И я верю всем слухам о бессмертных воинах с синим узором. Верю в их силу и ярость. Верю, что есть лишь один способ их убить.
Верю. Пока они естья верю в них.
Потом я их уничтожу. Как рощи и друидов на том островке.
И тогда в них веритьперестану.
Синяя волна обрушилась на Лондиниумчтобы растечься по городу алым морем. Все, кто не успел уйти, были уничтожены.
Не различали не только мужчин и женщин, не различали даже римлян и бриттов. Раз ты жил в городе при римлянахты их союзник и будешь казнен.
Пьяные от крови больше, чем от густых иноземных вин, войска Боудикки обрушились на следующий городВеруламиум.
Бойня повторилась и там.
Кромка поражения: Бендигейд Вран
Соленые капли падают на меня. От резкого запаха крови становится дурно, и хочется бежать только некуда бежать бренину Прайдена, и не может сдвинуться с места череп.
Андрасте алчет власти. Андрасте алчет крови тысяч, которые сделают ее могущественной.
Как мне удержать тебя, безумная богиня икенов?
Потоки крови дают силу, ты права, ноей не сравниться с той, которую обретают мирные боги. Они переживут любые нашествия, а ты, Андрасте, ты ты дерзаешь мериться могуществом с богами Рима.
Андрасте, опомнись! Вслушайся в своих врагов. Ты хочешь помериться с ними числом кровавых жертв?! Ты проиграла это состязание, проиграла не начав его. В их честь веками льется кровь, и кого! лучших бойцов.
А в чьей крови купаешься ты?!
Мирные жители, не успевшие убежать? Младенцы? Семнадцать тысяч казенныхмоя кость дрожит от известия о таком количестве убитых пленных, но, безумная Андрасте, сколько из них воинов?!
Опомнись, молю! Ты учишь бриттов убивать безоружных. Ты приучаешь их тешиться победой над слабым. Даже бойцы этого бешеного КоняМархадаже они привыкают не встречать подлинного сопротивления.
Андрасте, не надо! Не стремись к величию. Повели этим двоим, обезумевшим от ненависти, остановить жертвоприношение.
Иначе ты захлебнешься в другой крови.
В крови бриттов.
Кромка торжества: Виктория
Кто-то из этих дикарей возомнил себя мне равным?
Мне, прославляемой легионами?
Мне, летящей от песков Африки до этих болот?
Мне, воспеваемой в тысячах храмов?
Мне, золотом сияющей с миллионов монет?
Мне?!
Кромка леса: Гай Светоний
Убивают всех в Веруламиуме? Не страшно.
Пусть лучше вырежут один город, чем десятки.
Говорят, у них в двадцать раз больше войска, чем у меня. Я не могу защитить от них ни один город.
Но я могу их уничтожить.
Здесь, на этой лесной дороге.
Очень узко.
Всё их огромное преимущество в числе (даже если двести тысячэто только воины; а мне думается, их посчитали вместе с обозом) всё это ничего не будет значить перед ударом наших копий и ливнем стрел.
Передать легионам: пусть синетелых бьют в горло.
Остальныхрезать как свиней!
Кромка миров: Марх
Они боятся, моя королева.
Дрожат чужеземные воины, символ которыхкрылатый конь. Заморское название никак не выучу. Пегий? пес? что-то такое.
Их разбил еще Каратаки спустя десятилетия они не могут опомниться от ужаса встречи с силурами.
Они боятся тебя, даже не видев твоей армии.
Ты победишь, я верю.
Их так мало, богиня моя! Их в двадцать раз меньше.
Их символкабан.
Одолей егои станешь истинной Королевой Британии.
* * *
Есть такая богиняДисциплина.
Не столь знаменитая и чтимая, как Виктория, но не менее могущественная.
И служители еевсе легионеры.
И не найдется в Прайдене бога, способного сокрушить ее.
о чем еще говорить? О тактическом преимуществе римлян? О выкрошенных рядах бриттов? О копьях, уничтожавших самых яростных бойцов Боудикки?
О стрелах, летящих из леса с двух сторон?
О том, что воюют не числом, а умением?
Вспоминать цифры: восемьдесят тысяч убитых бриттов против четырех тысяч павших римлян?
Повторять ли слова о том, что Боудикка, увидев разгром своей армии, приняла яд?
Она рухнула в курган, истекая кровью.
Раненая, но сраженная не мечом римлянина, а отчаяньем.
Марх подхватил ее на руки.
Мы проиграли хрипит она, и кровь выступает на ее губах.
Нет, моя королева, нет! Ты не можешь потерпеть поражение!
Нас разбили Мне не по силам Кабан. Их Виктория я слаба перед ней
Богиня моя! Нет. Я клянусь тебе, я даю слово бренина: ты одолеешь Викторию! Она склонится перед тобой!
Поздно
Никогда не поздно!
Он кладет ее на жертвенный камень и кремневым ножом сечет собственное запястье. Густая багровая кровь течет Боудикка ловит капли мертвеющими губами.
Пей, моя Победа, пей! Пей, чтобы вернуться к бриттам в сиянии славы! Рано или поздно но нет, никогда не будет поздно!
С Победоносной спадает смертная плоть. Человеческое в ней умерло, и отныне быть ей чистой яростью и сущей Победой.
Ржут незримые кони. Гремят колеса незримой колесницы. Уйти Победоносной за пределы бытия, чтобы потом вернуться к людям.
И склонится Виктория перед ней.
Навал на вал
Два голосачерез всю Альбу. Два беззвучных голоса.
Их не слышит ни один человек. Да и нелюдь не очень-то слышит их.
Но это неважно.
Голос земли: «Марх, они строят вал».
Голос преисподней: «Знаю. Не нападать!»
Мир людей: «Марх, они возводят каменные стены и башни!»
Аннуин: «Пусть».
Советник: «Эта стена станет неприступна».
Король: «Она неприступна уже сейчас. Ждать».
Порыв: «Терпеть вражью стену на своей земле?!»
Приказ: «Ждать. Передай мои слова всем, кто способен подчиняться. Пусть ждут. Остальные они станут быстрой победой для римлян».
Гнев: «Сколько ждать, Марх?! Сколько?!»
Твердость: «Столько, сколько я велю. Ждать, пока римляне перестанут нас бояться. Когда они уверятся, что пиктов легко побеждать. Когда их вал обветшает, как ветшает любое творение человеческих рук. Ждать. Я по горло в напрасной крови. Отныне бессмысленные потери будут только вопреки моим приказам. Отныне я верю не в могущество бессмертных и не в отвагу горцев, но только в собственный расчет».
Вал Адриана отрезал Альбу от Ллогра. По ту сторону стены росли города, на зеленых холмах белели портики римских усадеб со всеми удобствами, включая подогрев полов. Там цвела цивилизация, старательно забывшая о лютой дикости, бурлящей за болотами Девона, за прихотливыми изгибами Северна и уж тем более на каменной твердью Адрианова вала.
Пикты были безумцами. Говорят, в жарких странах, куда только Цезарь и доходил, есть грозное животное с рогом на носу. Его кожу беспрестанно клюют птицы и иногда до крови. Впрочем, этому диковинному зверю безразличны эти глупые птахи. А раны на кожечто ж, зарастут.
Пикты, осмеливавшиеся на вылазки против Великой Стены, были столь же неопасны. Одни (дурачье!) осмеливались брать Стену в лоб. Другие, поумнее, пытались обплыть узкий перешеек, который она перегораживала, с запада.
Участь и тех и других была одинаковой.
Римляне смеялись над дикарями и гордились своей непобедимостью.
Мархждал.
Кромка победы: король Марх
Кто-то из древних сказал: «Короля украшает терпение».
Не помню, кто именно автор этой фразы. Может быть, ее придумал я сам. Только что.
Какой воин опаснее всего для своих? трус.
Кто опаснее труса? трус, переставший бояться. Ибо страх заменял ему разум, теперь же не осталось ничего.
Я слышал, что где-то далеко на юге был город, стенами которому служила храбрость его воинов.
Что ж, строители нашей замечательной Стеныявно не из этого города. Их могучее, грозное, великолепное сооружениеэто воплощенный в камне страх.
Страх перед дикой Альбой. Страх перед моими бессмертными.
Вы были и останетесь трусами, воины в начищенной броне, расхаживающие по своему неприступному валу. И рано или поздно вы выйдете из-под его защиты. Вы пойдете на север, не боясь нас.
и вот тогда-то!
Но до тех порждать.
И снова два голоса звучат над Альбой.
Тревожно: «Они строят вторую Стену!»
Удовлетворенно: «Не стену. Всего лишь насыпь. Нет ни каменных стен, ни башен. Просто большой вал».
С надеждой: «Такнападем?»
Твердо: «Нападем обязательно. Но чуть позже».
Возмущенно: «Но чего ждать теперь?!»
Спокойно: «Всё того же. Пусть они почувствуют себя в безопасности».
Теория относительности по-скоттски: Марх
Если бы я был римским командиром, я бы приказал предать самой жестокой из возможных казней того, кто приказал строить этот вал!
Это только на пиру два жареных кабана больше одного. В лесу два кабанаэто риск почти наверняка не добыть ничего. Да и своей жизни лишиться.
Два яблока больше одного. Но два валаэто меньше, много меньше, чем один.
Все воины перебрались на эту навозную кучу, гордо именуемую валом Антонина. А грозный вал Адриана тем временем оплывает. Нет прежних рвов, ветшают и рушатся башни и стены
Да, здесь перешеек вдвое уже, чем у Великой Стены. Да только там с востокаоткрытое море, с западаодин остров. А зде-е-есь при желании можно безо всякой лодки заплыть в тыл к римлянам. С острова на остров, с острова на остров
Многие круитни так и делают.
Построить стену в гуще островов! О чем думал их командир?! Опьянел от собственной безопасности? Или перепил их южного вина?
Но я подожду еще чуть-чуть. Чтобы Стена окончательно перестала быть грозной.
А эти насыпи мои круитни возьмут одним хорошим штурмом.
* * *
Несколько человеческих жизней о нем не было вестей: курганы не откликались даже на зов. Но теперь он вышел к людям сам.
Он приходил к жилищам круитни, являясь в праздники. Его тело не было прикрыто и лоскутом одежды, но ярче любых нарядов и украшений сияли синие узоры силы, змеящиеся от висков до лодыжек. Буйная грива волос, густоте которых позавидовала бы иная женщина, скрывала узоры на его спине.
Он молчал. Он просто подходил к тем воинамюным, опытным, старым, кто рвался на штурм вражьей стены. Молча он проводил пальцем по их вискам, плечам, руками от его прикосновения синим огнем вспыхивал священный узор на телах круитни.
Он молча кивал им иулыбался.
И в улыбке его была смерть римлянам.
Море яростно хлестало о скалы, тщетно пытаясь поглотить их. Соленые брызги долетали до острых вершин утесов.
О скалы грозные дробились с ревом волны так то о камень. Песок такой прибой слизывал.
Круитниили, если вам больше по сердцу благородная латынь, пиктыбыли такими волнами. А каменный вал остался в безнадежно далеком тылу.
они могли напасть ночью и перерезать приморский гарнизон.
они могли бесшумно взобраться на стену.
они могли объявиться в глубоком тылу и подло напасть сзади.
они были синими от вайдыих проклятой краски.
они пикты«разрисованные».
онигнусные ночные убийцы. У них нет ни законов, ни королей. Им, дикарям и негодяям, чужда любая цивилизация.
онисмерть.
онивезде.
Исподтишка. Насмерть. В любой миг.
Волны пиктской ярости медленно слизывали вал Антонина. Год за годом, десятилетие за десятилетием.
Это была победа. Незаметная. Тихая. Неспешная. Неотвратимая.
Круитни торжествовали каждый успех. И вновь, как и век назад, запросились воины в курганыпройти обряд, стать неуязвимымну и что, что ненадолго!
Взлететь синим призраком смерти на этот клятый вал, перебить одному десятки врагови пусть расплатой за это станет смерть!
Когда мы побеждаеми умереть не жалко!
курганы оживали.
Как спрут, шевелящий щупальцами в поисках жертвы, они ждали будущих героев.
Как смертельный водоворот, они затягивали Марха.
Король Аннуина больше не бродил по деревням. Не звал отважных на бой.
Ему не было места в мире людей.
Бесконечные галереи длинных кургановвот его дом. Материнское чрево, в которое он ввергнут вторичночтобы перестать быть человеком.
Чтобы перестать быть живым.
Чтобы лишать жизни другихсначала даруя иллюзию неуязвимости, а затем отнимая бытие вовсе.
