Тюльпа Нэя, Человекомышь волочила в четырехпалой лапе вопящего монаха. Его рясу покрывали пыль и известь, рот кривился, в выпученных глазах, как жижа в сосуде, плескалась чернота. Возможно, то была душа бедного Элфи Наста.
Человекомышь аккуратно обошла своего создателя и подняла монаха, легко, точно соломенную куклу.
Именем Порядка, просипел Нэй. Именем Гармонии, за предательство Сухого Города, за козни, шпионаж и бунт против милорда, он сморщился от боли, приговариваю тебя к смерти, Элфи Наст снова.
Человекомышь метнула монаха в китобоев. Подставленные гарпуны пронзили коренастое тело. Один шип проклюнулся из груди, другойиз живота. В последних судорогах существования китобои дернулись в разные стороны и разорвали монаха на две части. Из верхней половины хлынула груда осклизлых внутренностей, рыбьих кишок и чего-то похожего на черных извивающихся угрей. Нэй задумался: не родится ли Элфи Наст вновь, не придется ли ему заново коротать годы в утробе кракена?
Китобои растворились, будто были сделаны из тумана. Разодранный монах угас в собственных кишках и испражнениях. Исчезла и Человекомышь. Нэй запретил крови течь, нитью заклинания перебинтовал плечо. Окликнул Вийона.
Он немного опасался, что Лита задохнется в разлагающейся туше. Впрочем Гармонии виднее, кому жить, а комунет.
Быстрым шагом Нэй приблизился к убитому монаху. Лизнул указательный палец и коснулся холодного монашьего лба. Лицо мертвеца рассекала горизонтальная линия. Нэй надавил. Кожа и кости разошлись, лицо распахнулось как книга оно и было книгой с алыми буквами на красных страницах.
Нэй принялся читать.
* * *
Полусгнившие ловчие щупальца извивались в смрадном воздухе, били по стенкам желоба. Тьма, будто из опорожнившегося чернильного мешка, склеивала ткани и мускулы, не давала распасться. Присоски жались к просоленным бревнам и зеленым камнямраздувались и опадали.
Туша вздыбилась, приподнялась на плавниках и угодливых щупальцах. Кипящая мантия затрепетала, и в ее чреве, в гнойном пульсирующем мешке, Нэй различил фигуру девушки.
Литаили уже нет? поднялась на ноги и замерла. Тень. Замочная скважина.
Нэй ждал.
Вийонохотник на крыссидел на правом плече колдуна. Исцарапанный, но непобежденный. Кровь блестела на шерсти алыми бусинками, стекала по наружной стороне передних лап.
«Что с крысой Наста?» мысленно спросил Нэй.
Удрала, ответил дух.
«Покажи ее бегство».
Вийон показал.
«Она умрет, сказал Нэй. Ты вывернул ее наизнанку».
Ласка довольно пискнула.
Колдун ждал, вперив взгляд в мертвого кракена, внутри которого стояла живая девушка.
Сбежавший дух-крыса немного беспокоил Нэя, как беспокоит легкая зубная боль, но он действительно считал, что фамильяру Наста недолго осталось мести хвостом пыль.
Колдуны использовали фамильяров не только как помощников и шпионов, но и как сосуды, которые наполняли чарами. Последний резерв. Аптечка с единственным шприцем, способным запустить гаснущее сердце. Колдуны держали шприц для себя.
Но у Элфи Наста уже не было шанса воспользоваться этими чарами. Нельзя исцелить то, что давно мертво, растоптано и размазано. Нэй воскресил в памяти раскрывшееся лицо монаха и еще раз пробежал глазами по красным страницам. «Вот и все, что останется от тебя, Презренный. Все, что я запомню. Книгу, которой ты стал».
Нэй произнес заклинание, прочитанное в алой книге.
Туша перевернулась, подернулась рябью. Щупальца потянулись наискось к террасе, но Нэй не отступил. Щупальца образовали тоннель, их основания очерчивали круг, в центре которого щелкал черный загнутый клюв. Преисподняя была голодной птицей.
От костяного гулкого клацанья и от жуткого эха, которое оно порождало, ломило череп. За глазными яблоками стучали молоточки. Нэй старался не моргать.
Он произнес второе заклинание и потянул заранее сплетенную нить.
Клюв распахнулся. Одновременно валун у дальней стенки канала стал зеркальным, и в нем отразились выпученные белесые глаза кракена.
Клюв распахнулся еще шире. В этом не было нужды: в открывшуюся дыру прошла бы и торговая шлюпка. Но что-то еще тянулось, дышало, смотрело из мракаНэй чувствовал холодный зловонный ветерчто-то огромное и неповоротливое.
Отражающиеся в валуне глаза наполнились чернилами.
Лита вышла наружу по темно-зеленому языку, покрытому, точно терка, острыми зубцами. Кракен раскачивался из стороны в сторонуеще секунда, и вытолкнет через сифон струю гноя, и взмоет в воздух, как корабль, нацеленный на далекие планеты, летящий за смертью и будущим.
Девушка остановилась и раскинула руки, уперев ладони в стены тоннеля из щупалец. Идти дальше мешала пуповина, жгут черного тумана, пиявкой присосавшийся к затылку. Безвольное лицо, опущенные подрагивающие веки.
В голове Нэя бешено гудела кровь. Прилив-отлив. За спиной Литы, в утробе мертвого кракена, густел смертоносный мрак.
Ты меня слышишь? громко сказал Нэй, стоящий на краю площадки. Учитель?
По бледному, покрытому слизью лицу прошла судорога. Медленно поднялись векитак поднимаются ворота с ржавым механизмом.
Нэй ждал.
Девушка поднесла руки к лицу. Покрутила ладонями, опустила. Черные глаза остановились на Нэе.
Ты, верно, шутишь, Георг, сказал Уильям Близнец. Что это почему здесь кто-то еще?.. Тонкое личико исказила гримаса злобы. Почему она здесь, Георг?!
Учитель снова поднял руки и ощупал пуповину, привязавшую его к смердящей туше, к бездне в ее чреве.
Отпусти меня! взревел Близнец. Закончи ритуал!
Сначала кое-что придется закончить тебе, сказал Нэй. В его памяти возник мимолетный образ: девушка с голубыми глазами, девушка, идущая по пляжу босиком. Ангел, павший жертвой Близнеца.
Произнеси последнее заклинание! Георг!
Нэй не знал, как долго сможет держать взгляд учителяхотелось расцарапать собственное онемевшее лицо, выковырять из-под кожи червей и личинок.
Тот остров, хладнокровно сказал он, который ты нашел за год до своей смерти. Мне нужна карта.
О чем ты говоришь?!
Близнец резко дернул головойи бессильно зарычал.
Ты знаешь о чем. Остров, на котором ты видел железные повозки, работающие от прирученных молний.
Выпусти меня!
Покажи мне карту. Или я прочитаю ее в твоей мертвой голове.
Тогда она умрет! Я слышу, как она кричит! Как проклинает тебя!
Плевать, соврал Нэй, направляя пистолет в перекошенное лицо. Времени почти не осталось.
В распахнутый клюв просунулись огромные жвалы, слепленные из смолянистого мрака. Они хищно раздвинулись, и желеобразная плоть в уголках клюва лопнула, расползаясь.
Близнец закричал:
Хорошо! Смотри!
«Дни моей жизни закончены, сказал учитель пять лет назад, перед тем как броситься с рифа. Я завершу свой труд в другом мире, плывя вверх по течению». Смерть, видимо, изменила его намерения.
Нэй скопировал карту и произнес последнее заклинание.
Не-ет! заверещал Близнец, но голос тут же оборвался.
На красных страницах была вилка из двух последних заклятий. Завершения и
Нэй оборвал ритуал, перевел пистолет на зеркальный валун и дважды нажал на спуск.
Не стоит полагаться на одну лишь магию, даже на столь древнюю, черную, как земля под пустыми могилами первых богов
Пули срикошетили от камняи глаза моллюска лопнули, будто огромные гнойники.
Неведомая сила опрокинула Литу на спину, но Нэй уже был рядом, крепко сжимал тонкие лодыжки. Тьма заверещала, из тела девушки выплеснулась серая бесформенная теньи ее увлекло в темноту вместе со жвалами и шипастыми антеннами потусторонней твари. Клюв захлопнулся. Щупальца опали.
Нэй поднял Литу и осторожно положил на край террасы. Подтянулся на руках, выбираясь из канала.
Девушка выгнулась дугой и закашлялась, словно отплевывая невидимую воду. Он помог ей сесть.
Ах ты выродок! Мразь! Мартюга уродливая! Лита отшвырнула руку колдуна и заколотила по его груди слабыми кулачками. Да чтоб тебе крабы ноги объели!..
Она снова зашлась мокрым кашлем, сотрясаясь всем телом.
Он вложил в ее пляшущую ладонь медальон с Человекомышью и отошел.
Нам надо уходить.
Иди в Реку!
Нэй поднялся с колен, свистнул Вийону и двинулся по мрачному, заваленному телами коридору храма. Под ногами сновали крысыобычные, голодные. Раненая рука Нэя висела раздавленным щупальцем.
Лита догнала его в зале с треугольным алтарем. Пошла рядом.
Что это было? спросила тихо. Что смердело у меня в голове?
Мой учитель.
Откуда он взялся? Прятался в этой гнили?
Он прошел сквозь кракена, сказал Нэй, чувствуя усталость и пустоту. Но что чувствовала девушка? Кракен соединяет миры.
Мертвый?
Не обязательно. Но с мертвым проще. И он помнит все: глубину и небо. Все уже было. И осталось в нем
Он замолчал под испепеляющим взглядом Литы.
Пиццу хочу, сказала она на крыльце.
Нэй открыл рот, но не нашелся с ответомполез в гондолу.
Пиццу с грибами или Лита резко скривилась. Фу! Больше никогда не притронусь к пицце с моллюсками!
Мыслей было много, они торчали в разные стороны, острые и тонкие, как рыбьи кости. Чтобы не думать, Нэй выдвинул из-под скамьи длинный плоский деревянный ящик, покрытый черным лаком. На медных уголках и зажимах белел налет соли. Колдун провел рукой по пластине замка и открыл ящик. Достал бутылку из мягкого стекла, которое по-прежнему находили в Мокром мире, высыпал в плошку глиняный порошок и развел водой. Протянул плошку Лите, кивнул на гондольеров. Девушка поняла без слов. Она еще злилась на него, но не отказала себе в удовольствии навести красотупускай чужую, грубую и глиняную. Лита занялась лицом голема:
Кто у нас за собой не следит? Кто стрелами прыщи давит?
Нэй извлек из ящика гри-гри, мешочек с лекарствами, и стал втирать в раны Вийона желтую вонючую мазь. Зверек терпел, зажмурив глазки.
Закончив, колдун позволил духу заняться его плечом.
Гондола отплыла от шестиугольного здания. Нэй сидел на носу лодки, прямой и неподвижный, смотрел вперед.
Там есть сушеная рыба и вода, сказал он. Под скамьей.
Нэй ни разу не обернулся на храм Чрева Кита.
В животе урчало. Нэй тоже не отказался бы от пиццы.
2. Хороший улов
Лита мысленно выругалась, да так заковыристо, что удивилась сама. Вновь повторила про себя спонтанно сочиненную конструкцию и решила обязательно запомнить.
«Ну да, хмыкнул внутренний голос скептически, будешь чихвостить палача на собственной казни».
А до казни было действительно недалеко.
Возвращая в реальность, заскрипели оглобли, Литу тряхнуло. Колеса зачавкали размокшей глиной, жирная морось окропила и без того изгвазданные щеки. Чтобы волосы не волочились по земле, Лита заправила их за воротник. Грязь пощадила косу, но обильно испачкала прочее.
Судя по звукам, подвода въехала в глубокую арку крепостных ворот. Застыла, повинуясь приказу стража. Со всех сторон раздавались оклики, шумела очередь идущих к пропускному пункту торговцев. Каждый, кто намеревался попасть в Оазис, должен был иметь пропуск. Иначе
Лита отогнала мысли про «иначе».
Она устроилась под днищем телеги. Руки и ноги засунула в специально притороченные ременные петли. Прижалась к деревянным планкам так плотно, что губы расплющились о доски. От напряжения ныл позвоночник. А в десяти футах вооруженные пистолетами и алебардами стражи выискивали нелегальных пассажиров. И помимо колющих и стреляющих штукенций были у офицеров вещички магические. Например, чертов монокль из Облачного стекла, изобретенный не менее чертовым колдуном Нэем.
Что везем? гаркнул офицер.
Скосив глаза, Лита видела заляпанные грязью ботфорты.
Живую рыбу, отвечал Билли Коффин, рыжий детина, управляющий лошадкой. Билли не знал ни о тайной попутчице, ни о ремнях, которые Лита крепила ночью, забравшись на соседский двор. Его дело было маленьким: доставить к дворянским ледникам груз и вернуться обратно в провонявшую жерехом нору. Спросит матушка Билли Коффина: «Как там Полис, стоит?» «А чего б ему падать?» лаконично скажет Билли.
Впрочем, Лита сомневалась, что рыжий добряк сдал бы ее страже. Со школьной скамьи (а жители Кольца учились в школах ровно два года) Билли капал слюной, провожая соседку голодными глазками влюбленного идиота. И рыбак Альпин, папаша Литы, намекал, что Биллихороший вариант (две ноги, две руки в придачу). Но Лита не торопилась лишать себя свободы и мочек. Пока соседки с откромсанными, по брачной традиции рыбаков, мизинцами да ушами прислуживали мужьям-пьяницам, Лита наслаждалась жизнью, совершенствовалась в магической дрессировке животных и ходила на риф слушать пение волчьих кораллов. С рифа и начались неприятности. Сперва ее похитили члены Змеиного Клана, потом, по милости колдуна Нэя, она очутилась во чреве кракена и была порабощена духом еще более древнего колдуна
Ох Лита встрепенулась. Что-то мягкое коснулось лопаток. Потерлось о ее спину. Девушка вывернула шею, опасливо поглядела вниз. Черный котенок, пролезший под телегу, заурчал и ткнулся лбом ей в плечо.
«Тише, малыш», распорядилась Лита. Котенок послушно сел на дорогу.
Запищали рессоры, телега прогнулась, почти вминая Литу в грязь. Второй офицер запрыгнул в кузов и инспектировал бочки с бершем, окунем и густерой.
Чисто, оповестил он.
«Давай уже», взмолилась Лита. Мышцы горели.
Проверь моноклем, сказал офицер.
Вот оно. В прошлый раз Лите легко удалось просочиться сквозь блокпостыона пряталась в телеге с икрой, а разгильдяи-стражи не прибегли к помощи Облачного Стекла. Но осенью Сухой Город усилил кордоны. Глашатаи герцога Маринка зачитывали указ: всех, кто незаконно проникнет за стену, теперь не будут лишать лодки или торговой лицензии. Их попросту казнят на главной площади Кольца.
Прощайте, поющие кораллы, и ты, папа, прощай и умри себе спокойно в нищете. Лита, дочь Альпина, девятнадцати лет от роду, пожила и хватит.
Внутренний голос требовал отцепиться от телеги и попытаться улизнуть. Но вместо этого Лита представила хрупкую черепную коробку сидящего рядом котенка. Представила холодную рыбу в воде. Заглянула за лобную кость лошадки и поворошила бесхитростные мысли: овес, солнышко, мухи.
Офицер ойкнул в кузове. Окуни принялись выскакивать из бочек. Их плавники шлепали по повозке. Что-то блестящее упало в грязь.
Монокль! Уронил!
Второй офицер, ругаясь, наклонился. Котенок прыгнул из-под телеги.
Блохастая тварь!
Лита осклабилась.
«Пру!»
Лошадь пошла вперед, заднее колесо проехалось по ступне офицера.
Убью! Выпорю! Убью!
Перепуганный Билли Коффин сыпал извинениями.
К черту тебя! процедил, массируя ногу, офицер. Убирайся с глаз долой.
Именно так Лита и попала в Оазис.
Спустя полчаса, набросив на голову шаль, она кралась по одному из великолепных парков Полиса. Надеялась, что прохожие принимают ее за горничную, которую забрызгал грязью промчавшийся кеб. Все же она была слишком хорошенькой для обыкновенной рыбацкой девки (и прекрасно это осознавала).
«Нэй, бормотала Лита, чтоб тебя раки сожрали, Георг, жаба, Нэй».
Люди, праздно гуляющие по парку, были чисты, вальяжны, упитанны. Полная противоположность отощавшим и одичавшим голодранцам Кольца. Они клевали виноград и жареные каштаны. Покупали у лоточника какой-то дымящийся напиток. Кормили лебедей. Во имя Гармонии, они сами были Гармонией, бережно охраняемой от болезней и голода. А оркестр играл бравурную музыку на берегу устеленного кувшинками пруда, мраморные статуи кланялись прохожим, и даже облака, плывущие над шпилями дворца, были какими-то особенно чистыми и толстыми.
Заглядевшись, Лита врезалась в высокого господина и прикрикнула, позабыв, где находится:
Сын сома! Ослеп, пиявка?
Отчего же? молвил господин. Сердце Литы екнуло. Она запоздало прикрыла ладошкой рот. Зрение у меня отличное, и вижу я простолюдинку, ошивающуюся в Оазисе. Он покрутил пышный ус. Полиция Полиса, кнутмастер Серпис к вашим услугам. Предъявите-ка удостоверение, мадам.
* * *
Вийон застал Георга Нэя за исследованием катакомб. Мокрицы и слизни падали со сводов, дух в обличье ласки ловко огибал их. По древним стенам скользила его тень, ничуть не похожая на тень животного.