Ревик не знал, какую часть той ночи или утра почувствовали другие видящие.
Он особенно не хотел думать, как много могли ощутить Джон и Мэйгар, учитывая связь между ними четверыми. Ревик не знал, может, другие только слышали, как он на неё орёт. Этого могло быть достаточнослышать, как их командир слетает с катушек и орёт на женщину, которая ментально не в состоянии понять его, и уж тем более не может помочь ему справиться с этой утратой контроля.
Должно быть, они подумали, что он-таки окончательно рехнулся.
Должно быть, они подумали, что он сошёл с ума по-настоящему.
Он в особенности не хотел знать, в курсе ли они, что он сделал потом. Он не хотел рассматривать даже возможность того, что вся конструкция наблюдала, как он трахает психически недееспособную жену.
В данный момент он откровенно не желал это знать.
Убрав несколько прядей волос с её высоких скул, Ревик осознал, что снова плачет. В этот раз он заметил слёзы только тогда, когда перед глазами всё размылось. Не поднимая взгляд на остальную часть салона, он вытер лицо основанием ладони. Он не убирал пальцы другой руки от Элли, не переставал ласкать её кожу. Её ладони крепче сжали его ногу, но её глаза не открылись. Он наблюдал, как на её лице сменяются выражения от вайра, который она носила на шее, и невольно желал, чтобы всё это закончилось.
Он хотел, чтобы всё это закончилось.
Он не хотел делать это в одиночку.
Он никогда этого не хотел, но теперь всё изменилось, слишком изменилось, чтобы возвращаться в прошлое, к тем взглядам, которые были у него, когда он был моложе, и ему было знакомо лишь одиночество.
Он честно не был уверен, что он мог сделать это в одиночку, если бы даже захотел попытатьсяа он не хотел пытаться. Он знал, что чрезвычайно эгоистично думать так, даже позволять своему разуму идти в таком направлении, учитывая, на чём он должен был сосредоточиться.
Ему было всё равно.
Его способность к самопожертвованию за долгие годы не раз проверялась на прочность. В последний месяц он осознал, что ему сложно притворяться, будто это всё ещё имеет для него значение.
Он останется, пока они не найдут их ребёнка.
Он останется, пока Касс не будет мертва.
Он останется, пока Менлим тоже не будет мёртвна этот раз мёртв по-настоящему. Погибнет от его рук. Погибнет безо всяких вопросов, опровержений и без малейшей тени сомнений.
Этим вопросом Ревик намеревался заняться лично. Желание сделать так было продиктовано не гордостью и не местью. Эти вещи больше не имели для него никакого значения. Он сделает это сам, потому что не может позволить себе иного. Он не обсуждал с остальными, что он сделает для этого, как далеко зайдётно он знал, что зайдёт далеко.
Реально далеко, черт подери.
Дальше, чем он когда-либо заходил, может, даже в худшие его моменты.
Он умрёт, но не допустит, чтобы с ребёнком Элли случилось то же самое, что и с ним.
Он должен сделать для своей жены хотя бы это. Чёрт, да он должен сделать это для мира, чтобы не обрушивать на него очередное существо, которое было изменено, искажено и сломано, как и он сам, столько лет назад. Он не мог допустить, чтобы Менлим использовал её, чтобы создать ещё одного Сайримна.
Он был уверен в этом, и неважно, что он знал или не знал помимо этого.
Глава 22. Ла-Гвардия
Джон понятия не имел, как в эти дни выглядел международный аэропорт Кеннеди, но Ла-Гвардия, где они приземлились, казалась совершенно безлюдной и почти свободной от самолётов.
Он сошёл с трапа, вместе с остальными выходя из самолёта и щурясь от яркого солнца. Затем приподнял ладонь над глазами, чтобы посмотреть на ближайший терминал, потерявший большинство окон и несколько стен как минимум в одном крупном пожаре.
Внизу группа из пяти видящих уже разгружала грузовой отсек самолёта, работая с той машинной точностью, которую он часто замечал у видящих с военной выучкой. Спускаясь по металлическому трапу, Джон увидел, как под брюхом самолёта на взлётно-посадочной полосе растёт гора багажа и ящиков с оружием.
Он не видел и не чувствовал никого, помимо их хорошо вооружённой группы, но всё равно ощущал себя как будто излишне выставленным напоказ. Он задавался вопросомпаранойя ли это, или чьи-то глаза действительно наблюдали за ними из отдалённых зданий, а может, с самого неба.
Он почти не спал во время шестичасового перелёта, что тоже наверняка не помогало.
Ступив на взлётно-посадочную полосу после Ниилы и Джакса, Джон осмотрелся по сторонам.
Он увидел несколько коммерческих реактивных самолётов, припаркованных возле ближайшего терминала и прислонявшихся к этим похожим на гармошку проходам, как огромные наземные животные, обратившиеся в камень. Когда Джон посмотрел на взлётно-посадочную полосу, затем на воду и здания с трёх сторон, он больше всего поразился тишине.
Вдалеке кричали чайки, отчего эта тишина ещё сильнее бросалась в глаза.
Он буквально чувствовал, как океан здесь вторгается на землю. А может, океан просто терпеливо ждал времени, когда он накроет землю по-настоящему.
Ни один из этих грузовичков не курсировал по взлётно-посадочной полосе. Джон не видел механиков или работников багажной службы в их тёмно-синих комбинезонах. Он не видел парней в гигантских наушниках, которые обычно размахивали светящимися трубками, чтобы направлять самолёты к залу ожидания и потом на взлётно-посадочные полосы. Он не видел мелькающих тел за укреплённым стеклом невредимых фрагментов здания терминала.
Если не считать ветра, да время от времени птички, ничто здесь не шевелилось, помимо их самих.
Конечно, пейзаж в аэропорту Сан-Франциско не сильно отличался. Но Джон отчасти сильнее отказывался видеть это здесь, и причины были скорее эмоциональными, нежели рациональными.
Это ж Нью-Йорк, вашу мать.
Это город, который никогда не спит, город, отображённый в миллионе романтических комедий, боевиков, телешоу, фильмов про мафиози и катастрофы во времена взросления Джона.
И ни в одной из тех картин город не выглядел такимпохожим на кладбище.
Как мёртвая история вместо живого вида.
Засунув руки в карманы жилета, он поёжился и застегнул молнию спереди. Даже воздух был не в порядке. Несмотря на секундный озноб Джона, воздух был слишком влажным, слишком душным. Ему казалось, что он находится в тропиках, а не на восточном побережье Соединённых Штатов.
Он взглянул на небо, вспоминая ту лазерную пушку, которая чуть не убила Данте на Таймс-сквер. Ревик, похоже, думал, что они справились с этой конкретной угрозой, по крайней мере, сейчас, но Джон не мог не нервничать. Гаренше удалось вырубить две из этих пушек, взломав органические интерфейсывключая тот, который, как он думал, чуть не убил Данте.
Однако Гар полностью признал, что не знает, сколько ещё их там может быть.
На самом деле Джон знал, что самая большая угроза, с которой они столкнутся, по крайней мере, в данный момент, исходила от самого океана и разрушающихся защитных полей.
Дамбы и остатки этих полей удерживали худшую часть поднимающейся воды от самой Ла-Гвардии, но все знали, что это не могло продолжаться долго, учитывая проблемы с сеткой и полное отсутствие технического обслуживания. Сидя в кабине самолёта, Джораг указывал на провалившиеся дамбы и кружил над Ла-Гвардией, пытаясь определить, безопасно ли приземляться.
Он также указал на провал на краю одной из взлётно-посадочных полос. Провал находился слишком близко к океану, чтобы сделать взлётно-посадочную полосу непригодной для посадки, но это не к добру.
Через несколько месяцев (может быть, больше, а может быть, и намного меньше), всё будет выглядеть так, как будто международного аэропорта Ла-Гвардия никогда и не существовало.
Джон повернул голову, глядя на горизонт Манхэттена и чувствуя, как в затылке начинает пульсировать головная боль.
Он гадал, узнает ли он город на этот раз.
При этой мысли он взглянул на Элли, не в силах сдержаться.
Она стояла рядом с Ревиком, прижавшись к нему боком, но её глаза смотрели в другую сторонув сторону открытого океана.
Ревик держал её за руку, разговаривая с Врегом, а ветер трепал его чёрные волосы. Тот же самый порыв ветра подхватил и волосы Элли, отбросив их с лица на спину. Джон увидел этот отрешённый взгляд в её глазах, но на секунду ему показалось, что он тоже видит в них настоящую Элли. Она ещё теснее прильнула к боку Ревика, и Джон заметил, как высокий видящий снова стиснул её пальцы, крепче прижимая к себе.
Отвернувшись от этих двоих, Джон прочистил горло и оглянулся на других разведчиков, которые толпились на лётном поле. Они уже закончили разгружать самолёт.
Он чувствовал, что все ждут, но не был уверен, чего именно.
Он не был проинформирован об этой части планав смысле о том, как они проникнут внутрь. Он только знал, что это не будет связано с подводной лодкойпо крайней мере, судя по услышанным шуткам в адрес Врега, поскольку бывший командир Повстанцев испытывал фобию к подобным вещам.
Что бы они там ни использовали, Ревик, должно быть, распланировал всё по минутам. Он не стал бы рисковать своей единственной возможностью настичь Касс, позволив ОБЭ-полю разорвать их на части ещё до того, как они въедут в городскую черту. Он также не стал бы рисковать своим единственным шансом вернуть ребёнка.
С другой стороны, Ревик никогда по-настоящему не говорил об их ребёнке.
Джон ни разу не слышал, чтобы Ревик упоминал о ней во время всех их совещаний по планированию.
Балидор сказал ему, что Касс насмехается над Ревиком во сне, утверждая, что его дочь похожа на него, что у неё его глаза, его черты, аспекты его личности. Однако насколько Джон знал, у них не было никаких реальных подтверждений того, что ребёнок вообще жив.
Он заметил, что в тех редких случаях, когда кто-то упоминал ребёнка Ревика и Элли, они всегда называли его «она» или «её»... и никогда «он» или «его».
Джон знал, что Ревик и Балидор наверняка обсуждали спасение ребёнка за закрытыми дверями.
Они должны были обсудить это, по крайней мере, минимально.
Ревик хотел бы, чтобы вокруг извлечения ребёнка были проведены все те же анализы, что и для других аспектов операции. Он хотел бы знать факторы риска, лучшие способы спасения, шансы на то, что они смогут вытащить ребёнка живым. Даже вообразив содержание этих бесед, Джон почувствовал тошноту.
Честно говоря, он был рад, что его не пригласили ни на один из таких разговоров.
Тем не менее, полная тишина вокруг дочери Ревика и Элли была одним из самых нервирующих элементов всей этой операции. Зная Ревика, эта тема попала в другую чёрную дыру, ничейные земли, куда Ревик просто не мог отправитьсяпо крайней мере, пока что.
Скорее всего, он не отправится туда, пока всё это не закончится.
Джон уже всё подсчитал, изучил цикл беременности у видящих.
Она бы вообще ещё не родилась, если бы беременность Элли развивалась по циклам сарков, поскольку у них беременность длилась целых пятнадцать месяцев. Малышке было не больше шести месяцев, когда Касс забрала её у Элли, поэтому она не могла выжить вне утробы матери.
Джораг сказал, что перед его уходом от Салинса учёные Повстанцев уже экспериментировали с путями ускорения развития зародышей видящих. Он также сказал Джону, сказал им всем, на самом делену, всем, кроме Ревика, который, вероятно, знал это и не хотел думать об этом в отношении своего собственного ребёнкачто эти эксперименты чрезвычайно хорошо финансировались.
Ни у кого не было больше одной догадки о том, кто мог бы их финансировать.
Ревик тогда ещё ничего не знал о Тени.
Но даже при этом Джон невольно гадал, а не задумывался ли его зять во времена своей работы на Салинса, откуда именно берутся эти деньги. Конечно, зная склонность Ревика к деталям, он, вероятно, думал, что знает.
Он просто не знал, что он видит.
Подумав об этом сейчас, Джон взглянул на Врега.
Как только их взгляды встретились, те обсидианово-чёрные глаза тут же метнулись в сторону, но Джон увидел, как губы разведчика хмуро поджались перед тем, как он повернулся лицом к Ревику.
Джон наблюдал, как Врег кивнул в знак согласия с чем-то, что сказал Ревик, и показал уважительный жест на языке жестов видящих. Это показалось Джону таким же странным, как и то, что в одну минуту Врег мог ударить своего командира по лицу, а в следующуюбез вопросов последовать за ним.
