Пути Миритов. Недобрые всходы - Дана Канра

Дана КанраПути Миритов. Недобрые всходы

ПрологЗапад

Прощание с родовым замком для Фрэнсиса Эртона было донельзя тяжелым и мучительным, хотя он изо всех сил старался не подавать виду. Но тоска все равно пряталась в уголках его выцветших серых глаз, в горестной улыбке, в хрипловатом от старости голосе. Явиться на коронациюдело святое, если он не в изгнании и не при смерти, однако в душе Фрэнсиса змеей шевелилось неприятное опасение. Собственная старость и отсутствие наследника угнетали герцога Эртвестского куда сильнее, чем нежелание ехать на коронацию.

Он снова смотрел в чистое зеркало и видел беспомощного седого старика, который, несмотря на мундир родовых цветов и обилие наград за отличную службу, бессилен перед собственным родом. Только что поделать? Уголок его рта нервно дернулся, и Фрэнсис тут же отвел от отражения измученный взгляд. Нельзя оттягивать начало поездки, чтобы среди свиты не пошла молва о его старческой немощи.

То ли по давней привычке, то ли мельком вспомнив свою не слишком целомудренную молодость, Фрэнсис Эртон подумал, что, может быть, это его судьбане оставить после себя сыновей. Сколько у него было женщини молоденькие крестьянки, и девушки званием повыше, и даже одна благородная дама, жена покойного графа Ноттена, чьи родовые владения граничили с Аранией, а ныне были по непонятным причинам разорены. Ни одна из них, за исключением собственной жены, не родила мальчика от герцога Эртвестского. У графини были сыновья, но до такой степени похожие на отца, что сомневаться не стоило. Разве что

Гульда из Талнора была скорее зрелой, чем свежей, не блистала яркой красотой и не умела чаровать изысканными манерами. Но в молодые годы Фрэнсис любил повторять подхваченные у приятелей насмешливые максимы: «Только скот ежедневно ест одну и ту же пищу», «Если не разнообразить жизнь, быстрее состаришься», «Вино надо открывать и пить, а не смотреть на бутылку». К тому же лютнистка ныне покойной герцогини так опускала глаза, когда пела нескромную балладу, в которой герои смелиподумать только!  целоваться, что хотелось научить ее чему-то по-настоящему бесстыдному.

Он и научил. Так хорошо научил, что она в один ужасный день прибежала к нему вся в слезах, причитая, как служанка. Он мало что различил из ее бессвязного бормотаниятолько про какую-то знахарку, которая дала ей траву, а трава не помогла, и непонятно, что ей теперь делать.

Фрэнсис придумал, что делать. Вызвал одного из своих вассалов, неано Холта, молодого и небогатого, но умеющего поймать удачу за вихры, предложил ему большое приданое и рекомендательные письма на хорошую должность, если он искупит «свой грех», и дело было решено. Фрэнсис был успокоен, вассал удовлетворен, герцогиня, которая все-таки не была слепой, весьма обрадовалась, а что думала новоиспеченная замужняя женщина, никого не волновалоей следовало быть благодарной и за такой исход событий.

На прощание, когда все думали, что он дает ей суровые назидания, он шепнул:

 Если будет мальчик, сообщи мне.

Гульда, которая до того не поднимала глаз, насмешливо на него посмотрела и не сказала ни слова.

Герцогиня тогда начала стыдить ее за гордыню и дерзость, герцог ей вторил, и даже молодой супруг не утерпел, чтобы не вставить несколько оскорбительных слов, а Гульда, словно окрепнув, вскинула голову и, рука об руку с мужем, покинула замок Эртонов.

Письмо не пришло, зато супруга родила здорового и красивого сына Арнольда. Если бы он не погиб в семнадцать лет, отправившись по приказу северного командования в открытое море, герцог Эртвестский и думать забыл бы о той девице, но теперь то и дело ее вспоминал. Она могла не написать, потому что родилась девочка, или потому что умерла вместе с ребенком, или из упрямства не пожелала сообщить о своем сыне. В любом случае сразу по возвращении с коронации стоило попытаться найти Гульду. Эртвесту нужен хозяин, иначе драгоценный кузен Эдвард быстро упрячет в суму замок и титул.

Ведь герцогиня умерла, родив дочерей, а жениться снова Фрэнсису вовсе не хотелосьслишком сильно овладело им смешанное чувство из досады и скорби, в котором, впрочем, досада преобладала.

За дверью послышались голоса, которые отвлекли от раздумий о прошлом и будущем. Девочки хотели его проводить, и герцог Эртвестский должен был глядеть веселее, не огорчая их раньше времени.

 Здравствуйте, отец,  прозвучало двойное звонкое приветствие.

Обращаясь к нему, дочки любили говорить именно так: хором, словно ониодно целое. Хотя, возможно, таковым Вилма с Вивьен и являлись: обе белокурые, зеленоглазые, с нежными красивыми лицами. Фрэнсис любил их, но несколько раз его посещали неверные мысли о том, как было бы здорово, если бы вместо умненькой и расчетливой Вилмы родился мальчик. Но Всевышнему виднее, каких детей дарить герцогским семьям.

 Я рад вас видеть, дочери мои,  произнес он, сдержанно улыбнувшись.

Одна из них, та, что родилась последней, забрала жизнь его жены, но сейчас, в старости, герцог Эртвестский редко вспоминал об этом. Тогда он не спрашивал, какая из девочек родилась второй,  слишком тяжкое горе нахлынуло на него солеными волнами, а теперь Фрэнсис уже давно не думал об этом. Стоит ли держать зло на ни в чем не повинного ребенка?

 Мы пришли проститься с вами, отец, и выслушать ваши распоряжения.

Герцог мягко улыбнулся.

 Для начала перестаньте пока говорить хором, а то я вас не понимаю.

 Простите, отец,  слитно ответили девушки.

Отец засмеялся, Вилма тоже, Вивьен опустила глаза и ярко покраснела.

 Не смущайтесь, дочери мои, и не тревожьтесь. Мои распоряжения будут просты: ведите ту же жизнь, какую вели бы в моем присутствии. Присматривайте за хозяйством, трудитесь, отдыхайте, вышивайте, читайте, гуляйте, принимайте подруг, только держитесь в рамках приличия. Вивьен, это я говорю и тебе: не сиди дома затворницей: твои цветы и вышивки не пропадут, если ты раз или два в неделю проедешься верхом. А ты, Вилма, наоборот: лучше побольше проводи под крышей, а если будешь гулять, не увлекайся. Я слышал, тебя видели в обществе благородного Силивана.

 Мы встретились случайно, отец,  ответила Вилма.  К тому же со мной были грум и камеристка.

 Верю, дочь моя, но все же будь осторожна, воду из разбитого кувшина не собрать.

 Я помню, отец, и буду осторожна.  Вилма чуть склонила голову.

Герцог только покачал головой. Вилма была умна и сообразительнапожалуй, умнее Вивьен во всем, что не касалось хозяйства и рукоделий. Гордостью и самолюбием она тоже превосходила скромную сестру. Но что стоит гордость, что говорит ум, когда у мужчины белозубая улыбка, приветливая речь и ясные черные глаза?

 Я хочу также отдать некоторые распоряжения на тот случай, если я не вернусь,  продолжал герцог.  В моем кабинете, в футляре зеленого сафьяна, я оставил для вас письмо. Если я вернусь домой благополучно, забудьте о нем, если же со мной что-то случится

 Отец!  снова вскричали хором дочери, до сих пор не сумевшие принять гибель Арнольда.

 Если со мной что-то случится,  твердо закончил герцог Эртвестский,  выполните все, что в нем указано, как можно точнее и лучше.

С одной стороны, прощальные слова звучали жестоко, но с другойего дочери выросли, и нет смысла давать им ложные надежды. Поэтому Фрэнсис только улыбнулся, обнял обеих и снова посмотрел в зеркало. Теперь отражение старика в бело-зеленом мундире показалось ему бодрее и спокойнее, а может, ему просто хотелось утешить себя. Мелькнуло легкое сожаление, что Хелена, его покойная супруга, не видит его сейчас. Но она будет ждать его в Живом Лесу, пока он сам не придет к ней.

 Мы постараемся, отец,  пообещала Вилма.

 Постараемся,  вторила Вивьен.

Наверное, ему должно стать сейчас очень грустно, но ничего подобного не случилось. Фрэнсис Эртон почувствовал себя помолодевшим и бодрым. Это замечательное настроение для поездки на коронацию. Вот только осталось дождаться своих вассалов. С ним должны были поехать все четыре вассала: Холт, Мейсон, Аллен и Шелтон; насколько герцог знал, другие Хранители тоже брали своих вассалов с собой, но вот Силиваны, к числу которых принадлежал ухаживающий за одной из его дочерей юнец, по неизвестным причинам оставались в прохладном Эртвесте. Хоть и не все. Но ему не нравилось кое-что другое. А именно: вместо Джонатана Мейсона, потерявшего на войне ногу, поедет его единственный сын Дин. Мальчишке едва исполнилось шестнадцать лет, и его для сохранности записали в порученцы Фрэнсиса. Если быть честным с собой, то сначала герцог просто посочувствовал семье вассала. Сейчас же, после недельного общения с неспособным усидеть на месте Дином, Фрэнсис испытывал легкое беспокойство.

 До свидания, дочери мои,  выдохнул он, сделал шаг вперед и обнял обеих девочек сразу.

Девочки прильнули к нему с двух сторон, и правая щека стала влажной. Конечно, это были его слезыВилма и в детстве никогда не плакала.

 Доброго вам пути, отец,  сказали девочки, и голос Вилмы показался непривычно звонким. Значит, все-таки она.

Герцог вышел из комнаты и зашагал по коридору. Из соседнего прохода чуть ли не вприпрыжку выскочил молодой человек, а скорее даже мальчик, на вид лет шестнадцати.

 Герцог, вас ожидают,  выпалил он, уставившись на Фрэнсиса сияющими глазами.

 Ведите себя прилично,  сухо ответил герцог, на старости лет взявший в привычку разговаривать с окружающими суровее, чем с дочерьми.  Следуйте за мной.

Фрэнсис шел не быстро: годы и старые раны никому не придают сил. Поэтому юный Мейсон то и дело едва не опережал его, а потом долго перетаптывался за спиной, ожидая, пока герцог отойдет на некоторое расстояние, и тут же снова срывался с места. Слушать его отрывистые шаги и нетерпеливое, как у стригунка, дыхание Фрэнсису быстро надоело, и он с радостью пропустил бы мальчишку вперед, но это было бы вопиющим нарушением этикета, разве что герцог дал бы своему порученцу задание. Увы, все, что следовало сделать, уже было сделано, что-то слугами и свитой, что-то Диномкстати, весьма неплохо. Теперь приходилось терпеть. Вдобавок мальчишку, кажется, распирало от желания поговорить, а начать беседу первым он не имел права.

Уже у дверей герцог смилостивился над юным Мейсоном и спросил:

 Полагаю, вы предвкушаете, что скоро увидите красоты столицы?

 Да, монсеньор,  поспешно кивнул Дин.  Отец рассказывал, что там прекрасно.

Прекрасно-то прекрасно, но ровно до тех пор, пока вот такие юнцы не приезжают и начинают с самоуверенным видом творить жутчайшие глупости. Чего греха таить, и он, Фрэнсис, когда-то ничем от них не отличался и был рад, что помнит это до сих пор. Но тем не менее он надеялся, что виконт Мейсон не помчится очертя голову ввязываться в неприятности на следующий же день после приезда.

 Он был прав, молодой человек,  согласился с Джонатаном Фрэнсис, слегка улыбнувшись. Воспоминания о прошлом нахлынули на его.  Может быть, если вы станете вести себя достойно, я расскажу о некоторых проделках вашего отца в молодости.

Мейсон просиял.

 Но только немного погодя,  заметил Фрэнсис,  сначала мы должны выехать.

 Я понимаю, монсеньор.  Мальчик широко улыбнулся.

Фрэнсис неодобрительно покачал головой. Конечно, Дина можно было понять, но все-таки в его возрасте и положении следовало бы воспитывать в себе спокойствие и выдержку.

Если уж его отец этим не занимался, значит, герцог Эртвестский попробует сам приучить молодого человека к хладнокровию и терпению.

Когда наконец тронулись в путь, бедный Дин уже места не находил, и Фрэнсис с усмешкой сказал:

 Ну, спрашивайте же. Что вам рассказать?

 А что вы можете, монсеньор?  деловито осведомился графский наследник.

 Ну, например, о том, как ваш отец добывал локон прекрасной дамы.

 Матушкин? Да они мне рассказывали,  кивнул Дин.  Они до сих пор его берегут.

Выходит, жизнь ничему не научила графа Мейсона, и он попытался повторить свою глупую выходку? Если Дин пошел в него, с ним будет много трудностей.

 О, нет,  ответил он,  до того, как ваш отец познакомился с вашей матушкой, он считал своим долгом вздыхать по столичной красавице. Правда, в дамы сердца он выбрал не знатную графиню, а племянницу одного барона, жившую у него из милости, но, надо сказать, очень красивую девушку с чудными золотыми локонами. Ваш отец залез, как водится, в окно, срезал своим кинжалом локон, и

Фрэнсис сделал изящную паузу.

 Мало того, что бедняга чуть не оглох от криков и не лишился глаз из-за чужих ногтей. Когда ваш отец спасся бегством, надо сказать, не слишком почетным, он обнаружил, что локон, с таким трудом и кровопролитием добытый, не золотой, а седой. Он по ошибке забрался в комнату старой камеристки. А может быть, эта милая девушка заблаговременно поменялась с верной служанкой спальнями.

Фрэнсис рассмеялся, но смолк, когда увидел, как нахмурился Дин.

 Монсеньор,  сказал тот,  конечно, я не вправе учить вас, но разве то, что вы сейчас делаете, хорошо? Ведь вы говорите, что мой отецваш друг, а теперь над ним смеетесь. И эта девушка она бедна, но ведь это не значит, что о ней можно говорить в том же тоне, что и о бесчестных женщинах. То есть

Дин перевел дыхание и замолчал. Его щеки и уши полыхали, глаза блестели не то от гнева, не то от слез.

 Это не насмешки, молодой человек,  резонно и нисколько не сердито промолвил герцог Эртон, задумчиво глядя вперед,  это рассказ о бурной молодости вашего отца. Бывало еще много различных случаев. Неужели вам не интересно? Что же, тогда могу рассказать о военных походах и о том, как ваш отец отличился там. Или, может, вы поведаете мне историю с локоном вашей матушки?

Лошади ехали медленно и спокойно, на Эртонийском тракте погода выдалась умеренно-теплой, а на небо не выплыло ни единого облака с утра, но даже несмотря на такой прекрасный день уходящего лета, в душе Фрэнсиса медленно, но верно нарастала странная тоска. От воспоминаний ли про женщин, с которыми он был, или от мыслей про невозвратную молодость?

Порученец не нарушал его размышлений: видимо, был порядком обижен и не желал разговаривать с герцогом. Фрэнсис на пробу позвал его, но тот не повернул головы.

 Так что же, вы будете слушать о военных походах и первом бое вашего отца? Или предпочитаете скучать всю дорогу в молчании?

Дин Мейсон безмолвствовал.

 Вам часто будут говорить неприятные и обидные вещи, в столице это любят и умеют,  продолжал Фрэнсис.  Если вы будете дуться из-за каждого пустяка, то прослывете дурно воспитанным чудаком, а это не слишком благотворно влияет на карьеру. А если вы приметесь хвататься за оружие, то долго не проживете.

Дин послушал, машинально кивнул и повернул голову.

 Тогда, монсеньор,  попросил он,  расскажите и вправду что-то об отце. Только, пожалуйста

 Не о дамах?  уточнил Фрэнсис.

 Не совсем. Я имел в виду, не рассказывайте то, что отец сам не желал бы мне рассказать,  закончил Дин и затеребил повод коня.

 Следите за руками, молодой человек,  заметил Фрэнсис.  Что ж, расскажу. Не знаю только, не буду ли я повторяться. Вы наверняка знаете наизусть все, что отец желал вам рассказать.

 Вы наверняка знаете,  в тон ответил Дин,  что отец не любит много разговаривать.

Это было так. Джонатан Мейсон являлся неразговорчивым человеком, но в молодости он любил и поболтать, и выпить, и был горазд на глупые юношеские выходки Страшно подумать, что делает с людьми война Прерывисто вздохнув, Фрэнсис посмотрел на внимательно глядевшего на него юношу и начал рассказ о захватывающих молодых годах Мейсона-старшего.

ПрологЮг

Аминан Анвар, герцог Эн-Меридский, откинул пеструю занавеску и вошел на половину матери. Здесь было очень тихо, немного душно и пахло курениями. Служанка поклонилась и молвила: