Тебе это не поможет, выплевывает она. Моей famille не понадобятся мои кости благодати, чтобы выследить тебя. Наши души связаны. И им этого достаточно. Она выпрямляется, царапая кожу о клинок, отчего по шее начинает струиться кровь. Ты прав, наша магия заключена в костях. И именно их я использовала, чтобы призвать тебя сюда. Ты пришел, услышав мою песню, и боги позволили тебе вступить на мост, потому что их выбор пал на тебя. Теперь твоя душа принадлежит мне и в жизни, и в смерти. Туман расползается у нее за спиной, цепляясь за ее тело. Так что если ты убьешь меня, то умрешь вместе со мной.
Мои ладони покрывает испарина. Но я крепче сжимаю нож.
Отличная попытка заговорить мне зубы, но ты ужасная лгунья.
Я сильнее вдавливаю нож в ее кожу.
Бастьен, подожди! кричит Жюли. Вдруг она говорит правду?
О чем? Что я не смогу жить без нее? усмехаюсь я. Ты действительно в это веришь?
Подумай. Что, если мой отец умер именно потому, что его душа оказалась привязана к Ашене? Она умерла вскоре после того, как ушла от нас свидетельница сегодня рассказала мне об этом. Ее смерть могла повлечь за собой его смерть.
С губ срываются тяжелые, быстрые вздохи. Неужели моя душа привязана к Костяной волшебнице? Волны жара и озноба пронизывают мое тело. Если бы Аилесса говорила правду, то смерть не пугала бы ее так еще пару минут назад. С другой стороны, действительно ли это испуг? Я уловил искру неуверенности, скрывающуюся за ее страхом.
Марсель не знает всего.
Может, я продумал не все варианты развития сегодняшнего вечера. Мне необходимо убить Аилессу. Слова прожигают меня изнутри, когда я прижимаюсь к ней еще ближе. Нога девушки соскальзывает с края моста. Но я отдергиваю ее назад. Клинок дрожит у самого ее горла.
Бастьен, стой! молит Жюли.
Заткнись!
Я готовился к этому моменту восемь долгих лет. И не собираюсь отпускать ее.
Вы уже закончили? зовет Марсель.
Его фигура медленно проявляется из тумана, пока он ковыляет к мосту. А Сабина уже достигла края леса у него за спиной. Марсель не видит девушку. Он пробрался к нам среди деревьев.
Я не увидел ни одной родственной души, признается он, продолжая болтать. Может, этот человек живет на острове. Или настолько же медлителен, как патока или кристаллизовавшийся мед. Он гуще. Шорох шагов затихает, когда он останавливается и обводит нас взглядом. Аилессу. Жюли. Меня. О. Значит, не закончил.
Свидетельница, Марсель! Жюли машет руками словно безумная, не в силах добраться до девушки с раненой ногой. Скорее! Она приведет других Костяных волшебниц. Они убьют Бастьена!
Марсель оборачивается и молча смотрит на Сабину, согнувшуюся в нескольких метрах от него от очередного приступа головокружения.
Слышал, что сказал твой друг? шепчет Аилесса мне на ухо. Он не видел другой родственной души.
Я поворачиваюсь к ней и натыкаюсь на зияющую черноту зрачков.
Ты мой, говорит она.
С невероятной для него скоростью Марсель скидывает рюкзак и вытаскивает стрелу из колчана.
Нет! Сабина, беги! ахнув, кричит Аилесса.
Та с трудом поднимает голову. Она выглядит пугающе с кровью, размазанной по лицу и над одним глазом.
Марсель натягивает тетиву лука. Но его плечи сгибаются, словно его вот-вот стошнит.
Беги! вновь кричит Аилесса.
Вздрогнув от звука, Марсель выпускает стрелу. Она проносится мимо Сабины, едва не задевая ее голову. Но это приводит девушку в чувство, и, схватив что-то с дерева, она устремляется прочь. Лес тут же скрывает ее из виду.
Merde! восклицает Жюли и склоняется над землей.
Спина Аилессы расслабляется под моими пальцами. Полный злорадства взгляд возвращается ко мне, а челюсти сжимаются. Ее подруге удалось сбежать, к тому же она уверена, что я не посмею перерезать ей горло, потому что наши души связаны. По крайней мере, так считает она. Но я вскоре выясню это. А затем заставлю ее страдать. Она станет умолять меня убить ее.
Ты умрешь, Костяная волшебница. В моем язвительном тоне слышится убийственная ярость. Потому что ты моя.
10. Сабина
Я пробегаю мимо Шато Кре и резного герба короля Годара с вороном и розой. Огонь и лед пронзают мои вены с каждым ударом сердца.
Аилесса погибла. Ее убил amouré. Я опоздала.
Я вытираю слезы дрожащими руками. И пальцы тут же покрываются кровью. Она повсюду на шее, на волосах, на платье, на рукавах.
Но перед глазами встает не это, а горло Аилессы. Камни Кастельпонта. Нож ее amouré.
Я зажмуриваюсь. Успокойся, Сабина. Ты не можешь знать наверняка, что Аилесса мертва.
Парень колебался. Возможно, он так и не смог убить ее. Возможно, ей еще можно помочь.
Я мчусь по высеченным приливом туннелям под древним замком, а затем по последнему туннелю во внутренний двор. Ночь уже почти закончилась, но Одива наверняка еще бодрствует в ожидании нашего появления.
Как мне объяснить ей, что произошло? Это все моя вина.
Я уже вижу впереди двор, когда вновь накатывает головокружение. Стиснув зубы, я упираюсь рукой о стену туннеля. Благодать, полученная от саламандры, помогла мне оправиться от нападения девушки в капюшоне, но я потеряла слишком много крови. По дороге сюда я едва не лишилась сознания, так что даже пришлось опуститься на землю и зажать голову между колен. Но это стоило мне драгоценного времени. Я не могу допустить это снова.
За последние два года я сделала для тебя все, что могла. Голос Одивы чуть громче шепота, но он отдается от стен большой пещеры.
В груди все сжимается. И на мгновение мне кажется, что она обращается ко мне ведь моя мать умерла два года назад, но, когда черные пятна перед глазами исчезают, я вижу matrone в центре двора в свете огромной луны. Она стоит ко мне спиной, раскинув руки в стороны. Она молится полностью отдаваясь мгновению, иначе уже заметила бы меня. Шестое чувство, полученное от ската, и эхолокация, позаимствованная у летучей мыши, предупредили бы ее о моем появлении.
Время на исходе, продолжает она. Дай мне знак, Тирус. Дай понять, что ты чтишь мои жертвы.
Тирус? Я перевожу взгляд на ладони Одивы. Они обращены вниз, к Подземному миру, а не вверх, к ночным небесам. Я хмурю брови. Леуррессы поклоняются Тирусу мы приводим к нему души нечестивых в ночь переправы, но все молитвы обращаем к Эларе, которая слышит мольбы праведников. По крайней мере, меня учили именно этому.
Я отталкиваюсь от стены. Сейчас это не имеет значения. Аилесса в опасности.
Я готова молиться любому из богов, лишь бы спасти ее.
Matrone!
Одива напрягается. Я вступаю в серебристый свет Огня Элары, и matrone тут же поворачивается ко мне лицом. Но я замечаю, что в руках она сжимает какой-то кулон на золотой цепочке, поверх трехъярусного ожерелья с костями благодати. Она быстро прячет это в кармане, но мне удается уловить красный отблеск.
Сабина. Ее черные глаза сужаются, когда она скользит взглядом по ранам у меня на руке, голове и талии. И тут же возвращается к моему лицу. Что случилось? Ее нижняя губа начинает едва заметно дрожать. Аилесса тоже ранена?
И в этот момент я чувствую, насколько сложно мне смотреть ей в глаза. У меня пересыхает в горле, а слезы прокладывают свой путь по щекам.
Мы оказались не готовы, выдыхаю я, не зная с чего начать.
Одива подходит так близко, что череп летучей мыши, прикрепленный к ее короне из позвонков гадюки, нависает надо мной.
Не готовы? К чему?
Встрече с ее amouré. В отличие от него самого. И его сообщников. Их оказалось двое. Они знали кто мы. И хотели убить нас.
Между темными бровями matrone появляется морщина от ярости и замешательства.
Ничего не понимаю. Аилесса самая многообещающая из Леурресс за последнее столетие. Этого комплимента она никогда не говорила моей подруге. Как могли какие-то простолюдины Ее голос срывается, словно она не может вдохнуть воздуха.
Девушка выкопала кости благодати под мостом. Я протягиваю руку вперед из-за спины и показываю пустое ожерелье Аилессы.
