Каждой второй моей девушке нравилась жёсткая порка ягодиц и половых органов, скручивание груди до состояния налившегося лиловой краснотой синяка. Многим нравились перетягивания верёвками и жгутами грудей, прокалывание иглами и крючками, похожими на рыболовные, сосков и половых губ. Подпаливания и прижигания сигаретными окурками интимных мест доставляли особые удовольствия конченым любительницам боли. При моих экзекуциях они визжали от сладостной муки, исходили любовным соком и вечно неудовлетворенным томлением их развратной плоти. Встречались и пары мазохистов. В одном случае я сначала забавлялся с женой, на глазах связанного мужа куколда, а неделю спустя пытал мужа на глазах подвешенной к потолку жены. Иногда с таких субъектов я брал плату, что придавало особую пикантность и сильнее будоражило во мне зверя.
Запал мне в душу случай, произошедший со мной три года назад в Санкт-Петербурге. Там на специализированном сайте я познакомился с совсем юной восемнадцатилетней извращенкой. Она получала удовольствие только от грубых побоев и, чем сильнее её били, тем ей больше нравились. Тоненькая с виду девочка, с чистым взглядом васильковых глаз наивной дурочки, светло-русая, с кожей загорелой и гладкой, исключительной фигурой и с нежным лицом, уже покрытым тонкими нитями белых шрамов. В это трудно поверить, но шрамики совершенно не портили её и только в моменты наибольшего напряжения начинали мягко светиться розовым цветом.
Все повреждения её кожи, как она мне рассказала, исчезали с удивительной быстротой, а переломы срастались максимум за две недели. Удивительно, ненормально, но факт. К тому же такая ураганная регенерация была мне знакома не понаслышке. Сначала мне было трудно переступить через себя и начать с ней работать в полную силу и только похабно понукаемый её звеневшим серебром колокольчика громким голосом, я начал её избивать по-настоящему, как своего личного, непримиримого врага. В результате, когда я остановился, у неё были сломаны три ребра, нос и правая половина лица заплыла одной сплошной чёрной гематомой. Остальные кровоподтеки, расползавшиеся по всему её телу, не считаю, а девушка, как и хотела, испытала всепоглощающей её каскадный оргазм. Она долга лежала в углу, содрогаясь в сжимаемых её тело судорогах полового удовлетворения. После того, как она пришла в себя, я сразу отвёз её в больницу и больше мы не виделись. Скорее всего, при её ненормальной тяге к тяжёлым увечьям, её уже нет в живых, а жаль, она меня как-то по-особенному трогала.
Иногда мне казалось, что все люди вокруг сексуально больные и неизлечимые фрики. Конечно, это далеко не так. Эти иллюзорные представления обуславливались моим окружением, состоящим из озабоченных психопатов, извращенцев, шлюх и просто откровенных шизофреников. Мне с ними общаться гораздо интереснее, чем с обычными пресными человечками. От этих отбросов эволюции никогда не знаешь, чего ждать, они в каждую секунду общения опасны. Так можно и до следующего утра не дожить. То самое, что мне нужно.
Себя я тоже не жалел. Иногда я менялся ролями со своими жертвами. Девочки, обтянутые искусственной кожей, скрывающей под ней многочисленные ссадины, порезы и ожоги, с мстительным удовольствием подвешивали меня на крюках, били, пропускали через меня ток. Но последнее слово всегда оставалось за мной. Мольбы о пощаде смешивались со стонами удовольствия от причиняемой им мной разнообразной, сладковато-горькой на вкус, мучительной боли.
У меня в коллекции было и несколько нормальных женщин, придерживающихся вполне традиционных взглядов в интимных вопросах. Мной они использовались как пресный контраст, оттеняющий острое блюдо, заставляющий наслаждаться любимой едой по-новому, с большей силой. Их ограниченные рамками культурных приличий головы и не подозревали, каким дерьмом я занимаюсь на досуге.
Я исследователь всего предельного, граничащего с откровенной уголовщиной, применял все доступные мне методы изучения окружающего меня пространства, внутреннего мира бесплотного духа и материальных потребностей возбуждённого мяса.
Сегодня меня ждало нечто особенноелекарство, слывущее некоронованным королём психического сепаратизма, сверхтяжёлое штурмовое орудие гигантского калибра, с лёгкостью пробивающее защитные щиты любого организма. Не менее важным, чем само лекарство, стал выстраиваемый, шаг за шагом, ритуал знакомства с ним. От этого зависело качество переживаний на тончайших уровнях его восприятия, которые меня всегда и интересовали.
Шторы на окнах плотно закрыты, с улицы не просачивается и слабого отблеска света уличных фонарей. Стеклопакеты глушат все звуки. В моей квартире замерла тишина. Верхний свет выключен, светит висящей на стене ночник в виде матово-белой ракушки, расплёскивая золотой ласкающий свет по стенам моей комнаты.
Сижу за столом, обозреваю в очередной раз правильно и выверенно расставленные мной предметы культовой церемонии снятия первой и последней пробы. Стол, покрытый оранжевой шершавой клеёнкой, кажется добрым и летним артефактом.
Через пару минут всё кончено.
Меня распирает жажда деятельности. Или желание покоя? Разобраться трудно. Одевшись, всё же решаю пойти прогуляться по летнему парку. Мой костюм состоит из футболки с коротким рукавом и шорт. На улице стемнело. В этом году июнь выдался прохладным, особенно это чувствовалось по ночам, но сегодня прохлады я не ощущал вовсе и вполне комфортно себя чувствовал в своих до предела лёгких одеждах.
Шёл я медленно, как будто нехотя. Аллея, по которой я прогуливался, освещалась фонарями, сделанными под старину, со спрятанными под спутанными кронами деревьев головами кастрюль, сияющими оранжевыми квадратами сквозь налитые жизнью зелёные листья, выделяя их мельчайшие прожилки, меняя зелень на золотую желтизну. Энергия копилась во мне, и я переваривал её изнутри, превращая в покой похожий на смерть. А со стороны могло казаться, что я просто немного выпил. Меня стало слегка подташнивать.
Нет, всё-таки, мне эти ощущения не нравились, слишком лишними, бесполезными, фальшивыми они были. Могущество и всесилие только манили за собой несбывшимися надеждами, не даваясь по-настоящему в руки, на поверку оказываясь обманными огнями болотной трясины. Я понял: тяжёлые бульоны мне вообще не нравились.
Наверно, мои ожидания чего-то особенного сыграли со мной злую шутку и мозг, настроившись на чудесные впечатления, определённые волны, выдал бонусом к своему обычному хмурому набору ощущений не свойственные королю эффекты, такие, как ярость и преувеличенный тонус мышц и мыслей. С течением времени преимущества бонуса сходили на нет, и начинали преобладать классические свойства, угнетающие высшую нервную деятельность. Психический тормоз. Меня посетило сильнейшее разочарование, и оно было тем сильнее, чем выглядело, казалось, чувство божественного покоя.
Свет, идущий от ламп фонарей, освещающих парк, бил прямо в землю, рикошетом отскакивая от неё и создавая нижнюю подсветку наплывающей из придорожных канав газовой дымке. Парк постепенно преображался в алчно жаждущий страшного колдовства мистический лес. В таком месте могла прятаться любая лютая нечисть. Потусторонние охотники ждали только удобного случая, чтобы утащить тебя в чужую преисподнюю, живущую на краю проклятой вселенной. Стрелки моих командирских часов вплотную подбирались к полночи. Всё, пора возвращаться домой, пока окончательно не потерялся. Проваливаться с головой в незнакомые фантазии я сегодня был не готов.
На следующее утро встал рано. Сварил себе наикрепчайшего кофе. Есть не хотелось, но я пересилил себя, можно сказать изнасиловал и приготовил высококалорийный завтрак.
Жуя совершенно безвкусный, после вчерашнего эксперимента, бутерброд с «Краковской колбасой», размышлял. В последнее время в поисках новых знаний я увлёкся тоталитарными сектами и курсами личностного роста. Для меня эти вещи детища одного деструктивного порядка. Психика неподготовленного человека под их напористым воздействием быстро покрывалась волдырями нервных психозов. Для меня же они служили веером возможностей, лекарством от неприкаянности. В мирной жизни я явно был лишний, выброшенный за борт артефакт прошедшей войны. В каждой секте я без особого труда находил людей с оригинальными воззрениями, в основном, к сожалению, бредового толка, но встречались прямо-таки гениальные построения, мастерски объясняющие суть вещей. Теперь, когда мои главные эксперименты с наркотиками окончены и всё, что мне нужно от них, получено и запротоколировано в глубинах моей памяти, я мог приступить к осуществлению плана, давно разработанного и лелеемого мной. Доктор Володя со смешной фамилией Слоник должен был мне помочь с его осуществлением.
Посещая собрания секты преподобной Минервы Афонской (сама секта была псевдо хлыстовского толка, такого рода духовные артели получили широкое распространение до революции, потом исчезли, а сегодня опять стали возрождаться), я познакомился с одним очень интересным начитанным человеком, доктором физико-математических наукСтепаном Барковиным, мужчиной сорока лет, интеллигентного вида, всегда гладко выбритого, хорошо одетого, с ярко серыми глазами, глубоко запавшими в темные ямы больших глазниц. Как-то зимой, в январе, после одного наиболее памятного мне бдения, закончившегося общим экстазом невиданной мощи, так случилось, что к метро мы шли с ним вместе и только вдвоём. Собрания происходили по четвергам, вечером, начинались в 20 часов и могли продолжаться до двенадцати ночи. Напоминали они церковные службы с искусственно нагнетаемой атмосферой массовой истерии, и обычно завершались свальным грехом, то естьгрупповой оргией.
Я молчал, вымотанный на собрании до крайней степени выжатого лимона. Признаться, со мной такое происходило редко и только на этих бдениях. Глава секты тридцатипятилетняя красивая баба, по псевдониму Минерва, судя по всему страдающая психическим расстройством в просторечии называемым бешенством матки, обладала столь дивной психической мощью внушения, при помощи которого умело вводила тебя в транс, растормаживала подсознательные сексуальные желания, что высасывала из своих адептов все соки. К концу бдения она выглядела свежей и помолодевшей, остальные, обессилив в нечеловеческом числе оргазмов, валялись разгорячёнными кусками красной дохлятины на полу хореографического зала в доме культуры, где проходили наши встречи.
Поэтому после бдений мне обычно было не до разговоров. Вот Степан и стал инициатором общения: видно ему, в отличие от меня, хотелось поговорить.
Наша матушка энергетический вампир. Мне это сегодня стало ясно окончательно, сказал он.
Да, скорее всего. Ну и что с того? довольно вяло отреагировал я. Подумаешьвампир. Меня не удивишь.
Думаю, она всех нас собрала с одной цельюнасыщения себя любимой. Остальное прикрытие.
А тебе не по фиг? Или тебе плохо на бдениях?
Да нет, хорошо и даже очень. Только не удовлетворение желаний плоти для меня главное, а поиски выхода для мятущегося во тьме материи духа.
Мне стало интересно, я посмотрел на своего спутника более внимательно. Наши мироощущения в чём-то были схожи. А как известно люди тянуться к себе подобным.
И какой, Степан, ты вывод делаешь?
Завязывать с этим блудом надо. Вот увидишь, она кого-нибудь до смерти залюбит в ближайшее время. С каждым разом аппетит у неё возрастает. Матушка почти перестала себя контролировать. Видел, сегодня парень один сознание потерял, под холодной водой откачивали пять минут.
Что делать будешь? Где выход искать продолжишь для своего мятежного духа? я позволил себе скривить на губах подобие ухмылки.
Он вздохнул, выпустил из себя облачко пара и посмотрел в звёздное московское небо. Сегодня все облака убежали за город, и наступила одна из тех немногочисленных ночей в году, когда можно рассматривать звёзды без помех в виде дымных туч, источаемых нашими промышленными предприятиями. Воздух морозен и свеж, а звёзды видно настолько ясно, что можно различать их далёкие, манящие своей безграничной свободой цвета.
Поеду на Кавказ, там дольмены есть. Надеюсь, они помогут понять смысл моего существования здесь.
Дольмены? Никогда не слышал.
Он искоса посмотрел на меня, не веря в мою искренность, но и не обнаружив на моём лице следов иронии, начал рассказывать:
Дольменыэто такие каменные будки, артефакты, оставленные нам исчезнувшей цивилизацией. Официальная наука определяет их гробницами, древними захоронениями, коими по многим причинам они являться никак не могут. Предположительносооружения культового порядка. В них через единственное круглое отверстие забирался шаман, его запирали специальной каменной пробкой и оставляли там от одного до нескольких дней. За время религиозного транса там, шаман испытывал духовное перерождение, катарсис. Выходил он из дольмена совсем другим человеком или существом. Если, конечно, выходил. Очень часто, когда вынимали пробку, внутри дольмена находили труп шамана, а иногда и вовсе никого не находили. Это при том, что самому вытолкать пробку шаману голыми руками было не под силу. Её так глубоко забивали в отверстие прохода, что обратно вынимали при помощи железных ломов. Не каждый подготовленный шаман решался идти на такой риск, отправляясь в опасное путешествие по неизведанным мирам. Есть версия: дольмены открывают двери людям туда, куда они действительно хотят попасть, а могут забросить и в противоположную сторону, если ты им не понравишься. Говорят, они почти живые. Выжившие, обретшие в состоянии катарсиса откровение, могли предсказывать далёкое будущее, лечить неизлечимые болезни, убивать на расстоянии.
Ты в это во всё действительно веришь? Степан, ты же математик. Должен быть рациональным человеком, мыслить логически. Ну, ладно, секты там, промывка мозгов, но это ведь научная ересь. Живые камни дольменов? Чушь.
Что делать, Рома, верить во что-то ведь надо. Без веры человек пустая скорлупа. От тоски в ней черви с жуками завестись могут. В начале 20-го века и полёты в космос ересью были. Там посмотрим, сказал он с грустью, опять посмотрев в небо на далёкие звёзды.
Мы подошли к входу в метро. На платформе попрощались и разъехались в разные стороны. Больше мы никогда не виделись. Поехал он на Кавказ или нет, осталось для меня невыясненным. Во всяком случае, бдения он посещать перестал. А секту, действительно, скоро прикрыли из-за произошедшего через неделю несчастного случая. Одна прихожанка задохнулась под чрезмерно распалившимся жирным боровом. Минерва пошла под следствие как организатор тоталитарной секты. Совпадение? Как знать, как знать.
Теперь, спустя почти четыре года, я тоже был готов отправиться в путешествие к дольменам. Заранее уже выбрал местность, где наблюдалось их наибольшее скопление, проложил маршрут. Изготовил пробку, сварив её из железных листов. Сделал её с ручками, так чтобы можно было её без чужой помощи вставлять и вытаскивать. Запасся необходимым инструментом. Не доставало мне только одного: за этим одним я обратился к Слонику. Набрав его номер, долго слушал и считал гудки, на двадцать первом он снял трубку:
Алё.
Володя, привет.
Ага, добрый день, Рома.
Как жизнь чемпиона по кромсанию, отрезанию, зашиванию протекает?
Ничего, пациентов хватает, пока ещё никто от меня не сбежал. Ха ха ха!
Радостно слышать. У меня к тебе дело, точнееделовое предложение.
Всегда рад услужить, Рома.
Радостно ответил мне Слоник, наверное, в предвкушение оплаты своей услуги живой плотью. Я ему всегда щедро платил, и он к этому привык. К тайным удовольствиям привыкаешь быстро. Он крепко сидел на моём порнокрючке. Как пелось в одном детском фильме"На дурака не нужен нож, ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь». Впрочем, Слоник, никогда дураком не был, да и интересовали его отнюдь не деньги. Всё в мире относительно: у одного этого добра столько, что с души воротит, а у другого нет и достать негде и за удовлетворение своих желаний он на многие мерзости согласен будет.
По телефону долго объяснять. Давай после твоей работы часов в восемь встретимся. В кафе «Пьяный Барабанщик», около метро Авиамоторная. Или ты дежуришь сегодня?
Всё путём, не дежурю. В восемь буду там. До скорого.
Счастливо.
В назначенное время мы с ним встретились. Слоник пришёл немного раньше меня и, сидя у окна просторного светлого зала, потягивал из миниатюрной чашки крепкий ароматный кофе, который здесь умели отлично готовить. Я поздоровался, подозвал официанта и заказал двести пятьдесят граммов самого дорого коньяку, плюс фрукты. Перекинувшись парой ничего не значащих слов, он первый перешёл к сути нашей встречи. Деловой: ничего не скажешь. Деловой и нетерпеливый упырь.
Зачем звал? Снова хочешь вкусить запретного плода? Смотри, так и до психушки не далеко. Наркотическая зависимость дело серьёзное, и такого, как ты, здоровяка в бараний рог скрутит, глазом моргнуть не успеешь.
Точно! я сделал удивлённый и удовлетворённый вид. Согласен с тобой на все сто тысяч процентов. Пора завязывать. Спасибо за совет.