вести Торосса. Теперь я решила осмотреться.
Здесь не было ни стен, ни их остатков, только мостовая, ослепительная в лунном свете. Впервые я заметила, что камни тоже испускают бледное сияние, похожее на свечение моего шара. И все же эти камни, несмотря на их блеск, казалось, мало отличались от камней, которые образовывали стены Иткрипта. Вот только свет, исходивший от них, немного пульсировал, он приходил и уходил, как будто дышало какое-то огромное животное.
Не только свечение, но и форма мостовой поразила меня. Она была уложена в виде пятиконечной звезды. Пока я стояла там, слегка покачиваясь, она, казалось, навязывала свою форму моим глазам, как будто в ней был смысл, который мне необходимо было увидеть и понять. Однако мои знания о Древних были так отрывочны! Ясно одно: это место было создано не для служения Темной Силе, а для Света, и оно действительно было Местом Силы, остатки которой до сих пор витали в воздухе.
Знать бы, как их использовать! Может быть, я спасла бы Торосса, да и жителей долин, которые сейчас считают меня своим предводителем. И я заплакала, заплакала от духовного одиночества, от утраты того, чего не имела.
Внезапно я что-то почувствовала, запрокинула голову и посмотрела вверх, раскинув руки в стороны. Я как будто хотела открыть вечно закрытую дверь, открыть себя Свету! Вот только как молить об этом И мои руки опустились. Жаль: мне предложили нечто важное, чудесное, а я не смогла даже принять дар. Эта мысль была горше всего.
Все еще переживая утрату, я повернулась к Тороссу. Он лежал, как будто спал, и сияние камней окружало его со всех сторон. Я не могла похоронить его здесь по обычаю долинодеть в доспехи, сложить руки на рукояти меча, чтобы ясно было, что он погиб как воин Даже этого я не могла сделать для него. Но здесь мне не казалось это необходимым. Торосс лежал в сиянии славы, и я поняла, что мне не нужно думать о его гробнице.
Я встала на колени, сложила его руки на груди. Затем поцеловала его так, как он того желал. Желал больше жизни, хоть я и не могла разделить с ним судьбу.
Я нарвала цветов и ароматных трав, укрыла ими тело Торосса, оставив открытым только лицо, повернулась и пошла прочь, твердо зная, что дорогому для меня человеку будет здесь хорошо, независимо от того, что происходит сейчас в разграбленной и измученной войной стране.
За краями звезды я заколебалась. Должна ли я вернуться по своему пути или попытаться идти дальше, используя лес в качестве укрытия, надеясь, что за ним я найду какой-нибудь след, по которому пошел мой народ? В конце концов я выбрала последнее. Здесь деревья росли гуще и не было никакой тропинки, и я не могла быть уверена, что иду прямо. Я не была лесничим и, возможно, блуждала. Но я сделала все, что могла.
Добравшись до густой стены кустов на опушке леса, я почувствовала, что падаю с ног от усталости, голода и жажды. Но передо мной был сужающийся конец долины и холмы, через которые, должно быть, бежали беженцы из Иткрипта. Небо стало светлеть, близилось утро. Свет шара угас, я осталась одна, и тяжесть лежала у меня на сердце.
Я добралась до отрога скалы, за которым была лощина, и поняла, что дальше идти не в силах. Вокруг росли дикие вишни. Забыв обо всем, я набивала ими рот с такой жадностью, которая знакома только вконец изголодавшемуся человеку.
Я не думала, что смогу найти лучшее укрытие, чем эта лощина. Но прежде чем забраться в нее, я решила приспособить свою одежду для передвижения по лесу. Моя юбка была разделена для верховой езды, но складки были такими толстыми и длинными, что чуть не погубили меня. Теперь я резала их, отрывая длинные полосы. Их я использовала, чтобы связать оба конца своей укороченной юбки, сузив складки и закрепив их над ботинками так плотно, как только смогла. Конечно, такое одеяние было гораздо более громоздким, чем мужские бриджи, но у меня теперь появилась бо́льшая свобода движений, чем раньше.
Взбудораженные мысли прогнали сон, как ни велика была усталость. И тогда руки сами собой потянулись к груди и стиснули шар с грифоном. Теперь в нем не было тепла, но все же его гладкая поверхность успокоила меня. Сжимая шар, я провалилась в сон.
Все люди видят сны и обычно после пробуждения вспоминают лишь фрагменты из них, которые могут быть ужасными и темными или такими приятными, что хочется удержать их в памяти, даже когда они быстро исчезают. И все же то, что я испытала сейчас, не было похоже ни на один сон, который я когда-либо видела.
Я находилась где-томожет быть, в маленькой пещере, а снаружи свирепствовала буря невиданной силы. Рядом со мной кто-то был. Я уловила намек на очертания плеча, повернутую от меня голову, и мне очень хотелось знать, кто это был. Но я не могла разглядеть лица или назвать имя. Я могла только съежиться, когда пронизывающие ветры били в отверстие пещерки, в которой мы укрылись. Как это было на месте звезды, так было и здесь: знание того, что, если бы у меня был Дар, я могла бы получить то, что мне нужно, и из этого вышло бы Добро. Но у меня не было Дара, и сон исчези я больше не могла ничего вспомнить.
Я проснулась на закате. Длинные тени лежали у ног. Я была все еще слаба, очень хотелось пить, и сильно болел животвероятно, от кислых вишен.
Я встала на колени и осторожно выглянула наружу.
Неподалеку, крадучись, словно лазутчики, ехали два всадника. Моя рука тут же сжала кинжал. Но это оказались жители долины. Я тихонько им свистнула условным свистом, который мы выучили как раз для таких случаев.
Всадники мгновенно спрыгнули и распластались на земле, однако после второго моего свиста подняли головы. Увидели меня и подошли. Я сразу же узнала ихэто были оруженосцы Торосса.
Рудо, Ангарл!.. Я была так рада встретить их, что приветствовала как братьев.
Госпожа! Так, значит, Торосс сумел выручить тебя! воскликнул Рудо.
Да, он спас меня. Великую славу принес он своему роду. Воин посмотрел поверх меня в лощину, уже поняв, какую ужасную весть услышит. У пришельцев есть оружие, которое поражает издалека. Когда мы бежали, Торосса ударило сзади. Он умер свободным. Честь его имени навеки!
Могли ли эти традиционные слова выразить мою бесконечную благодарность воину, передать ему мое последнее «прощай»?
Оба оруженосца были уже довольно преклонного возраста. Что связывало с ними Торосса? Родство? Не знаю. Они печально склонили головы и повторили за мной:
Честь его имени навеки!
Потом заговорил Ангарл:
Где он, госпожа? Мы должны увидеть его
Он лежит в святом Месте Древних, куда мы с ним пришли. И будет лежать там в вечном покое. Они переглянулись. Их верность традициям боролась с благоговейным трепетом. И я сказала: Я сделала все, что необходимо. Дала ему воды в последний час, убрала ложе цветами и травами. Он покоится, как гордый воин, клянусь вам.
Они поверили мне. Есть места, где сосредоточены Темные Силы, их нужно опасаться. И есть другие, где человеком овладевают мир и покой. Именно в таком месте остался Торосс.
Хорошо, госпожа, произнес Рудо, и я поняла, что Торосс действительно много значил для этих двоих.
Вы пришли от нашего народа? спросила я. У вас есть пища и вода?
Я забыла всю свою гордость и жадно смотрела на их поклажу.
О, конечно, госпожа.
Ангарл достал из поясной сумки сосуд с водой и черствый хлеб. Я изо всех сил старалась есть прилично. К тому же я знала, что от невоздержанности после долгого голодания может расстроиться желудок.
Мы из того отряда, который ведет лесничий Борсал. Леди и ее дочь были с нами. Но они направились назад, чтобы найти лорда Торосса. Мы пошли по их следам, так как они не вернулись к вечеру.
Вы на этой стороне реки, значит
Эти дьяволы охотятся по всей долине. Если бы наш господин был жив, это был бы единственный свободный путь, просто сказал Рудо. Два наших отряда были захвачены в плен, потому что двигались слишком медленно. Пропали некоторые стада. Животные отказались идти в горы, и пастухи не смогли заставить их. Те, кто замешкался Ангарл сделал короткий жест, выразительно рассказавший об их судьбе.
Вы можете найти путь назад?
Да, госпожа. Но нужно спешить. По дороге есть места, где в темноте не пройти. Если бы не лето и не поздние сумерки, мы не смогли бы этого сделать.
Еда подкрепила меня, а радость от встречиеще больше. Кроме того, я обнаружила, что те меры, которые я предприняла, чтобы превратить юбку в бриджи, помогли мне идти, так что я смогла пуститься в путь в темпе, которого не смогла бы выдержать прошлой ночью. Перед тем как отправиться в дорогу, я спрятала грифона на груди, под кольчугой.
Путь был труден, и мои проводники не раз останавливались, чтобы найти знаки, по которым они ориентировались. Здесь не было ни дороги, ни даже звериной тропы. К ночи мы поднялись высоко в горы. Стало холодно, и я дрожала при порывах ветра.
В пути мы молчали, лишь изредка предупреждая друг друга об опасных местах. Вскоре меня охватила усталость. Я не жаловалась, шла вперед через силу. Я ничего не просила, было довольно того, что они рядом.
В кромешной тьме не пройти через перевал, поэтому мы укрылись в расщелине: Рудо справа от меня, Ангарлслева. Я, должно быть, спала, так как не помнила ничего, пока Рудо не зашевелился и не проговорил: