Тужиться было тяжело, это отнимало много сил, изо рта Немилы то и дело вырывались крики, стоны
Не расходуй силы попусту! Молчи! прикрикивала Яга, а когда слова перестали действовать, то просто взяла и накрыла рот Немилы своей ладонью.
Сама виновата, нужно быть сдержанней. Остался пустяк, и отсутствие боли для тебя станет наградой.
Она действительно уже не чувствовала боли. Боль сменилась ощущением распирания внизу, будто что-то большое застряло между ног. Последняя часть родов кончилась быстро, не успев начаться, и принесла целое море облегчения. Свобода! Тело снова безраздельно принадлежит ей!
Немила откинулась на шкуры, прикрыла глаза, ровно задышала. Младенчейский крик перешёл в недовольное вяканье, Яга сновала по избе, Васька мяукал, но она отстранилась от всего и почти что задремала.
Сколько счастья на твоём лице. А чего дочурок посмотреть не просишь? Они ж твои.
С неохотой Немилушка открыла глаза и приподнялась.
Младенцы, замотанные в одинаковые одеяльца, лежали у Яги на руках, по одному на руку. Один из младенцев не издавал ни звука, тогда как другой беспрестанно хныкал на одной ноте.
Немила неопределённо мотнула головой, отстранилась.
Да не зыркай ты так испуганно, нахмурилась Яга. Нет у них ни когтей, ни острых зубов, ни шерсти, ни крыльев. Обыкновенные дети, сама глянь.
Яга с тяжёлым вздохом опустилась на колени. Немила привстала на локтях, не зная, то ли ей сдаться под напором старухи, то ли бежать куда глаза глядят.
Любопытство пересилило. Немила заглянула сначала в то одеяльце, откуда не доносилось ни звука.
Глянь, какие пухленькие и сладенькие. Так бы и съела, с неприкрытой нежностью пролепетала Яга, а Немила просто-таки онемела, увидев личико одной из дочерей. Круглолицая, щекастая, девочка внимательно разглядывала свою мать большими чёрными глазищами. И широко улыбалась. Волосики у той были пока ещё мокрые, но на концах уже высохли, закудрявились в беленькие локоны.
А вот и вторая, младшенькая, Яга поднесла другую дочь, и Немила удивилась во второй раз: другая доченька тоже унаследовала глазки отцовские, чёрные, а в придачу к ним его же волосы тёмно-каштановые, почти чёрные. В отличие от улыбчивой старшей дочери, вторая, темноволосая, хмурила бровки и выглядела обиженной.
Наречь их надо, напомнила Яга. Раз уж отец незнамо где шляется, значит, тебе имена выбирать.
Немила подумала-подумала и пожала плечами: как же взять на себя такую ответственность, имена давать? Пока не имеет она права имена царские давать: Марья там, Анна или Ольга, а к простецким душа не лежит. Да и как понять, подходит ли ребёнку то или иное имя? В их семье принято было такие имена давать, чтобы от сглаза и порчи отводили, но, выходит, её-то саму «плохое» имя не защитило.
Что, не знаешь? Тогда уважь бабушку, дай мне подумать.
С молчаливого одобрения Яга задумалась, ещё внимательно осмотрела младенцев, по очереди прижала к груди, а потом выдала:
Нарекаю я вас, дочери Немилы и Ивана, такими именами. Ты, она приложила палец ко лбу улыбчивой девочки, ты будешь зваться Радостью. А ты, она прижала к себе тёмненькую, станешь зваться Грустью.
Немила облегчённо выдохнула и откинулась на постель: расклад был хорош, лучше имён нельзя было и вообразить. Радость и Грустьеё дочери, её и Ивана. Она уже почти могла увидеть будущее, где юные царевны плясали на своём дне рождения посреди царского терема, разодетые в яркие сарафаны, в вышитые драгоценными жемчугами и каменьями кокошники, и кружились вокруг них женихи высокородные, а в широкие окна теорема было видно бескрайнее море
Немила никогда не видела моря и не особо желала его видеть, но почему-то именно в этот миг, перед тем как забыться сном без сновидений, она впервые увидела пространство бескрайней воды: почти чёрное, беспокойное, вздымающее вверх огромные невиданные доселе волны, которые с громкими шлепками опадали вниз, и пена, много белой шипящей пены. На какой-то миг ей показалось, что она сама стала пеной.
* * *
Немила поначалу искренне наслаждалась материнством: кормила грудью, мыла детишек в новенькой купели, подаренной Ягой, спала вместе с ними и играла (подносила к личикам детишек зеркальце, показывала им цветные бусики, трясла перед ними самодельными погремушками, сделанными из коробочек, наполненных зерном).
Поначалу она боялась подпускать к дитям Ваську, но смягчилась, увидев, как успокаивающе тот действует на Радость и Грусть.
Васька ложился в люльку, мурлыкал, гладил младенчиков хвостиком и никогда при них не выпустил из лап ни единого коготочка.
Немила стала очень довольнаякакие у неё хорошие, усердные помощники! Самой-то ей приходилось много работать по хозяйству, стирать пелёнки, чаще мыть в избе, чтобы всегда было чисто, да и во дворе работы хватало: придумала она весь двор разровнять, чтоб гулять было удобнее, а по краю, вдоль частокола, канавку вырыла. Участок от этого суше стали сразу стало как-то приятнее глазу да веселей.
Немила бы и за готовку взялась, вот только Яга по этой части оказалась уж очень неуступчивой, сказалак печи не подходи, в этом доме только я готовлюи до конца готова была на своём стоять.
Впрочем, Немила особо не настаивала. Она с щемящей тоской вспоминала Злобу, единоличную хозяйку печи в отчем доме, а Ягу могла понять ещё и по другой причине: у той нога больная, она мало что может делать сама во дворе или в доме, поэтому старается хоть так быть полезной, да руки чем-то занимать.
А пока Яга готовила, Немила радостно собирала яички из-под несушки, ежеутренне доила козу и подкармливала детишек молоком козлиным; много гуляла по двору и уже не гораздо меньше мечтала о возвращении домой. В голове у неё прояснилось, и поняла она, что возвращение ничего хорошего бы ей не принеслои ей бы пришлось несладко, а девочкам тем более.
Смотрели бы на них косо, шарахались, подговаривали бы сестёр с батюшкой от них отвернуться, сослать куда-нибудь подальше, с глаз долой.
Но страшнее для неё было разочарование в батюшкиных глазах увидеть, весь лёд отчуждения ощутить от самого родного человека.
Любимая она у него или нета позор есть позор.
Поэтому возвращаться Немила пока что не планировала и на будущее не загадывала. «Пусть идёт как идётдумала она. Лишь бы больше никаких потрясений не случалось, лишь бы в тишине да в спокойствии наслаждаться тихим материнским счастьем, разделённым на троих».
Дочурки были самые обычныене поймёшь по ним, то ли царские, то ли крестьянские, на то они и дети. По крайней мере, ей хотелось так думать. И даже когда она стала замечать кое-что. Нечто такое, чему поначалу не придавалось особого значения, невинные шутки, мелкие пропажи, перемещения предметовмало ли, дух какой-нибудь забрёл, лес-то всё-таки дремучийто изо всех сил отгоняла от себя тревогу и подозрения, отказывалась слушать голос разума, однако, слишком уж много всего случалось, и то, что поначалу казалось мелким да незначительным, постепенно обостряло материнскую тревогу.
* * *
Бабушка-яга, разговор у меня к тебе имеется. И не надо лгать! Не надо изворачиваться, я же не слепая, я всё вижу и слышу: слышу смех немладенческий, который внезапно начинает звучать из ниоткуда и так же внезапно обрывается, вижу, что предметы в доме безо всякой причины меняются местами, а во дворе следы босых ног появляются.
Немила перевела дыхание, требовательно сложила руки на груди, раздула ноздри.
Так то домовой, наверное, с тобой шутит, пожала плечами Яга, но Немила не собиралась верить ни единому слову.
Никакой то не домовой! И я с этого места не сойду, пока не узна́ю, какая такая сила со мной шутит. И ты тоже не сойдёшь.
Так-таки и не сойду? Яга почесала нос и насмешливо пожала плечами. Ладно, твоя взяла. Подойди поближе, научу, что надо делать.
После Ягиного наставления Немила вернулась в избу. Сначала она осторожно заглянула в щёлочку, потом как ни в чём не бывало распахнула дверь и, стараясь не вызывать подозрений, подошла к люльке.
Ой вы милые мои, ой вы хорошие, сюсюкала она, а у самой на сердцекамень.
Детишки вроде бы спали. Радость спала с открытым ртом и улыбалась во сне, а Грусть посасывала сразу несколько пальчиков. Чудо, а не дети, и никакие не богатырши, совсем крохи, каждая уместится на сгибе локтя.
Какую же тайну они скрывают?
Немила прошла в угол избы, забралась на печку, будто бы ненароком засунула руку под подушку и нащупала зеркало. Затем она нарочито широко зевнула, стрельнула глазами в сторону люльки и резко повернулась на другой бок, к стенке. И приготовилась ждать.
В комнате не раздавалось ни единого шороха, и всё же она не могла отделаться от ощущения, что за её спиной творится какое-то безобразие.
«Чуют любой подвох», припомнила она слова Яги и закрыла глаза, пытаясь отвлечь мысли и успокоиться. Но в такой серьёзный момент на ум, как водится, ничего отвлекающего не шло, одни кошмары лезли. В последнее время от кошмаров ни днём, ни ночью покоя не было, хотя какой тут день, какая ночь? Всё однозатянувшиеся сумерки, и не понять никак, сколько времени минуло с тех пор, как сорвала она тот злополучный цветок у Ежевики Яга говоритфевраль сейчас царствует, да как тут поверишь, когда кажется, будто уж целая жизнь минула?
Лица сестёр уже почти забылись, ощущение батенькиных объятий припоминалось с трудом Только лик Иванов царственный никуда не делся из головы, засел там прочно, что репа на огороде у одного крестьянина из соседней деревни, любителя хвастать и преувеличивать. Хохотали над этой историей все, кто её когда-либо слышал. Нет, ну надо же, выросла репа размером со взрослую лошадь! И целой семьёй её тянули-тянули, потягивали-потягивали, и никак вытянуть не могли!
Вспомнив эту историю, Немила вслух хохотнуласмешно же! но потом снова приуныла: получается, и она тянет-потянет, а никак Ивана из своего сердца не вытянет.
Да, скорее всего, Иван её и помнить не помнит, а она егознать не знает, потому как имела дела не с царевичем, а с его порченой стороной. Но как говорят: влюбиться в ликуже полдела!
А то, что она не одна была у него, так это можно понять и простить. Жаль, конечно, что та бедняжка померла, а с другой стороны, чему быть тому не миновать. Значит, так должно было случиться и ничего не попишешь. И как бы Немила стала несчастна, если бы та, другая, живой добралась до Ягиного двора и сейчас ходила бы, такая важная, и говорила бы: «Я Ивану первая детей родила, значит, я у него буду женой».
А если Ворон, да не допустят этого Матушка с Батюшкой, найдёт ещё одну такую же, от порчи Ивановой пострадавшую? И что, если та окажется милее сердцу царевича?..
Тьфу! Подумать страшно! Вот и отвлеклась, называется, в итоге накрутила себяхуже некуда! Да так накрутила, что и о детишках забыла!
Лёжа на левом боку, Немила правой нащупала под подушкой зеркальце, вынула его, переменила руки, осторожно высунула округлый серебристый край из-за плеча.
Зеркальце было прекрасно отполировано, ровненькое, гладенькое, а потому, невзирая даже на постоянный полумрак, Немила отчётливо разглядела плетёную люльку, свою лавку, обеденный стол, и
Двух пренеприятнейшего вида человечков, сильно смахивающих на пудовых свиноктаких же жирных и розовых, с наливными грудями, свисающими примерно до середины складчатых пузиков, с волосатыми промежностями, которые те демонстрировали без малейшего стыда, широко расставив свои неестественно короткие ноги, с пухлыми младенческими щеками и такими же пухлыми ртами, изогнутыми в совсем не детских хитрых и скользких улыбочках. Свинячьи узкие глазки хитро переглянулись, а потом, как по волшебству, на столе внезапно оказалась корзинка яиц, которые Немила и Яга собирали в течение нескольких дней, и крынка сдоенного буквально этим утром молока.
С немым ужасом Немила проследила, как один из младенческих ртов широченно распахнулся, вливая в себя молоко прямо из крынки, тогда как другой человечек с до омерзения довольным видом продырявливал скорлупу невесть откуда взявшимся шилом, после чего с заметным усилием принялся засасывать содержимое, втягивая щёки так, что на них образовывались ямочки.
При всём этом двое чувствовали себя не гостями и не ворами, а явно вели себя как домаоба, или, точнее, обе, если судить по тому месту, что у них между ног, сидели вольготно развалившись, одна полулёжа на лавке, другая на столе, и нагло болтали в воздухе ножками.
Какое безобразие! Какая наглость!
Онемев от потрясения, Немила некоторое время без движения лежала на месте, бездумно пялясь в зеркальную поверхность и отмечая про себя детали происходящего. А потом до неё дошло.
Это же они и были, её дети!
Зеркальце выпало из ослабевшей руки, в гробовой тишине раздался тяжёлый вздох разочарованной матери. Грудь Немилы сжала безысходность, и с громким всхлипом «почему?» она развернулась спиной к стене, лицом к комнате.
Я вас раскрыла! громко крикнула она, увидев, что стол и лавка опустели.
Ровно в этот миг из люльки донеслось угуканье. Немила подкралась к люльке, но ничего нового не заметила. Дети лежали в тех же самых позах, что и ранее, разве что Грусть перестала кривить ротик.
Не в силах перебороть свои чувстваотвращение, любовь, страхНемила отошла от люльки и заглянула в корзинку с урожаем от курочки.
На первый взглядяйца как яйца, и даже дырочек не заметно, если не приглядишься.
Но она повертела в руках каждое из них, каждое, и все, совершенно все яйца, оказались пусты изнутри. От них остались одни лишь скорлупки.
В крынку заглядывать не стала, ибо и без того догадалась, что та тоже была полностью опустошена.
Проковыляв мимо люльки и стараясь даже не глядеть в сторону детей, Немила выскочила на улицу и на заплетающихся ногах побежала в сторону Яги.
Двор, как уже упоминалось, выглядел гораздо лучшеровнёхонький, сухой, ноги не проваливались в землю, а пружинили от неё. В два шага Немила оказалась рядом со старухой.
А-а, значит, узнала правду, понимающе протянула Яга, когда та беспомощно остановилась рядом, не в силах вымолвить ни слова. Но молчи, не говори того, о чём потом пожалеешь.
Немила посмотрела исподлобья, жалобно и вопросительно. В голове крутились жуткие мысли: убить бы детей, и дело с концом, более того, в такой непростой ситуацииэто её прямой долг как родительницы; но разве ж поднимется рука?
Может, ещё не всё потеряно? И Яга сможет расколдовать их? А тогда почему до сих пор не расколдовала и молчала о том, что знала?
Яга, внимательно наблюдавшая за выражениями, сменявшимися на лице Немилы, мрачно покачала головой:
Пойдём присядем у баньки. Я расскажу тебе одну историю, а Васька пока за детьми приглядит. Васька! Брысь на окно, дитяток бди, чтоб дел не натворили, мы скоро обернёмся!
Яга убедилась, что кот её услышал, и направилась в сторону бани. Немила бросила вороватый взгляд в сторону избы, но сразу понурила голову, будто хотела скрыться от свалившегося на голову открытия, и, не оглядываясь, пошлёпала босыми ногами вслед за Ягой.
Глава 10
Старая я уже, прокряхтев, Яга присела на лавку и вытянула обе ноги. Старая, повторила она, натягивая на плечи излюбленный платок из грубой серой шерсти. Живу я очень долго на белом свете, сколь тебе и не снилось, но память меня пока ещё не подводит. Особливо касаемо тех годков, когда ещё не началось моё служение.
В чём именно заключалась служение Матери, Немила до сих пор представляла себе смутно. Другое дело Отецв честь него устраивались пышные празднества, песнопения, водились хороводы, приносились подношения В крупных селениях для Отца были возведены целые святилища, а местные служители занимались тем, что следили за выполнением обрядов, толковали по знакам природы, доволен ли остался Отец, достаточно ли было подношений, искренни ли были люди в своей радости. От этого зависело, как ответит бог: проявит благосклонность или нашлёт на всё селение новые испытания.
Немила слышала от старших пересказы древних сказаний, гласящих, что когда-то и Матери поклонялись наравне с Отцомтолько в отличие от него Матери поклонялись ночью, а обряды проводились под сенью вековых деревьев, лучше всего в лесу. И по сей день можно встретить огромных каменных истуканов, заросших мхом и сорной травойэто указатели, по которым сейчас особо не ходят, боятся.
Раньше свободно можно было попасть в тридесятое. Говорят, если задрать голову, то его в ясный день можно было увидать прямо на небе. Но сейчас совсем другие времена. Ребёнку дозволено ходить где вздумается, а даже если не дозволено, он всё равно норовит залезть везде. Взрослый же слишком много видел и знает, чтобы продолжать быть смелым и бесстрашным.