Кэйрмиль пригладила густую чёлку точно боялась, что Андукар узрит на её лбу нечто, чего ему видеть не полагалось.
С другой стороны, так быстрее, возразил седовласый. Иначе ещё пару лет ждать бы пришлось, а так что ни делается, всё к лучшему.
Определить выражение лица Андукара было почти невыполнимой задачей.
В любом случае, произнёс он, результат усердия Кэйрмиль-лиэн нам ещё только предстоит узнать.
Всё пройдёт как должно. Я не подведу, поверьте, с жаром заверила девушка. Ни вас, ни нашу госпожу.
Звёздный свет замерцал на лоснящейся шерсти зверей, подкрадывавшихся из-за деревьев. Горящие глаза устремились в центр поляны, туда, где лежала девушка, всё ещё казавшаяся спящей.
Андукар улыбнулся голоду в этих глазах.
Жаль всех тех прелестных дев, что сейчас примеряют наряды к Королевскому балу, не ведая, что в этом году ему не суждено состояться, изрёк он. С тщательно дозированным презрением добавил: Думаю, теперь нам действительно пора.
Все трое исчезли.
Звери двинулись вперёд.
Когда луна вернулась на небосвод, её голубые лучи облили обледенелые ели, пустую поляну и багровый снег.
Глава первая. Морли-малэн
Представьте себе кабинет. Конечно, этот кабинет мало таковой напоминал просторную комнату обставили лишь парой кресел, круглым столом да жёсткой кушеткой, но тем не менее таковым являлся.
Кабинет занимала тьма. Во всех смыслах. Здесь редко гостил солнечный свет: бархатные гардины надёжно хранили тьму от покушений на её существование. Мрак рассеивало лишь пламя, плясавшее в камине.
А ещё тьма сидела в кресле у камина. Сидела, грея в ладонях хрустальный фужер с бренди. Хозяина кабинета не раз называли тьмой в человеческом облике вполне заслуженно, надо признать.
Что поделаешь: в его случае тьма не столько состояние души, сколько профессия.
Он лениво покачивал фужер, наблюдая, как янтарная жидкость лижет хрусталь, всплескиваясь почти до края и бессильно опускаясь обратно.
Альдрем, сказал он наконец.
Старик, стоявший за спинкой кресла, почтительно склонил голову:
Хозяин?
А я говорил тебе, что готовится покушение на короля?
Слуга седой и худой, словно швабра в чёрном сюртуке уставился на господина с явным недоверием.
Откуда вы знаете?
Я много чего знаю. Пальцы его свободной руки лежали на подлокотнике кресла и, казалось, неспешно перебирали невидимые клавиши, спрятанные под бархатной обивкой. Больше, чем самому хотелось бы, пожалуй.
Но как когда?
Незадолго до Королевского бала. Во время аудиенции с одним из герцогов, полагаю.
Альдрем в замешательстве потёр ладони друг об друга.
Уже через четыре дня Слуга рассеянно посмотрел в невидимое окно. И что будете делать?
Он следил, как танцует огонь, лаская каминную решётку.
Я решил, что не стоит вмешиваться.
Но почему?
Всё, что нужно, сделают за меня.
Альдрем помолчал.
Не думал, произнёс старик, что до этого дойдёт.
Хозяин кабинета не ответил.
Забавно. Он-то об этом думал. Не мог не думать. И, предусматривая такой расклад, тем не менее решал, что в ближайшее время убийство Его Величества Шейлиреара Первого будет лишним. Слишком это открытый, слишком глупый шаг.
С другой стороны, не всем же быть такими умными, как он. Ни капли самолюбования лишь констатация факта.
Он наблюдал за узорами, которые бренди оставлял на стеклянных стенках. Сквозь них видны были языки пламени, и ему некстати (хотя, учитывая обстоятельства, очень даже кстати) вспомнился другой зимний вечер: тоже с огнём в очаге, тоже со спиртным. И незваным, но в те времена всегда желанным гостем.
Ты один? спрашивает она с порога, входя в их с братом обитель без приветствия, без стука. Даже не входя, а проскальзывая внутрь, стремительно и гибко, словно языки пламени.
Она и есть пламя рыжее, яркое, яростное. Чёрные одежды Воина лишь подчёркивают огненный оттенок её кудрей.
Здравствуй, Зельда, отвечает он, скрывая усталость. Арон в городе.
Хорошо. Мне хотелось поговорить с тобой. С тобой одним. Сестра садится в плетёное кресло напротив. Откидывается на камышовую спинку. Налей вина.
Он движением руки призывает на стол бутыль и два кубка.
Это один из тех вечеров, когда ему не хотелось бы видеть никого, кроме собственной тени. Но отсутствие приветствия, резкость движений, странное выражение зелёных глаз говорят ему: Зельду всерьёз что-то тревожит и это не та вещь, с которой она может разобраться без него.
Он не был старшим из шестерых, когда их сделали амадэями. Но он был сильнейшим и справедливо считал, что это накладывает на него наибольшую ответственность. За остальных тоже. К тому же, когда вы разменяли четвёртую сотню лет, разница в пять перестаёт иметь какое-либо значение.
Зельда следит, как он разливает вино: теперь уже сам, не размениваясь на фокусы. Приняв кубок из его рук, безмолвно салютует и делает первый глоток, глядя на пламя в очаге судилища, ставшего домом для двух амадэев.
Какое-то время они оба молчат, и он терпеливо ждёт, пока сестра будет готова.
Как думаешь, произносит она наконец, нам стало бы легче, будь у нас те, с кем можно разделить этот груз? Кроме нас шестерых?
вот оно что. Забавно.
Он думал, что эти терзания о невозможности любить смертных по многим причинам, включая их смертность, оставили их давным-давно.
Сомневаюсь, что кто-то действительно может разделить его с нами. Кроме нас шестерых, отвечает он, не стараясь приправить мёдом горькую истину. У каждого из нас есть пятеро других. Пятеро таких друзей, какими стали мы, у многих смертных за всю жизнь не бывает и этого.
Зельда снова молчит, мерно покачивая кубок в руке. Она смотрит, как вино облизывает стенки, оставляя кровавые разводы на серебре.
Ты никогда не думал, что со стороны Кристали это нечестно взваливать на плечи шестерых детей ответственность за всё человечество?
Она говорит это почти небрежно.
Сказанное ею святотатство, но он последний, кто будет обвинять в подобном кого-то из них шестерых. Поэтому, когда его братьев и сестёр что-то тревожит, они и приходят к нему. Или к Келли, но реже: та всё же не так близко сошлась с Кристалью Чудотворной, не так хорошо видела всё то человеческое, что было присуще спасительнице Аллиграна. Для Келли Кристаль оставалась окутана ореолом святости, для него нет.
Святые не отдают приказов вроде того, что он получил в день, когда стал амадэем.
Ты тоже Воин, мягко напоминает он. Ты не хуже меня знаешь, что войны не выигрывают без жертв.
Но разве честно, что этими жертвами стали мы?
К созданию амадэев неприменимо слово «честность», Зельда. Только «необходимость». И мы сами согласились на это, с радостью и гордостью.
Она смеётся. Обычно смех её тоже огненный тёплый и яркий, словно закатное солнце.
Сейчас в нём трещат сереющие угли гаснущего костра.
О да. Согласились. Ведь в одиннадцать, или в десять, или в тринадцать тебе очень хочется жить вечно. Она подносит кубок к губам, глядя в окно, за которым синеет восходящая луна: Никадора пока не поднялась достаточно высоко, чтобы обрести привычный голубой свет. Ты ещё ничего почти не видел, и одна мысль о том, что придётся уходить, пугает до дрожи. Но когда проходит двести, триста лет, и ты уже видел всё И даже умереть тебе не дано
Нам дали эти силы, чтобы защищать их, Зельда. Людей. Только для этого. Не для нас самих.
И ты никогда не думал, что люди не заслужили нашей защиты? После особо тяжёлого дня, когда приходилось казнить ублюдков, которые резали женщин, насиловали детей или убивали стариков на глазах у внуков и получали от всего этого удовольствие?
Он медлит с ответом потому что, разумеется, думал об этом. За триста лет он думал о многих вещах, думать о которых для них шестерых такое же святотатство, как обвинение Кристали Чудотворной в чём бы то ни было.
Конечно, от Зельды его промедление не укрывается.
Помнишь предания о том, что в заморских землях, откуда прибыли наши предки, царствовали владыки, которых называли королями? продолжает она. В зелёных глазах, мерцающих над серебряной гранью кубка, горят отблески огня. Только представь, какими королями могли бы стать мы. Тебе никогда не хотелось властвовать над ними вместо того, чтобы служить им? Искоренять всех ублюдков среди них под корень и вовсе не той милосердной смертью, которую дарят им наши мечи? Сделать так, чтобы они и помыслить боялись о преступлениях, чтобы дрожали, едва вспомнив о нас, и этот ужас останавливал их прежде, чем они протянут свои поганые руки к невинным?
Он смотрит в огонь в её глазах. Так пытливо, как редко смотрел на сестру за эти триста лет.
естественно, об этом он тоже думал. И прекрасно знал, каким королём мог бы стать. Как мог бы пройтись по Аллиграну яростным вихрем, сея гибель и разрушение, оставляя после себя чистую девственную пустоту, на которой, возможно, взойдёт нечто лучшее. Люди в массе своей слабы и склонны к разрушению себя и, самое печальное, других. Волки в овечьей шкуре и зачастую с овечьим же складом ума. Многих из них сильный пастырь может повести за собой, куда вздумается, если найдёт способ держать стадо в узде.
Страх держит в узде едва ли не лучше чего бы то ни было. А они, избранники Кристали, могли быть страшнее самых страшных чудовищ, которыми в сказках люди пугают своих детей.
Он думал об этом и забывал. Отодвигал мысль в те закоулки собственного сознания, где покоилось всё, чему стоило быть забытым. О чём не стоило думать, чтобы на самом деле не превратиться в чудовище. Он Воин, убивающий чудовищ (в человеческом облике в том числе); Палач, карающий их. Понимание того, насколько легко он мог бы превратиться в одного из тех, кого призван казнить, удерживало от шага за эту грань лучше любых цепей.
Но шагнуть за неё мог не только он. И ему очень не хотелось делать того, что придётся сделать, если сейчас Зельда хоть на йоту серьёзна.
Она наконец заглядывает в его лицо, и, хотя он научился скрывать свои мысли и чувства даже от тех, кто читал их лучше любого из смертных, явно замечает тень на этом лице.
Скажи, брат, произносит Зельда, если перед тобой встанет выбор любовь или долг, что ты выберешь?
Я сделаю всё, чтобы мне не пришлось выбирать.
Он отвечает без раздумий. Как потому, что много раздумывал об этом задолго до её вопроса, так и потому, что знает: колебаний она не примет.
И всё-таки.
Он знает, что может солгать. Наверное, даже должен.
Но он всегда считал ниже своего достоинства лгать тем, кого любит.
Долг. Долг превыше всего.
Даже любого из нас?
Долг превыше всего, повторяет он. Даже любви.
Он надеется, что Зельда не услышит угрозы в этих словах. Он не угрожает ей, но смысл этих слов сам по себе угроза.
Какое-то время они смотрят друг на друга. Танцуя на радужках Зельды, отражённое пламя кажется изумрудным: таким же, как колдовской огонь, испепеляющий всё живое, открытый ею и названный её именем.
Затем сестра смеётся и в этом смехе наконец слышится тёплый закат ранней осени, недавно погасший за окном.
Да шучу я. Как и ты, полагаю. Зельда поднимает кубок повыше, так, что серебряная кромка скрывает её улыбающиеся губы. Не смотри на меня так. Давай лучше выпьем за несостоявшихся королев и королей Аллиграна и за то, что никогда нам не обрести ни корон, ни королей, ни королев.
Хозяин, первым же словом, вернувшим его в реальность, Альдрем выдал, что будет дальше: таким тоном задают вопросы, которые долго не решались задать, а когда вы планируете следующий этап?
Он ответил не сразу. Трудно мгновенно вынырнуть из глубин памяти, когда они простираются на тысячу с лишним лет.
иронично, но они с Зельдой оба в итоге нашли себе того, с кем всё же попытались разделить груз бессмертия. Она своего короля (Ликбера ведь по праву можно назвать королём среди магов). Он королеву (и в этой жизни она действительно является ею).
Оба на беду.
Соскучился по играм, Альдрем? Или по игрушке?
Слуга промолчал.
Чтобы повидать Таришу Бьорк, вовсе не обязательно возвращаться к игре. Можно просто попросить Мне чудится или ты смущён?
Кхм.
Ещё чуть-чуть, и поверю, что ты влюбился.
Староват уже, хозяин.
Не старше меня, усмехнулся он, обводя пальцем хрустальную грань.
Зельда. Кейзелида, «Кружащаяся в Огне»: такое имя дали ей шаманы на обряде наречения, существовавшем до того, как Кристаль принесла в Аллигран иную веру.
Сестра.
Пока он не потерял её, он не понимал, что привязался к ней едва ли не больше, чем ко всем остальным. Не считая Арона, конечно. А теперь именно им с Зельдой предстоит играть друг против друга. Танцевать на сцене, в которую превратился для них мир людей.
И оба они прекрасно знали, что будет с тем, кто первый оступится в этом танце.
А что, если я уже начал следующий этап?
Слуга растерянно поправил перчатки без пальцев, облившие его руки чёрным бархатом:
Обычно вы не играли без меня.
Привычки иногда меняются. Отставив фужер, он потянулся за тем, что давно уже ждало своего часа на столе. Мой дорогой Альдрем представь себе, даже ты ещё многого обо мне не знаешь.
Предмет в его ладонях тихо щёлкнул.
Я расскажу тебе, что будет дальше. Скоро. Он открыл карманное зеркальце в золотой оправе. А пока, раз ты так скучаешь по Тарише Бьорк
Он провёл ладонью над зеркальцем, будто по невидимым струнам, и отражение его лица исчезло в серебристой дымке.
Потом сквозь неё проступили очертания другой комнаты, других лиц
Что там творится? воскликнул Альдрем, из-за плеча хозяина наблюдая за тем, что происходит в зеркале.
Некоторое время он просто смотрел на картинку в отражении.
А, наконец изрёк он. Её Величество снова доверила уборку своим рыцарям.
* * *
Другой кабинет в другой точке Срединного королевства Долины Аллигран в это самое время представлял собой куда более интересное зрелище.
Гигантским мотыльком порхала в воздухе тряпка для пыли. Угрожающе хлопая обложками, пикировали в шкаф книги. Окунались в таз с водой горшки с фиалками и, побултыхавшись там, возвращались на свои блюдечки. По ковру деловито ползала щётка.
Посреди кабинета стоял долговязый паренёк лет шестнадцати: сосредоточенно хмурясь, он с торжественностью дирижёра размахивал руками, кончиками длинных пальцев выписывая в воздухе замысловатые пассы.
Книга! вдохновенно воскликнул он.
Подчиняясь его словам, толстая энциклопедия крутанула сальто и атаковала жалобно трепыхнувшуюся тряпку.
Теперь цветы!
Горшки не замедлили перехватить инициативу, взяв несчастный клочок ткани в кольцо.
А теперь
Джеми, я попросила тебя убраться, а не отрабатывать мыслеправление, устало заметила Таша, замершая на пороге бывшего кабинета господина Гирена.
Мальчишка, вздрогнув, обернулся. Предметы зависли в воздухе и миг спустя полетели вниз. Тряпка упала на застывшую щётку. Фиалки рухнули в таз, окатив Джеми волной грязной воды. Второй том «Энциклопедии судебных казусов» Таша, к счастью, успела подхватить до того, как тот коснулся пола.
Ну вот, уныло констатировал Джеми, созерцая облитый ковёр, теперь и чары очищения пригодятся И давно ты за мной шпионишь?
Некоторое время. Ташин взгляд сам собой скользнул по строкам книги, открывшейся в её руках. Люблю смотреть, как ты колдуешь. Но не как ты балуешься.
«зная, что брат настроил стражу против него, Князь заявил, что требует Суд-Поиск, и попросил жену свою стать Ищущей, что отыщет доказательства его невиновности» Знакомая история. Отец Дармиори рассказывал её на уроках, когда они касались судебного права.
от воспоминания о дне, когда Таша в последний раз видела отца Дармиори, у неё на миг спёрло дыхание.
День, в который тебя попытались сжечь заживо, просто так не забудешь. И вспоминать его, не задыхаясь, сможешь не скоро.
Это не баловство, а жизненно необходимое умение! Мы с Найджем начинали его осваивать, но время идёт, и я должен сам