Ренарин не питал иллюзий, что все его примут. Он и его отец могли быть одного ранга, из одной семьи, но Ренарин никогда не умел маневрировать в обществе так, как Далинар. Правда, его отец временами «маневрировал», как чулл, марширующий сквозь толпу, но люди все равно убирались с дороги.
С Ренарином было не так. Жителей Алеткара и Азира тысячи лет учили бояться и осуждать любого провидца. Они от этой идеи так легко не откажутся, особенно ради Ренарина.
«Мы будем осторожны, подумал Глис. С нами все будет хорошо».
«Мы постараемся», подумал Ренарин.
Вслух он просто сказал:
Для меня очень важно, что ты веришь в это, отец.
«Ты его спросишь? проговорил Глис. Про моих братьев и сестер?»
Глис хочет кое-что добавить. Существуют другие спрены, как он, те, кого Сья-анат коснулась, изменила, превратила в то, чем являемся мы.
Она искажает спреновэто неправильно.
Отец, но если яблагословение, как мы можем отвергать остальных? Или осуждать ту, которая их создала? Сья-анат не человек и мыслит не как человек, но я верю, что она пытается найти путь к миру между певцами и человечеством. По-своему.
И все же Я почувствовал прикосновение одного из Несотворенных, Ренарин.
«И ты по одному судишь о других?»
Впрочем, вслух Ренарин ничего не сказал. Люди слишком часто говорили первое, что пришло на ум. Он вместо этого подождал.
О скольких искаженных спренах мы говорим? наконец спросил Далинар.
Всего лишь о горстке. Она не изменяет разумных спренов без их согласия.
Что ж, это полезно знать. Я подумаю над этим. Ты поддерживаешь с ней связь?
Уже несколько месяцев. Глис беспокоится, что она стала такой молчаливой, хотя ему кажется, что сейчас она где-то рядом.
«Она создает из нас фракцию, которую не любят ни люди, ни Вражда, объяснил Глис. Без дома. Без союзников. Ее могут уничтожить и те и другие. Нужно больше. Таких, как ты и я. Вместе».
Витражи вокруг Ренарина начали осыпаться. Потребовались усилия Глиса и буресвет, чтобы их воссоздать, и спрен явно устал. Мир Ренарина постепенно стал нормальным.
Дай мне знать, если она свяжется с тобой, сказал Далинар. И если опять случится приступ, приходи ко мне. Я немного знаю, что это такое, сынок. Ты не так одинок, как, вероятно, думаешь.
«Он знает тебя, сказал Глис, взволнованный этой мыслью. Он знает и будет знать».
Ренарин предположил, что, возможно, так оно и есть. Как необычно и как утешительно Сражаясь с напряжением, юноша прислонился к отцу и принял его силу. Грядущее вокруг него превращалось в пыль.
«Нужно больше, опять сказал Глис с привычным акцентом. Нам нужно больше таких, как мы, чтобы быть. Кто?»
«У меня есть кое-кто на уме, сказал Ренарин. Мне кажется, это идеальный вариант»
55. Родство с открытым небом
Стремление заполучить конкретный результат не должно затуманивать наше восприятие.
Благодаря буресвету Каладин смог исследовать свое маленькое убежище, и оказалось, что оно немного больше, чем он себе представлял. Тефта удалось уложить на каменную полку вдоль стены. Каладин его вымыл, одел в свободную рубаху и подложил судно. Набил одеждой один из мешков, которые забрал из монастыря, и вышла подушка. Одеяла придется поискать, но пока что его друг был устроен настолько удобно, насколько это было в силах Каладина.
Тефт по-прежнему охотно пил воду, высасывая ее из большого металлического шприца, который принес Каладин. В том, как он пил, даже ощущалось нетерпение. Он, казалось, был так близок к пробуждению, что Каладин ожидал в любой момент услышать ругательства и вопрос, куда подевалась униформа.
Сил наблюдала за ним с несвойственной ей мрачностью.
Что мы будем делать, если он умрет? тихо спросила она.
Не думай об этом, сказал Каладин.
А что, если я не могу не думать об этом?
Придумай, как отвлечься.
Она сидела на каменной полке, сложив руки на коленях.
Так вот как ты это терпишь? Зная, что все умрут? Ты просто не думаешь об этом?
В основном, сказал Каладин, снова наполняя шприц из деревянного кувшина с водой, затем вставляя кончик в рот Тефта и медленно опустошая его. Все рано или поздно умирают.
Я не умру. Спрены бессмертны, даже если их убивают. Когда-нибудь мне придется смотреть, как ты умираешь.
С чего вдруг такие разговоры? спросил Каладин. Это на тебя не похоже.
Ага. Ну да. Конечно. Совсем не похоже. Она изобразила улыбку. Прости.
Я не это имел в виду, Сил. Тебе не нужно притворяться.
Я не притворяюсь.
Меня фальшивой улыбкой не обманешь, я слишком часто ими пользовался. Ты и раньше так себя вела, до начала проблем в башне. Что случилось?
Она потупилась.
Я я вспомнила, каково было, когда умер Реладор, мой старый рыцарь. Как это заставило меня заснуть, и я проспала все Отступничество. Я все думаю, не случится ли это со мной снова?
Ты чувствуешь темноту? спросил Каладин. Тебе как будто кто-то шепчет, что все всегда будет оборачиваться к худшему? И в то же время парализующий, сбивающий с толку импульс побуждает тебя сдаться и ничего не делать, чтобы изменить это?
Она покачала головой:
Нет, ничего подобного. Просто беспокойная мысль в глубине моего разума, от которой я не могу избавиться. Как будто у меня есть подарок, который я хочу открыть и от этого немного волнуюсь, а потом вдруг вспоминаю, что уже его открыла и внутри была пустота.
Похоже на то, что я чувствовал, когда вспоминал, что Тьен мертв, сказал Каладин. Я привыкал жить нормальной жизнью, чувствовал себя хорошотолько чтобы все вспомнить, увидев камень под дождем или какую-нибудь резную деревяшку вроде тех, которые он делал. Тогда все и рушилось в один миг.
Да! Но это не портит мне настроение. Просто вынуждает замереть и пожалеть, что я не могу увидеть его снова. Все еще больно. Со мной что-то не так?
Как по мне, все нормально. Здоровые эмоции. Ты столкнулась с потерей, которую раньше не осознавала по-настоящему. Теперь, становясь собой в полной мере, ты наконец-то осмысливаешь вещи, которые раньше игнорировала.
Но ты только что сказал мне об этом не думать. Поможет?
Каладин поморщился. Нет, не поможет. Он пытался.
Иной раз полезно отвлечься. Заняться делом, напомнить себе, что в жизни есть много замечательного. Но рано или поздно придется подумать о таких вещах. Он снова наполнил шприц. Не спрашивай меня о таких проблемах. Я сам не слишком хорошо с ними справляюсь.
Такое чувство, что я не должна с ними сталкиваться, сказала Сил. Я же спрен, а не человек. Если я думаю о подобных вещах, не значит ли это, что я сломлена?
Это значит, что ты жива, сказал Каладин. Я бы больше волновался, если бы ты не чувствовала потери.
Может быть, это потому, что вы, люди, создали нас.
Или потому, что ты частичка божества, как сама всегда говоришь. Каладин пожал плечами. Если бог есть, то я думаю, мы могли бы найти его в заботе о ближнем. Люди, думающие о ветре и чести, могли сотворить тебя из бесформенной силы, но теперь ты сама по себе. Как и я сам по себе, хотя родители меня и сотворили.
Она улыбнулась и прошла по полке в облике женщины в хаве.
Сама по себе, сказала она. Мне нравится так думать. Быть такой. Многие другие спрены чести говорят о том, кем мы были созданы, что мы должны делать. Когда-то и я так говорила. Я ошибалась.
Многие люди такие же. он наклонился так, чтобы его глаза были на одном уровне с ее. Думаю, нам обоим нужно помнить: что бы ни происходило в наших головах, что бы ни создало нас, решения мы принимаем сами. Вот что делает нас людьми, Сил.
Она улыбнулась, а затем ее хава из светлой бело-голубой стала более глубокого синего цвета, яркого и отчетливого, как будто была сшита из настоящей ткани.
У тебя получается все лучше, сказал он. На этот раз цвета более яркие.
Она подняла руки:
Я думаю, чем ближе я к твоему миру, тем больше вариантов того, чем я могу стать, как измениться.
Ей, похоже, понравилась эта идея; она села и начала менять оттенки платья, затем и вовсе сделала его не синим, а зеленым. Каладин закончил поить Тефта с помощью шприца и рассмотрел штуковину получше. На боковых металлических сторонах обнаружились глубокие отпечатки пальцев. Красноречивая деталь. Шприц сперва вылепили из воска, а потом превратили в металл.