* * *
Ночь. Лес. Костер. Двое.
Одинсмуглый черноволосый северянин. Тяжелый золотой торквес на шее: вождь. И не просто вождь. На юге таких именуют королями. При оружии.
Второй выше ростом. Тяжелая грива спутанных темно-рыжих волос. Совершенно наг, если не считать изысканных синих узоров, покрывающих тело от висков до щиколоток. Это кажется роскошнее любого одеяния.
Неяркий и жаркий костер. Горят обхватные бревна, но света почти нет. Где-то в отдалении стоят воины первого из королейскорее почетный эскорт, чем дозор.
Здесь, в сердце Альбы, этим двоим защищаться не от кого.
Марх сидит, почти закрыв глаза. Величие короля? нет: бога. Бога, уставшего от дел смертных.
Ирб напряжен и внимателен. Он готов говорить о чем угодно, о важном и неважномлишь бы помочь другу вернуться в реальность. В мир людей.
Ибо слишком далеко ушел сын Рианнон по галереям длинных курганов
Выпей. Это мед с травами. Ты такой любишь.
Нет ответа. Лишь медленно поднимается рука, увитая змеями узоров, и принимает чашу, выдолбленную из корня дерева.
Чаша для обрядов.
С величием, достойным верховного жреца, Марх подносит чашу к губам. Медленно осушаетодним глотком. Медленно возвращает.
«Вернись!! кусает губы Ирб. Если ты перестанешь быть человеком, то и человеческим королем Аннуина тебе тоже не быть!»
Но внешне северянин спокоен.
Разведчики донесли, что римляне называют твоих воиновбессмертные. Они верят, что их невозможно убить, разве что отрубив им голову.
В ответхрип, словно из недр преисподней:
Хорошо
Ирб наливает другу еще. Пусть не первая, пусть даже не шестая чаша заставит друга расслабиться и сбросить это слишком опасное величиено рано или поздно это случится.
Они видели, что если убить бессмертного, то узоры на его теле вспыхивают. Они поняли, что так сила переходит к другим. К другим бессмертным.
Хрип:
Хорошо
Они верят, что если вся сила достанется одному, то он будет могущественнее всех богов. Они безумно боятся.
Хрип:
Хорошо
Они никогда не видели, как умирают те, чье тело не выдерживает всей тяжести силытого, что ты дал дюжинам, голос Ирба невольно срывается.
Римляне не видели этого. Он видел.
Он видел, как корчился в агонии воин, человеческая плоть которого была разодрана раздавлена силой Аннуина.
Хорошо Кх-хорошо, что не видели.
Хорошего мало, Марх.
Бренин повелительным жестом вытягивает руку. Ирб послушно вкладывает чашу с медом.
Марх. Ты вернешься в курганы?
Хрип. Неподвижно расписанное синим лицо, лишь губы шевелятся:
Да Пока римляне в Прайденеда
Марх. Ты убиваешь себя. Когда-нибудь ты не сможешь выйти из кургана.
Веки бренина медленно поднимаются. И гул преисподней слышен в его голосе:
Когда-нибудь моя человеческая плоть всё равно истлеет.
Ирб подвигает обгоревшие поленья ближе друг в другу. Снова наливает Марху.
Костер, чашаэто отличная возможность придумать что-то новое.
Марх, ты знаешь, что тебя уже чтят как бога? Ты почувствовал первые жертвы?
Бренин гневно вскакивает, роняя чашу. Огонь возмущенно шипит, но куда его недовольству до ярости короля Аннуина:
Кто посмел?! И почему позволил ты?! Мне достаточно своей силы, я не хочу зависеть от подачек!
В тебя верят, Марх. Как в бога. Ты защищаешь Прайденхоть и не вступал ни в одно сражение. Ты творишь бессмертныхи только ты да я понимаем, что они прямо наоборот: смертники.
Ирб, запрети приносить мне жертвы!
Голос Марха гремит, словно гром не «словно». Уже сошлись тучи, ударили.
Сухая гроза. Тучи сшибаются, блестят зарницы. Ини капли с неба.
Марх, я не в силах.
Сделай это. Я тррребую!
Земля содрогается от удара молнии.
Ирб молча качает головой.
Марх глубоко вздыхает. Оглядываетсясловно впервые увидел и лес, и костер, и Ирба: