«Она нам завидует».
Зафира уже готова была согласиться, но стиснула зубы, сопротивляясь шепоткам Джаварата. Девушка понимала, его слова могли быть весьма далеки от правды. К чему одной из Сестёр завидовать смертной девчонке?
«Однажды мы будем равны».
Что бы это ни значило.
Девушка подскочила, когда два светильника вдруг с лязгом ударились о стену. Её колчан упал, стрелы рассыпались, а пыль закружилась, точно пески Шарра. Серебряная Ведьма не вздрогнула, хотя Зафира успела заметить, как напряглись плечи женщиныудивительно для безмятежной бессмертной, прежде чем дверь распахнулась, и на пороге показался силуэт.
Зафира узнала растрёпанные волосы, совершенную неподвижность, которую она видела лишь у оленя, прежде чем сделала тот роковой выстрел.
Плащ тьмы струился за наследным принцем Аравии. Он держался, как всегда, непринуждённо, почти небрежно, если только не наблюдать за ним пристально, не обращать внимание, как выверено каждое его движение. Взгляд его серых глаз скользнул по тесной каюте, а когда остановился на девушке, та не сумела сдержать трепет.
На краткий миг этот взгляд замер на её губах.
Тебе больно? спросил Насир тем мягким, требовательным голосом, в который вплетались тени. Но в его тоне сквозило напряжение, смущение, и Зафира отчётливо чувствовала, что Серебряная Ведьма вся обратилась во внимание, прислушиваясь к их разговору.
Прежде Зафира знала, что стояло за этим вопросом. Тогда она была лишь ресурсом, который нужно защищать. Компасом, ведущим его по пути уничтожения. В чём же причина его беспокойства теперь, когда они получили то, что искали, когда она уже выполнила свою задачуна Шарре, в Деменхуре? О небеса, да вообще в мире!
Прежде чем она нашлась со словами, Насир посмотрел на Серебряную Ведьму, указал на тёмный след на досках, которого раньше не было. Его пальцы были испачканы алым.
Так вот почему корабль не идёт быстрее.
В тишине волны разбивались о борта.
Я могу выполнять простые задачи, подвластные любой мираги, ответила его мать наконец. Но времяэто иллюзия, требующая концентрации и силы, которыми я сейчас не располагаю.
И почему же? Его слова были скупыми, а тоннетерпеливым.
Серебряная Ведьма поднялась, и, несмотря на высокий рост Насира, показалось, что перед ней всё сжалось. Женщина распахнула плащ, открывая алое одеяние, порванное, перепачканное кровью.
Зафира вскочила.
Чёрный кинжал Льва. Там, на Шарре.
Под правым плечом Ведьмы зияла рана, которую она получила, когда защитила Насиравоспалённый клубок тьмы, похожий на дыру с рваными краями.
Он самый, подтвердила Серебряная Ведьма, и ещё одна капля крови выступила на её насквозь промокшем одеянии. Ни одно из известных снадобий не может исцелить рану, нанесённую проклятой рудой. Древние целители жили уединённо на островах Хесса. И если кто-то из них ещё жив, таммоя единственная надежда.
Что с Bait ul-Ahlaam? требовательно спросил Насир.
Зафира перевела с древнего сафаитского. «Дом Грёз». Никогда прежде она об этом не слышала.
Ты ведь можешь просто пересечь пролив у Крепости Султана и найти там то, что требуется.
Какой ценой? Ноги моей не будет в этих стенах, ответила мираги, но Зафира услышала и то, что осталось невысказанным: «Больше никогда». Ей уже доводилось бывать там, и, очевидно, цена исчислялась совсем не динарами.
Серебряную Ведьму было не так легко вывести из равновесия, и потому странно было увидеть гнев, вспыхнувший в её взгляде, и то, как напряжённо дёрнулись уголки рта.
Тогда ты оставишь нас, сказал Насир, и Зафира вздрогнула от его жестокого безразличия.
Я буду живым сосудом для волшебства, бесполезным для тебя, но весьма полезным для Льва, ведь он непременно доберётся до меня, ответила Серебряная Ведьма. С моей кровью и его знанием dum sihr нигде в Аравии больше не будет безопасно. С помощью моих сыновей-полусилахов он может сделать не так уж много.
Насир опустил взгляд, посмотрел на свои руки; струйки тьмы срывались с его пальцев и снова впитывались в кожу. Тьма словно дышала. Его тени не исчезли, как чувство направления, свойственное прежде Зафире. Магия сердец была ему не нужна, ведь он располагал собственным волшебством. И он не страдал от той ужасной пустоты, от которой страдала девушка.
Некое отвратительное удушливое чувство поднялось в ней, захлестнуло, и Зафира чуть не выронила Джаварат в приступе паники. Но тотчас же гнев схлынул, и биение сердца вернулось к прежнему ритму.
«Что» Она судорожно вздохнула.
Всё это началось из-за тебя. Слова Насира были холодными, и Зафире пришлось напомнить себе, что обращался он к матери, а не к ней. Из-за тебя нам пришлось оставить Альтаира в руках Льва.
Серебряная Ведьма встретила его взгляд.
Прежде эта сталь в твоём взоре была обращена на других. Прежде ты смотрел на меня с любовью, нежностью и заботой.
Насир ничего не сказал, но если тьма, которой кровоточили его сжатые кулаки, о чём-то свидетельствоваласлова женщины попали точно в цель. Зафира зналаон любил мать; вот почему его слова были полны такой ярости.
Я научила тебя всему, что ты знаешь, нежно сказала мать. Время у нас ещё есть я научу тебя сдерживать и направлять тьму. Подчинять тени твоей воле.
Так же как ты научила его?
Тишина оглушала, словно рёв. Насир не дождался ответарезко развернулся и, хромая, направился прочь. Тени скользили за ним по пятам. Зафира с трудом удержалась, стараясь не смотреть ему вслед, прекрасно зная, что это не укроется от Серебряной Ведьмы.
Послушай меня, Охотница, проговорила мираги. Всегда имей при себе клинок и великодушие. Никогда не угадаешь, что именно тебе понадобится, Зафира уловила что-то в её словах. И нет, ты не можешь вернуться домой.
Цель. Вот что она ощутила! Цель, которая вытаскивала её из этого всепоглощающего чувства, выбивающего почву из-под ногчувства, что онаничто.
Если вернёшься, значит, всё твоё путешествие на Шарр потеряет смысл. И гибель твоего друга Беньямина, и пленение Альтаиравсё будет напрасно.
Возможно, ведьма всегда знала, что у них нет нужды в daira, обладательнице удивительного таланта находить то, к чему стремилось сердце. Возможно, Анадиль просто видела в Зафире то, чего Зафира не видела в ней, но знала из воспоминаний Джаварата, обладательницу доброго сердца и чистых намерений. Такой была сама Серебряная Ведьма, прежде чем пала жертвой лживых искушающих речей.
Сердца умирают. Извлечённые из своих домов, они постепенно иссыхают, рассыпаются с каждым мигом. Верни их в минареты, или волшебство исчезнет навсегда.
Глава 3
Согласно его философии, вспоминанть прошлоелишь множить морщины. Но теперь, когда Альтаир аль-Бадави был закован в цепи и заперт в сыром трюме корабля, ему не оставалось ничего иного, кроме как вспоминать.
Большую часть своей жизни он провёл, борясь за любовь матери, пытаясь заслужить хотя бы тень её улыбки каждый раз, когда она смотрела на него. И хотя он быстро понял, что мать видела в нём воплощение своих неудач, лишь на Шарре Альтаир осознал весь масштаб этого. Она была одной из Сестёр, той самой причиной, по которой исчезло волшебство, и она
Альтаир скривился, не позволив себе закончить эту мысль. Не каждый день узнаёшь, что тысын Ночного Льва.
Солнечный свет просачивался сквозь крохотное подобие окна, отмечая ход временидва дня прошло с тех пор, как он трудился с ифритами на Шарре, чтобы спасти корабль, на котором они плыли теперь. И за эти прошедшие два дня его кормили и даже выделили ему стул, на который он мог сесть. Неплохо для пленника.
Если бы его только не доили, как призовую козу.
Время от времени приходил ифрит, приковывал его крепче к стене, чтобы лишить всякой подвижности, а потом рассекал ему ладонь и наполнял кружку для Льва. Альтаиру была отвратительна такая участьстать подпиткой для dum sihr отца, запретной магии, которая позволяла любому преодолеть собственные пределы, способности, дарованные при рождении. Но даже хуже, чем цепи и кровопускания, были эти оковы, охватывавшие его предплечья на четверть, подавлявшие его Силу. Тяжёлый чёрный металл, испещрённый словами на древнем сафаитском языке. Что-то словно толкалось в его венах, тянуло за них, и Альтаир чувствовал, как странное воздействие заставляет его разум потерять остроту. Это беспокоило его куда больше, чем потеря физической силы: значит, теперь Лев всегда будет на шаг впереди.
