Возможно. Но в чём я не сомневаюсь, так это в том, что астрологи с ума сойдут от изумления. Помолчал и добавил: Не бортовые, конечно, а те, которые занимаются астрологией как наукой.
Потому что бортовые астрологи, перемещающие цеппели через Пустоту, и так считались сумасшедшими.
Теперь я понимаю, почему ты любишь путешествовать.
Пустота умеет удивлять, повторил дер Даген Тур. Он мягко взял жену за руку и посмотрел в глаза: Я очень испугался сегодня.
Кира промолчала. Но взгляд не отвела.
Дважды испугался, продолжил Помпилио. Первый когда ты направила паровинг в «окно» перехода.
Ты в него вошёл, коротко ответила рыжая.
Я должен был так поступить, сказал дер Даген Тур.
И я.
Ты сильно рисковала.
Мерса проходил на паровинге через чужое «окно». Но никто не делал этого на цеппеле. Так что ты рисковал сильнее.
Я должен был так поступить.
Я твоя жена, Помпилио, и я пойду за тобой куда угодно: в «окно», на войну, на бал, в театр, твёрдо произнесла Кира. Я всегда буду рядом. Где угодно. Против кого угодно. Я буду рядом. Она помолчала и закончила: Ты знал, на что шёл, когда женился на мне.
По-другому и не нужно, не менее твёрдо ответил дер Даген Тур. Но я всегда буду за тебя бояться.
А я за тебя. Она на мгновение прижалась к мужу, затем отстранилась и прищурилась: А теперь скажи: ты вытащишь нас отсюда?
Разумеется.
Иного ответа я не ожидала.
* * *
Это был разгром и позор.
Но цеппель, даже гигантский катамаран с его уникальной машиной, можно восстановить или построить новый Ведь цеппели гибли не только в бою, но и ломались во время ураганов, врезались в горы из-за неумелого управления, да, в конце концов, их можно было потерять в Знаках во время простейшего перехода через Пустоту. Потеря цеппеля естественна, а вот как пережить унизительное поражение, не знал никто. Поражение в бою, который должен был стать пустой формальностью. В бою, исход которого ни у кого не вызывал сомнений. В бою, в котором три корабля: один военный и два плохо вооружённых рейдера, вдребезги разнесли пусть и небольшую, но отлично подготовленную эскадру, прибывшую даже не побеждать, а прихлопнуть наглецов, осмелившихся заявиться на Мартину. Два лёгких крейсера, доминатор и катамаран последовательно легли на землю, а заодно указали лингийцам путь на Близняшку.
Разгром и позор.
И приблизительно понятно, как к ним отнесётся Канцлер.
Но об этом старались не думать. То есть все, разумеется, держали предстоящий «разбор полётов» в уме, внутренне дёргались, прятали в карманы дрожащие руки, нервно шутили, слишком громко говорили, замирали от предчувствия неприятностей, но сейчас старательно, с подчёркнутым вниманием занимались текущими делами.
Что там? спросил Магистр. Лингийцы улетели?
Разведчики ещё не вернулись.
Не слышу!
Я скажу, когда станет ясно, грубовато отрезал Капитан.
Третий улыбнулся. Не обозначил улыбку, как привык, а именно улыбнулся во весь рот, поскольку его всё равно никто не мог увидеть.
Старшие офицеры Мартинской эскадры Магистр, Капитан и Третий перебрались в бронированную капсулу после того, как гигантский катамаран, краса и гордость урийского воздушного флота, позорно рухнул на безжизненную поверхность Близняшки. Вскоре отключилось электричество, и следующий час им пришлось провести в полной темноте. И это обстоятельство изрядно смущало Магистра, раздражало Капитана, а Третьему позволяло не следить за мимикой, реагируя на высказывания толстяка так, как ему хотелось, а не как «правильно».
Связь с окружающим миром они поддерживали через проведённую в соседнее помещение переговорную трубу в нём находились телохранители, и десять минут назад Капитан распорядился выслать разведчика.
А вдруг его убили лингийцы? продолжил расспросы Магистр.
Продолжил прежним, тонким голосом, который совсем не вязался с его массивной внешностью. Магистр был невероятно, а главное очень неприятно толст: одутловатое лицо, жирные щёки, толстый нос и складки, повсюду складки Он был толст настолько, что с трудом стоял и двигался, поэтому, как правило, пребывал в креслах, а когда требовалось пройти больше сотни шагов, как правило делал их с помощью телохранителей. А вот одевался он так, как привык давным-давно, когда мог похвастаться другим сложением: кожаный плащ, полувоенный пиджак с воротником-стойкой, галифе и сапоги до колен. И очки с наглухо затемнёнными стёклами. Всё чёрное. Ярко-чёрное. На том Магистре, который был быстрым волком, форма сидела идеально, а получившийся образ вызывал страх. Сейчас же он казался пародией на самого себя.
И от знаменитой храбрости мало что осталось.
Что будем делать, если лингийцы взяли разведчика?
Отправим следующего, буркнул Капитан.
А вдруг они его поймали, допросили, узнали, где мы прячемся, и сейчас идут к нам?
Говорить о том, что вскрыть бронированную капсулу можно лишь за пять-шесть часов изрядной возни, Капитан не стал. Промолчал. И слово взял Третий.
Полагаю, лингийцы уже улетели, мягко произнёс он. Вряд ли они стали дожидаться спасательного отряда.
То есть мы можем выходить?
Давай дождёмся возвращения разведчика.
А если он не вернётся?
Капитан, кажется, выругался ни Магистр, ни Третий не разобрали слов в его невнятном бормотании. А затем снаружи постучали, и Капитан открыл переговорную трубу:
Да?
Можно выходить, доложил телохранитель.
Спрашивать, что увидел разведчик, Капитан не стал всё равно сейчас сам всё увидит, подтвердил, что понял сообщение, открыл дверь и лучом фонарика указал на полулежащего в кресле Магистра:
Помогите ему выбраться. Корабль стоял под углом, поэтому самостоятельно покинуть капсулу и добраться до верхней палубы у толстяка вряд ли получилось бы.
Телохранители бросились исполнять поручение, а Капитан и Третий поспешили наверх, на грандиозную палубу, находящуюся меж двух «сигар». На палубу, на которой гордо возвышалась удивительная машина, способная смешать в кучу и отправить в Пустоту тридцать цеппелей разом. На палубу корабля, который ещё несколько часов назад казался воплощением человеческого Гения. А сейчас, разбитый и разграбленный, уныло валялся на скалах, а Урия и Мартина смотрели на него с усмешкой.
Как смотрят холодные звёзды на любого проигравшего.
«Сигары» смяты, разбиты, из той, которая горела, ещё струится дым. Баллоны, конечно, повреждены, возможно, не все, но многие. Угрюмые цепари выносят из внутренних помещений тела погибших и складывают около машины.
Разгром и позор.
Они потеряли паровинг, попытался найти хоть что-то хорошее Капитан.
Мы его сбили? оживился Третий.
Совершил жёсткую посадку. Видимо, не удержался в здешней атмосфере. И добавил то, что все и так знали: Паровинги очень тяжёлые, намного тяжелее аэропланов.
Третий помолчал, тщательно обдумывая услышанное, а затем негромко спросил:
Рыжая спаслась?
Капитан огляделся, убедился, что помощники далеко, а Магистра только начали пропихивать через узкие двери на палубу, и очень тихо ответил:
Полагаю, да. В противном случае лысый не улетел бы, не убив всех нас.
Пожалуй, согласился Третий.
Они знали историю Помпилио, знали, как жестоко расплатился он с убийцами первой любви, с каким трудом обрёл вторую, и догадывались, что месть за Киру, случись с ней хоть что-нибудь, будет ещё страшнее. И потому Капитан и Третий не сговариваясь подумали о том, что их великий предводитель, наверное, допустил ошибку в расчётах. Да, он умён, точнее гениален, да, он придумал машины, способные перевернуть Герметикон. Да, он вызывал уважение, почитание и страх, и оба они и Капитан и Третий верили ему беззаветно. И ещё шесть часов назад не сомневались в победе, будучи преисполнены уверенностью в своих силах.
Да, так было.
А потом они увидели людей, без колебаний пошедших в атаку на очевидно превосходящие силы и разгромивших эти силы. Людей, рискнувших прыгнуть с одного цеппеля на другой в разгар воздушного боя, под пулемётным огнём и взявших цеппель на абордаж. Людей, не побоявшихся войти в чужое «окно» и так прошедших непредсказуемую Пустоту, и Пустота, видимо изумлённая подобной дерзостью, не показала им даже тень своих чудовищных Знаков. Они увидели этих людей и подумали, что лидеру следовало умерить гордыню и хотя бы попытаться договориться с лингийцами.
Они одновременно подумали об этом.
А вот Магистра, которого наконец-то подвели к Третьему и Капитану, беспокоило совсем другое.
Он будет очень недоволен, произнёс толстяк, уныло разглядывая останки корабля. Стоять на слегка накренившейся палубе Магистру было тяжело, но толстяк вцепился в поручень и кое-как справлялся, сам справлялся, поскольку отослал помощников, не желая, чтобы они слышали разговор.
Он будет в ярости, уточнил Третий.
Ещё в какой, вздохнул Капитан.
Это наша общая вина, поспешил напомнить Магистр. Обычно толстяк не отказывал себе в удовольствии подчеркнуть, что является главным в их небольшом коллективе, но позорный разгром заставил его изменить манеру поведения. Мы принимали решения сообща.
Фраза прозвучала так жалко, что Третий поморщился, не забыв отвернуться, и подумал о том, что никогда не понимал, почему лидер благоволит толстяку. Да, звериная жестокость в наличии, как и готовность выполнить абсолютно любой приказ; преданность, больше походящая на рабскую покорность, тоже присутствует, и при этом очевидная подлость характера. Третий прекрасно понимал, что случись что Магистр предаст не раздумывая, предаст кого угодно, даже лидера, и знал, что лидер об этом знает. Но тем не менее продолжает назначать Магистра главным и поручать важнейшие операции.
Что скажете?
Операция была поручена всем нам, угрюмо сказал Капитан. Сейчас он не мог ответить иначе.
Да, тихо подтвердил Третий, умудрившись сохранить на лице серьёзное выражение.
А толстяк, услышав, что товарищи не собираются сваливать вину на него, приободрился и следующий вопрос произнёс намного увереннее:
Куда подевались лингийцы?
Капитан и Третий, от которых не ускользнула перемена в Магистре, обменялись быстрыми понимающими взглядами, после чего Капитан ответил:
Взяли курс на северо-запад.
В этом есть смысл? Магистр неплохо знал Близняшку, но до сих пор не удосужился узнать, в каком именно районе планеты они находятся.
Да, смысл есть, произнёс Капитан. Уходить отсюда на северо-запад наиболее оптимально. Там практически нет станций и баз, не ведутся разработки и потому есть лишь минимальная вероятность быть замеченными с земли или встретить патрульный цеппель.
Они не могли угадать, куда идти.
Свидетели утверждают, что лингийцы взяли в плен нескольких офицеров.
Один из которых очень быстро заговорил, ощерился Магистр. Надеюсь, он будет жив, когда мы доберёмся до Помпилио: очень хочется поговорить с предателем особо.
На мгновение на лице толстяка появилось такое выражение, что Третьего передёрнуло. В душе. Внешне он остался невозмутим, потому что находился не в тёмной капсуле и тщательно следил за выражением лица.
Когда мы организуем погоню?
Рация уничтожена, развёл руками Капитан. Мы не можем сообщить нашим, куда направились лингийцы.
И что?
Будем ждать, когда до нас доберётся первый цеппель.
А лингийцы будут безнаказанно шляться по Близняшке?!
Капитан и Третий промолчали, ограничившись взглядами, в которых явственно читался вопрос: «И кто же в этом виноват?!», однако Магистр уже полностью пришёл в себя, вернулся к прежнему способу восприятия мира, в котором он непогрешим, а во всём виноваты окружающие, и не обратил никакого внимания на взгляды офицеров.
Где радист? Почему он не уследил за рацией?
Радист погиб, сухо ответил Капитан. Рация вышла из строя во время удара о землю.
Когда за нами придут?
Через час. Может, через два.
Мы бездарно теряем два часа! Магистр грубо выругался. А Помпилио по-хозяйски летает по Близняшке!
И кто знает, что он натворит, если мы не поймаем его в ближайшее время, обронил Третий.
Я не собираюсь его ловить. Я хочу его убить.
Дер Даген Тур и его астролог нужны живыми, сухо напомнил Капитан.
А значит, рыжую тоже нельзя трогать, добавил Третий. Если мы случайно убьём его жену, брать Помпилио живым бессмысленно он будет думать только о мести.
Он лингиец, когда мы его возьмём, он будет думать только о том, чтобы вырваться и перебить всех нас.
А рыжая станет прекрасным рычагом влияния на него.
Пожалуй, согласился после небольшой паузы Магистр. И посмотрел вниз. Я хочу спуститься на землю. Пусть наши люди это организуют. Пусть спустят кресло и разобьют палатку. И пусть принесут еды я хочу есть.
Конечно, буркнул Капитан и жестом велел телохранителям толстяка подойти.
А Третий задрал голову и посмотрел на Мартину.
Жаль, что нам пришлось её оставить.
Мы просто ненадолго уехали, выдохнул Магистр. Почесал второй подбородок и закончил: Да и что может произойти на Мартине? Ведь Девятнадцатая Астрологическая полностью уничтожена.
* * *
Увы, капитан. Двигатель мы восстановить попробуем если Эггерт доставит нужные запчасти и эти запчасти окажутся в рабочем состоянии, то шанс на успех есть. А вот лопасти точно под замену. Механик мрачно указал на гигантскую лопасть маршевого двигателя, которая неудачно приземлилась в крупный обломок скалы. Нам ещё повезло, что она не вырвала мотогондолу.
Не вырвала, зато сломалась. А у соседнего двигателя погнулась. И учитывая размеры и вес лопастей и тот факт, что на сбитых «Пытливым амушем» цеппелях они тоже могли оказаться повреждёнными, а если целыми, то их придётся как-то снимать, тащить через лес и устанавливать на «Дрезе» без полноценного набора инструментов и механизмов, учитывая перечисленное, ремонт корабля превращался в ещё более сложную задачу, чем казался изначально. Однако командир подбитого грузовика старый капитан Жакомо отступать не собирался.
Согласен, с мотогондолой нам повезло Старик уверенным жестом поправил фуражку и улыбнулся: Добрый Маркус не оставил нас даже здесь.
На окраине Герметикона, на таинственной, поглощённой аномалией Пустоты Мартине, обитатели которой изо всех сил старались их уничтожить.
Честно говоря, капитан, ничем иным, кроме везения, я наше спасение объяснить не могу, неожиданно продолжил разговор механик. Я думал, нам конец. Помолчал и закончил: Все думали, что нам конец.
Не все, хладнокровно ответил Жакомо. Добрый Маркус не помогает трусам, цепарь, странно, что ты лингиец об этом позабыл.
И усмехнулся хладнокровно.
А механик густо покраснел.
Но если честно, и он, и капитан, и все цепари «Дрезе» прекрасно понимали, что, да повезло. Невероятно повезло. Шли прямо над катамараном, получая в брюхо плотный огонь, матерились, дрожали, молились, погибали под пулями и снарядами, прошивающими обшивку снизу, но шли, десантируя на флагман неприятеля отчаянных егерей. Не верили, что прорвутся, и не прорвались потеряли ход, когда вышли из строя две из шести мотогондол; потеряли высоту, когда снаряды зенитных пушек продырявили семь баллонов; потеряли управление, когда заклинило рули, и жёсткая посадка, которую пообещал Жакомо, напоминала падение.
Тем не менее обошлось: «Дрезе» сел хоть и жёстко, но всё-таки сел, не рухнул, а «Пытливый амуш» и «Стремительный» отправили на землю все корабли противника, оказав тем самым последнюю в этом сражении услугу экипажу грузовика его некому было атаковать. Затем «Амуш» и оставшиеся в строю вымпелы ушли в «окно» катамарана, а Жакомо занялся рутинной работой: провёл перекличку личного состава, отправил раненых к медикусу, мёртвых в холодильник, остальным велел провести тщательную проверку систем корабля. Результат не обрадовал: «Дрезе» получил изрядно, однако виду Жакомо не подал. Объявил, что состояние цеппеля позволяет рассчитывать на проведение ремонта в полевых условиях, сформировал отряд под командованием старшего помощника Эггерта им предстояло добраться до подбитых вражеских цеппелей и определить, можно ли снять с них необходимое «Дрезе» оборудование, а сам занялся инспекцией грузовика, лично изучая состояние цеппеля и подбадривая занимающихся ремонтом цепарей.
И добился своего команда обрела уверенность. Абсолютное спокойствие старого капитана помогло подчинённым преодолеть первые, самые неприятные часы, когда казалось, что надежды на спасение нет, и вернуться в привычный рабочий ритм. А когда занят делом, панические мысли исчезают.