Светлая Эльга, ну хоть ты сделай что-нибудь, попросила она, смущаясь и злясь на себя за то, что обращается к Заступницеда еще и вслух! хотя раньше была твердо уверена, что со всеми невзгодами справится сама. У Эльги и без того хватало проблем. Мне, похоже, больше не к кому идти
Эльгин колокольчик на окне тихо и грустно звякнул. Эсме невесело улыбнулась, выпрямила спину и положила руки на колени ладонями вниз. Медитация должна была успокоить ее тревогу, привести в порядок разбредающиеся мыслеобразы. Ну что ж, придется довольствоваться малым, раз уж никто и ничто не в силах ей помочь.
[Паоло идет по мелководью, и серебристая рыбка неотступно следует за ним, то и дело подплывая совсем близко. Он поворачивается к Эсме: на его лице улыбка до ушей, глаза сияют от счастья. Подумать только, собственный фрегат. Пока что совсем маленький, помещается в ладонях, но настоящийс умным взглядом, с характером Существо, которое никогда не предаст. Даже как-то не верится, что оно вырастет и станет такой же громадиной, как и те, что стоят у причалов в порту.
Ты уже придумал имя?
Нет.
В его улыбке сквозит лукавство.
Врешь! Ты просто не хочешь мне говорить!
Не выдумывай!
Скажи! Скажи, а то я пожалуюсь маме Я ей расскажу, что ты опять с Ведьминого носа прыгал, хотя клялся, что больше не будешь так рисковать!
Ты следила за мной? Отхлестать бы тебя медузьими щупальцами за такое!
Скажи! Скажи сейчас же!
Ладно. Я назову ее
Берег тонет в яркой вспышке, а потом наступает тьма.]
Через несколько часов она пришла в себя от голода и побрела в кладовую, взяла несколько сухарей из мешка. Потом подобрала с пола кусок заплесневелого сыра и задумчиво на него посмотрела.
В дверь постучали.
Эсме, или как там тебя?
На пороге стоял высокий широкоплечий мужчина с уродливым шрамом на правой щеке и длинными ручищами, делавшими его похожим на грогана. Надсмотрщик, тот самый, которого она видела утром в порту. Кажется, они раньше встречались, она даже вспомнила его имяКайо. Взгляд у неожиданного гостя был злой, словно не он пришел просить о помощи, а его о чем-то попросили, и весьма не вовремя.
Во имя Светлой Эльги, помоги, проговорил он быстро, без намека на почтительность. В порту фрегат схлопнулся и задавил троих. Двоих слегка прижал, а третьему, кажется, переломал ребра.
Троих? растерянно переспросила Эсме.
Гроганов, уточнил надсмотрщик с ухмылкой. Троих, чтоб их кракен слопал, мохнатых гроганов. Ты идешь со мной или постоим, поговоримподождем, пока они там все сдохнут?
Она кивнула и метнулась к сундуку с целительскими зельями: для серьезных ран пробудиловки не хватит, тут требуется кое-что посильнее. Зелья различались не только по вкусу и цветуу каждого имелось названиезачастую красивое, поэтичное, вроде «лунного света» или «крови мерра», и каждое обладало особыми свойствами, позволяя черпать из запасов, подаренных Эльгой, достигая все большей глубины. Самое сильное снадобье называлось просто «смола», и цвет у него был темно-коричневый, почти черный.
Схватив флакон с лазурной «кровью мерра», Эсме поспешила следом за Кайо.
В бараки они вошли через черный ход. Внутри было темно и сыро, со всех сторон слышалось ворчанье и сопение. Кто-то неразборчиво бормотал низким голосом, судя по интонациижаловался. Кайо грязно выругался и достал плетку. Бормотание тотчас же стихло.
Глаза Эсме с трудом привыкали к полумраку, но она и не собиралась полагаться на обычное зрениесейчас в дело вступало целительское чутье. Мир вокруг нее изменился: стены барака растворились, все залил мерцающий свет, в котором застыли девять фигурширокоплечих, длинноруких и мохнатых. Один лежал на полу, другие стояли рядом и смотрели на него. Их тела стали для Эсме безликими сосудами, в которых содержалось то, с чем ей и предстояло работать.
Она не боялась гроганов. Мало кто испытывал к этим созданиям другие чувства, кроме страха и отвращения; даже Кайо и прочие надсмотрщики их опасались, во всем полагаясь на плети. Но Эсме и Велин лечили гроганов не только потому, что вынуждены были браться за самую опасную и грязную работу. «Ни одна живая тварь не заслуживает боли и страданий, часто повторял ее учитель. Мы просто цветы во мраке, только и всего».
Отойдите в сторону, попросила Эсме и тут же вспомнила, что гроганы выполняют только строго определенные команды. Однако они все-таки отступили, как будто поняли ее. Вокруг витали их простые и понятные мыслеобразы, среди которых преобладали сильная усталость и не менее сильный голод. Злобы не было совсем.
Эсме глотнула «крови мерра», закрыла глаза и протянула руки к раненому.
Когда реальный мир отступал и открывалась дорога в то место, которое целители называли сердце-сутью, каждый из них видел что-то свое. Велин рассказывал ей о длинных полосах разноцветной ткани, которые нужно было штопать и зашивать, но сам, впервые уп́омянув о цветах во мраке, невольно придал воплощению ее целительского дара другой образ. Там, куда она попадала, царствовала безграничная тьма, и посреди тьмы рос одинокий цветок, словно бросая вызов пустоте. Желтые цветы сердце-сути гроганов казались до смешного безобидными по сравнению с их грозной внешностью.
У того цветка, что распустился перед ней сейчас, некоторые лепестки были изломаны, их края стремительно высыхали. Эсме ринулась вперед, и ее пальцы превратились в иглы, а то, что она черпала из целительского источника в своей душе, в нить.
Она начала шить.
Это было ее долгом, ее призваниемшить, восстанавливая разрушенное.
Когда целительница открыла глаза, над ней нависала поросшая черной шерстью физиономия с красными глазами под выступающими надбровными дугами и с клыками, словно созданными для того, чтобы рвать глотки врагам. Исцеленный гроган обнюхивал ее лицо, посапывая. Она обернулась в поисках Кайо:
Этот готов. Где остальные двое?
Эсме не видела лица надсмотрщикаон казался черным силуэтом на фоне дверного проема, но почувствовала в его позе странное напряжение, которого не было до того, как она погрузилась в целительский транс.
К кракену тех двоих, и так очухаются. Этот дурной фрегат только что придавил еще пятерых, сказал Кайо. В его голосе звучала досада. Я ох, даже не знаю Ты, конечно, не осилишь стольких тварей зараз, так что пойду-ка я искать другого цели
Давайте сюда всех, перебила Эсме. Я справлюсь.
Он на миг застыл, а потом махнул рукой кому-то снаружи.
Через минуту в барак одного за другим начали заносить раненых.
Со второго раза фрегату удалось куда сильнее навредить косматым созданиям. Все пятеро пострадали очень серьезно: у одного были сломаны обе ноги, другому сплющило грудную клетку, еще у двоих оказались до живого мяса ободраны спины. Эсме машинально вытащила из кармана флакон с «кровью мерра», отпила немного, потом взглянула на последнего гроганаи осушила все до дна.
У несчастной твари был сломан позвоночник.
Усталость тела не имеет ничего общего с усталостью души. Исцелив последнего пациента, Эсме почувствовала себя кувшином, из которого вылили всю воду.
Ты хорошо поработала, донесся откуда-то издалека голос Кайо. Держи.
Она взяла у надсмотрщика маленький кошелек и не стала его развязывать, чтобы пересчитать деньги. Обманывать целителя, даже молодого и неопытного, грешно, и немногие рискуют навлечь на себя гнев Светлой Эльги. За гроганов платят мало, но на неделю ей хватит, при ее-то скромных запросах. Вот и хорошо. Шарф пока можно не продавать.
Снаружи погасли последние отблески заката и затихли колокола эльгинитов. Где-то поблизости шумно вздыхало море. Кайо щелкнул плеткой, и гроганы друг за дружкой двинулись к выходуих работа продолжалась до поздней ночи. Они шли, покачиваясь, обдавая Эсме волнами звериного запаха и привычными спокойными мыслеобразамиработа, спать, спать, еда, но последний на мгновение задержался и пристально посмотрел на целительницу. В его глазах она разглядела совсем не звериное выражение. Он наклонил голову, словно в знак признательности. Эсме растерянно моргнула и решила, что если гроган кажется ей разумным существом, то она, вероятно, уже спит.
Вернувшись домой, она лишь у лестницы на второй этаж сообразила, что не заперла входную дверь. Обратный путь до порога показался неимоверно длинным, потому что глаза слипались, а ноги шли тяжело, будто по песку.
Дверь закрываться не хотела.
Целительница медленно опустила взгляд и увидела в дверном проеме чью-то босую ступню с длинными черными ногтями, больше напоминающими когти, покрытую перьями?
Незнакомый голос со странным певучим акцентом произнес:
Во имя Светлой Эльги, помоги!
Эсме подняла голову и увидела ожившую легенду.
Он был невысокого росталишь самую малость выше самой целительницы, худощавый, с узкими плечами и загорелым до черноты треугольным лицом, на котором выделялись огромные бирюзовые глаза. Жесткие черные волосы стояли дыбом; в сочетании с длинным носом с горбинкой это придавало чертам странного гостя что-то птичье. Собственно, он и был цейнаполовину. За его спиной виднелось нечто, в густом сумраке тейравенского вечера похожее на развевающийся плащ. Крылья. Гигантские, черные, настоящие. Из одежды на нем имелись только широкие матросские штаны; черные перья покрывали тело от шеи внизони не росли только на ладонях, где кожа была темно-серой. Пальцы венчали острейшие изогнутые когти.
Во имя Светлой Эльги повторил крылан, настороженно глядя на нее.
Эсме вдруг поняла, что этот странный день может закончиться для нее очень плохо. Она уже выбрала порядочное количество целительской силы. Если новому гостю, весьма необычному, понадобится серьезная помощьа судя по тому, что в мыслеобразах человека-птицы звенит сталь и раздаются чьи-то крики, так и есть, ей придется выпить что-то еще, тем самым нарушив одно из правил Велина, гласившее, что нельзя на протяжении суток принимать больше двух разных зелий.
Но, с другой стороны, клятва Эльги важнее всех правил.
Входите. Она отступила, пропуская визитера. Крылан вошелкончики маховых перьев прошуршали по полу, а следом показались двое дюжих матросов, тащивших третьего. Бедолага едва переставлял ноги, голова его свесилась на грудь, и черные волосы полностью скрывали лицо. Там, где его провели, остался кровавый след.
Последним вошел плетельщик узлов.
Я сказал, что сдержу слово, произнес он, улыбаясь. И сдержал.
Он был очень бледен и шатался. Эсме опустила взгляд: на зеленом сукне куртки расплывалось темное пятно. Она подалась вперед, чтобы приложить ладонь к ране, но крылан с неожиданным проворством схватил ее за запястье.
Здесь есть тот, кому твоя помощь нужнее, сказал человек-птица, кивком указывая на стол, куда уложили раненого.
Эсме нахмурилась. Незнакомец был без сознания, он потерял много крови и действительно нуждался в помощи. Однако стоявший перед ней матрос мог умереть в любую секунду.
Это правда. Плетельщик попытался улыбнуться, на его лбу выступили крупные капли пота. Помоги ему
Целительница упрямо поджала губыВелин знал эту гримасу, он бы понял, что спорить с его ученицей сейчас не стоит. Крылан что-то сказал, но Эсме уже нырнула в сердце-суть Плетельщика.
Ослепительно-белые лепестки его души хранили следы целительского вмешательстваих зашивали и штопали не меньше двадцати раз. Кругом порхали мыслеобразыдоверчивые, словно ручные голуби. Возле сердце-сути время текло по-другому, можно было не торопиться, поэтому Эсме не устояла перед искушением, коснулась одногои на краткий миг очутилась на верхушке мачты, наедине с бескрайним голубым простором, где не существует границы между небом и морем.
А потом принялась за дело.
Когда за жизнь Плетельщика уже можно было не опасаться, она оттолкнула его и прошла мимо стола, где лежал раненый, к сундучку с зельями. Крылан уже ничего не говорилсмотрел молча, не мигая, и в его взгляде читалось множество разнообразных чувств. Он ей не доверял.
Эсме вытащила еще один флакон «крови мерра», зубами вытянула пробку и выплюнула ее, после чего выпила содержимое залпом.
«Я попробую так. Если не получится, то»
[Если не получится, тебя ждет мучительная смерть.]
Прошла будто бы целая вечность, прежде чем в голове у нее прояснилось. Эсме с некоторым удивлением посмотрела на предмет, который вот уже некоторое время сжимала в кулаке. Наконечник стрелы, застрявший у Плетельщика между ребер. Под действием ее силы он вышел и теперь казался просто безобидным куском железа. Интересно, у этого моряка каждый день случается так, что утром он зарабатывает кругленькую сумму, а вечером здоровается с самим Великим Штормом?..
Она снова запустила руку в сундук и вытащила другой флакон.
Держите. Крылан слегка оторопел, но принял хрупкую стеклянную бутылочку с густой темно-коричневой жидкостью безропотно, не задавая лишних вопросов. Если что-то пойдет не так если вы увидите, что вашему другу не становится лучше заставьте меня это выпить. Одного глотка достаточно. Заставьте, даже если я стану сопротивляться.
Человек-птица кивнул.
Каждое слово, каждое движение отнимало силы. Эсме подошла к столу, приподняла лохмотья, в которые превратились куртка и рубашка незнакомца, и поняла, отчего Плетельщик узлов и крылан так беспокоились о нем: лицо и грудь моряка покрывала корка запекшейся крови, а его правую руку явно попытался оторвать или отгрызть какой-то большой зверь и почти преуспел. Кто-то перетянул страшную рану жгутом чуть выше локтя. Друг Плетельщика мог умереть от потери крови или потерять руку. Но этого, конечно, не случится. Она ему поможет.
А Эльга-Заступница поможет ей.
Взрыв.
Эсме попала не во тьму, а в самый центр пламенного вихря, и, на мгновение позабыв о собственной бестелесности, ощутила страшную боль. Об этом ей раньше доводилось лишь читать в книгах, потому что магусы никогда не приходили к Велину с просьбой об исцелении.
Мерзавец, лживая тварь, сородич вероломного Эйдела Аквилы
Нет. Нет-нет-нет. Велин говорил, что все людипросто цветы во мраке, и был прав. У гроганов сердце-суть желтого цвета, у людейбелого, у магусов, как она теперь убедилась, бледно-лилового. Но сам по себе цветок души хрупок и беззащитен, как бы ни выглядел содержащий его сосуд. Она целитель. Ее долгисцелять, шить, восстанавливать разрушенное.
Ведь ни одна живая тварь не заслуживает боли и страданий.
Она превратила свои пальцы в иглы и подготовила нить, а потом вдруг ощутила чье-то постороннее присутствие. Вот об этом в книгах не писали, и Велин ей не раз повторял, что целитель и пациент всегда остаются наедине. Даже когда он сам наблюдал за работой ученицы, она его не чувствовала, и он не смог бы вмешаться, случись что-нибудь нехорошее. Теперь же все было по-другому. Кто-то следил за ней, кто-то находился рядом. Сосредоточившись на странном ощущении, она поняла, что наблюдательне человек и не магус. Его присутствие было рассеяно во тьме, и, как Эсме ни старалась понять, где он, все время получалось, что чужак смотрит ей в затылок. От этого она начинала ощущать собственное тело, делалась слишком тяжелой для эфемерного мира сердце-сути, снова теряла контроль над собой.
А еще здесь были серые тени
По ту сторону бледно-лиловых лепестков мелькали силуэты людей, которых этот магус отправил к Великому Шторму. Их было много, очень много. Такие тени ей и раньше встречалисьострые ножи моряки носили вовсе не в качестве украшений, и всякий раз, после того как лезвие отнимало чужую жизнь, в душе убийцы оставался отпечаток. Даже если он защищался или если его поступок был оправдан иной причиной. Но еще ни разу Эсме не видела, чтобы серых теней оказалось двадцать? Двадцать пять? Нет, больше. Они множились, кружились, словно танцуя под неслышную музыку, и она не могла их сосчитать.
Магус, да к тому же головорез, у которого руки в крови не по локоть, а по самые плечи.
Руки!
Усилием воли заставив себя не обращать внимания на затаившегося наблюдателя, которого здесь не должно было быть, Эсме принялась за дело. Она пришла, чтобы восстановить целостность сердце-сути, остальное ее не касается. Зашить дыры. Залатать прорехи. Онаигла, онанить, и больше ничего.
Человек-птица, Плетельщик узлов и двое незнакомых матросов видели, как разверстая рана на руке их товарища заживает сама по себе: тянутся нити сухожилий, кровь наполняет сосуды, новая кожа темнеет, сливается со старой.