Ты сказала, больше вариантов проговорил Каладин. А в шприц сможешь превратиться? Мы уже говорили о том, что ты могла бы становиться другими инструментами.
Думаю, я справлюсь. Если бы я могла прямо сейчас проявиться как клинок, то изменила бы форму, чтобы стать такой. Я думаю если ты это вообразишь, а я поверю, мы сумеем сделать еще больше. И
Она замолчала, услышав снаружи слабый скрежет из-за двери. Каладин тут же потянулся за скальпелем. Сил насторожилась, взмыла над ним светящейся лентой. Каладин подкрался к двери. Он прикрыл драгоценный камень в стене с этой стороны куском ткани. Он не знал, можно ли увидеть самосвет из коридора, но не хотел рисковать.
Снаружи раздались чьи-то шаги. Кто-то осматривал дверь?
Каладин принял внезапное решение: просунул руку под ткань и прижал ее к камню, приказывая открыться. Стена раздвинулась. Каладин приготовился выпрыгнуть и напасть на певца в коридоре.
Но это был не певец.
Это был Даббид.
Скромный мостовик в заурядном наряде отступил от двери, когда она распахнулась. Увидев Каладина, он кивнул, ничуть не удивленный.
Даббид?.. проговорил Каладин.
Кроме Рлайна, Даббид был единственным настоящим мостовиком, который не проявил силы ветробегуна. Так что вполне логично, что он не заснул. Но как ему удалось найти дорогу сюда?
Даббид протянул ему горшок с чем-то жидким внутри. Каладин понюхал.
Бульон? Как ты узнал?
Молчун указал на кристаллическую линию на стене, где начал мерцать огонек спрена башни. Удивительно; он не просто не говорил, но вообще не часто выдавал какие-нибудь сведения добровольно.
Неловко удерживая горшок, Даббид скрестил запястья, изображая салют Четвертого моста.
Я так рад тебя видеть. Каладин провел друга в комнату. Откуда у тебя бульон? Ладно, забудь.
Даббид был одним из первых, кого Каладин спас, когда начал оказывать медицинскую помощь мостовикам. В то время как раны Даббида зажили, его боевой шок был самым сильным, который Каладин когда-либо видел.
Как бы то ни было, это был изумительный сюрприз. Каладин беспокоился о том, как он оставит Тефта. Если Каладин погибнет на задании, это будет смертным приговором и для ворчливого сержанта. Если только кто-то еще не узнает о нем.
Он усадил Даббида, показал ему, как пользоваться шприцем, и велел покормить Тефта. Каладину было неприятно заставлять немого мостовика работать, едва тот прибыл, нопо внутренним часам Силнадвигалась ночь. Пришла пора действовать.
Я объясню больше, когда вернусь, пообещал Каладин. Даббид, ты можешь открыть эту дверь? На случай, если понадобится принести еще еды и воды.
Даббид подошел и положил руку на самосвет двери; она открылась для него так же легко, как и для Каладина. Это было несколько тревожно. Каладин коснулся граната на стене.
Спрен башни? позвал он.
«Да».
Есть ли способ запереть эти двери, чтобы их не мог открыть кто попало?
«Когда-то их можно было настроить на отдельных личностей. Теперь я вынужден просто оставить дверь доступной кому угодно или запертой от всех».
Что ж, приятно знать, что в крайнем случае он сможет попросить Сородича запереть эту комнату. Пока что хватит и того, что Даббид сумеет войти и выйти.
Каладин кивнул Сил, оставил один самосвет, чтобы Даббид не сидел в темноте, и выскользнул в коридор.
Навани попросила Каладина понаблюдать за Клятвенными вратами вблизи, когда они будут активированы. Узнать, почему они функционируют, в то время как другие фабриалинет.
К сожалению, Каладин сомневался, что сможет спуститься на плато Клятвенных врат, пробравшись через коридоры башни. Да, он добрался до уединенного монастыря на четвертом этаже, но это было далеко от густонаселенных первых двух уровней. Даже если бы люди не оказались под замком в своих комнатах, Каладин не мог прогуливаться незамеченным. Каладин Благословенный Бурей привлекал внимание.
Вместо этого он хотел попробовать пробраться по внешней стороне башни. Прежде чем научиться летать, он прилеплял камни к стене пропасти и карабкался по ним. Он полагал, что мог бы сделать нечто подобное и сейчас. Враг явно приказал Небесным оставаться внутри, и мало кто выходил на балконы.
Поэтому, когда наступили сумерки, он вышел на балкон на десятом этаже. Он привязал к поясу мешок и засунул в него четыре щетки, взятые из монастыря. Перед этим он скальпелем срезал щетину, сделав щетки плоскими спереди и рассчитывая держаться за изогнутые ручки.
Каладин не мог применить полное сплетение к собственным ладоням, чтобы приклеивать их к чему-либо. Лопен постоянно цеплял одежду или волосы к полу, но кожа Сияющего была невосприимчива к силе. Возможно, Каладин мог соорудить какие-нибудь рукавицы, но ручки щеток показались ему крепче.
Он высунулся с балкона и проверил, не смотрит ли кто. Уже темнело. Он сомневался, что кто-нибудь сможет разглядеть его во мраке, если он не впитает слишком много буресвета. Если вливать силу в основном в щетки, прикрепленные к стене, он не будет светиться так сильно, чтобы его заметили. По крайней мере, пробираться через заселенные этажи было бы куда рискованнее.
Лучше сперва попробовать и убедиться, что это не опасно. Каладин взял одну щетку, наполнил буресветом и прижал плоской стороной к колонне на балконе. Закрепив щетку, он смог на ней повиснуть, болтаясь, и она не оторваласьручка выдержала.
Годится, сказал он, забирая буресвет, потраченный на сплетение.
Он снял носки, но надел ботинки. В последний раз оглядел окрестности, высматривая Небесных, затем перебрался через ограждение балкона и замер на маленьком выступе снаружи. Посмотрел вниз, пытаясь разглядеть камни, которые терялись в вечерних сумерках. Он как будто стоял на краю вечности.
Ему всегда нравилась высота. Еще до того, как стать Сияющим, он чувствовал некое родство с открытым небом. Пока он стоял вот так, что-то внутри его возжелало прыгнуть и ощутить силу ветра. Это не был самоубийственный порыв, не теперь. Это был зов чего-то прекрасного.
Боишься? спросила Сил.
Нет. Как раз наоборот. Я так привык прыгать с высоты, что меня она уже не так беспокоит, как следовало бы.
Он зарядил буресветом две щетки и переместился в левую часть балкона. Там простирался прямой «путь» по каменной стене, до самой земли. Каладин глубоко вздохнул, размахнулся и шлепнул по камню сначала одной щеткой, потом другой.
Он нашел опоры для ног, но они оказались скользкими. Когда-то здесь было много украшений, однако годы Великих бурь все стесали и сгладили. Возможно, Крадунья смогла бы взобраться без посторонней помощи, а вот Каладин был рад, что у него есть буресвет. Он заполнил носки своих ботинок буресветом через ступни, затем приклеил их к стене.
Он двинулся к земле: отцеплял конечности от стены по очереди, перемещал и опять приклеивал. Сил шла рядом с ним по воздуху, словно спускаясь по невидимым ступеням. Каладин обнаружил, что спуск труднее, чем ожидалось. Ему приходилось во многом полагаться на силу верхней части тела, так как было трудно заставить ботинки держаться прямо, пользуясь только пальцами ног.
Он отсоединял щетку от стены, приклеивал в другом месте, болтаясь на одной руке, а затем перемещал ноги, прежде чем отсоединить другую щетку. Хоть и Сияющий, к пятому этажу он взмок от усилий. Решил передохнуть ипосле того, как Сил убедилась, что там никого нет, выбрался на балкон. Уселся, глубоко дыша. Несколько колючих спренов холода побежали к нему по перилам, словно дружелюбные кремлецы.
Сил метнулась в коридор, чтобы еще раз проверить, нет ли поблизости кого-нибудь. К счастью, растущий холод и необходимость маскироваться, похоже, побудили большинство захватчиков-певцов укрыться далеко внутри башни. Пока он держится подальше от патрулей, ему ничего не грозит.
Каладин сидел спиной к перилам балкона, чувствуя, как горят мышцы. Будучи солдатом, а затем мостовиком, он привык к ощущению перенапряжения мышц. Он почти чувствовал себя обманутым в последнее время, потому что исцеление буресветом сделало это чувство редким. И в самом деле, стоило передохнуть всего минуту, как жжение полностью исчезло.
Как только Сил вернулась, он продолжил путь. Подлетели спрены ветра: тонкие светящиеся линии, которые петляли вокруг него. Пока Каладин спускался на четвертый этаж, они время от времени показывали ему свои лица или очертания фигур, а потом захихикали и улетели.