Laa. На половину шага.
Щёлкнул засов, и Альтаир рухнул обратно на свой ветхий стул, закинув ноги на потёртый стол, не обращая внимания на звон цепей. Ночной Лев вошёл в трюм, и его ноздри трепетали от гнева, что весьма обрадовало Альтаира.
Твоя орда медлительна, заявил Альтаир так, словно обращался к своим людям в форме. То, что он был закован в цепи, не означало, что он поступится достоинством. Богачи ведь всегда щеголяли цепями. Мы даже не близко от берега. Ну а теперь, когда на стороне Насира Серебряная Ведьма, ткущая иллюзии так же искусно, как тысвои тени, они точно доберутся до материка раньше, чем ты. Времявсего лишь ещё один мираж, который она может подчинить своей воле. И когда мы причалим тамгде бы ты ни собирался причалить, мой брат будет ждать.
На этом бравада Альтаира закончилась. Его брат ведь был всё тем же Принцем Смерти, которого он сопровождал на Шарр, прекрасно понимая, что тому было приказано похоронить Альтаира на этом заброшенном острове. Вместо этого Насир просто оставил его там.
Насир и zumraчужаки, ставшие семьёй, просто развернулись и сбежали, бросив его на милость врагу. Laa, на самом деле он не знал, будет ли брат ждать его. Но если что-то и удавалось Альтаиру лучше, чем придать себе безукоризненный вид, так это блеф.
Твоя свобода, Лев, будет недолгой, закончил Альтаир, но прозвучало это несколько неубедительно. Ах, доблесть была так соблазнительна, но так изменчива.
Тень усмешки коснулась губ Льваотражение той, что была так свойственна самому Альтаиру. «Яблоко от яблони» При мысли о том, что этот человек был его отцом, хотя выглядел едва ли на день старше, чем он сам, становилось не по себе. С другой стороны, самому Альтаиру было уже девяносторовно столько, сколько Аравия жила без волшебства. Он был почти в четыре раза старше Насира, но без лишней скромности мог сказать, что выглядел на год младше, чем этот ворчун.
Как бы тебе сказать? проговорил Лев. Анадиль умрёт через три дня.
Возможно, он мог блефовать не хуже, чем Альтаир.
И тогда, как только твои друзья доберутся до берегов, мы заберём у них Джаварат и оставшиеся сердца. Лев вскинул голову. Видишь, мои планы простираются далеко, Альтаир, и многое я могу предусмотреть. Возможно, тебе это знакомо.
Умение Альтаира строить планы и предусматривать всё никогда не служило его личной выгоде или непостижимой жадности. Собрать команду, вернуть волшебство. Простой план, разработанный им вместе с Беньямином, с каждым днём становился всё более запутанным.
Альтаир отказывался верить, что его мать умирает. Отказывался верить, что zumra слишком малочисленнане теперь, когда позаботился о том, чтобы в Крепости Султана их ждали союзники, владеющие dum sihr, которые смогут защитить их. И более того: у Насира была своя магия, а в распоряжении Зафиры была сила Джаварата, связанного с ней кровью.
Этого должно быть достаточно. Впервые за очень долгое время Альтаиру пришлось напомнить себе, что он должен дышать.
Почему? спросил он.
Вот чего он никак не мог понятьв чём была причина этой алчбы Льва. Он отказывался верить, что человек, родной с ним по крови, мог просто жаждать власти. Вряд ли можно придумать причину скучнее.
Взгляд отца застылсияющий янтарь в хрустале, но Альтаир не сумел прочитать этот взгляд.
Месть, ответил Лев, но его голос выдавал не больше чем просто привычкуни жажды, ни ярости. И, конечно же, есть нечто большее. Должен воцариться порядок. Волшебство должно остаться в достойных руках. Неужели ты полагаешь, что обычные люди понимают всю мощь того, что Сёстры готовы были дарить свободно?
Равенствовот что Сёстры Забвения даровали Аравии, несмотря на все их ошибки.
Ах, как же изобретательны становятся люди в выражениях, когда дело доходит до их пороков, скучающе протянул Альтаир, ничуть не удивившись. «Порядок» в данном случае был лишь иным определением для «жадности». Но раз уж ты так жаждешь магии, ты, со своей бесконечной жаждой познания, уж точно должен знать старую поговорку: магиядля всех или ни для кого. Нет никаких «между».
Если, конечно, ты не был силахом, как Серебряная Ведьма. Или полукровкой, как Альтаир и Насир. Но ещё одно откровение ждало его на Шарре. Всю свою жизнь он думал, что ончистокровный сафи, а Насирсафи-полукровка, хоть у мальчишки и были округлые уши.
Что ж, наверное, он должен быть благодарен, что не слишком походил на отцана человека, у которого даже сердца не было. Лев приоткрыл дверь, ведущую на верхнюю палубу. Странно, что он навещал Альтаира так часто, кажется, даже без особых причин. Его тёмный тауб чуть отливал фиолетовым в угасающих лучах заката. Альтаир понял вдруг, что не очень хочет, чтобы Лев уходил.
Тишина оглушала, а призраки были слишком реальными.
Слова сорвались с губ сами:
Ты скорбишь по нему?
Чувства живых мало беспокоили мёртвых, но чем больше времени Альтаир проводил в одиночестве, тем чаще думал о брате своего сердца.
Я знаю всё о высших сафи из окружения Беньямина, продолжал Альтаир, хоть слова эти и бередили его древнее сердце. Он принял тебя в свой круг против их воли, а ты зарезал его проклятым металлом. Ты прекрасно знаешь, сколько мучений он испытывал в последние мгновения своей жизни.
Лев обернулся, глядя на него холодно, оценивающе. Он словно только и ждал, что Альтаир заговорит об этом.
Ему не следовало пытаться спасать никчёмного.
Насир никогда не нравился Беньямину. Все те годы, которые они строили планы, целью Альтаира было, чтобы Насир занял трон, Беньямин был против этого. Но где-то там, на острове, всё изменилось настолько, что сафи решилНасир достоин того, чтобы ради него пожертвовать собственным бессмертием.
Ты и правда бессердечный. Альтаир устало рассмеялся.
Улыбка Льва была саркастической.
Да, чтобы утверждать иначе, мне бы потребовалось сердце.
Он одарил Альтаира долгим взглядом, и тот ответил тем же.
Мёртвые не чувствуют боли, мягко добавил Лев, и Альтаир невольно прикрыл глаза. Возможно, именно потому, что он обнажил свои эмоции, отец продолжал: А вот твои друзья, напротив, прекрасно знали, как больно тебе будет от того, что они оставили тебя. Ты устроил своё маленькое представление со светом, чтобы спасти ихи ради чего? Каково эточувствовать себя брошенным?
Альтаир напрягся. Он предпочитал думать, что готов ко всему, но эти слова ударили по больному. С его губ сорвался смешок, каких было немало в его арсенале.
О, так ты хочешь поговорить о чувствах.
Глаза Льва сверкнули, и корабль чуть тряхнуло. С тихим, почти потусторонним скрипом качнулись снасти.
Если уж кто-то и способен тебя понять, так это твой отец.
Я польщён, протянул Альтаир, громыхнув цепями. В первую ночь он наполнил это место светом, прежде чем понял, как воздействовали на него оковы. Но разве так нужно обращаться с собственным сыном?
Лев просто смотрел на него.
Они бросили тебя, Альтаир.
Губы Альтаира плотно сжались. Нет, он не станет отвечать, не подарит отцу такого удовольствия. Вот только Лев, как и его сын, умел добиваться своего.
Они знали, что я стану твоим единственным убежищем.
Альтаиру не нужно было закрывать глаза, чтобы явственно увидеть, как они бежали к кораблю. Волна песка поднялась за ними. Насир. Зафира. Кифа. Мать, которая никогда не любила его. Никто из них его не искал, даже не обернулся.
Ни когда расстояние между ними увеличивалось всё больше.
Ни когда они подняли якорь на корабле Беньямина.
Они просто забрали то, за чем пришли, и сбежали, продолжал Лев, и его голос окутывал бархатистой тьмой. Альтаиру пришлось закусить язык, чтобы не отвечать. Ни разу не обернувшись.
Ни даже когда его заставили упасть на колени и тени обвили его горло.
Даже не взглянули на мёртвое тело Беньямина.
Альтаир наконец не выдержал, огрызнулся:
Я сам был там. Нет нужды напоминать.
Лев не улыбнулся. Он не злорадствовал, нетсмотрел на Альтаира сочувственно, словно понимал его мучения. А потом он вышел, оставив пленника в темноте.
Альтаир опустил ноги на пол и, опустив голову, закрыл руками лицо.