Как свидетельница, я должна была вновь привязать к нему кости благодати. Стыд прожигает меня изнутри и опаляет щеки. До сегодняшнего дня я верила, что моя лучшая подруга непобедима, но мне следовало закопать ее кости поглубже и лучше их охранять. И тогда Аилесса смогла бы защититься.
Девушка заявила, что ее отца убила Ашена, и amouré Аилессы, видимо, вызвался помочь ей отомстить.
Одива распрямляет плечи. Легкий ветерок треплет ее волосы цвета воронова крыла и сапфировое платье, но тело словно застывает. Наконец ее губы начинают шевелиться.
Она жива? шепотом спрашивает она. Они убили мою дочь?
Прерывистое рыдание вырывается у меня из груди.
Я не знаю.
Она хватает меня за подбородок.
Где костяная флейта?
Озноб холодными струями скользит по спине, когда ее черные глаза прожигают меня. Я никогда не видела на лице Одивы такой злобы и отчаяния.
Она лежит на дне русла реки. Они забрали ее.
Одива скрипит зубами.
Ты уверена? медленно и многозначительно произносит она.
Да.
Желудок сжимается. Я никогда не лгала matrone. Не знаю, почему решилась на это сейчас. Если не учитывать зловещее чувство, предупреждающее, что Одива не должна получить костяную флейту. Особенно потому, что она больше озабочена потерей инструмента, чем своей дочерью.
Мы должны отправиться за Аилессой прямо сейчас. Если она еще жива, ей понадобится наша помощь.
Одива резко отворачивается от меня.
Ты хоть понимаешь, что натворила, Сабина?
Я
Я отступаю назад. Одива никогда раньше не ругала меня. Она обрушивала всю свою злость на Аилессу.
Как ты могла допустить это? Ты тоже лишилась своих костей благодати?
«Кости», не «костей». Она у меня одна. И это так жалко.
Я пыталась помочь, но меня ранили.
Это не оправдание. Ты должна была призвать свою благодать, чтобы она исцелила тебя.
Я смотрю на нее с открытым ртом, совершенно не зная, что сказать. Мое тело покрывает засохшая кровь, а сил едва хватает, чтобы держаться на ногах. Благодать, полученная от саламандры, возможно, и ускорила мое исцеление, но полученные под Кастельпонтом раны оказались слишком глубоки.
Простите меня.
Она качает головой и начинает расхаживать по двору. Ее платье взметается у ног при каждом шаге. Я едва узнаю женщину передо мной. Она совсем не похожа на хладнокровную и собранную matrone, которая правит нашей famille.
Это твой знак? Ее наполненный яростью крик эхом отражается от стен пещеры.
Я вздрагиваю, хотя она явно обращается не ко мне. Я не знаю, о каком знаке говорит Одива, но ее глаза цвета оникса обвиняюще смотрят в землю.
Через пару мгновений трое старейшин Дольсса, Пернелль и Роксана выбегают во двор из разных туннелей. Их волосы и одежда перепачканы, а в глазах светится настороженность. Оказавшись во дворе, они тут же скользят по нему взглядом, словно выискивают опасность.
Все в порядке, matrone? спрашивает Дольсса.
Одива сжимает в кулаке кулон из красного драгоценного камня или что-то подобное, что она прячет под вырезом своего платья.
Нет, не в порядке.
Она с трудом втягивает воздух и ослабляет хватку.
Взгляд Пернелль устремляется ко мне и останавливается на моем измазанном кровью лице.
Аилесса что с ней?
Она жива, отвечаю я.
Прошу, Элара, пусть это окажется правдой.
Но ей нужна наша помощь, добавляю я, а затем рассказываю им короткую версию произошедшего.
Matrone сжимает руки и вновь принимается расхаживать по двору.
Разбудите остальных старейшин, приказывает она трем Леуррессам. А затем отправляйтесь на поиски моей дочери. Начните с она выразительно смотрит на меня.
Кастельпонта.
Одива закрывает глаза.
Ну конечно же, Аилесса выбрала Кастельпонт.
Мы найдем ее, matrone, уверяет Роксана и машет рукой своим спутницам.
Они быстро скрываются в туннелях, чтобы собрать остальных. И я спешу вслед за ними.
Мы еще не закончили разговор, Сабина.
Я застываю от ее слов, а затем поворачиваюсь к ней. Одива вернула свое самообладание, но что-то в ее бледной, почти прозрачной коже кажущейся еще более бледной в лунном свете вызывает покалывание на коже.
Она медленно подходит ко мне.
Тебя обучали различать Скованные и Освобожденные души? спрашивает она, словно я ребенок, только начавший изучение основ переправы душ, а сейчас самое подходящее время для урока.
Да, осторожно отвечаю я и украдкой кошусь через плечо.
Старейшины ушли со двора, и мне не хочется, чтобы они покидали замок без меня. Зачем Одива завела этот разговор сейчас?
Освобожденные это души, что вели праведную жизнь и заслужили вечность в Раю Элары, говорю я. А Скованными называют дурные души, которые творили зло и приговорены к наказанию в подземном мире Тируса.
Одива кивает и подходит ближе.
Это может подождать, matrone? Аилесса
Старейшины отправятся на поиски Аилессы.
Но
У тебя всего одна кость благодати, Сабина. Сейчас ты ничего не можешь сделать, чтобы спасти ее.
Ее слова бьют в самое сердце, и они так похожи на те, что сказала мне Аилесса на Кастальпонте: «Ты не сможешь спасти меня!» Я поверила своей подруге. И решилась отправиться за помощью.
Однако есть то, что ты можешь сделать, продолжает Одива. Но для начала выслушай меня. И постарайся понять.
Она делает еще один шаг ко мне, а я невольно отступаю назад. Ненавижу эти ласковые нотки в ее голосе. Мне не хочется получать и каплю нежности от matrone, ведь она обделяет ею свою дочь, которую мы должны искать прямо сейчас.
Когда Леуррессы готовятся стать Перевозчицами, я рассказываю им об угрозе, которую представляют Скованные души. И вчера вечером мы разговаривали об этом с Аилессой.
Я хмурюсь. Подруга ничего не рассказывала мне об этом, а значит, это знание считается священным.
А теперь я хочу рассказать об этом тебе, Сабина.
Но я еще не готова стать Перевозчицей.
Ярко-красные губы Одивы кривятся, отчего волосы на моих руках становятся дыбом.
Возможно, вскоре это изменится. Она выпрямляется, возвышаясь надо мной. Ты знаешь, что происходит с душами недавно умерших людей, когда они слышат мелодию переправы?
Я переминаюсь с ноги на ногу от беспокойства.
Их души восстают из могил и обретают осязаемую форму.
Из-за чего они и становятся опасными. Но знаешь ли ты, что происходит с душами, когда они не могут пройти сквозь Врата Загробного мира?
Я пытаюсь представить себе Врата, о которых столько слышала, но никогда не видела собственными глазами. Считается, что Врата Элары почти невидимы, а вот врата Тируса созданы из воды. Мелодия костяной флейты влияет не только на умершие души, еще она вызывает мост переправы, а вслед за этим открываются Врата в оба мира.
Они не получают предназначенного им? спрашиваю я, размышляя о Скованных душах.
Но я никогда не слышала ни об одной душе, которой бы удалось избежать переправы.
Одива качает головой.
Все гораздо хуже. Скованные становятся агрессивными. И если Леуррессам не удается совладать с ними, души могут сбежать и сохранить свою осязаемую форму. Ты понимаешь, чем это грозит?
В туннелях поднимается суматоха. Старейшины. Видимо, они уже готовы выступать.
Скованные души возвращаются из мертвых? выпаливаю я, сгорая от желания поскорее закончить этот разговор.
Если бы все оказалось так просто. В мире смертных душам больше нет места, и они застревают в своем пограничном состоянии. Но это их совершенно не устраивает, и тогда они начинают искать источники силы и питаться душами живых.
Питаться? От удивления я даже забываю о старейшинах и переключаю все внимание на matrone.
Но как?
Они крадут их Огонь.
Мои глаза расширяются. Огонь Элары жизненная сила, заключенная в телах смертных Но еще больше ее хранится в Леуррессах. Лишившись ее, мы ослабеем и умрем.
А что что произойдет, если Скованные заберут у живого весь Огонь?
Одива замолкает, а ее глаза устремляются вдаль. Перья ее эполет с когтями трепещут на ветру, а одно из них цепляется за самый большой из них вырезанный из кости совы.
Они умирают на веки вечные. А от их душ не остается и следа.
Безграничный, всепоглощающий ужас переполняет меня, словно это мой Огонь угасает в эту секунду. То, о чем говорит matrone, не укладывается в голове. Это самая страшная форма убийства. Уничтожение души. Я даже не представляла, что такое возможно.