Ревик, казалось, не ожидал ничего другого.
Выдохнув, Джон потопал по асфальту ногами в ботинках, пытаясь сосредоточиться и прочистить голову.
Инструкции, планы, кодовые слова и непредвиденные факторы бесцельно крутились в его голове. Слова оставались, как гвозди, вбитые в его мозг, но Джон едва ли мог понять их смысл в этот момент. Как и все они, в течение последних двух недель он проводил большую часть своего бодрствования, обдумывая и запоминая всю информацию, которая ему понадобится для этой операции.
Где-то в этом запутанном бардаке у него имелись карты к свету Элли.
Он нёс в себе коды доступа, кодовые слова, персонализированные ручные сигналы.
Он запомнил отдельный набор инструкций для каждого уровня операции, в которой он принимал непосредственное участие, включая все планы на случай непредвиденных обстоятельств, а также ряд переменных, которые Ревик и Балидор обучили его искать в случае, если всё действительно пойдёт не так.
Ему дали дюжину различных вариантов на случай, если нью-йоркская конструкция вырубит телекинез Мэйгара и/или Ревика; ещё полдюжины вариантов на случай, если это нарушит способность Ревика или Мэйгара связываться с Элли; ещё пять на случай, если их мобильная конструкция сломается, будет захвачена или каким-то образом спровоцирует нью-йоркскую конструкцию заблокировать их способность использовать Барьер.
Ему дали запасные планы на случай, если кто-то из них троихто есть Элли, Мэйгар или Ревикбудет убит. Ему были предоставлены запасные планы, чтобы найти Касс и Фиграна самостоятельно, и что делать, если он в одиночку окажется лицом к лицу с кем-то из них.
Ему были предоставлены запасные планы на случай, если свет Ревика или Мэйгара будет захвачен, или если кто-то из их команды неожиданно обернётся против них.
Ему даже были даны инструкции, как вернуть его племянницу или племянника, на тот случай, если он окажется единственным, кто мог совершить такую попытку.
Просто последние он получил не от Ревика.
Несмотря на всевозможные планы, контрпланы и запасные планы, вертевшиеся в голове Джона, он знал, что держит там только часть плановпо той же самой причине, по которой он сильно подозревал, что вместе с хорошей информацией ему была скормлена изрядная доля ложных сведений.
Джона это вполне устраивало.
Он знал, что он был крошечным кусочком в гораздо большей и сложной головоломке, и это его тоже устраивало. Он серьёзно отнёсся к предостережениям не преуменьшать свою роль и не предполагать, что план может увенчаться успехом и без него, но он знал, что в целом был всего лишь крошечным винтиком.
А может быть, просто так было легче думать, поскольку альтернатива имела тенденцию вызывать парализующую панику.
Когда он думал о Касс, о том, что снова увидит её, ему становилось спокойнее.
Когда он думал о том, что у Касс его племянница, ему становилось ещё спокойнее.
Мысль о том, что Тень воспитывает ребёнка Ревика после того, что было сделано с Ревиком в детстве, имела тенденцию напоминать Джону, почему он не задавал Ревику много вопросов о средствах и целях. Это также послужило леденящим душу напоминанием о том, почему Ревик, возможно, не горит желанием говорить о том, что уже произошло с его дочерью.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как они нашли Элли в доме их матери в Сан-Франциско.
Шесть месяцев, девять дней, и примерно двенадцать часов.
Джон оглянулся через плечо на остальных, когда Ревик закончил говорить с Врегом. Он наблюдал, как Врег сделал тот частично напоминающий отдание чести жест, который использовали Повстанцытот самый, который содержал сокращённую версию жеста уважения, характерного для Меча. Как только китайский видящий закончил движение, Джон услышал, как над асфальтом эхом разносятся удары лопастей.
Они звучали как удары гигантского сердца.
К тому времени, когда он повернулся в нужном направлении, тёмный силуэт двухвинтового вертолёта поднимался над ангаром напротив терминала, и его нос был слегка наклонен вниз.
Чёрная птица показалась Джону огромной.
Модифицированный Боинг CH-47 «Чинук»не штурмовой вертолёт, и даже не спасательная модель, как те, на которых Джон летал с Ревиком в прошлом. Эта штука тянулась более чем на тридцать метров в длину и была специально разработана для сбрасывания боевых грузов.